Костюм средневековой Франции/Костюм в зеркале истории французского Средневековья

← Введение

"Костюм средневековой Франции" ~ Глава I Костюм в зеркале истории французского Средневековья автор Zoe Lionidas

Окрашивание ткани. Цвета в костюме и их символика →

Изменение идеологии ношения платья в Позднем Средневековье

В конце XII века феодальная Европа, в частности Франция, оказалась в «мальтузианской ловушке»: более чем неторопливый прогресс в области техники, экстенсивное ведение хозяйства, основанное на эксплуатации всё новых и новых пространств, перенаселение многих областей Старого Света определённо должны были закончиться кризисом. Наступление этого кризиса ускорила Столетняя война. Старая знать втянутых в конфликт стран — Англии, Франции и их европейских союзников — истребляла саму себя. К военным лишениям зачастую добавлялись природные катаклизмы, такие как Великий голод 1315—1317 годов, вызванный резким изменением климата, известным в литературе под названием «малого ледникового периода». Огромное влияние на общество возымела и эпидемия Чёрной смерти, выкосившая едва ли не треть населения Европы.

Катастрофическое сокращение количества рабочих рук, вызванное эпидемией, а также возросшее благосостояние выживших работников за счёт умерших привели к резкому подорожанию ручного труда. Низшие классы, осознав свою силу, немедля попытались улучшить своё материальное положение и добиться определённых политических свобод. Попытки государства сдержать эти новые тенденции посредством законов, запрещавших платить наёмным рабочим больше, чем то было принято до эпидемии, а также попытки дворянства поднять налоги в своих владениях и усилить своё влияние в городах и деревнях, чтобы таким образом вернуть старые порядки, вылились в цепь народных восстаний, охвативших Францию в последнее двадцатилетие XIV века. Окончательным результатом стал некий статус-кво, не принёсший удовлетворения ни одной стороне: налоги возросли, но недостаточно, чтобы вернуть пошатнувшийся материальный достаток высших классов; в то же время властям пришлось отказаться от попыток регулировать заработную плату. В обществе властно заявляла о себе новая сила — купцы, разбогатевшие цеховые мастера, городской патрициат. Престижность высокого рождения всё больше подменялась престижностью тугого кошелька; дворянскому классу нанесён был удар, от которого он уже не смог оправиться, и всё Позднее Средневековье превратилось для него, по выражению Флорана Вениеля, в эпоху его «медленной агонии». В обществе всё более распространялись морганатические браки: обедневшие дворяне женились «на деньгах», ещё более подрывая и без того пошатнувшийся престиж своего сословия. Иерархические границы размывались, попытки государства повлиять на моду всё новыми «законы о роскоши», запрещавшими низшим классам использование дорогих тканей, длинное платье, изысканные украшения, попросту игнорировались населением. Флорентиец Маттео Виллани жаловался^[1]:

Простонародье ныне требует для себя самых дорогих и изысканных блюд, их женщины и дети щеголяют пышными платьями, принадлежавшими ранее тем, кто навсегда покинул этот мир. <…> В нынешнее время женская прислуга, неопытная и необученная, и вместе с ней мальчишки-конюшие требуют для себя, по меньшей мере, 12 флоринов в год, а самые наглые и 18, и даже 24; то же касается нянек и мелких ремесленников, зарабатывающих на хлеб своими руками, которым подавай ныне втрое больше обычного; и так же работники на полях, коих следует теперь снабжать упряжкой быков и зерном для посева, и работать они желают исключительно на лучшей земле, забросив прочую.

К великому соблазну своих новых подданных, английские лучники при Креси захватили огромное количество роскошного платья, в котором французы готовились праздновать победу, в результате чего, по словам хрониста, «не стало более понятно, кто богат, а кто беден».

Штрихи к портрету Позднего Средневековья
Резкое похолодание. Фламандская школа «Декабрь» (фрагмент) — «Часослов» (W.425.12R), fol. 2. Ок. 1510. Художественный музей Уолтерса, Балтимор	Великий голод. Жан де Бондоль и Николя Батай «Третий всадник Апокалипсиса[K 1]» (фрагмент) — «Анжерский апокалипсис». Гобелен: шерсть и шёлк. Париж, 1377—82. Музей гобелена, Анже	Растущее недовольство низов. Неизвестный художник «Убийства в Париже (1413)» — «Вигилии на смерть короля Карла VII» (Fr. 5054), fol. 8v. Ок. 1484. Национальная библиотека Франции, Париж
Столетняя война. Луазет Лиде «Битва при Креси» — «Хроники Фруассара» (Fr. 2643), fol. 165v. 1470—1475. Национальная библиотека Франции, Париж	Чёрная смерть. Михаэль Вольгемут «Пляска смерти» — «Нюрнбергская хроника» (Ink S-195), fol. 264. 1493. Баварская государственная библиотека, Мюнхен	«Ешь, пей, люби, ибо завтра ты умрешь!» Мастер Вокленова «Александра» «Пир с блудницами» (фрагмент) — «Достопамятные деяния и изречения» (Fr. 6185), fol. 51. Ок. 1455. Национальная библиотека Франции, Париж

Но сильнее всего потрясения, вызванные войной, голодом и чумной эпидемией, отразились на мировоззрении людей того времени. Само понятие мирового порядка, раз и навсегда установленного, незыблемого и не подлежавшего никаким изменениям, словно идеально отлаженный механизм, оказалось подорвано раз и навсегда. Страх перед завтрашним днём и осознание хрупкости собственного существования при полной невозможности повлиять на происходящее, начавшиеся во времена эпидемии, породили ту лихорадочную погоню за удовольствиями, стремление перещеголять друг друга в роскоши и страсть к нарядам, которой Иоганн Нол дал имя «эротической составляющей чумы». «Пляске смерти», во множестве изображавшейся в церквях, где скелеты, символы смерти, отплясывали вперемежку с принцами, прелатами, крестьянами, сопутствовали оргии на кладбищах, блеск, расточительство и жизнь по принципу «ешь, пей, люби, ибо завтра ты умрёшь».

Верхнее платье, бывшее ранее отличительной характеристикой, по которой отличались сословия и состояния, в XIV—XV веках всё больше превращалось в демонстрацию красоты тела — также нового понятия, вызывавшего бешенство моралистов, — и хвастовство роскошью и достатком. Платье, ранее призванное скрывать и затушёвывать линии тела, стало куда более открытым и даже вызывающим, человеческое и земное предпочиталось загробному блаженству. Европа готовилась к Возрождению.

Кавалер в коротком платье и дама с декольте — кокетливая мода Осени Средневековья. Мастер мюнхенской «Золотой легенды» «Благовестие пастухам» (фрагмент) — «Римский часослов» (Ms. 5145), fol. 61v. Вторая четверть XV века. Муниципальная библиотека, Лион

Сочинения моралистов того времени, бичевавших и высмеивавших новую моду, как ни парадоксально, сохранили до нашего времени наибольшее количество информации о ней. Как это обычно бывает, блюстителей нравственности приводило в ярость любое, самое незначительное изменение, любое новшество в деле ношения платья, свидетельствующее, без сомнения, о развращённости, забвении, уничтожении духовности и близости Страшного суда. Когда в XII веке с Востока пришла мода на длинные, струящиеся одежды, исторически восходящие к арабскому и греческому платью, в них увидели опасное свидетельство изнеженности, «женственности» и порчи нравов; в конце Средневековья эти же старинные одеяния уже стали восприниматься в качестве единственно правильных, строгих и целомудренных, в противовес новоявленному короткому платью^[2].

На рубеже веков единая ранее человеческая масса принялась распадаться на отдельные «я». Желание выделиться из толпы, привлечь к себе внимание окружающих было столь велико, что к поясу принялись привязывать бубенчики, что вынуждало, в свою очередь, Св. Бернарда гневно вопрошать тогдашних модников: «Что за финтифлюшки на вас надеты? Это конская сбруя? Женское платье?» Но недовольство клира никоим образом не могло остановить новые тенденции^[3].

Переворот в самой идеологии ношения платья в первые годы XIV века начали женщины. Впервые за много столетий у платья появилось декольте, на всеобщее обозрение выставлялась шея, плечи, верхняя часть груди. Как водится, это новое было хорошо забытым старым: подобным образом носили платье во времена Римской империи, в тевтонской одежде эта мода просуществовала до конца V века н. э., но, конечно же, так далеко историческая память средневекового человека никогда не простиралась^[4]. Чтобы понять шок, вызванный этой модой, следует вспомнить, что женщина в понятиях средневековой морали считалась существом подчинённым, которое следовало держать в повиновении для её же пользы, чтобы предотвратить разгул дикарских инстинктов, унаследованных от праматери Евы. Женщина полагалась «аспидом», «ехидной»; шевалье де Латур-Ландри сравнивал её с пауком, умело оплетающим сетью сильный пол, чтобы таким образом вовлечь его в пучину плотского греха. Новая мода скандальным образом меняла сексуальные роли: из добычи женщина становилась охотницей, соблазнительницей, недоступной, а потому особо желанной. Отрицать эротическую составляющую новой моды и вправду было бы затруднительно. Платья начала XIV века, по-прежнему полностью драпируя фигуру от талии и ниже, получили отрезной лиф со шнуровкой или рядом пуговиц и плотно облегали грудь и руки, подчёркивая их форму, выставляя напоказ ранее скрытое^[5].

Моралисты без устали проклинали «нагую шею», которая словно магнитом притягивала мужские взгляды, обеспечивая незадачливым воздыхателям уютное местечко на адской сковородке, но ничего не помогало^[5]. Раз возникнув, декольте стало неотъемлемой частью женского наряда вплоть до конца XIX века. Более того, вслед за женщинами от рук отбились и мужчины: начиная с 40-х годов XIV века мужской костюм вслед за женским обзавёлся отрезным лифом и спинным швом, позволявшим подчеркнуть каждую линию тела, а также длинным рядом пуговиц. Новый наряд был столь узким и тесным, что не надевался без посторонней помощи, вызывая насмешки и издевательства сторонников строгого образа жизни. Мишель Пентуэн, монах аббатства Сен-Дени, с негодованием писал о новомодном платье, «столь узком и тесном, что его не надеть без посторонней помощи; процесс же снимания такового наводит на мысль о ремесле живодёра»^[6]. Дальше — больше: мужской наряд стал катастрофически укорачиваться, вплоть до того, что в самом смелом варианте (так называемой «жакетте») едва лишь прикрывал бёдра, вызывая дополнительную волну возмущения тем, что «носящий таковое платье при любой попытке наклониться, дабы услужить своему сеньору, демонстрирует всем стоящим сзади свои брэ [трусы]»^[7]. С точки зрения той же морали, подобное «бесстыдство» низводило носящего подобное платье на уровень животного или дикаря. Но всё возмущение моралистов не могло остановить поступательный ход истории. В дальнейшем короткое платье то уходило в тень, то появлялось вновь, но окончательно не забывалось^[8].

Если историю женского декольте проследить затруднительно, то касательно мужской моды с достаточной уверенностью можно сказать, что она зародилась в среде молодых дворян: оруженосцев и пажей. Вызвали её к жизни, по-видимому, чисто военные нужды — в длинном платье, надетом на или под защитное вооружение, было трудно и неудобно сражаться, тем более, что всё чаще древнюю стёганку стал заменять тяжёлый металлический доспех. В коротком платье также было проще прислуживать — стоит напомнить, что обязательный этап жизни молодого дворянина включал помощь господину в качестве пажа, оруженосца и «благородного слуги» вплоть до выхода из юношеского возраста и посвящения в рыцари. Длинное и широкое платье было для исполнения подобных функций, конечно же, неудобно. Также следует заметить, что в самом обществе эта мода вызвала неоднозначную реакцию. Если церковь отвергла её немедля и сразу, вплоть до нынешнего времени сохранив длинные, струящиеся облачения, то высшие дворяне определились в своём выборе не сразу. Иоанн II Добрый и Карл V Мудрый безоговорочно отдавали предпочтение старомодным длинным одеждам, а молодой и деятельный Карл VI стал публично показываться в коротком платье, после чего новая мода утвердилась уже окончательно^[9].

Комментарии

Примечания