Жиль де Рэ - маршал Синяя Борода/Глава 4 Осужденный
| ← Глава 3 Алхимик | "Жиль де Рэ - маршал Синяя Борода" ~ Глава 4 Осужденный автор Zoe Lionidas |
Глава 5 Легенда о Синей Бороде → |
Содержание |
Вновь несколько слов от автора
|
В замке Тиффож после отъезда Людовика и его свиты царило подавленное настроение. Казалось, что Жиль и сам понимал, что петля на его шее затягивается все туже, но по вполне понятным причинам гнал от себя тревожные мысли. Приспешники вспоминали, что в это время он стал заговаривать о паломничестве к Святым Местам. Казалось, его успокаивает сама эта мысль: долгое путешествие… моление у Гроба Господня… прощение паломнику всех грехов… Заметим в скобках, что идея сама по себе была не так уж плоха. По церковным правилам, имущество паломника полагалось неприкосновенным, более того, за время, которое заняло бы путешествие слухи могли бы постепенно успокоиться. У барона де Рэ была еще возможность заставить о себе забыть, затаиться, а при некотором терпении, и вернуть хотя бы часть прошлого величия. В самом деле, у него оставалось баронство де Рэ, приносившее в год верные 8 тыс. золотых ливров дохода, оставались кое-какие земли в Анжу, приданое жены, которым он, к счастью, не имел права распоряжаться по своему усмотрению. Также не был заказан путь к королевскому двору… однако, история не знает сослагательного наклонения. Гордыня и тут сыграла с нашим героем жестокую шутку.
Судя по всему, беда нашего героя, точнее – одна из многих его бед – состояла в том, что Жиль, бесспорно обладая такими более чем незаурядными качествами как бесстрашие и упорство в достижении своей цели, совершенно не умел извлекать уроки ни из своих побед, ни из поражений. Как уже было сказано, ему просто в голову не приходило, что если попытка проломить лбом стену не приносит успеха, следует оставновиться и подумать, нет ли ошибки в самом методе. Как бы не так, в подобных случаях, Жиль де Рэ продолжал долбить в ту же точку с удвоенной энергией. Мы уже видели, к чему привели его упрямые и совершенно безрезультатные попытки добыть золото и власть посредством более чем сомнительных колдовских и алхимических манипуляций. Теперь ему предстояло потерять жизнь.
Как ни парадоксально может показаться, автору жаль своего героя. При всех его преступлениях и безрассудствах, Жиль все же был человеком несомненно выдающимся, в других условиях, возможно, его имя осталось бы в истории. Но – прошедшего уже не вернуть. Продолжим.
Сен-Этьенн-де-Мерморт и первое судебное разбирательство
|
.jpg)
Нам неизвестно, пытался ли барон да Рэ в этот, явно критический для себя момент, искать возможности связаться с королем. Благоразумие подсказало бы любому, что это его единственный козырь, и единственный шанс в игре: нежелание монарха, чтобы бретонское герцогство усилилось многократно за счет столь вожделенного для Жана V баронства де Рэ. Через Ришмона, а еще лучше – через брата, добившегося высоких должностей на службе анжуйских герцогов, подобный демарш имел неплохие шансы на положительный исход. Мы не знаем, пытался ли Жиль сделать шаг в этом направлении. Документы молчат, остаются догадки.
Зато, без всякого сомнения мы можем назвать дату, когда в последний раз маршал Франции, он же рыцарь-разбойник Жиль де Рэ, заставил громко заговорить о себе. Это был троицкий день, 25 мая 1440 года. Именно тогда, во главе отряда из 50 или 60 человек барон де Рэ, вооружившись до зубов, прервав торжественное праздничное служение, буквально вломился в церковь Сен-Этьенн-де-Мерморт, и размахивая гизармой, завопил, обращаясь к обомлевшему священнику: «Эй ты, подлец! Ты избивал моих людей и проклинал их? Я тебя заставляю за все заплатить, выйди вон из церкви и я зарублю тебя на месте!» На деле, ситуация была более чем тривиальной. Священника звали Гильом Ле Феррон, он был одним из трех братьев, старший из которых выполнял роль казначея при особе герцога Бретонского, второй также был на хорошем счету у своего господина, состоя на придворной герцогской службе. Так вот, Гильом Ле Феррон, рукоположенный священник, незадолго до того купил у Жиля крепость Сен-Этьенн-де-Мерморт, которую барон де Рэ, уже получив денежную сумму, раздумал продавать. Оказалось, что на нее нашелся куда более щедрый покупатель, некий де Вьейвинь, далекий родственник Жиля. Отменить сделку и вернуть замок бывшему хозяину Ле Феррон отказался наотрез, и посему его постигла кара.
На глазах у ошарашенных прихожан, священника в полном богослужебном облачении, выволокли вон из церкви, и – конечно же, не убили, но отправили под конвоем в замок Тиффож, находившийся в подчинении у герцогов анжуйских. По сути дела, Жиль пытался повторить старый трюк, удавашийся ему раз за разом: бросить несговорчивого в темницу, а затем с помощью принуждения и шантажа вынудить его согласиться на заведомо неприемлемые условия. Жиль не учел только одного: время для подобных демаршей прошло. Страх заставил его потерять голову, попытка силового решения проблем в его ситуации была наихудшим возможным шагом. Так что в том, что произойдет позднее, барону де Рэ оставалось винить только свою неумную личность. По сути, он сам, своими руками, дал герцогу Бретонскому желаемый повод. Ловушка захлопнулась.
Общественное мнение раз и навсегда отвернулось от барона де Рэ, случившееся было шоком для простых жителей страны. Вломиться в церковь, во время службы, похитить рукоположенного священника, оскорбить своего сюзерена, водворив в темницу одного из его высших сановников – подобное даже в лучшие времена не прошло бы мятежному вассалу даром. Сейчас же герцог с полным на то основанием мог дать волю своему гневу. К Жилю были направлены брат Ле Феррона – Гильом, как мы помним, ближний придворный герцога Жана, и вместе с ним налоговый инспектор Бретани, которым в обязанность было вменено объявить Жиля виновным в оскорблении власти своего сюзерена, преступлении, совершенном на его земле, и обязать его выдать пленника и в качестве наказания за свои действия, выплатить 50 тыс. золотых экю. Сумма, равная стоимости крупного замка! Разъяренный Жиль приказал бросить обоих посланцев в подземную темницу, специально обязав своих людей обращаться с ними с наибольшей жестокостью.
Герцог Жан не торопился, действовать он собирался наверняка. Для начала, пользуясь правом сеньора, он вызвал барона де Рэ в город Жосселен для объяснения. Понимая, что назад он может уже не вернуться, Жиль не без волнения осведомился у Прелати, какая судьба его ждет, и предрекает ли дьявол для него безопасный путь домой. Дьявол, не преминувший на сей раз явиться «закутанным в фиолетовый плащ» ответил утвердительно, и угадал. Мы можем только догадываться, как и о чем беседовали с глазу на глаз герцог и его мятежный вассал. Жиль коротко обронил при разговоре со слугами, что желал взыскать с герцога Жана старый долг, Анрие и Пуату не поверили, и, по всей видимости, были правы. Надо сказать, что на обратном пути, Жиль на некоторое время остановился в бретонском Ванне, и здесь, как вы уже догадались дорогой читатель, бесследно исчез десятилетний мальчик. По рассказам обоих слуг, обезглавленное тело ребенка было утоплено в городском рву. Это о многом говорит: Жиль по-прежнему не отдавал себе отчета в нависшей над ним смертельной угрозе. Быть может, он полагал, что герцог не сможет – согласно закону, конфисковать его владения, не подвергая при этом опасности жизни троих заложников. Он забыл об одном: родной брат Жана V состоял на службе герцогов анжуйских. Надо сказать, что в последнее время отношения между обоими потомками герцогов бретонских были достаточно натянутыми: Жан де Монфор наряду с принцами, принимал деятельное участие в Прагерии – уже упомянутом заговоре против короля. Со своей стороны Ришмон, которого принцам так и не удалось перетянуть на свою сторону, возглавил карательную операцию, которая положила конец всем надеждам дофина Людовика и его приспешников. Однако, против мятежного барона обоим братьям удалось договориться. Ришмону были обещаны земли в Бургнеф-ан-Рэ, которые должны были перейти в руки бретонской короны, Жан де Монфор собирался, как вы уже догадались, читатель, прибрать к рукам все остальное. Короче говоря, в один далеко не прекрасный для себя сентябрьский день, Жиль увидел под стенами замка Тиффож королевскую армию. Ему ничего не оставалось, как освободить пленников, и самому спасаться бегством в куда более укрепленный и готовый к обороне Машкуль.
Процесс Жиля де Рэ
Предварительное следствие
|
Неспешно и тихо, незаметная за поднявшейся шумихой, на заднем плане начиналась работа, должная привести барона де Рэ к скорому и бесславному концу. По приказу герцога бретонского, летом все того же 1440 года канцлер герцогства, епископ Нантский де Малеструа начал тайный опрос свидетелей, касательно случаев бесследного исчезновения детей, постепенно подготавливая против Жиля де Рэ процесс по обвинению в ереси и поклонении дьяволу. Одновременно с тем, свое, уже светское расследование, вел герцогский судья Пьер де л’Опиталь. К сожалению, материалы этого второго следствия частично утрачены, сохранившиеся бумаги относятся уже к моменту ареста Жиля и его слуг, осенью 1440 года. Посему, начало процесса мы можем проследить только по расследованию инквизиции.
На несколько минут остановимся на личности будущего судьи и палача нашего героя – епископе Жане де Малеструа. Этот уроженец Бретани был шестым сыном небогатого дворянина, вслед за многими младшими детьми, не имевшими возможность наследовать отцовское состояние, он принял постриг, получив, таким образом, реальную возможность сделать карьеру и сколотить себе состояние на службе церкви. На подававшего немалые надежды молодого клирика обратил свое благосклонное внимание Жан V, и дальше, оставив церковную стезю, будущий епископ Нантский раз и навсегда посвятил себя политике. Задача, вмененная ему в обязанность была далеко не простой: как известно, все враждующие стороны, о которых речь шла выше, соревновались в попытках перетянуть герцога Бретонского на свою сторону, в то время как осторожный Жан V собирался как можно дольше сохранять нейтралитет, оставаясь в стороне от сражений до тех пор, пока не станет окончательно ясным, на чью сторону склоняется победа. Надо сказать, что хитроумный, сладкоречивый Малеструа сумел практически идеально исполнить волю своего господина. Формально Бретань примыкала то к одному, то к другому противнику, и в то же время избегала непосредственного участия в военных действиях; бесчинство солдат на территории полуострова пусть не удавалось прекратить окончательно, все же размах его не шел ни в какое сравнение с соседними Нормандией и Анжу. Герцог Жан умел быть благодарным, за исполнение щекотливых поручений и умение держать язык за зубами верный слуга даже в самой непростой ситуации мог чувствовать за своей спиной защиту герцогских армий и герцогских денег, да и его собственное состояние приятно росло после исполнения каждого следующего приказа.
|
Малеструа не любили, обе стороны считали его лгуном и предателем, способным на все ради выгоды, своей и своего господина. Хроники в один голос винят епископа Нантского в поражении, которое потерпела армия Ришмона при Сен-Жам-де-Беврон, видя тому причиной, что Малеструа, в обмен на щедрые подношения землями и деньгами выдал англичанам план будущего сражения. Так это или нет, судить сложно; с полной уверенностью мы можем утверждать, что Малеструа принадлежал к распространенному в те времена типу т.н. «легистов» - университетски образованных клириков, поднятых могущественным аристократом из безвестности, и потому преданных ему одному. Малеструа твердо знал, что господин вытащит его из любой беды, а надо, сказать, в беду ему случалось попапдать неоднократно. В первый раз оказавшись в плену у дофинистов, он вынужден был выкупить свою жизнь за 10 тыс. полновесных франков. Второй раз он оказался в плену происками Жана Алансонского, французского принца крови, который был недоволен тем, что приданое его жены – дочери Жана Бретонского было выплачено не полностью, и подобным способом пытался вынудить герцога обменять жизнь его канцлера на недостающую сумму. Именно в этот раз епископ Малеструа встретился с Жилем де Рэ, который выполнял роль его конвоира или тюремщика. О чем говорили эти двое, и случилось ли им вообще говорить между собой – осталось неизвестным. Но герцогская защита сработала безотказно, и Алансону пришлось с извинениями отпустить пленника. Оказавшись в плену в третий раз, Малеструа даже сумел извлечь из этой ситуации выгоду для себя, получив от своего тюремщика ценные подарки, предназначенные для того, чтобы «загладить обиду». Порой утверждают, что епископ вынашивал против Жиля смертельную вражду, и уже потому не упустил возможности свести с ним счеты. Но для людей подобного склада личные чувства не играют особой роли, и враждебность – если она и существовала на самом деле, что далеко не безусловно, выступала бы лишь в качестве приятного дополнения к основному блюду. Малеструа был всем обязан своему господину, и думается мне, будь Жиль его лучшим другом, следствие не пошло бы по иному пути.
Итак, летом 1440 года Малеструа, как он сообщает о том в соответствующих документах, самолично подверг тайному допросу шестерых женщин и одного мужчину, рассказавших ему об исчезновениях детей, отправлявшихся в замки Жиля за милостыней или в поисках работы. Предварительное следствие завершилось в сентябре 1440 года, однако, опрос свидетелей продолжался и далее. Выяснилась любопытная подробность: большая часть случаев приходилась на районы, непосредственно примыкавшие к отелю де ла Сюз – постоянной резиденции Жиля в Нанте; чем дальше горожанин или горожанка находились от резиденции барона де Рэ, тем большей была возможность им сохранить своего сына живым. Матей Казаку, автор новейшей биографии нашего героя, обращает внимание на любопытный факт: Нант в те времена был сравнительно небольшим городом, с населением не превывавшим 14 тыс. человек. Дети начали исчезать за восемь лет до начала следствия (если верить позднейшим показаниям Жиля и его слуг). Без всякого сомнения, родители и друзья пропавших ставили о том в известность своих духовников и приходских священников, от которых информация неминуемо должна была стекаться к епископу. Выходит, Малеструа знал о происходившем, причем знал за много лет до того, как официально дал ход следствию? Впрочем, ответ на последний вопрос напрашивается сам собой. Епископ Нантский был холодным и расчетливым политиком, как многих в те недобрые времена, справедливость сама по себе его заботила в наименьшей степени. Информация могла пригодиться, епископ не торопясь копил ее – на всякий случай, и теперь, получив нужный приказ, немедленно пустил в дело.
Его удивительную осведомленность подтверждает еще один не менее любопытный факт. Обвинительное заключение, законченное за несколько недель до ареста барона де Рэ и его слуг, обвиняет хозяина замка Тиффож в колдовстве и попытке заключить пакт с дьяволом. Как мы знаем, это полностью соответствовало истине, однако, о столь щекотливом факте осведомлен был очень узкий круг – сам барон и его приближенные. Но в этом случае, если продолжать цепочку умозаключений, мы с необходимостью должны прийти к выводу, что некто в ближайшем окружении барона, регулярно осведомлял епископа Нантского о том, что происходит за стенами замков Тиффож и Машкуль. Кандидатура напрашивается сама собой: Эсташ Бланше.
Сам Жиль не слишком доверял изворотливому священнику, полагая, что у его личного духовника «слишком уж хорошо подвешен язык»! Известно, что годом ранее, насмерть перепуганного Бланше, оба доверенных слуги Жиля – Анрие и Пуату силой выволокли из дома, где тот обитал вместе с Прелати, и потащили на расправу в замок Машкуль. Несчастный священник уже полагал себя трупом, действительно, гнев Жиля был страшен. Но ему повезло. Убивать его хозяин замка не собирался, как не собирался и отправлять в темницу. Бланше был ему нужен как вербовщик новых шарлатанов, а может быть, и как исполнитель более щекотливых поручений, о которых тот на допросах предпочел благополучно умолчать. Жиль собирался лишь в достаточной мере напугать своего лживого подручного, раз и навсегда отбив у него охоту к плетению интриг. Посему Бланше удалось спастись, многократно поклявшись в том, что он ничего не замышляет против своего господина.
Бланше был человеком для своего времени очень образованным, прекрасно знал законы и не мог не думать о том, чем могут закончиться игрища барона де Рэ, и уж тем более не озадачиваться вопросом, чем этот конец может грозить ему лично. Так что предполжение достаточно обосновано, - и в то же время остается чистой воды предположением. Никаких доказательств тому нет, приговор Бланше в деле также не сохранился. Известно лишь, что по тем или иным причинам, изворотливому священнику удалось избежать виселицы. Что с ним стало далее – по причине пропажи документов остается неизвестным.
