Жан де Дюнуа, Орлеанский Бастард/Глава 2 Наемник на королевской службе

Версия 13:07, 14 июля 2017

Боевое крещение

Рядовой конник

Одна из битв Столетней войны.. Жан-Филипп Ларивьер «Дюгеклен в битве при Кошерели». - Холст, масло. - 1839 г. - Галерея сражений. - Версальский дворец. - Версаль Франция

Между тем, вести с западной границы внушали тревогу. 29 июня 1417 года разбив наголову сторожевую французскую эскадру, уже вторая по счету английская армия под командованием самого короля высадилась на берег в бухте Ла-Тук. Французские принцы, занятые своей бесконечной склокой, почти не обратили на это внимания. Для Арманьяка было куда важнее, что бургундский герцог возобновил наступление на Париж, и 21 сентября занял Монруж. Навстречу ему должны были выступить войска под командованием Таннеги дю Шателя, к которому был приписан и наш герой. Посему, навсегда распрощавшись со своей возлюбленной, и конечно же, опечаленный этим расставанием, он отправился в свой первый поход. Надо сказать, что схватка была недолгой, войска бургундца разбились о Корбей, в котором заперся один из лучших капитанов на службе королевы Иоланды — Арно де Барбазан, и потерпев болезненное поражение от войск Таннеги, были вынуждены уйти прочь; по словам хрониста «убедившись, что ему никоим образом не проникнуть в Париж, в то время как те, кто к нему были расположены, убедились, что им никоим образом невозможно будет получить желаемое», Жан Бургундский отступил в Монлери. Таким образом, наш Бастард принял боевое крещение, надо сказать, показал себя с лучшей стороны. Как обычно бывает, ссора между двумя пошла на пользу третьему; англичане за это время успели занять Кан, где один за другим высаживались новые отряды, и развить наступление на Нижнюю Нормандию, желая превратить ее в плацдарм для завоевания всего королевства. (96). Впрочем, наш Бастард пока об этом не знает, и очень горд своей первой победой.

Ему хватало самообладания не обращать внимания на хихиканье и шепотки за спиной, и делать вид, что он не слышит фривольных шуточек на тему «Бастард короля — принц крови, бастард принца — простой дворянин!» Юный Жан прекрасно знал себе цену, и не ошибся. В скором времени ему пришлось выступить в поход во второй раз, теперь — под началом Раймоне де ла Гера — одного и ближайших ставленников Бернара д’Арманьяка. Надо сказать, что этот забияка-гасконец носил фамилию более чем подходящую для подобных случаев — ла Гер по-французски значит «война»! Головорезы ла Гера даже среди много себе позволявших солдат того времени выделялись буйством и жадностью до грабежей, но и воевать они умели более чем достойно. В этом первой для нашего героя битве в открытом поле — при местечке Мерю, в которой он участвовал пока на правах простого конника, противник был разбит и бесславно бежал вплоть до Шартра и Дрё. Конечно же, это была заслуга не единственно Жана Орлеанского, но показал он себя с самой лучшей стороны. Более того молодой храбрец уже успел обратить на себя внимание, и даже получить свое первое поощрение от командующего^[1].

В столице было опять неспокойно. Со стороны нового властителя Парижа — графа Арманьяка, это было непростительной ошибкой: выпустив из рук Изабеллу Баварскую, он мало того, что терял на нее всякое влияние, но практически вынуждал слабохарактерную королеву Франции, тяготившуюся своим более чем скромным существованием, просить помощи у бургундца. Иногда утверждают, что ситуация развивалась с точностью до наоборот: изворотливый герцог Жан первым установил контакт с турской узницей, предложив ей свое содействие. Но дела это не меняет. Так или иначе, раздосадованный очередным поражением, Жан Бесстрашный, отступив в Шартр, а затем в Труа (где население в очередной раз приняло его как освободителя) 2 ноября приказал Гектору де Савезу во главе отряда из 60 солдат освободить королеву. Без всякого труда разогнав приставленную к ней охрану, Савез тремя днями позднее с триумфом доставил пленницу в Блуа. Благодарная Изабелла, подняв с колен Жана Бесстрашного, со всей благосклонностью заявила ему, что «ныне я вижу, сколь вы всегда радели о благе монсеньора (то есть короля), его наследниках, его королевстве и общественном благе». Таким образом, перемена союзника состоялась, и бывшая сторонница орлеанской партии уже окончательно оказалась на стороне Жана Бесстрашного. Вас это удивляет читатель?… 8 днями позднее в Амьене для нее начало обустраиваться подобие «теневого» правительства, конечно же, под предводительством Жана Бесстрашного, и во все стороны полетели письма, призывавшие французов повиноваться отныне приказам королевы, которая как известно, еще в 1403 году была объявлена регентшей королевства при безумном супруге. Приказ этот, правда, был давным-давно отменен, но кому было до этого дело?…^[2]

Между тем английское наступление продолжается, на очереди — Нижняя Нормандия, откуда открывается прямой путь к столице королевства. Крепости сдаются одна за другой, пока единственным островком сопротивления не остается Руан — второй по величине город королевства после Парижа. Горожане полны решимости сопротивляться нашествию, но силы неравны, помощь от короля, на которую возлагалось столько надежд так и не появляется, да и не мудрено, двор занят склокой между арманьяками и бургундцами. Можно спорить и сомневаться в том, действительно ли комендант (или как тогда говорили, капитан), руанского гарнизона, Ги Ле Бутелье, подданный бургундского герцога, посодействовал сдаче города, ситуации это не меняет. Забегая вперед, скажем, что шесть месяцев спустя Руан падет, и английский король с триумфом въедет в побежденную столицу Нормандии. Этот город на много лет останется под его владычеством, превратившись в плацдарм, откуда против Юга, оставшегося верным французской короне будут направляться новые и новые силы захватчиков. Однако, вернемся в столицу.

Возвращение в Париж

Изабелла Баварская. Неизвестный художник «Дарение книги» (фрагмент). - «Книга королевы» - Harley 4431 f. 3 — ок. 1410-1414 гг. - Британская библиотека, Лондон

Единственной, сумевшей сохранить ясную голову в общем хаосе и отчаянии, была Иоланда Арагонская — супруга анжуйского герцога, носившая также титул королевы Сицилии. Умная и хладнокровная женщина, блестящий политик и стратег, она прекрасно понимала, что любая попытка остановить англичан заранее обречена на поражение, пока страна снедаема гражданской войной. Поставив себе цель любыми путями прекратить противостояние арманьяков и бургундцев, будущая теща Карла VII двигалась к ней с удивительным упорством, которое не могли сломить никакие неудачи.

Итак, в первую очередь, ей удалось добиться, чтобы 6 ноября регентом королевства был провозглашен новый дофин — Карл, как мы помним, товарищ нашего героя по детским играм. Таким образом, «правительство королевы» лишалось даже тени законности. Чтобы обезопасить себя хотя бы с одной стороны, парижскому правительству удалось заключить с англичанами перемирие на 10 следующих месяцев. Развивая успех, через посредство вечно колеблющегося и осторожного герцога Бретонского, Иоланде удалось пригласить противоборствующие стороны на переговоры в Труа. Вместе с ней от партии арманьяков здесь присутствовал Филипп Вертю — средний сын Валентины, единственный из трех братьев Бастарда, который, как мы помним, оставался в Париже и тем самым избег плена или гибели на поле Азенкура. В качестве посредников вместе с Жаном Бретонским на переговорах присутствовали двое посланников новоизбранного папы Римского Мартина V. Переговоры зашли в тупик. Амбиции бургундца оказались непомерны: он требовал для себя власти над страной, с полного «согласия короля и королевы, и его личного». Два самолюбия схлестнулись без всякой возможности одержать верх над противником: дофин, разьяренный высокомерием и наглостью бургундца, и Жан Бесстрашный, озлобленный против этого мальчишки, закрывавшего ему путь к единоличной власти. Коротко говоря, канцлер короны объявил соглашение невозможным, как «противное королевской чести».

Между тем Бастард продолжал оставаться в действующей армии, 13 ноября мы видим в составе отряда, осаждающего Мерю, в следующие несколько дней ему довелось участвовать в стычках с бургундцами под Понтуазом, Шартром и Дрё. Во второй половине месяца ненадолго вернувшись в Париж, он вынужден был распроститься с надеждами на отдых, так как в столице созрел очередной пробургундский заговор. Вооруженный отряд должен был захватить предместье Сен-Марсо, предупрежденные буквально в последний момент сторонники «арманьяков», успели вооружиться и буквально с налета вступить в бой и отбросить назад головной отряд пробургундски настроенных заговорщиков. Среди прочих, в этом бою сражался наш Бастард; к счастью, схватка эта была недолгой, догадавшись о том, что атака не стала для «арманьяков» неожиданностью, плохо организованные мятежники поспешили убраться прочь^[3].

Королевский совет тем временем развил отчаянную активность, рассылая по городам и весям категорические приказы не подчиняться «самозванному правительству королевы»^[3]. Чтобы закрепить за собой симпатии населения Париж даровал амнистию и полное забвение прошлого «всем церковникам, знатным, рыцарям и оруженосцам, гражданам и иным обитателям добрых городов и крепостей, а также всем прочих нашим вассалам и подданым». Особого успеха эта мера не имела, да и не могла иметь, так как в те же «города и крепости» во весь опор неслись посланцы герцога бургундского, требуя присяги королеве-регентше, и в качестве поощрения обещая освободить всех «верных подданных» от всех и всяческих налогов. Словесная демагогия вновь одерживала верх, благо, находилось много желающих в нее в очередной раз поверить. 23 декабря «теневое правительство» во главе с королевой перебралось в Труа, 6 и 10 января специальными указами, герцог бургундский даровал ему право чеканить собственную монету. Страна была разорвана пополам^[4], бургундские солдаты «вершили всевозможные злодеяния, каковые можно было учинить, как то мародерство, грабеж, убийства, величайшие притеснения, над женщинами надругались и брали их силой, и врывались в церкви также силой или иными к тому способами, и грабили таковые, и часть из них сжигали огнем» — свидетельствует в своей «Хронике Карла VI» Жан Жювеналь дез Юрсен.

Жан Орлеанский, успевший за это время вернуться в столицу, всеми фибрами души почувствовал царившую в городе атмосферу уныния, жители Парижа, доведенные до последней крайности готовы были принять «кого угодно, лишь бы таковой сумел установить мир!» Король не появлялся на людях, в очередной раз страдая припадком умопомешательства, королева бежала, дофин был слишком юн и неопытен, чтобы хоть как-то повлиять на ситуацию. Впрочем, вокруг этого центра власти, — пусть еще в достаточной мере слабого, начало формироваться ядро, способное со временем вернуть стране утерянное благополучие. Многоопытная королева Иоланда, в скором времени — теща наследника престола, сумела окружить его дальновидными советниками. Среди них выделялся Робер ле Масон, сеньор де Трев, «клирик весьма рассудительный и разумный»; впрочем, пробургундски настроенный Париж его не любил; Горожанин, оставивший для нас свидетельства настроений столичного населения с неудовольствием называет его «худшим из всех, носящих перевязь» — то есть бывших на стороне дофина и Бернара д’Арманьяка. Среди ставленников королевы Иоланды также выделялся Жан Луве — запомните это имя, читатель, он еще не раз встретится нам на этих страницах. президент счетной палаты провансальской столицы — Экса, носивший также титул «Президента Прованса»^[4]. Это ушлый финансист обладал воистину удивительным свойством изыскивать деньги в разоренной дотла стране: в частности, ему каким-то непостижимым образом удавалось выведывать местонахождения тайных монастырских хранилищ, в которых опальная королева в течение двадцати последних лет прятала свою казну — раскрытые тайники немедленно опустошались и найденное пускалось в дело.

Примечания