Жиль де Рэ - маршал Синяя Борода/Глава 2 Маршал

Версия 22:00, 12 ноября 2014

Для того, чтобы понять дальнейшие события нам, дорогой читатель, придется вернуться на 24 года назад. Нашего героя еще нет на свете, да и отец его пока что молод и не помышляет о женитьбе. Зато этот памятный, 1380 год начинает собой один из самых трагических периодов в истории Франции, вне которого «феномен Жиля де Рэ» вряд ли мог созреть, и уж тем более развернуться во всю ширь своей не терпящей возражений натуры.

От сердцевины клубка…

Юный король и трое регентов

Юный король Карл VI. Жан Фуке «Коронация Карла VI Возлюбленного» — «Большие французские хроники» (Fr. 6465), fol. 457v. 1455—1460. Национальная библиотека Франции, Париж

Итак, 1380 год. Скоропостижно, неожиданно для всех умирает молодой еще король Карл V Мудрый. В наследство старшему сыну остается Франция, практически очищенная от врага. Англичане оттеснены к самым границам, в их руках все еще остаются сравнительно узкие области на западной границе. Кажется, еще одно усилие, и война готова закончиться победой французов, тем более, что на английском престоле юный Ричард II – самое время поставить точку в затянувшемся споре.

Судьба распорядилась иначе. Старшему сыну короля, названному в честь отца Карлом, в том же 1380 году исполнилось 12 лет. Конечно же, самостоятельно править он не мог, и бразды правления оказались в руках трех королевских дядей. Нам стоит присмотреться к ним поближе.

Старшим из них был Людовик Анжуйский. Умный, красноречивый, храбрый солдат, сжигаемый огнем властолюбия; он с ранних лет горько сожалел о том, что судьба отвела ему роль второго сына короля, и всеми силами пытался исправить эту досадную ошибку. К чести Людовика следует сказать, что он (по-видимому) никогда не покушался на жизнь брата и племянников, но зато обратил внимание на неаполитанский престол, который в скором времени должен был освободиться за бездетностью Джованны I. Королеву обвиняли в убийстве собственного мужа, но, как это обычно бывает, претендентов на престол подобные мелочи не останавливали. Людовику удалось добиться того, что королева официально признала его своим сыном и наследником, но вожделенный престол еще нужно было завоевать. На пути к нему стояли сильные соперники, в первую очередь Карл Дураццо, дальний родственник королевы Джованны (его прабабка Маргарита была сестрой прадеда Джованны Карла II). Для войны требовались деньги, много денег, для создания боеспособной армии и долгого перехода из Парижа в Неаполь. Смерть брата и короля пришлась для Людовика очень кстати, за малолетством племянника старший регент мог сколь угодно запускать руки в королевскую казну. Молва уверяла, что едва лишь старший брат испустил дух, Людовик мошеннически присвоил себе 17 млн. золотых франков из королевской казны, но не удовольствовался этим, и угрожая смертью Филиппу де Савуази, исполнявшему обязанности главного казначея при покойном короле, понудил того выдать золото и серебро в слитках, драгоценности короны, а также золотую и серебряную посуду – немалую часть неприкосновенного запаса, представлявшего из себя резерв французской монархии.

Умирая, король взял с братьев слово, что они отменят т.н. «подымный налог», введенный им в последние годы царствования. Это был по сути своей, чрезвычайный сбор на военные нужды. Историки спорят о том, была ли оправдана подобная мера, или король попросту желал очистить совесть перед неминуемым концом, уже не заботясь о том, как его решение отразится на состоянии страны. Так или иначе, до Парижа новость докатилась в более чем искаженном виде: отмена подымного налога превратилась в кассацию налогов как таковых. Впрочем, дядья нового короля вовсе не собирались исполнять волю покойного, и вместо того, чтобы отменить старый налог, добавили к нему новый. В результате в столице вспыхнул бунт, известный нам под именем восстания майотенов (или молотобойцев), т.к. восставшим удалось взломать двери столичного Арсенала и вооружиться боевыми молотами из свинца. Не без труда Людовик Анжуйский сумел успокоить разбушевавшуюся толпу, в течение нескольких дней не позволявшую новому королю въехать в собственную столицу. Короткий бунт был подавлен, виновные казнены, и старший дядя короля, в сопровождении немалого обоза, везшего награбленную казну, отправился в вожделенный поход.

Назад он уже не вернется. Солдаты Людовика будут терпеть поражение за поражением, сам он в скором времени скончается от болезни, в последнем приступе совестливости завещав свое имущество французской короне, а престол Неаполя уже окончательно и бесповоротно перейдет к его сопернику. Однако, отсутствие этого ловкого политика во многом предопределит дальнейшие неудачи монархии.

Второй из дядьев, Жан Беррийский, прозванный Великолепным, к власти был достаточно равнодушен. Его снедала иная страсть: собрать в своих многочисленных замках самые ценные, самые редкостные, самые удивительные шедевры живописи, книжной графики, скульптуры и ковроткачества; а за недостаточностью таковых, нанять талантливейших мастеров, предоставив им практически полную свободу действий касательно своего ремесла. Надо сказать, герцог преуспел в достижении своей мечты, и действительно, мы можем быть ему благодарны за сохранение и создание удивительно красивых произведений искусства, ставших для нашего времени эталонными образцами северного Ренессанса. С другой стороны, герцогские прихоти требовали безумных трат, удовлетворить которые могла разве что королевская казна. Просвещенный политик, тонкий знаток искусства, щедрый хозяин и меценат, герцог Беррийский был твердо уверен, что низшие классы – да что там говорить, вся страна – существуют единственно для удовлетворения потребностей и капризов его, как королевского сына. Как мы с вами помним, своими неуемными поборами, Жан Беррийский разорил богатейший Прованс, вызвав там нешуточное восстание, которое пришлось подавлять военной силой.

И наконец, младший из троих, Филипп Бургундский, прозванный Смелым, действительно был бравым рубакой, заслужившим себе славу на многочисленных полях сражений. Будучи подростком, он до последнего момента храбро защищал отца, Иоанна II, при Пуатье, (по рассказам английских солдат, мальчишеский голос не раз прерывал лязг мечей и копий, предостерегающе крича «Отец, отойдите налево! Отойдите направо!» Также вместе с отцом, юный Филипп оказался в английском плену, однако, в скором времени сумел вернуться. Возможно, только к этому мальчику угрюмый король питал настоящую нежную привязанность.

В любом случае, умея хладнокровно смотреть в лицо смерти, и обладая в полной мере властолюбием старшего брата, Филипп Бургундский был никчемным политиком, жаждавшим власти, но не умеющим ею распорядиться.И уж совершенно беспомощным он себя проявит в среде запутанных придворных интриг. Но об этом мы с вами еще поговорим.

Неудивительно, что при подобных регентах, тянувших каждый в свою сторону, королевство управлялось из рук вон плохо, казна постоянно была пуста (вас это удивляет, читатель?) а юное величество развлекалось оленьей охотой, забавами и пирами. Трое дядьев по вполне понятным причинам желали, чтобы племянник как можно дольше оставался в стороне от государственных дел, однако, как гласит известная пословица, «всему хорошему когда-то приходит конец», особенно если для поддержания этого хорошего не затрачивать ни малейших усилий.

Регенты короны
Людовик Анжуйский - Неизвестный художник «Людовик Французский, герцог Анжуйский, король Неаполитанский и Иерусалимский». — Пергамент, гуашь. - Предположительно конец XIV в. - Национальная библиотека Франции, Париж.	Жан Беррийский - Жан Лимбург «Январь» (фрагмент). - «Великолепный часослов герцога Беррийского». — Ms. 65 f. 1 - ок. 1410-1416 гг. - Музей Конде, Франция.	Филипп Бургундский. - Неизвестный художник фламандской школы «Филипп, герцог Бургундский». - Дерево, масло. - ок. 1500 г. - Хофбург, Вена.

Кружок «мармузетов» и покушение на улице Сент-Антуан

Романтический портрет молодого Карла. Неизвестный художник «Портрет молодого короля Карла VI Возлюбленного» (гравюра) — Теодор Лавале «История французов». 1864 г. изд. Шарпантье, Париж

17-летний король в достаточной мере возмужал, женился, и наконец-то пожелал править сам. И вот тут-то выплыли на свет божий многочисленные злоупотребления, казнокрадство и произвол обоих дядей. Возмущенный Карл своим приказом немедленно отстранил старшую родню от всех рычагов управления государством. Требования выплатить им вознаграждение за долгую и преданную службу государству остались без внимания. Полагали, что к подобному шагу молодого короля подвиг епископ Лаонский, и оба прежних правителя именно на нем выместили свою досаду. Так это или нет, досконально неизвестно, однако, епископ скоропостижно скончался вскоре после этого. Прямых улик против королевских дядей не было, но никто не сомневался, что от неугодного избавились с помощью яда.

Молодой король был красив, силен и статен, говорили, что он может играючи согнуть подкову. Миниатюра, на которой запечатлена церемония коронации, показывает нам голубоглазого юношу с приятным лицом и густой шапкой золотисто-русых волос. Он уже проявил себя способным полководцем, разбив при Роозбеке войско мятежного Гента. Недавно женившись, Карл без памяти был влюблен в свою молодую супругу – Изабеллу Баварскую. Однако, монотонная государственная служба в скором времени прискучила полному сил юноше, и у государственного руля его группа фаворитов, или как их не без насмешки звали парижане «мармузетов». Душой этого кружка стал Оливье де Клиссон, коннетабль Франции (должность эта приблизительно соответствовала военному министру Нового Времени). Молодые правители всегда радикальны, и программа кружка мармузетов предусматривала ни много ни мало полное преобразование административной и финансовой системы. Забегая вперед, скажем, что ничего из этих благих намерений не было доведено до конца. Возможно, виной тому неопытность самих реформаторов, скрытое противодействие королевской родни, и наконец, тот факт, что правление мармузетов продлилось не более четырех лет. Толчком всему вышеперечисленному стали обстоятельства, которые никто не мог предвидеть.

Младший брат короля Карла, Людовик, герцог Орлеанский, слыл юбочником и гулякой, как не без презрения выразился хроникер Базен «он ржал как конь вокруг прекрасных дам». В подогретой вином мужской компании герцог открыто хвастался, что постоянно крутит романы с девятью, а то и десятью любовницами. Подданные относились к нему настороженно, обвиняя брата короля в том, что он без счета разбрасывает налево и направо государственные средства. Действительно, герцог знал толк в жизненных удовольствиях, в частности, в красивой одежде, его наряды становились легендами. К примеру, на праздник, устроенный королем в честь въезда молодой королевы в Париж, герцог Орлеанский явился в «пурпуэне из алого бархата… на верхней части которого, выше пояса обретались сорок овец и сорок лебедей, шитые жемчугом, притом что к шее каждой овцы прикреплен был бубенец, и каждый лебедь имел таковой же бубенец в клюве». Тщеславный брат короля отличался также немалым честолюбием. Возмужав и заняв свое место в королевском совете вместе с кружком мармузетов, он заполучил в свои цепкие руки власть, и раз почувствовав ее вкус, уже никогда и ни при каких обстоятельствах не позволял оттеснить себя за задний план.

В 1389 году (т.е. все еще за 15 лет до рождения нашего героя), Людовик Орлеанский женился. Его супруга, Валентина Висконти, дочь герцога Галеаццо, без памяти влюбилась в своего ветреного мужа, и чувство это сохранила до конца своих дней. Сам Людовик несмотря на все свои выходки, также очень нежно относился к жене, и потому для обоих стало настоящим потрясением, когда некто неизвестный дунул в уши Валентине всю правду о похождениях ее супруга. Итальянка вспылила, и Людовику пришлось пережить несколько очень неприятных часов. Кое-как успокоив супругу, герцог принялся искать предателя или дурака, столь необдуманно выболтавшего его тайны. Надо сказать, что виновный нашелся почти сразу. Им оказался Пьер де Краон, член герцогского совета, вплоть до того момента пользовавшийся у своего господина полным доверием. Нет, конечно же Людовик Орлеанский знал, что Краон – позер и болтун, однако, даже предположить не мог, как далеко может того завести тщеславие и хвастовство. Вы не зря насторожились, читатель. Этот Пьер де Краон был родным братом воспитателя нашего героя. И он же станет невольной причиной краха французского королевства. Бедняга Жиль! Кажется, над головой нашего героя сошлись все несчастливые звезды, сколько их есть на этом свете. Испорченная кровь Жанны Безумной, эгоистичное и жадное семейство Краонов в качестве воспитателей, и к тому впридачу «отравленное наследство» дамы де Шабо, и собственный взбалмошный характер.

Оливье V де Клиссон. Надгробный памятник (деталь) — ок. 1410 г. - Замок Жосселен - Бретань, Франция

Но вернемся к нашему повествованию. Итак, взбешенный Людовик, буквально ворвался в покои брата, требуя от того примерно наказать болтуна, угрожая, что в противном случае сам насквозь проткнет его мечом. Мягкосердечный король успокоил его, пообещав вынести приговор, соответствующий преступлению. И действительно, Пьера де Краона с позором вышвырнули из дворца, не позволив сказать ни единого слова в свое оправдание. Отныне вход сюда был для него закрыт, на карьере поставлен жирный крест. Впрочем, в Париже ходили слухи, что «на самом деле» от Краона избавились как от ненужного свидетеля. Поговаривали, что он вместе со своим господином Людовиком Орлеанским был замешан в какой-то темной истории с колдовством, целью которого было извести короля Карла. Однако, дальше слухов дело не пошло.

Теперь уже Краон, взбешенный и униженный искал виновника своего падения. И вот тут из мрака истории вновь выплывает фигура бретонского герцога Жана IV де Монфора. Опытный интриган быстро понял, как повернуть бессильный гнев Краона в желательную для себя сторону. Со всем радушием приняв изгнанника, герцог Жан «по дружбе» назвал ему имя предателя – коннетабль Франции Оливье де Клиссон.

Как часто бывает, что руками маленьких людей свою политику, оставаясь в тени, вершат сильные мира сего! За спиной герцога вполне отчетливо просматривались фигуры обоих королевских дядей. Клиссон был душой кружка мармузетов, убрать его с дороги значило обезглавить вражескую партию, и вновь открыть себе дорогу в королевский совет. Кроме того, у герцога Жана были свои причины посчитаться с Клиссоном. Когда-то будущий коннетабль состоял у него на службе, но после битвы при Оре, где пал глава соперничавшей группировки – Шарль де Блуа, Клиссон переметнулся в стан Пентьевров. Желая скрепить новый союз с помощью брака, он выдал свою дочь Маргариту за Жана де Блуа, графа де Пентьевра. Как прочно сплетались в те времена родственные нити. Именно эта неистовая и умная женщина станет в будущем главой клана Пентьевров и развяжет войну, в которой потеряет все, до последнего солдата, о чем, как вы помните, дорогой читатель, рассказано было выше. Кроме того, за коннетаблем водились и другие грехи. В качестве «жениха по представлению» он принимал участие в свадьбе Жанны де Шабо – Жанны Мудрой, и таким образом,немало поспособствовал тому, что вожделенные владения уплыли из рук герцога Жана. Подобное тот не прощал…

В 1387 году Клиссон попал в плен к Бретонскому герцогу, и тот немедленно приказал бросить коннетабля в подземную тюрьму. Неизвестно, чем обернулось бы все дело, если бы не прямой королевский приказ. Вынужденный подчиниться, герцог Жан заставил Клиссона выкупить себя за сто тысяч золотых франков, однако, и после того не раз горько пожалел, что не расправился с пленником, в то время, когда тот был полностью в его власти. Позднее бывшие враги помирятся, и герцог Жан поручит Клиссону воспитание своих детей, но это будет нескоро. Пока же он пылал жестокой ненавистью к бывшему соратнику, и готов был избавиться от него любой ценой.

Получив подобные новости, Пьер де Краон серьезно задумался. Несомненно, он был хвастуном, забиякой и позером, но вот дураком не был никогда. Убить коннетабля Франции было делом далеко не шуточным, впереди явно вырисовывалась Бастилия, или того хуже – плаха. И все же, Краон решил рискнуть, предварительно выговорив себе у бретонского герцога право убежища. В качестве запасных вариантов, бежать можно было в Англию или Арагон. Итак, Краон вернулся в Париж, снял себе дом на улице Шартон и принялся выжидать, старательно отслеживая передвижения своей будущей жертвы. В канун Праздника Тела и Крови Христовых, т.е. 13 июня 1392 года Клиссон надолго задержался и вышел на улицу Сент-Антуан уже после полуночи в сопровождении небольшой свиты из слуг и факельщиков. Здесь на него и напал Краон в сопровождении нескольких наемных убийц. Завязалась драка, Клиссон отчаянно отбивался, но удар копьем в голову свалил его с коня. В пылу сражения его сочли погибшим, однако, истекая кровью, коннетабль все же сумел заползти в лавку булочника, открытую в столь поздний час, т.к. по законам цеха перед праздником хлеба следовало поставить в печь до первой звезды, чтобы затем посвятить свое время предписанному церковью отдыху. Булочник, не растерявшись, запер дверь, и оказал первую помощь раненому. Убийцы разбежались, уповая лишь на то, что раны окажутся смертельными. Краон вскочил на коня, и тут же умчался прочь из Парижа, под покровительство герцога Бретонского.

Расследование началось на следующее же утро. Удалось схватить нескольких подручных Краона, которые в скором времени были казнены – и одновременно с этим, на свет выплыли более чем любопытные подробности. Выяснилось, что Краон в очередной раз не выдержал и разболтал о своем плане личному секретарю герцога Беррийского – старшего из двух оставшихся в живых королевских дядей. Вне себя от ужаса секретарь бросился предупредить господина, но тот, по собственным словам «не придал особого значения «досужей болтовне». Болтовня едва не обернулась трагедией.