Анна Бургундская, преданная сестра и верная супруга/Глава 2. Замужество. Герцогиня Бедфордская

← Глава 1. Девичество. Герцогиня Бургундская

"Анна Бургундская, преданная сестра и верная супруга" ~ Глава 1. Девичество. Герцогиня Бургундская автор Zoe Lionidas

Содержание 1 Медовый месяц 1.1 Встреча 1.2 Труа — Париж 1.3 Париж — Руан 2 Война продолжается 2.1 Последняя победа и гибель французской северной армии 2.2 Ошибка, с более чем неприятными результатами 3 Англо-бургундский союз под угрозой 3.1 Анна мирит супруга и брата 3.2 И делает то же самое еще раз… 4 Путешествие на ту сторону Ла-Манша 4.1 Дорога 4.2 Рождественские праздники и их благочестивое продолжение 4.3 Продолжение путешествия и возвращение на родину 5 Время Жанны 5.1 1428 год 5.2 Англо-бургундский союз вновь на грани развала 5.3 Анна в третий раз мирит супруга и брата 5.4 Осада Парижа и свадьба Филиппа Бургундского 5.5 Жанна в бургундском плену 5.6 Жанна и Анна 6 Париж 6.1 Корона двойной монархии 6.2 Внезапность 7 Эпилог 8 Примечания

Медовый месяц

Встреча

Первая встреча знатных супругов. Неизвестный художник «Встреча Эдуарда II и Изабеллы Французской» - Жан де Уоврен «Древние и новые хроники Англии» - Ms. Royal 15 E IV, fol. 295v. - Ок. 1471—1483 гг. - Британская библиотека, Лондон

В Труа, между тем, уже кипела работа. Известно, что Жако Брокар, комнатный лакей Филиппа Доброго, а также по совместительству хранитель герцогских гобеленов, за украшение таковыми гобеленами стен для церемонии брака Анны и Бедфорда получил 20 франков. (А 457). Неторопливо движущийся эскорт принцессы достиг Труа 12 мая 1423 года. В честь прибытия столь высокой гостьи торжественно звонили колокола, горожане, вырядившиеся для такого случая в самое дорогое свое платье, оглашали воздух приветственными криками, под копыта лошадей летели цветы, пышные гирлянды и неизменные ковры десятками свешивались с балконов по обеим сторонам улиц, через которые двигался кортеж. Как и следовало ожидать, принцессу встречала не менее пышная свита жениха. Познакомимся с ней поближе, тем более что в этой толпе присутствуют весьма любопытные личности.

Робер Жоливе, аббат высокогорного монастыря Сен-Мишель. Когда-то верный сторонник французского короля, а ныне — почетный член Большого Совета Аглиии, канцлер Нормандии для короля английского. Монастырь, настоятелем которого он продолжает формально числиться, в одиночку противостоит в Нормандии английским полчищам — эту единственную твердыню несмотря на все усилия занять так и не удается. Придет время, и Бедфорд с достаточной изобретательностью попытается воспользоваться для этого услужливым Жоливе — его миссией будет уговорить защитников добровольно сложить оружие. Впрочем, не то парламентарий окажется никудышным, не то монахи слишком уж радикально настроенными, но Жоливе с позором вытолкают за ворота монастыря, и оборона будет продолжаться. Забегая вперед скажем, что осада монастыря затянется на долгих двадцать пять лет, и закончится полным поражением завоевателей, а Мон-Сен-Мишель останется в памяти одной из немногих крепостей, куда (по сей день!) не ступала нога завоевателя.

Томас Монтекьют, граф Солсбери. Когда-то его отец за измену против английской короны лишился головы и достояния, впрочем, последнее было королевской милостью благополучно возвращено его детям. Генрих V, обладавший буквально сверхъестественным чутьем на военные таланты, поднял Солсбери из неизвестности к высотам власти, богатства и славы. Этому безусловно одаренному полководцу его солдаты будете преданы безоглядно, и готовы пойти за ним, что называется, в огонь и воду. Французам Солсбери запомнится своей холодной жестокостью, с которой он будет избавляться от тех, кто по какой-то причине навлек на себя подозрение в нелояльности к новым хозяевам или попросту — стал более им ненужным. Впрочем, короткий и яркий путь этого военачальника, безусловно, одного из лучших на полях сражений Столетней войны оборвется неожиданно и нелепо, у стен Орлеанской крепости. Впрочем, обо всем по порядку.

Жан Ринель. Личность и блеклая и колоритная одновременно, тихий исполнительный секретарь, постоянно с бумагой и чернильницей на поясе, готовый приняться за дело по первому же знаку своего господина; а заодно — вот незадача, племянник Пьера Кошона, в недалеком будущем судьи и палача Орлеанской Девы. Впрочем, эта исполнительная личность останется верна своим английским хозяевам до последнего вздоха, но после смерти прославленного дядюшки, растворится в неизвестности, откуда ранее появилась.

Николя Роллен, канцлер Бургундии, правая рука своего господина, второй человек в герцогстве после собственно его властителя. Хитроумный и весьма изворотливый политик, мастер служения «вашим и нашим», впрочем, безоглядно преданный только своему господину, тогда как все прочие воспринимаются как средства для достижения поставленной задачи, или — как жертвы настоящего и будущего обмана, впрочем — для той же цели.

Кроме этих достаточно любопытных личностей, вскользь назовем Людовика Оранского, преданного сторонника бургундского герцога во всех его начинаниях, Жана Сальо, бальи Руана для короля английского, уже знакомого нам Жана де Куртиабля, гонца на службе герцога бургундского… и еще множество иных лиц обоего пола, более или менее высокой степени знатности. В этой разряженной, блещущей драгоценностями толпе, Анна, слегка приподнявшись в седле, в котором она сидела с грацией амазонки, выискивала глазами своего нареченного супруга. Впрочем, он и сам не заставил долго себя ждать.

На первый взгляд, Джон Бедфорд мог доставить романтично настроенной девушке только разочарование. Невысокий, коренастый, крепко сбитый, с крупной головой, горбатым носом и глубоко посаженными глазами, коротко стриженный по военной моде, и даже на собственной свадьбе — вежливый и невозмутимый. Конечно же, он помог своей невесте спуститься с коня, сказал ей несколько полагающихся по случаю комплиментов.

Впрочем, в первый день после приезда, новобрачной и ее свите предстояло смыть с себя дорожную пыль и как следует отдохнуть, чтобы назавтра предстать перед алтарем местной церкви Сен-Жан, рука об руку со своим нареченным супругом. Герцог Филипп, желая, чтобы его не слишком привлекательная внешне сестра затмила всех вокруг хотя бы пышностью своего наряда, заранее озаботился о том, чтобы закупить у Марка Гидешона, уроженца Лукки, торговавшего в Брюгге восточным товаром «тридцать девять с половиной „онов“ златотканого бархата ярко-алого цвета… дабы из такового изготовить длинный уппеланд с широкими рукавами, для мадемуазель Анны Бургундской, и таковой же уппеланд ей отправил, дабы ей в таковой же облачиться в день своей свадьбы». В качестве свадебного подарка от брата, ей было отправлено двадцать три «она» «простого черного бархата», из которого следовало сшит еще один уппеланд, должный служить новобрачной после окончания собственно церемонии. Для себя он предпочел военное одеяние, и шлем с пышным плюмажем.

Труа — Париж

Приходская церковь Сен-Жан-де-Труа. Здесь обвенчаются Анна и Бедфорд.

Собственно свадьбе следовало состояться на другой день после приезда — 13 мая 1423 года. Как было уже сказано, молодые получили благословение в скромной приходской церкви Сен-Жан. Это было памятное место. Здесь, в Труа безумным королем, как обычно, не понимавшем, что происходит вокруг и его трусливой супругой, всегда готовой перебежать на сторону сильного, был подписан «позорный договор», передававший в английские руки корону Людовика Святого. В этой же церкви королева Изабелла, вместо своего невменяемого супруга, положив руку на священные книги, торжественно клялась в нерушимой верности этому договору. И здесь же, несколько дней спустя после церемонии, король Генрих V венчался с Катериной Французской.

Бедфорд, судя по всему, не присутствовал на свадьбе старшего брата; этот холодный человек не был особенно падок до зрелищ и церемоний, а дела правления требовали его прибытия в столицу Нормандии. И вот теперь, стоя перед тем же самым алтарем, что и молодой король тремя годами ранее, Бедфорд произносил те же клятвы и отвечал на те же вопросы, обещая до самой смерти быть верным мужем Анне Бургундской.

После того, как затянувшаяся церемония наконец-то подошла к концу, молодожены скрепили своей подписью брачный договор. Как было уже сказано, герцог Филипп обязывался выплатить за сестру 50 тыс. золотых франков немедля, причем деньгами этими новобрачный мог «распорядиться по своей воле и желанию», в случае если молодому герцогу случилось бы скончаться бездетным, в качестве приданого к Анне (как опять же, было сказано) уходило многострадальное графство Артуа. Если бы наследники у ее брата все же появились, вместо компенсации молодой супруг получил бы еще сто тысяч полновесных золотых монет. За церемонией последовала неизбежная череда пиров и торжественных приемов, но всему когда-то приходит конец, и бургундская свита засобиралась домой «не без слез» — как отмечает хронист, расставаясь с любимой госпожой.

Надо сказать, что расходы на эту пышную свадьбу (а также на свадьбу старшей сестры — Маргариты, которая также последует в скором времени!) еще предстояло покрыть — впрочем, молодого герцога Бургундского в данном случае весьма выручал древний обычай, согласно которому вассалы и подданные, без всяких исключений, по причине столь радостного события, обязаны были выплатить особый налог. Документы, сохранившие суммы выплат сохранились практически в полной мере, и посему мы знаем, например, что депутаты Бургундского графства без всяких споров и пререканий, единодушно проголосовали за дополнительный налог, должный в январе 1424 года принести в герцогскую казну достаточно круглую сумму — 10 тыс. золотых франков. Забегая вперед, скажем, что деньги будут собраны до последней монеты, как бы из нашего исторического далека не относиться к Филиппу Бургундскому, придется признать, что подданные питали к нему глубокую привязанность.

Пока же медовый месяц молодожены провели здесь же в Труа, причем горожане, спеша выразить свою несколько официальную «радость» по поводу заключения этого брака, поднесли молодому супругу несколько кабаньих голов, добытых во время охоты в окрестных лесах, также несколько мешков пшеницы, а молодой герцогине — отрез отличного местного полотна. Для развлечения молодоженов силами горожан были поставлены несколько спектаклей и живых картин. Впрочем, когда наконец-то новобрачным пришло время отбыть прочь, жители Труа вздохнули скорее с облегчением: во-первых, содержание герцогской пары обошлось очень и очень недешево, во-вторых, прагматичный молодожен не преминул обложить гостеприимный город тяжелым налогом, общая сумма которого составляла также 10 тыс. золотых франков — пусть не в свой карман, а исключительно на дело осады ближайших крепостей, упорно не желавших признавать английскую власть; вряд ли горожане от этого чувствовали себя легче.

Но так или иначе, молодой герцогине предстояло отбыть прочь, сопровождая новонареченного супруга. Загодя приготовляясь к семейной жизни, прагматичный Бедфорд уже приготовил для жены и ее многочисленной свиты перестроенный и заново украшенный «отель с Башенками» — богатый парижский особняк, когда-то подаренный ему Карлом Французским. Надо сказать, что для этой новой резиденции Бедфорд покинул свое прежнее холостяцкое обиталище — тесный и скромный, но зато обжитой и привычный, отель де ла Ривьер… ну что поделаешь, семейная жизнь, должна была начаться с небольшой жертвы со стороны молодого супруга!…

Париж — Руан

Богато изукрашенный часослов — подарок Бедфорда молодой супруге. Мастер Бедфорда «Возведение Вавилонской башни Французской» — «Часослов Бедфорда» — Add MS 18850, fol. 17v. — Ок. 1410—1430 гг. — Британская библиотека, Лондон

Впрочем, забегая вперед, скажем, что за все годы, сколько будет длиться семейная жизнь нашей героини, Джон Бедфорд ни разу не пожалеет о сделанном для себя выборе. Некрасивая и не слишком грациозная Анна Бургундская, как будто в качестве извинения от матушки-природы, обидевшей ее в этом отношении, отличалась редкостной наблюдательностью и умом.

Безошибочным своим женским чутьем молодая герцогиня Бедфордская почувствовала, что этот холодный и замкнутый по внешнему виду англичанин как никто другой отчаянно нуждается в поддержке и любви. И то и другое супруг получит в полной мере, и всем сердцем привяжется к той, кого выбрал себе в жены, так ни разу и не встретив до самой свадьбы. Эта неожиданная для него самого любовь найдет красноречивый, и весьма куртуазный выход, по всем правилам эпохи. Молодожены равно питали пристрастие к богато украшенным книгам, и посему в качестве свадебного подарка молодой жене достался богато разукрашенный часослов, на первых страницах которого молодожены были изображены в молитвенной позе каждый перед своим святым — св. Иоанном Богословом, и соответственно, св. Анной, матерью Богородицы. Но и этого по мнению влюбленного англичанина буде мало: с того же времени он сменит рыцарский девиз, и прежний — несколько загадочный «К желаемому» превратится в красноречивый «Я целиком ваш», который новобрачный прикажет начертать на одной из первых страниц, там где его супруга будет изображена в молитве перед Св. Георгием — покровителем Английского королевского дома.

На противоположной странице, где она же преклонила колена перед Св. Девой, на сей раз, по приказу молодой герцогини, появится простой и трогательный ответ: «Весьма этому рада»; но что еще красноречивее — прежний геральдический знак герцога Бедфорда — иссушенная ветвь, отныне как бы сам собой заменится на ветвь молодую и зеленеющую, отягченную пышными листьями ярко-алыми плодами. Еще один часослов, столь же пышный как и первый, нес в себе изображение вензелей обоих супругов, сплетенных вместе «узами любви».

Английское правительство также не преминуло выразить почтение новой герцогине, отправив ей личные письма, где в самых изысканных выражениях ее поздравляли с вступлением в законный брак и дарованием английского подданства. Анна ответила немедля, присягая на верность своему новому властелину, королю Английскому. Опять же, забегая вперед, заметим, что у молодой герцогини слова не расходились с делом; верная сестра, она станет столь же преданной супругой, твердо уверенной, что жена должна следовать за мужем «как нитка за иголкой», и полностью и всегда поддерживать и помогать ему во всех начинаниях… даже во вред своей (уже бывшей) родине — Франции. Но вернемся.

Итак, семейная жизнь начиналась самым радужным образом. В Париже герцогиню Анну трепетно любили — и как дочь обожаемого мученика за «народное дело», да и саму по себе, как женщину редкостно доброй души, «любезнейшую из всех дам, каковые в то время обретались во Франции», как вполне справедливо отмечает в своем «Дневнике» неизвестный Парижский Горожанин. Отныне и всегда — пусть даже во время уличных беспорядков, смятений и тревог, герцогиня Анна сможет безбоязненно перемещаться по Парижу, не избегая даже самых опасных его уголков.

Впрочем, что бы ни говорить о молодой герцогине, невозможно будет отрицать, что милосердие было одной из самых заметных черт ее характера. Уже медовый месяц у молодых супругов ознаменовался более чем характерной ситуацией: приблизительно в это время в очередной битве — при городке Орсе (на левом берегу Сены, недалеко от Парижа) англичане в очередной раз одержали убедительную победу. Многочисленных пленников, привязанных друг к другу словно скот, пригнали в Париж и заперли в тюрьму Шатле, в ожидании казни, посредством которой Бедфорд желал раз и навсегда показать несогласным, какая судьба ожидает всех тех, кто пожелает воспротивиться власти английского короля. Впрочем, его планы разрушила собственная супруга: увидев из окна, как обреченных ведут на казнь, герцогиня Анна бросилась на колени перед собственным мужем, слезно моля помиловать несчастных. Отказать новобрачной Бедфорд не мог, и к вящему изумлению и бурной радости парижан, не привыкших к подобным проявлениям христианского милосердия, пленники получили свободу.

Впрочем, надолго в Париже герцогская чета не задержится. Дела правления настоятельно звали его в Нормандию; этот плацдарм, который требовалось при любом повороте событий удержать за английской короной, так как именно там из раза в раз выгружались с кораблей все новые и новые полки английских войск, должных раз за разом проникать все глубже в самое сердце Франции.

Посему, несмотря на раскисшую от дождей и мокрого снега санную дорогу, «монсеньор регент вкупе с мадам регеншей», как именовали их официальные документы, перебрались в столицу Нормандии. Вряд ли после веселого и красочного Парижа сумрачный Руан пришелся по нраву нашей героине. Нормандцы, в отличие от парижан, отнюдь не питали пиетита к ее отцу, бросившему их на произвол судьбы во время английской осады. Кроме того, эти северные люди, известные своей замкнутостью и упрямым нравом, сносили английское господство скорее по необходимости, чем по доброй воле. Справедливости ради, отметим, что Бедфорд изо всех сил пытался расположить к себе местное население, категорически запрещая войскам грабить и притеснять его, а также приказывая весьма сурово, и что особо важно — прилюдно — расправляться с нарушителями. Кроме того, желая постепенно, исподволь приучить народ к новому положению дел, этот дальновидный администратор оставил на своих местах французских чиновников, и никоим образом не вмешивался в дела гражданского правления и не пытался изменить местные обычаи, ограничившись лишь тем, что все военные должности отдал англичанам и тем, кто кровью и мужеством доказал свою приверженность новой власти. Однако, несмотря на то, что простой народ с достаточной приязнью отнесся к подобным мерам, склонить нормандцев на свою сторону окончательно не получалось, да, по большому счету, получиться, видимо и не могло.

Война продолжается

Последняя победа и гибель французской северной армии

Руанский замок. Сейчас в нем живет наша героиня, позднее в башне справа (отмечена как «Башня Девы» (Tour de la Pucelle)) будет заключена Жанна д’Арк. Жак ле Льер «Руанский замок». — Гравюра. — 1525 г.

Знать предпочитала всеми силами держать «нейтралитет», вежливо уклоняясь от всех попыток завоевателей привязать ее к себе, и по сути дела, выжидала, как будет в дальнейшем складываться военная обстановка. Что касается простого народа, когда придет время возвращения Нормандиии, отряды местных партизан ударят в спину англичанам, превращая битвы в настоящую резню, а в самом Руане, едва лишь армия молодого короля приблизится к стенам, попросту вышвырнут прочь английский гарнизон. Однако, это случится куда позднее, когда нашей героини и ее деятельного супруга давным-давно не будет в живых.

Итак, сумрачный зимний Руан вряд ли пришелся по вкусу веселой и жизнерадостной Анне, но, как и следовало примерной супруге, прекрасно понимающей, какую тяжелую ношу и без того несет ее любимый муж, она скорее всего не подавала виду, и даже пыталась выказать полное удовлетворение сумрачным Руанским замком, где отныне ей предстояло ждать своего героя, собиравшегося вместе с первыми теплыми днями отбыть к действующей армии.

Впрочем, новой хозяйке было чем заняться — управление целой армией слуг и служанок, прилежные молитвы в домашней церкви, чтение, вышивка, а также музыкальные вечера, таким, судя по всему было ее ежедневное времяпровождение. Ко всему вышеперечисленному, конечно же, прибавлялось написание писем, и подспудное волнение от приезда каждого нового гонца, которых исправно посылал к ней супруг. Впрочем, новый 1424 год для английской армии складывался как нельзя лучше, Бедфорд достиг, что называется, пика своих военных и политических успехов.

Ему удалось на время подавить сопротивление французских партизан-тюшенов, и вслед за тем одержать громкую победу при городке Краване, наголову разбив войска дофина и поддерживавших его шотландцев. Впрочем, амбициозные планы регента на этом не останавливались, в текущем году он поставил себе целью загнать в ловушку и уничтожить армию графа д’Омаля, уже несколько лет портившую кровь английским захватчикам в самой Нормандии. Незадолго до того д’Омалю едва ли не впервые за несколько лет удалось нанести англичанам жестокое поражение у деревеньки Гравель и тем самым навсегда развеять миф о непобедимости островных захватчиков. Более того, опытный д’Омаль сумел разгадать тактику англичан, состоявшую в том, чтобы спрятавшись за острым частоколом, и тем самым оставаясь вне досягаемости тяжелой французской конницы, методически расстреливать наступающих из длинных луков — самого страшного ручного оружия Столетней войны.

Посему, д’Омаль взял для себя правилом бить врага на марше, не позволяя ему использовать подобного рода преимущество. Позднее новая тактика принесет французам окончательную победу, пока же Бедфорд — при всей своей несомненной проницательности — не сумел оценить по достоинству этой угрозы, и видел в лице опытного графа всего лишь досадную проблему, не дававшую ему покоя в самой Нормандии, уничтожить которую следовало как можно скорее.

Впрочем, для этого требовалось серьезное пополнение, и посему Бедфорд вновь поспешил в Руан, куда к величайшей радости супруги явился 20 июля 1424 года. Впрочем, на сей раз встреча любящих сердец была недолгой, запыленный, уставший с дороги молодой супруг, практически не давая себе отдыха, во главе новонабранной 20-тысячной армии опять выступил в поход. Участь французов была предрешена, загнанная в ловушку, лишенная пополнений и продовольствия северная армия потерпела жесточайшее поражение у г. Вернея. На поле боя навсегда остался сам главнокомандующий — граф Жан д’Омаль; один из убийц герцога Бургундского — виконт де Нарбонн, также погиб в этом бою, причем его бездыханное тело бургундские солдаты с позором вздернули на ближайшую осину, мстя таким образом за смерть любимого сюзерена.

Нашей героине подобные новости должны были доставить самое живейшее удовлетворение; более того, молодой супруг, покрытый славой, во главе своей победоносной армии, после неизменной благодарственной мессы в кафедральном соборе Руана, вновь поспешил к своей молодой жене, в качестве неожиданного гостя захватив с собой пленника — молодого герцога Жана Алансонского, попавшему к нему в руки во время всей той же злосчастной битвы. По словам хрониста Уоврена, как видно, лично наблюдавшего за этой сценой, Бедфорд заявил супруге: «Моя дорогая, это — ваш кузен Алансонский, наш пленник», после чего гостеприимная герцогиня «ему ответствовала, что весьма рада такового видеть, после чего заключила того в объятья и поцеловала». Впрочем, этот родственный поцелуй отнюдь не мог никого заставить забыть тот факт, что герцогство Алансонское — еще волей покойного Английского короля — полагалось конфискованным в пользу Бедфорда за «мятеж» законного владельца, посмевшего примкнуть к армии опального дофина. Посему, титул герцогини Алансконской теперь полагался Анне Бедфордской, против чего она, как примерная супруга, опять же, не возражала.

Ошибка, с более чем неприятными результатами

Времена несколько более поздние, а нравы все те же. Неизвестный художник «Торжественный въезд Генриха II в Руан». — «Сообщение о торжественном въезде Генриха II в Руан». - Ms Y 28 fol. 48. — 1550 г. - Руанская муниципальная библиотека. - Руан, Франция

Впрочем, пока что в англо-бургундской бочке меда, как то обычно бывает, исподволь появилась ложка с куда менее аппетитным содержимым, и как случается в подобных случаях, добавил ее туда собственной персоной герцог Бедфордский, несколько опьяненный своими оглушительными победами. Будем справедливы – подобные ошибки для этого дальновидного человека были нехарактерны, но тем более тяжелыми оказывались последствия. На сей раз Бедфорд насмерть рассорился со своим самолюбивым свояком – Артуром де Ришмоном, как мы помним, в недалеком будущем супругом старшей сестры нашей героини – Маргариты Бургундской.

Ришмон, попавший когда-то в плен при Азенкуре, счел себя свободным от уплаты выкупа и собственной клятвы внести требуемую сумму, после смерти Генриха V, которому эта клятва, собственно и была дана. Бедфорд, не терпевший ни в ком неверности собственному слову, раз и навсегда проникся к свояку жестокой неприязнью, и посему, категорически пресек все его попытки сделать карьеру в английской армии, отказав даже в просьбе поставить того во главе вспомогательного отряда, уничтожавшего разбойников в лесах под Парижем. Не менее самолюбивый Ришмон вспылил, и показательно хлопнул дверью, что на хладнокровного англичанина не произвело ни малейшего впечатления. Анна Бедфордская, как того и следовало ожидать, предпочла дипломатично отмолчаться, полагая супруга полностью и безоговорочно правым.

Ни ей ни ему пока еще невдомек, что эта несколько не вовремя проявленная принципиальность, толкнет в объятья дофина одного из талантливейших полководцев своего времени, который покроет себя славой, навсегда выгнав англичан с французской земли. Пока что промахом Бедфорда благополучно пользуется Иоланда Арагонская, дальновидная теща дофина, немедля предлагая изобиженному Ришмону чин коннетабля Франции – практически второго человека в государстве после собственно короля.

После недолгого колебания, и переговоров со старшим братом, предложение принято. С этого времени сестры раз и навсегда оказываются «по разные стороны баррикад», т.к. старшая, Маргарита, столь же привыкла во всем поддерживать и оправдывать решения супруга. Кроме того, для Бедфорда о союзе с бретонским герцогом приходилось забыть хотя бы на время, впрочем, англичанин мог утешать себя тем, что этот увертливый и двуличный человек вряд ли особенно поможет дофину Карлу – и был в этом в какой-то степени прав.

Зато нашей героине выпали в очередной раз приятные хлопоты: следовало готовиться к возвращению в привычный любимый Париж.

8 сентября навстречу регенту с супругой на поле Ланди, где обыкновенно происходили шумные ярмарки, вышли «советники короля, вкупе с иными чиновниками, а также горожане, проживающие и обитающие в городе Париже, в великом множестве, равно конные и пешие. И улицы были украшены, и огни зажжены по приказу королевских советников в знак радости и ликования.»

Парижский Горожанин, судя по всему, наблюдавший триумфальный въезд Бедфорда и его супруги собственными глазами, также не преминул описать его в своем Дневнике:

Далее, у входа в Шатле представлена была весьма прекрасная мистерия, состоявшая из сцен Старого и Нового Заветов, в каковой участвовали парижские дети, представлявшие словно бы картины, изображенные на стене, без слов и телодвижений. Засим, насладившись вдосталь сказанной мистерией, он отправился в собор Нотр-Дам, где его принимали словно Господа, ибо те, что оставались в городе, а также каноники собора Нотр-Дам, принимали его с величайшей честью, и пели один за другим все гимны и псалмы, каковые только знали, а также играли на оргáнах и трубах, и все колокола звонили беспрестанно. Коротко говоря, даже римляне во время своих триумфов никого не чествовали столь пышно, каковые почести пришлись на долю ему и его супруге, каковая всегда сопровождала его, куда бы ему не довелось отправиться.

Надо сказать, что увеселения только начинались; прагматичный Бедфорд, в глубине души невысоко ставивший пышность и показное геройство турниров, в данный конкретный момент собирался использовать этот инструмент, чтобы умаслить разгневанного шурина. Впрочем, Филиппу Бургундскому было на что негодовать. Чтобы и нам понять причину, грозившую самыми серьезными неприятностями англо-бургундскому союзу, казалось, бы раз и навсегда сплотившемуся против Франции и ее дофина, вернемся на несколько лет назад.

Англо-бургундский союз под угрозой

Анна мирит супруга и брата

Якоба или Якобина Баварская. Неизвестный художник «Якоба Баварская». — ок. 1660 г. - Дерево, масло. - Гаагский исторический музей. - Гаага, Нидерланды

Дофин Франции Иоанн был счастливо женат на пухленькой и веселой Якобине Баварской, наследнице огромного состояния, включавшего в себя графства Геннегау, Голландию, Зеландию, да и не мало прочих земель. До тех пор, пока был жив Иоанн, а за ним стояла достаточно сильная Франция, спорить с которой было, что называется себе дороже, многочисленные охотники за наследством Якобины вынуждены были скромно отмалчиваться, однако, дофин угас буквально в течение нескольких дней, судя по всему от мастоидита – воспаления височной кости, в те времена неизлечимого, и, как и следовало ожидать, вокруг его вдовы немедленно развернулась борьба.

Желая прибрать эти земли к рукам и превратить их во враждебный французам доминион, Генрих V спешно отправил в Геннегау послов, должных договориться о свадьбе Джона Бедфорда (тогда еще молодого и неженатого) на жизнерадостной Якобине. Однако, английские послы опоздали, у ворот графской столицы им категорически было приказано возвращаться назад, т.к. Якобина уже успела благополучно выйти замуж за Жана Брабантского, к слову сказать, двоюродного брата герцога Филиппа, с блеском провернувшего данную авантюру буквально на глазах у своих союзников.

Как известно, ссориться с бургундцем королю Генриху было слишком опасно, и посему хочешь-не хочешь, оскорбление пришлось проглотить, и позволить оборотистому бургундцу таким образом крепко привязать земли Якобины к собственному домену. Впрочем, семейная жизнь у новоиспеченной пары с самого начала не удалась: унылый и скучный Жан был явно не пара своей жизнерадостной супруге, а ко всему прочему оказалось, что он вряд ли способен подарить ей наследника... коротко говоря, терпение Якобины в скором времени лопнуло, и авантюрно настроенная графиня не нашла ничего лучшего как бежать на Британские острова, прося защиты у своего неудавшегося деверя, а также – как ни в чем ни бывало, предлагая свою руку Джону Бедфорду.

Как и следовало ожидать, беглянку встретили с честью, выделив на ее содержание немалые деньги а заодно и комфортные помещения в Лондоне, что вызвало бессильный гнев бургундца, но на сей раз сила была не на его стороне. Король Английский показал себя слишком хорошим полководцем, чтобы с этим можно было не считаться, и потому герцогу Филиппу пришлось собрать в кулак все самообладание и затаиться в ожидании того, что ситуация переменится в лучшую для него сторону.

Впрочем, пока что дело продолжало только ухудшаться: вместо Бедфорда оборотистая Якобина выбрала для себя его младшего брата Хамфри – ветреного красавца и записного сердцееда. Самое интересное, что Хамфри Ланкастерский также не оказался равнодушен к чарам голландки, и пара начала активно хлопотать о ее разводе с супругом-импотентом, и конечно же, новом браке. Но это можно было еще как-то перетерпеть, памятуя, что Хамфри, судя по всему, в принципе неспособен был долго жить с одной женщиной, и следовало лишь подождать, когда на горизонте появится очередная пассия. Но хуже того, англичанин вдруг загорелся идеей сыграть паладина и защитника обиженной красавицы, деятельно собирая войска, чтобы высадиться в Геннегау и силой завладеть землями своей без пяти минут супруги. Воля ваша, подобного герцог Филипп стерпеть уже не мог, да и Бедфорд был вне себя от волнения, прекрасно понимая, к чему может привести случайная прихоть избалованного братца.

Посему перед нашей героине стояла сейчас не самая простая задача: любой ценой помирить брата и мужа, не давая распасться союзу, начавшему давать опасные трещины. Впрочем, когда прошло первое потрясение и у наша героиня смогла взглянуть на ситуацию более трезвым взглядом, ей в скором времени стало ясно, что дело вовсе не безнадежно.

В самом деле, ни та ни другая сторона не собирались окончательно сжигать мосты – герцогу Филиппу вовсе не хотелось, чтобы, рассорившись с ним Бедфорд пришел на помощь младшему брату, и в вожделенные земли навсегда уплыли в руки англичан, с другой стороны прагматичный Ланкастер не мог не понимать, что без помощи деверя все его завоевания во Франции рано или поздно обречены... посему, стоило ждать, что новоявленные родственники, наговорив друг другу много неприятного и таким образом облегчив душу, рано или поздно придут к согласию.

Собственно, это и произошло, когда 20 октября явившись в Париж, герцог Филипп гневно обрушился с упреками и обвинениями на флегматично слушавшего англичанина. Современники в один голос утверждают, что бургундец был страшен во гневе – все его лицо багровело, глаза метали молнии, заставляя трепетать даже самых стойких людей, однако, к Джону Ланкастеру это явно не относилось. Выдержав первый натиск и позволив деверю основательно выдохнуться, англичанин столь же спокойно и обстоятельно принялся выдавать одно за другим встречные обвинения: Филипп Бургундский, действуя за спиной своего союзника вторым браком женился на Бонне д’Артуа, вдовствующей графине Неверской – дочери графа д’Э, одного из убежденнейших сторонников дофина! Кроме того (хотя об этом не стоило говорить вслух), самолюбивый Бедфорд не мог простить деверю того, что жители Парижа питали к этому последнему непонятную, но совершенно слепую любовь, практически полностью игнорируя его, регента Франции! Однако, для того, чтобы между спорщиками воцарился окончательный мир, Джон Бедфорд настоятельно попросил помощи супруги – и снова дипломатичной и умной Анне удалось уладить дело самым лучшим образом. Было решено вынести ситуацию на суд папы Мартина V, читай – потянуть время до тех пор, пока Хамфри не надоест игра в защитника слабых.

И делает то же самое еще раз…

Хамфри Ланкастер - виновник ссоры сановных союзников. Неизвестный художник «Хамфри, герцог Глостерский». — Рисунок. - XV в. - Муниципальная библиотека. - Сен-Вааст, Франция.

Посему, желая окончательно помириться с обидчивым шурином, Бедфорд, прекрасно зная о слабости бургундца ко всякого рода пышным представлениям и устроил этот турнир. Официально — в честь свадьбы Жана де ла Тремойля, важного чиновника на бургундской службе с Жаклиной д’Амбуаз. Как то порой бывает, для того чтобы двое мужчин — гордецов и забияк окончательно помирились между собой, нет ничего лучше, чем добрая драка. Посему, вновь переступив через собственные убеждения и привычки, Бедфорд выступил на на турнирное поле против деверя. Схватка их продолжалась недолго, снискав при этом одобрительные возгласы и аплодисменты с трибун, при том, что по уверению английского хрониста Уоврена и тот и другой сражались «доблестно, как добрые рыцари.» А с высоты трибун брату и мужу улыбалась, как обычно разодетая и украшенная бриллиантами герцогиня Аннна.

Впрочем, ее своенравный и самоуверенный брат в очередной раз едва не погубил с таким трудом достигнутый мир, начав открыто и можно сказать, навязчиво, ухаживать за графиней Солсбери, супругой одного из лучших английских полководцев. Оскорбленный граф Томас вспылил, пригрозив бургундцу что собственными силами отнимет у него спорные земли и передаст их Хамфри Глостеру. И уже окончательно ситуация пошла прахом, когда не вовремя прискакавший гонец объявил, что Хамфри Ланкастерский собственной персоной, в сопровождении Якобины, которую уже открыто называл супругой, 17 октября 1424 года высадился в Кале, и повел свою 5-тысячную армию в направлении Геннегау.

Герцог Филипп, полагая себя обманутым и обиженным в лучших чувствах, немедля покинул Париж, не забыв на прощание высказать зятю все, что он думает о самоуверенном Хамфри, и о нем самом. Судя по всему, обходительной жене герцога Джона понадобилось все самообладание и выдержка, чтобы сохранить спокойствие даже в столь непростой ситуации, и в очередной раз показать себя верной опорой любимого супруга. Впрочем, и сам Джон Ланкастерский не считал дело окончательно проигранным. Время работало сейчас на англо-бургундский союз, а беспутного Хамфри следовало любой ценой заманить в Англию, откуда уехать ему уже никто бы не позволил.

Впрочем, как было уже сказано, несмотря на все гневные и даже оскорбительные заверения, окончательно рвать между собой никто из союзников не намеревался. Герцогу Филиппу нужна была доходная торговля с Англией, составлявшая немалую часть ежегодного дохода фламандских ткачей, а Джону Бедфорду — помощь бургундца в покорении Франции.

Посему, дела продолжали идти своим чередом, хотя молодую герцогиню наверняка не на шутку встревожила очередная выходка брата, в пылу тщеславия предложившего Хамфри Глостеру решить их разногласия поединком. Впрочем, и здесь Джон Бедфорд поспешил успокоить супругу — английская сторона не собиралась рисковать вторым по положению наследником престола ради его сиюминутного каприза! Хотя, в начале следующего 1425 года герцог Филипп начал (или сделал вид, будто начал) всерьез готовиться к столь рыцарственному поступку, заказав и собственных придворных портных пышные шатры и лошадиные попоны, расшитые гербами Бургундии, а также наняв для себя опытного учителя фехтования.

Между тем, как и следовало ожидать, Хамфри постепенно охладел к своей авантюре, тем более, что голландские города отнюдь не горели желанием признать его в качестве своего господина, да и сама Якобина постепенно наскучила ветреному королевскому сыну, переключившему свое внимание на обольстительную Элеонору Кобгем, фрейлину своей уже бывшей пассии. Существует предположение, что эту авантюрно настроенную красотку ловко подсунул ему не кто иной, как дядя Джона Бедфорда, епископ Винчестерский Генри Бофорт, по совместительству искусный политик и прожженный интриган. Так это или нет, до конца неизвестно, однако, проблема в самом деле была решена раз и навсегда. Хамфри столь же легко оставив обманутую им женщину, как ранее обещал ей свою вечную помощь и любовь, уже навсегда вернулся в Англию. Забегая вперед, скажем, что покинутая им Якобина после долгой и безнадежной борьбы станет пленницей Филиппа Бургундского, будет вынуждена уступить ему все свои владения и наконец, тихо угаснет в безвестности.

Но пока до этого далеко, а пока молодой герцогине Бедфордской в очередной раз предстояло выступить посредницей между своими мужчинами. В июне следующего 1425 года вместе с супругом она отправилась в бургундский Эсден, где оба они были встречены, что называется, с распростертыми объятиями. Известно, что они пустились в дорогу в конце июня, 28 числа того же месяца ненадолго задержались в Корби и наконец-то достигли Эсдена. За пирами и увеселениями, на который был как всегда щедр Филипп Бургундский, за плотно закрытыми дверями решались дела. В скором времени стороны пришли к полному соглашению.

Несколько забегая вперед скажем, что проформы ради, вопрос о поединке будет передан на суд Английского королевского совета. После основательной бюрократической волокиты, вопрос будет наконец решен в сентябре этого же года, когда совет своей властью запретит так и не состоявшийся поединок, объявив при том, что честь никого из противников не может считаться задетой. Вопрос будет решен таким образом, раз и навсегда, и обе стороны, к вящему своему удовольствию, смогут возвратиться к обычным делам.

Путешествие на ту сторону Ла-Манша

Дорога

Морское путешествие. Мастер Лондонского Уоврена «Путешествие на Родос». — Гай Юлий Цезарь «Записки о галльской войне». - Royal 16 G VIII f. 35. - 1473-1476 гг. - Британская библиотека. - Лондон.

Супруги вернутся затем в Париж, где герцог Бедфорд вновь окунется с головой в политические и военные заботы, а его супруга будет коротать время за молитвами, рукоделием и многочисленными «богоугодными делами». Завоевание Франции между тем, будет продолжаться, в руки англичан перейдет одна из мощнейших крепостей центральной Франции — г. Ле-Ман. Скорее всего, наша героиня обычным для себя образом примет эту новость с удовлетворением. Зато куда неприятней окажется ссора между обычно спокойным Джоном Бедфордом и графом Ришмоном, как мы помним, супругом Маргариты Бургундской. Все начнется, казалось бы, с пустяка, Ришмон, изнывающий от безделья, попросит Бедфорда назначить его командующим… ну хотя бы вспомогательными войсками, должными очищать от разбойников окрестности Парижа. Однако, по причинам не совсем понятного свойства, обычно разумный и понимающий герцог Джон на сей раз «пойдет на принцип», не желая ничего доверять человеку, нарушившему свое собственное обещание выплатить выкуп английской стороне. Ришмон вспылит, и показательно хлопнет дверью, что на его невозмутимого противника не произведет ни малейшего впечатления. Скорее всего, герцогиня Анна также не придала значения этой размолвке, как в скором времени окажется, совершенно зря, так как изобиженный Ришмон с охотой примет предложение возглавить армию французского короля, и обе сестры — уже навсегда — окажутся «по разные стороны баррикад».

Сколь можно о том судить, Анна Бургундская втайне надеялась, что дело разрешиться само собой, тем более, что от печальных мыслей ее отвлекала вновь обеспокоенность супруга. На сей раз причиной новых волнений опять оказался беспутный Хамфри Глостер. Избалованный королевский сынок, не добившись на континенте желаемой славы и власти, перенес свою кипучую энергию на английскую землю, где сразу после приезда затеял скандальную ссору с дядей Винчестерским, пытаясь оттеснить его от регентской власти — конечно же, в пользу себя любимого. Дело дошло до открытого бунта, когда разгоряченной толпе сторонников Хамфри противостояли королевские солдаты… тогда как епископ, не без оснований опасаясь за собственную жизнь, в конце октября отправил послание к Джону Бедфорду, настоятельно требуя от него как можно скорее вернуться на родину.

Впрочем, для нашей героини первая в ее жизни поездка в Англию, на родину супруга… а ныне и ее собственную, была скорее увлекательным действом. Пока он привычным порядком пропадал днями напролет в Парижском Парламенте, распределяя задачи и обязанности на время своего отсутствия, Анне досталось распоряжаться слугами, а также готовить лошадей и багаж к длительному и достаточно сложному путешествию.

Герцог и герцогиня Бедфордские покинули зимний Париж 1 декабря 1425 года. Санный путь лежал через Амьен; осторожный герцог, как ему уже давно стало привычкой, раз за разом высылал вперед основного поезда конных разведчиков — и надо сказать, оказался целиком и полностью прав. Прямо на дороге в город очередной патруль, спешно вернувшийся назад, рассказал о западне, которую для герцога и герцогини устроил некий Соваж де Форманвилль. Нет, это не был фанатичный сторонник французского короля — речь шла всего лишь о рыцаре-разбойнике, предвкушавшем немалых размеров выкуп за столь высокопоставленных пленников. Не желая рисковать супругой, а кроме того, задерживаться в своем спешном движении, герцог попросту приказал свернуть на другую дорогу, и поставленная ловушка благополучно осталась пустой. Неизвестно, была ли герцогиня посвящена в ситуацию немедля, или же ей расскажут о случившемся когда опасность окажется далеко позади. В любом случае можно сказать, что для Анны Бургундской, как для любой романтической натуры, эта история останется надолго захватывающим воспоминанием, которым можно будет вечерами делиться с подругами и семьей.

Но, так или иначе, дорога осталась позади, и 20 декабря супруги благополучно сели на корабль, должный доставить их в английский порт Сэндвич. Вряд ли путешествие через бурный зимний Ла-Манш показалось молодой герцогине комфортным, однако, она обыкновенным образом не жаловалась, стоически пытаясь сохранить хотя бы внешне, присутствие духа и веселость. К счастью, изматывающее плавание продолжалось сравнительно недолго, и вот Анна Бургундская в первый и последний раз в своей недолгой жизни вступила на английскую землю.

Нам, опять же, неизвестно, научилась ли она к этому времени говорить по-английски; в любом случае, особого значения это не имело. Любой образованный человек островного королевства филигранно владел французским и латинским языками — чего для разговоров с герцогиней хватало даже с лихвой. Еще один короткий переезд, на сей раз до английской столицы, после чего супруги удобно расположились в старинном Вестминстерском дворце. Оба противника в ожидании приезда Бедфорда, которому вменено было в обязанность выступить судьей в их споре, благополучно затаились, и потому рождественские праздники прошли без всяких неприятных сюрпризов.

Рождественские праздники и их благочестивое продолжение

Собор Сент-Олбанс. Здесь принимали герцогскую чету.

Более того, специально посланный королевский слуга официально пригласил герцога и герцогиню Бедфордских прибыть на Рождество к нему в гости в Элтемский дворец. Здесь молодой герцогине впервые довелось увидеть маленького короля Английского — светловолосого, кудрявого, голубоглазого, более всего напоминавшего ангелочка с многочисленных церковных фресок. Наивностью и чистотой этого ребенка был тронут даже обыкновенно замкнутый и молчаливый Бедфорд, преподнесший от имени своего и супруги царственному племяннику тяжелый золотой перстень с крупным рубином… Вообще, рождественские праздники прошли весело — пиры и танцы, во время который короля и его двор развлекал французский менестрель «Жан Травайль со товарищи», привезенный в Англию герцогской четой.

Но всему когда-то приходит конец, и едва положенное на развлечения время истекло, герцог озаботился прямой целью своего визита. 10 января, как обычно в сопровождении супруги, от совершил торжественный въезд в английскую столицу, нарочито холодно приняв делегацию горожан, высланных вперед для торжественного приветствия. Неизбежные дары — «пара серебряных тазиков с позолотой» без дальнейших слов были отправлены в обоз.

Скорее всего, сумрачный зимний Лондон показался нашей героине чем-то схожим с Руаном — тот же мокрый снег, та же слякоть, те же высокие шпили замков и церквей… ну что же, на то она и зима! Впрочем, герцогской чете недолго предстояло задержаться в столице. 29 января нового 1426 года заседания Парламента должны были начаться в скромном городке Сент-Олбанс, в одном дне конного пути от столицы, куда были перенесены во избежание любых возможных эксцессов.

В этой достаточно глухой по тому времени провинции Анне с супругом предстоит оставаться до 1 июня, даты закрытия затянувшейся парламентской сессии. И пока ее возлюбленный супруг дни напролет пропадал на заседаниях, пытаясь примирить противоборствующие стороны — что ему в конечном итоге удалось, Анна, как то и подобало примерной супруге, коротала время за домашним хозяйством, молитвами и скромными провинциальными развлечениями. Подруг в английской глуши она, судя по всему, не завела, по крайней мере, о том не сохранилось никаких упоминаний, зато с ней по-прежнему была ее французская свита, ее менестрель и духовник, и наконец — оставались неизбежные письма брату и сестрам. Впрочем, случались и праздники, в частности, посвящение в рыцари молодых дворян; причем, одним из этих посвящаемых оказался сын графа Уэстморлендского, в прежние времена учителя ее супруга в военном деле.

Но так или иначе, достаточно однообразное провинциальное существование подошло к концу, и желая развлечь молодую супругу, и вместе с тем отдавая дань ее глубокой набожности, Бедфорд приказал готовиться с путешествию на богомолье в аббатство Сент-Олбанс. Здесь хранились мощи этого святого — первомученика Англии, и здесь же располагалась одна из лучших в стране библиотек, где можно было разыскать книги не только богословского, но и естественнонаучного содержания, а также многочисленные описания путешествий в заморские страны и даже творения поэтов и романистов.

Как и следовало ожидать, аббатство встретило герцога и его супругу колокольным звоном, торжественной мессой и крестным ходом. Настоятель монастыря — Джон Босток — окажет супругам самое широкое гостеприимство: по свидетельствам очевидцев, монастырские столы буквально ломились от сотен изысканных блюд и вин, причем угощали не только самих супругов, но и 300 человек их личной свиты. Блестящий латинист, знаток дипломатии и теологии, Босток, был великолепным собеседником; кроме того к услугам гостей была предоставлена вся монастырская библиотека, так что Анне было чем себя занять даже в отсутствие супруга. Да и само здание монастыря радовало глаз изысканным убранством, а также драгоценными реликвиями, включая уже упомянутую могилу святого. Посему, без преувеличения можно сказать, что те летние недели, которые наша героиня проведет в этой тихой обители, и для нее и для ее супруга станут одними из счастливейших воспоминаний.

Всему когда-то приходит конец, и когда все же пришло время прощаться, куртуазный священник почтительно поднес герцогине Бедфордской положенные по случаю дары — два серебряных тазика, покрытых сверху позолотой (ценой в 25 фунтов, как скрупулезно отметит в своей расчетной книге монастырский казначей). Герцогу полагался богато изукрашенный трактат по астрономии (ценой в 3 фунта 10 солей и 8 денье); в качестве ответного дара герцогская чета презентует настоятелю два дорогих плаща ярко-алого цвета.

Продолжение путешествия и возвращение на родину

Лондон во времена герцогини Анны. Голландский мастер «Вид Лондона». — Карл Орлеанский «Поэмы». - Royal 16 F II, fol. 73. - 1475—1483 гг. - Британская библиотека. - Лондон.

Однако, путешествие только начиналось, герцог Бедфорд твердо вознамерился показать супруге ее новую родину, и посему распорядился начать длинный рейд по северным графствам. Впрочем, для Анны после долгого и унылого существование в провинции было только в радость, а новые впечатления, обычным образом выливались на бумагу в письмах близким.

Известно, что 24 октября, завершая путь, герцогская чета посетила Рединг. Здесь располагалось еще одно старинное аббатство, памятное тем, что здесь сочетались браком дед и бабка Джона Бедфордского — Джон Гонт (в честь которого он, собственно и получил свое имя) и Бланка Ланкастерская.

Затянувшееся путешествие завершится в Лондоне, где Джону Бедфорду вновь придется с головой окунуться в государственные дела, чтобы даже после своего отъезда оставить Англию спокойной и умиротворенной. Его супруге вновь пришлось коротать дни в одиночестве, однако, ее в это время полностью поглощали хлопоты по необходимым приготовлениям к новому путешествию через Ла-Манш.

На сей раз, впрочем, никакой поспешности в этом не было, и любящий супруг предпочел выждать, когда установится теплая весенняя погода. Герцог и герцогиня Бедфордские покинут Лондон в марте 1427 года. Конечно же, молодая и веселая Анна и предположить не может, что видит острый шпиль Вестминстерского аббатства, и строгий силуэт дворца в последний раз. Пока что ей предстоит еще одна короткая поездка на богомолье — на сей раз к гробнице Св. Томаса Кентерберийского, куда супругов будет куртуазно сопровождать мальчик-король, и наконец — новое (в достаточной мере уютное) путешествие через Ла-Манш, вплоть до Кале, где их уже будет дожидаться верный Джон Тальбот и дядя Джона Бедфорда — епископ Винчестерский, косвенный виновник их срочной поездки в Англию.

Надо сказать, что мир, который с таким трудом удалось водворить Бедфорду, будет куплен отставкой от власти старого епископа, и в качестве компенсации за этот трудный шаг — он будет официально признан кардиналом римской курии (в чем прежний король упорно и неоднократно ему отказывал). Здесь же в Кале, в местном соборе Нотр-Дам, 25 марта 1427 года наша героиня, рука об руку с мужем, будет присутствовать на торжественной мессе и не менее торжественной церемонии утверждения епископа в новой должности.

Впрочем, в Кале супруги пробудут лишь несколько дней, так как неотложные дела политики и войны настоятельно призывали герцога Бедфорда в Мо, а затем Париж, куда он наконец прибудет вместе с супругой 5 апреля 1427 года. Здесь уже началась подготовка в новому наступлению, должному по мысли деятельного регента, окончательно сломить сопротивление французов. Кроме того не следует забывать о скользком и непостоянном союзнике — Филиппе Бургундском — для чего как раз ему вновь понадобится деятельная помощь супруги.

Они отправятся вдвоем навестить брата и шурина 26 мая 1427 года и уже 3 июня во фламандском Лилле будут приняты с распростертыми объятиями. Герцог Филипп в самом деле рад видеть любимую сестру и ее супруга, и конечно же, без не скрытого тщеславия продемонстрировать им всю пышность и блеск бургундского двора — в те времена одного из самых богатых в Европе. Празднества, турниры, пиры будут продолжаться сплошной чередой вплоть до 13 июня, когда наконец, прагматичный (и попросту не любящий чрезмерной пышности и блеска) Джон Бедфорд не решит, наконец, что им пришло время возвращаться. Впрочем, гостеприимный хозяин проводит их вплоть до г. Ланса (в совр. департаменте Па-де-Кале), и далее — до Арраса, где наконец-то распрощается со своими гостями, оставив сестре в качестве дара «малую борзую собаку белого окраса» с ошейником из трехцветного бархата — белого, красного и синего, с вышитыми на нем золотыми изображениями огнива — личного геральдического знака Филиппа Бургундского и также золотыми бубенцами.

Время Жанны

1428 год

Осада Монтаржи. Неизвестный художник «Осада Монтаржи». — «Большие французские хроники и Хроники Сен-Дени». - Royal 20 E VI f. 22. - ок. 1487 г. - Британская библиотека. - Лондон.

Что касается летнего наступления, целью его должен стать Монтаржи — мощная крепость, стоящая на пути к столице беглого дофина — Буржу. В случае успеха войну можно будет завершить в этом же году. Увертливый бургундец, как было уже сказано, охотно примыкает к этому союзу. Чисто теоретически к тому оставалось досадное препятствие: Бургундия и Франция находились в состоянии перемирия… однако, герцог Филипп с блеском вышел из щекотливого положения, позволив «добровольцам» присоединяться к английской армии.

Анна с супругом в самом радужном настроении вернутся в Париж, где им предстоит оставаться до середины осени того же года. Между тем, новости с фронта окажутся шокирующими — привыкшие за последние годы к постоянным победам англичане, под стенами Монтаржи потерпят сокрушительное поражение от войск Ла-Гира и Орлеанского Бастарда. Историки сходятся в том, что не случись двумя годами позднее героической эпопеи Орлеана, Монтаржи мог бы по праву считаться символом одной из самых блистательных побед французского оружия.

Без сомнения, несколько подавленная подобным поворотом Анна, все же пытается успокоить и ободрить супруга — военное счастье переменчиво! Впрочем, и сам Бедфорд не собирается падать духом, но, как обычно, в ее сопровождении, спешит в нормандский Ко, чтобы собрать новую армию, должную участвовать в осенне-зимней кампании. Здесь в самом деле, англичанам повезет несколько больше, в их руках окажется мощная крепость Лаваль, зато Ле-Ман столь же благополучно перейдет в руки Ла-Гира… так в театре военных действий вновь установится шаткий паритет.

Между тем, весной нового 1428 года, супругов, уже успевших к этому времени вернуться в столицу, порадовал своим визитом Филипп Бургундский. 28 мая он въехал в город «инкогнито», «…на простом коне, переодетый лучником, и остался бы не узнанным никем из народа, не сопровождай его регент вкупе со своей супругой», отметил в своем «Дневнике» Парижский Горожанин, изрядно шокированный этой «простотой». Автора можно было понять, по его мнению, высокородные сеньоры должны были являться в полном блеске своего могущества, устраивая пышные церемонии «торжественных въездов» а тут… нет, это было непонятно.

Впрочем, подобное отступление от правил ни регента ни его супругу не пугали. В городе обожаемый брат и любезный шурин пробудет чуть более месяца, конечно же, за плотно закрытыми дверями обсуждая дальнейшее сотрудничество с англичанами. Известно, что несмотря на простоту и незаметность, которыми ознаменуется изначально его визит, в день Св. Летфрида (21 июня) официально — в честь получения двумя англичанами и двумя французами степени докторов Парижского Университета, герцог с супругой устроят грандиозный пир, где вместе с хозяевами и герцогом Филиппом за огромные столы сядут не менее восьми тысяч человек — университетских профессоров, членов городского управления и чиновников Парламента, и наконец, именитых парижан.

Надо сказать, в этом на редкость счастливом браке не хватало только одного: детей. Сколь о том можно судить, виновата в том была исключительно наша героиня, так как у Джона Бедфорда к этому времени уже имелось в наличии несколько бастардов. Некрасивая Анна, по всей видимости, оказалась еще и бесплодной — впрочем, пока супруги не видят в этом особой проблемы — они оба еще молоды, и все впереди! Никто не может знать, что им обоим не суждено прожить следующий десяток лет… но обо всем по порядку.

В любом случае, Джон Бедфорд сейчас погрузился с головой в решение другой совершенно насущной проблемы: в его ставке разрабатывается осенняя кампания, который по мнению английского главнокомандующего должен стать последним в этой войне. Целью наступления становится Орлеан — за ним крупных крепостей уже нет, и англичане смогут беспрепятственно подступить к столице опального дофина, Буржу, после чего ему останется только спасаться бегством в Испанию или Шотландию, тогда как судьба его (уже бывшей) короны будет решена раз и навсегда.

1 июля во Францию прибыло внушительное войско во главе с одним из самых талантливых полководцев того времени — Томасом Монтекьютом, графом Солсбери. Ситуация несколько омрачается тем, что приходится идти против священной клятвы и не менее освященных временем обычаев. Дело в том, что феодальный владыка Орлеана — герцог Карл уже несколько лет пребывает в английском плену, по древнему обычаю атаковать владения пленника, неспособного защитить их с оружием в руках полагается постыдным — однако, в военном деле сантиментов не бывает. Кроме того, островная казна находится в состоянии близком к полному банкротству, посему, войну следует заканчивать как можно скорее, одним решительным ударом. Нужда в деньгах была столь отчаянной, что англичане сочли для себя возможность разграбить высоко почитаемую церковь Св. Девы что в Клери, оставив от прежнего горделивого здания одни только голые стены, изрядно пострадавшие от огня.

Нам неизвестно, как отнеслась к подобному святотатству набожная Анна Бургундская; впрочем, скорее всего она и в этот раз приняла сторону супруга и брата: грехи перед Господом можно замолить, а военная нужда выше законов… Так или иначе, Орлеан был взят в кольцо в ноябре 1428 года, и наша героиня, с комфортом устроившись на зиму в Париже, принялась терпеливо ждать неизбежного сообщения, что крепость пала, и наконец-то наступил долгожданный мир, и в качестве приятного бонуса убийца ее отца получил по заслугам…

Англо-бургундский союз вновь на грани развала

Жанна (воображаемый портрет). Клеман Фокамберг «Главнокомандующая армией Карла». — «Журнал заседаний Парижского Парламента». (рисунок на полях). - 1429 г. - Национальный архив. - Париж.

Идиллию несколько портили настроения ее собственного брата: герцог Филипп явно уклонялся от попыток англичан раз и навсегда привязать его к себе; больше того, в 1424 году он успел заключить с дофином сепаратный мир, которого та и другая сторона, хоть и не без оговорок, но придерживались. Посему, бургундские войска под Орлеаном отсутствовали, на помощь англичанам выступил лишь скромный отряд из двухсот человек — «добровольцев» на английской службе. Проницательный герцог Филипп также не мог не замечать, что его собственные люди к англичанам относятся, скажем так, с прохладцей, и между теми и другими постоянно вспыхивают ссоры. Кроме того, требовалось выждать, чтобы окончательно определиться, на чьей стороне окажется победа… коротко говоря, несмотря на явное недовольство шурина — и скрытое сестры, ситуация вновь оказалась в патовом состоянии.

Впрочем, англо-бургундский союз едва ли не разваливается в самый для того неподходящий момент — по вине Джона Бедфорда. Сложно сказать, что вывело из себя англичанина, обычно столь хладнокровного и уравновешенного, однако, факт остается фактом. Известно, что к весне следующего 1429 года силы осажденных в самом деле уже были на исходе, а помощь все не шла, и судя по всему, вряд ли могла прийти в ближайшее время. Посему, как здравомыслящий человек, комендант орлеанской крепости — Жан, Бастард Орлеанский, счел за лучшее отправить к Филиппу Бургундскому опытного и дипломатичного Потона де Сентрайля (в будущем — маршала Франции). Задачей Сентрайля было склонить бургундца принять Орлеан под свою опеку и выговорить для города почетную капитуляцию без грабежа и резни, в обмен на что обязаться вместе с гарнизоном занять строго нейтральную позицию между обеими воюющими сторонами.

Как и следовало ожидать, герцога Филиппа, никогда не упускавшего возможности усилить свое влияние, подобное предложение привело в восторг — однако же, любимый шурин отнесся к тому же с точностью до наоборот; более того, придя в столь редкую для себя ярость, Джон Бедфорд приказал опешившему герцогу Бургундскому немедленно замолчать, если он не хочет отправиться в английский плен. Бедфорда можно было понять — деньги и ценности, столь необходимые для продолжения войны можно было взять только за стенами Орлеана, а «ставить в кустах силки, чтобы другие ловили в них птиц» для английской короны в тот момент было бы совершенно непозволительной роскошью. Впрочем, бургундец не понял, оскорбился, и что еще хуже — приказал своему вспомогательному отряду (как мы помним, бывшему под Орлеаном) немедленно уйти прочь.

Коротко говоря, англо-бургундский союз дал заметную трещину, и пока новый пожар еще не успел разгореться, тушить его самым срочным порядком пришлось герцогине Анне, как обычно, искренне уверенной, что ни для брата, ни для супруга нет другого пути для поддержания чести, соответствующей высокому происхождению обоих. Надо сказать, что доброжелательной и терпеливой герцогине в очередной раз все удалось, 4 апреля герцог Бургундский наведался в Париж к сестре и зятю. Он пробудет в городе до 22 числа того же месяца, и мир в герцогском семействе — хотя бы внешне — будет восстановлен. Раздосадованы этим визитом останутся только парижане, ожидавшие от своего любимца немедленного улучшения своего положения и конечно же, наступления долгожданного мира. Ни того ни другого, как несложно о том догадаться, не последовало…

Зато в этот же момент Парижа достигло совершенно непонятное известие — к Орлеану отправляется новая армия под командованием неизвестной женщины, переодетой в мужское платье, говорят — ведьмы и дьяволицы! Надо сказать, что когда подобные слухи в изначально добрались до Парижа, скептически настроенный Бедфорд (а вслед за ним, скорее всего и сговорчивая супруга) попросту не поверили, полагая подобное всего лишь досужей выдумкой дезертиров и трусов. Однако, дело на том не остановилось, и эта новая, совершенно непостижимая главнокомандующая озаботилась о том, чтобы переправить Джону Бедфорду в высшей мере дерзкое письмо, в котором предлагала ему вместе со своей армией убираться из Франции вон. Столицу постепенно наполняла тревога: неизвестная сумела добиться того, что считали невозможным лучшие английские капитаны. Ей удалось снять осаду с города в считанные дни, после чего французская армия победным маршем двинулась к городу помазания — Реймсу, где Карлу предстояло принять французскую корону.

Второе письмо от таинственной главнокомандующей полетело уже герцогу Филиппу — столь же дерзкое как и в первый раз, оно советовало ему переключить свои воинственные намерения на врагов Христовой веры, и как можно скорее примириться с королем. Великий герцог Запада, как и следовало ожидать, оставил послание без ответа; но зато спешно отправил герольдов к Карлу Французскому с вопросом, собирается ли тот соблюдать условия перемирия. Ответ оказался положительным, и герцог Филипп, полностью на этом успокоившись, вновь занял выжидательную позицию.

Анна в третий раз мирит супруга и брата

Поход к Реймсу и коронация. Неизвестный художник «Коронация Карла VII». — Гильом Филастр «Золотое руно». - Ms. Français 138, folio 267 r. - XV в. - Национальная библиотека Франции. - Париж.

Бессильный гнев Бедфорда и его проклятия в адрес «ведьмы» и «адского отродья» уже ничего не могли изменить. 12 июня пал Жаржо, затем ворота армии Жанны открыл Божанси… коротко говоря, герцог Бедфорд не на шутку встревожился, что скользкий деверь сочтет для себя за лучшее примириться с опальным дофином и навсегда порвать с англичанами как с проигрывающей стороной. Возможно, по этой причине, возможно также, что болезнь, которая прервет его жизнь через шесть с небольшим лет уже постепенно давала знать о себе — Джон Бедфорд приказал составить свое завещание. Надо сказать, что документ этот для своего времени был достаточно необычен: за неимением законного потомства Джон Бедфорд оставлял своей возлюбленной супруге не привычную для того времени «вдовью долю» с правом пожизненного пользования, но полное и нераздельное право владеть его немалой частью его достояния, случись ему самому уйти раньше нее. Забегая вперед, скажем, что герцогине Анне (к счастью или к несчастью — как посмотреть) так и не доведется воспользоваться этим правом.

Но так или иначе, завещание было готово и скреплено всеми подобающими подписями 14 июня 1429 года, Возможно, и в этом случае речь шла не столько о выражении любви и доверия супруге, сколько об очередном хитром политическом ходе: ввиду того, что наследником сестры почитался все тот же многоликий герцог Филипп, чья слабость касательно умножения собственных земель была общеизвестна, подобное завещание могло прочнее привязать его к «английскому делу». Кто знает?…

В любом случае, победный марш французов длился далее. Новая главнокомандующая едва ли не играючи разбила отборную английскую армию у Пате, и неуклонно двигалась далее. Поход для французов превращался в «военную прогулку», города открывали ворота перед армией дофина; впрочем, в лагере их противников также наметилось некое движение. В спешном порядке герцог Бургундский Филипп вновь явился в Париж 10 июля и задержался в городе на следующие шесть дней. Судя по всему, в это время великий герцог Запада чем-то напоминал канат, который напряженно тянули к себе англичане с одной стороны и французы с другой, тогда как он сам получал максимум удовольствия от этой игры и обычным порядком, не спешил с окончательным выбором, ожидая, на чьей стороне окажется победа. Скрепя сердце, Бедфорд предпочел (быть может, вновь не без влияния супруги?) наконец-то уступить бургундцу регентство над Францией — впрочем, тот принял эту честь без особого энтузиазма. Столь высокий пост в самом деле был ценен и первостепенно важен в эпоху его отца, когда безумный король безропотно подписывал любую бумагу, которую удавалось с достаточной ловкостью ему подсунуть, а королевская казна с готовностью распахивала свои двери для первого человека в государстве. С тех пор многое переменилось. Бедфорд цепко держал в своих руках реальную (не номинальную!) власть, а таскать каштаны из огня для малолетнего английского монарха… воля ваша, для этого герцог Бургундский был слишком умен.

Анне в очередной раз удалось уговорить супруга, что в столь сложный момент ей лучше будет находиться рядом с братом и (добавим от себя) пристально следить, чтобы этот непостоянный персонаж, не приведи Господи, не принял для себя неправильную сторону. Посему, скрепя сердце, Джон Бедфорд вынужден был согласиться на этот шаг; вместе с супругой, он вежливо препроводил шурина домой, и окончательно отбыл прочь, оставив ее под надежной охраной родного брата. Сам он заспешил в Руан, чтобы дополнительно обеспечить защиту Нормандии, которую Генрих V, уже умирая, просил его сохранять до последней возможности. Со стратегической точки зрения, это было совершенно неоспоримо: Нормандия представляла собой плацдарм, где постоянно разгружались английские корабли и новоприбывшие войска могли быть приняты на полное довольство.

Впрочем, Анна была вполне удовлетворена тем, что снова, после многих лет отсутствия сможет увидеть родной дом и побыть хотя бы пару месяцев в обществе семьи, по которой, надо думать, успела изрядно стосковаться. С точки зрения дипломатии, ее приезд также был во всех отношениях успешен. Положим, Карл Французский несмотря ни на что сумел возложить на себя французскую корону, зато Великий Герцог Запада подчеркнуто не присутствовал на этом торжестве и даже не потрудился отправить в Реймс своих послов… и еще вопрос, насколько законной была подобная коронация, где один из самых влиятельных пэров страны не дал своего формального согласия?…

С другой стороны, постоянные попытки Карла примириться с бургундским семейством умело спускались на тормозах, превращаясь в бесконечные и безуспешные переговоры, а также бесконечно продляемую череду перемирий. Без сомнения, первую скрипку в этом процессе играл сам герцог Филипп, но и помощь его умной сестры также не стоило недооценивать. Бедфорд также не спускал глаз со своего скользкого шурина, и в результате изворотливый герцог оказался в двойственном положении. С одной стороны, он уже успел вроде бы пообещать Карлу отдать ему Париж в обмен на нейтралитет Бургундии… с другой — по соглашению с сестрой и зятем должен был этот город защищать! Впрочем, герцог Филипп не был бы собой, не найди он лазейку в достаточной мере устраивавшую — в первую очередь его самого.

Карлу Французскому было объявлено, что он может занять Париж силой — если конечно, сумеет это сделать, а на защиту города отправился бургундский вассал, любимец парижан Вилье де л’Иль-Адам.

Осада Парижа и свадьба Филиппа Бургундского

Новобрачные - Филипп Бургундский и Изабелла Португальская. Неизвестный художник голландской школы «Филипп и Изабелла». — XVI в. - Дерево, масло. - Гентский Музей Изящных искусств. - Гент, Бельгия.

Посему, дружное семейство в полном составе благополучно оставалось вне столицы, пока Жанна со своим войском безуспешно пыталась штурмовать парижские стены. Впрочем, вряд ли можно назвать полноценным штурмом одноразовую попытку прорваться через городские рвы и отступление из-за того, что уже начинало смеркаться, а сама предводительница королевского войска оказалась ранена в ногу. На следующий день начатое легко можно было возобновить, однако же, категорический королевский приказ волей-неволей заставил Жанну и ее людей уйти прочь и отступить к Луаре.

Анна вместе со старшим братом вернулась в столицу 30 сентября, когда опасность уже миновала. В скором времени к ним присоединился Джон Бедфорд. 15 октября оба регента — прежний и новый присутствовали на заседании Большого Совета, где новый статус герцога Филиппа уже окончательно был закреплен на бумаге. Брат и сестра в скором времени распрощались вновь; герцог Бургундский засобирался домой, а дела обычным образом призывали Бедфорда в Нормандию. 17 октября герцог Филипп проводил зятя и сестру до Сен-Дени, где им всем вместе предстояло провести под одной крышей последнюю ночь.

Немедля после того герцог и герцогиня Бедфордские спешат в Руан, где с комфортом устроятся в домике «Веселого Отдыха», у ворот Сент-Илер, когда-то бывшего охотничьим замком герцогов Нормандских. Здесь Анне Бедфордской предстоит оставаться в течение следующих двух лет, с тревогой следя за успехами французской армии. С появлением «ведьмы» удача по какой-то непостижимой причине повернулась к англичанам спиной. Спору нет, им еще предстоит не один и не два локальных успеха, однако стратегическое преимущество ускользнуло из рук раз и навсегда. Вряд ли наша героиня столь хорошо разбиралась в военных вопросах, и скорее всего, обычным образом подбадривала супруга, напоминая, что счастье на поле боя весьма переменчиво.

Впрочем, пока что ее ждут куда более приятные хлопоты: очередной гонец привозит обоим супругам приглашение на свадьбу Филиппа Бургундского с Изабеллой, инфантой Португалии. Ну что же, Анна от всей души готова пожелать брату счастья в семейной жизни, тем более, что две первых его женитьбы особенно удачными назвать было нельзя. Первая супруга, как мы помним, принцесса Французская Мишель — не слишком красивая и вдобавок не очень умная, была ему явно не парой, и также рано умерла, не оставив потомства, вторая супруга — Бонна, прожила в замужестве меньше года… оставалось надеяться, что хотя бы в этом случае все наконец сложится.

Судя по всему, Джон Бедфорд предпочел уклониться от приглашения. Возможно, что очередные, как всегда срочные дела удерживали правителя в Нормандии, или же по каким-то причинам ему не хотелось встречаться с шурином, тем более, что между ними опять возникли трения — на этот раз семейного характера. Дело в том, что корабль, везший невесту, уже в виду французского берега, неожиданной бурей был отброшен к островам, и за инфанту пришлось платить немалый выкуп. Вряд ли Бедфорд был к этому причастен, но выкуп требовали англичане… коротко говоря, в Эклюз Анна, судя по всему, отправилась самостоятельно.

Двигаться ей пришлось по зимней дороге, в начале января нового 1430 года, конечно же, в сопровождении немалой свиты, вооруженной до зубов: в стране свирепствовал голод и нападения на дорогах были отнюдь не редкостью. Однако, наша героиня была не из пугливых, да и супруг, видимо, понимал, с кем и как отпускает ее в этот путь. Впрочем, поездка прошла без всяких приключений, и уже на месте, разрумянившаяся от мороза и ветра, почти хорошенькая сестра жениха, немедля влилась в шумную и веселую разряженную толпу фрейлин и приглашенных дам. Общий язык с невестой — в буквальном и переносном смысле найти оказалось очень просто: Изабелла прекрасно говорила по-французски, а что касается нрава, то обе женщины отличались добросердечием, юмором и умом, так что в скором времени они уже болтали так, будто были знакомы едва ли не с рождения.

Коротко говоря, свадебные торжества прошли с подобающим размахом; пиры сменялись турнирами и танцами, Анна подарила новобрачной возок, обитый златотканой парчой, и конечно же, на пирах сидела на почетном месте подле новой герцогини Бургундской а также специально приглашенных на торжество епископов Эворы и Турне^[1]). Когда пышная герцогская свадьба, длившаяся без малого неделю! подошла к концу, тепло распрощавшись с братом и невесткой, Анна Бедфордская отбыла в Руан к супругу. Конечно же, ни новобрачные, ни она сама еще не знают, что больше увидеться им уже не придется… но не будем забегать вперед.

Пока что в столице Нормандии, пока супруг был увлечен основанием двух монастырей — целестинского и кармелитского. Опять же, и здесь не обошлось без совета нашей героини, питавшей особое почтение к целестинскому ордену. Для будущего строительства были выкуплены два участка земли, строительство началось — однако, его окончание ни сам Джон Бедфорд, ни его любимая супруга не увидят. Уже после смерти их обоих, преемник Бедфорда на посту правителя Нормандии — Людовик Теруаньский наконец-то сможет закончить целестинский монастырь, объявив его основателем юного Генриха VI. Надо сказать, что здание это просуществует до 1562 года, когда будет снесено воинствующими гугенотами, а затем на его развалинах поднимется богадельня и больница — Целестинский дом — благополучно существующая и сегодня.

Жанна в бургундском плену

Пленение Жанны. Неизвестный художник «Пленение Жанны». — ок. 1484 г. - Марсиаль Оверньский «Вигилии на смерть Карла VII». - Français 5054, folio 70r. - Национальная библиотека Франции. - Париж.

Герцогиня Анна тем временем также нашла себе занятие по душе — взявшись ходить за больными в местной больнице для бедных. Это было веяние Нового Времени — уже не просто кинуть монетку нищему и через минуту благополучно забыть о его существовании, но своими руками менять гнойные бинты, кормить, умывать, разговаривать. Забегая вперед, скажем, что это занятие, как ни печально, погубит нашу героиню… впрочем, об этом несколько позднее.

Пока что дни шли за днями, и у удовлетворению нашей четы весной все того же 1430 года «ведьма» Жанна, как известно, попала в плен. Изначально тюремщиком ее стал все тот же неизменный бургундский герцог Филипп, затем, как то прекрасно известно, посредством прямого давления и шантажа, англичанам удалось «добыть» столь значимую для них пленницу, выкупив ее за 10 тыс. полновесных золотых ливров.

Впрочем, пока что низменный торг затягивался и конца ему не было видно, зато нашу героиню волновали вопросы иного свойства. Этой же, промозглой и дождливой северной осенью, обожаемый супруг тяжело заболел. Кое-как усилиями врачей его удалось поставить на ноги, однако, ни Анне, практически не отходившей от больного в течение этих напряженных недель, ни самому Бедфорду, конечно же, неизвестно, что болезнь только отступила, и будет возвращаться снова и снова, пока не сведет своего истерзанную жертву в могилу уже окончательно и бесповоротно. Впрочем, Анне Бедфдордской не суждено будет об этом узнать.

Болезнь, по счастью, отступает, всем хочется надеяться на лучшее, и 23 октября, к великой радости обоих супругов, Руанский капитул приглашает их обоих на торжественную церемонию. Герцогу Бедфорду оказана огромная честь — с этого дня и вплоть до самой смерти от получает титул и все полагающиеся привилегии светского каноника Руанского собора. Ситуация практически неслыханная, однако, столь из ряда вон выходящее назначение оправдывают тем, что новый каноник — во-первых, прямой потомок герцогов Нормандских, во-вторых, в течение многих лет — щедрый донатор капитула.

Герцог прибыл к дверям собора в оговоренное время, тяжело опираясь на руку супруги, ради такого случая облачившейся в праздничное одеяние. Приложившись к Евангелию, которое протянул им Пьер Кошон (да-да, тот самый, однако, пока его имя еще никому неизвестно…) герцог и герцогиня проследовали внутрь собора. Новому канонику по правилам следовало всю торжественную мессу, посвященную его назначению, провести на ногах, но Бедфорд был еще слишком слаб, и посему, в качестве особой милости ему было разрешено сидеть. Далее, с помощью соборных служек, облачившись в подобающее случаю шитое золотом одеяние, Джон Бедфорд подошел к каждому из членов капитула, благодаря за оказанную честь, и вслед за тем должен был принять участие в Крестном Ходу — но для больного, только что поднявшегося на ноги, вес пышного облачения оказался слишком велик. Посему, опять же в виде исключения, служкам вменили в обязанность нести это облачение перед ним, тогда как тяжело опираясь на руку супруги, Бедфорд проделал весь требуемый путь, и церемония завершилась неизбежным праздничным обедом.

Однако, вернемся к делу Жанны, которой в ноябре 1430 года, под сильной охраной, предстояло прибыть в Руан. Строго говоря, предстоящий суд (и конечно же, казнь!) были грубым нарушением военного обычая, позволявшего солдату, захваченному на поле боя с оружием в руках, выкупить себя на волю — однако, у Бедфорда на этот счет были свои соображения. «Французская ведьма» должна была закончить жизнь на костре, и тем самым раз и навсегда поставить вне закона коронацию Карла Французского, ставшую возможной исключительно благодаря вмешательству адских сил. Впрочем, к бочке меда полагалась неизбежная ложка дегтя: как оказалось в скором времени, пленение Жанны отнюдь не улучшило положение островных захватчиков, более того, в руки французов перешли крепости Лаваль, Торси и наконец, нормандский Верней — французская армия явно пыталась пробиться к Руану, чтобы освободить столь ценную для обеих сторону пленницу. Англичанам на сей раз повезло — и армия короля Карла безнадежно завязла под Омалем. Впрочем, существовала еще одна опасность — знаменитый Этьенн де Виньоль по прозвищу Ла Гир со своими людьми прочно удерживал за собой Лувье — городок в нескольких лье от нормандской столицы, так что англичанам постоянно приходилось быть начеку. И в довершение всех бед, в конце октября, незадолго до того, как Жанна была доставлена в Руан, буквально чудом был раскрыт заговор против свободы и жизни герцога Бедфорда. Заговорщиков, конечно же, отправили на плаху, после чего, хотя бы на некоторое время можно было вздохнуть свободно.

Справедливости ради заметим, что личной вражды или ненависти к пленнице Джон Бедфорд не испытывал, и сводить с ней какие-то собственные счеты не собирался. Вопрос был чисто политического характера, и посему данную игру, по мнению практичного англичанина, следовало доводить до конца. Впрочем, супруге он отнюдь не чинил препятствий, когда она захотела увидеть пленницу собственными глазами.

Жанна и Анна

Жанна в доспехах со знаменем. Самое старое из сохранившихся изображений, сделанное, по-видимому, вскоре после ее гибели. Неизвестный художник «Жанна». — Изображение на пергаменте. - конец XV в. - Национый Архив, Париж.

Думается, что готовясь к этому первому свиданию, Анна почувствовала немалый подспудный страх: ведьма, «адское отродье» - как ту именовал супруг. Скорее всего, приуготовляясь к встрече, молодая герцогиня исповедалась и приняла причастие, а а также истово помолилась о защите от колдовских чар. Впрочем, первая же встреча, скорее всего удивила и потрясла нашу герцогиню – перед ней стояла не дряхлая карга с полубезумным взглядом, и не злобная фурия – а хрупкая девушка в мужском платье, с коротко подстриженными темными волосами.

Без всякого сомнения, Жанна отнеслась к своей гостье с подобающим почтением, однако, сам вид тюремной камеры, и солдатни, которая должна была обретаться внутри сутки напролет, чтобы пленница каким-то образом не сумела убежать – все это потрясло добросердечную герцогиню до глубины души. К сожалению, нам неизвестно, о чем она говорила с пленницей, однако же, уходя прочь герцогиня Бедфордская своей властью приказала солдатам вести себя с Жанной предупредительно и вежливо, и, столь о том можно судить, приказ этот неукоснительно соблюдался до самого конца. Можно сказать, что Анна Бургундская, хотя и не могла подарить пленнице жизнь и свободу (уж слишком велики были ставки в политической игре!) то по крайней мере, сумела облегчить последние месяцы ее жизни...

Впрочем, по просьбе супруга, Анне предстояло присутствовать при еще одной, не слишком приятной процедуре. Как известно, Жанну обвиняли в колдовстве; по средневековым понятиям, однако же, дьявол бессилен перед девственницей. Жанна объявляла себя таковой, и молодой герцогине следовало определить истинность этого заявления. Конечно же, брать на себя, так сказать, исполнительную роль, не требовалось, герцогине достаточно было присутствовать при этом процессе и своим словом засвидетельствовать конечный результат процедуры, которую должна была выполнить престарелая матрона из города Пуатье.

Полагают порой, что сам Бедфорд (не доверяя жене?) тайком наблюдал за происходящим – но скорее всего, это не более чем сплетня. Так или иначе, вердикт Анны Бедфордской был неумолим, «женщина, девушка, девственница», что подводило под все обвинение весьма серьезную мину, и грозило разрушить его целиком. Можно сказать, что своей искренностью Анна впервые оказала своей партии медвежью услугу, однако, к чести нашей героини добавим, что против истины идти она не собиралась, и по каким-то причинам ни епископ Кошон, и никто из его приспешников не рискнул приказать «исправить» положение.

Вообще, роль Кошона, которого в научно-популярной литературе зачастую принято изображать в роли закоренелого злодея – отнюдь не однозначна. Вполне возможно, что этот ставленник Филиппа Бургундского вел двойную игру. В частности, никем и никогда не был с полной ясностью истолкован эпизод тяжелой болезни пленницы, которую она сама приписывала тому, что съела кусочек рыбы, присланной для нее предупредительным епископом. Известно, что верный клеврет Кошона и прокурор на процессе – Жан Бопер, услышав подобное обвинение, устроил настоящую истерику с криками и оскорблениями, так что англичанам пришлось выпроводить скандалиста вон из камеры пленницы.

И в этом случае, герцогиня Анна, как видно одной из первых узнав о случившемся, немедленно отправляет к пленнице своего собственного врача, и через несколько недель старательного лечения и ухода, пленницу удается поставить на ноги. К добру? К худу?

Между тем, от забот о Жанне нашу героиню отвлекает известие совершенно иного свойства: в Руан наконец-то прибывает молодой монарх – Генрих VI, должный принять французскую корону, и вслед за тем раз и навсегда превратиться в полномочного властелина обеих стран. Мальчик со своей свитой располагается в том же замке, где содержится Жанна – конечно же, в роскошных покоях, в окружении немалой свиты. На рождественские праздники в гости к молодому королю приглашены герцог и герцогиня Бедфордские. Анна, как несложно догадаться, рада видеть подросшего племянника своего супруга, превратившегося из белокурого ангелочка в смышленого и разумного не по годам десятилетнего подростка. Известно, что с разрешения супруга, Анна поднесла ему тот самый Часослов, что когда-то супруг преподнес ей самой в день их свадьбы. Надо сказать, что книга эта, дорогая и пышно изукрашенная, сохраняется до сих пор, среди сокровищ Британской библиотеки в Лондоне.

Впрочем, пока что (судя по всему, к полному удовлетворению герцогини) Жанна «покаялась» в своих мнимых преступлениях и получила в качестве приговора пожизненное заключение в епископской тюрьме. Как и следовало ожидать, англичане были не слишком довольны подобным исходом, но увертливый Кошон посоветовал им набраться терпения, т.к. пленница рано или поздно совершит ошибку, и тогда... Но пока что до этого было далеко, и можно было привычным порядком потянуть время, выжидая, кто победит в бесконечном противостоянии. Зато герцогиня Бедфордская смогла озаботиться тем, чтобы заказать некоему Жаннекену подобающий случаю женский наряд для пленницы, которой по приговору суда было запрещено надевать мужское платье.

Нам неизвестно, оставалась ли молодая герцогиня в Руане, когда Жанну окончательно осудили на смерть, и присутствовала ли на площади во время исполнения приговора. Мы знаем, что Джон Бедфорд уехал из города, чтобы возглавить очередную военную кампанию, но никаких сведений о его супруге, к сожалению, не сохранилось. В любом случае, вряд ли Анна чувствовала особую скорбь по поводу случившегося: ей, без сомнения, попытались внушить, что пленница «повторно впала в ересь» и уже потому церковного милосердия для нее больше не существовало. Скорее всего, не без сожаления, перекрестившись и прошептав молитву за упокой грешной души, Анна вернулась к привычным делам.

Париж

Корона двойной монархии

Коронация Генриха VI.. Неизвестный художник «Генрих VI - король Англии и Франции». - Жан де Уоврин «Древние хроники Англии». - XV в. - Français 83 F. 205. - Национальная библиотека Франции. - Париж

Супруг в это время в очередной раз, кое-как окрепнув после болезни спешил воспользоваться подавленностью и паникой во французских войсках, ставшей ожидаемым последствием пленения Жанны, и посему действительно сумел занять несколько крепостей. Впрочем, неотложные заботы вновь призывали его в Руан, так как никто иной не смог бы подготовить и обеспечить безопасное путешествие мальчика-короля в столицу Франции, где тому предстояло наконец-то принять корону своей новой страны. Строго говоря, «городом помазания» был Реймс, именно там хранилось священное миро, якобы доставленное Святым Духом с небес для коронации Хлодвига, первого христианского короля франков. Однако, Реймс прочно удерживали за собой французы, и посему Париж был выбран как некий вынужденный компромисс.

Первыми в путь должны были двинуться Бедфорд с супругой, как водится, под сильной вооруженной охраной. Привычка опытного военного, каким был Джон Бедфордский, высылать вперед разъезды, оказалась как нельзя кстати, так как на переправе через Сену герцогскую чету поджидала хорошо вооруженная засада. Обоим супругам удалось уцелеть буквально чудом, вовремя прыгнув в лодку, доставившую их на противоположный берег, тогда как свита в полном составе оказалась в руках у противника.

Впрочем, все страхи и треволнения оказались позади, когда наша героиня прибыла, наконец в милый ее сердцу Париж, по-прежнему в высшей степени преданно относившийся к ней самой и к ее старшему брату. Впрочем, привычный и обжитой Отель с Башенками приходилось уступать мальчику-королю, которому в соответствии с его рангом полагалось лучшее здание в городе, и посему чете Бедфордов пришлось занять низкий и сумрачный Бурбонский отель, располагавшийся неподалеку от Лувра.

Юный король прибыл в город в начале зимы, причем наша героиня, конечно же, в самом лучшем наряде встречала его у входа в Отель с Башенками, и также в полном соответствии с этикетом, получила вместе с супругом приглашение на королевский ужин. Известно, что в это время Джон Бедфорд нанес визит вежливости старой и почти всеми уже забытой королеве Изабелле Баварской. Нам неизвестно, была ли с ним супруга, но если да — скорее всего этот неизбежный ритуал оставил у Анны скорее тягостное впечатление. Вдова Карла VI, в далекие прежние времена потрясшая воображение юной девочки превратилась в одышливую и дряблую квашню с потухшим взглядом, явно уставшую от слишком затянувшегося существования, замотанную с ног до головы в снежно-белый и глухой траурный наряд. Посему, если Анна и вынуждена была присутствовать, то скорее всего, вздохнула с облегчением, когда затянувшаяся и совершенно бессмысленная церемония подошла к концу.

Зато коронация юного Генриха, как и следовало ожидать, была обставлена с величайшей пышностью; надо сказать, омрачившись единственным обстоятельством. Изворотливый Филипп, герцог Бургундский не потрудился прибыть в Париж, хотя как пэр Франции присутствовать на коронации был обязан. Как видно, не почтив своим присутствием одного короля, бургундец не собирался давать преимущество другому… и здесь даже любимая сестра ничего не могла поделать. Известно, что даже обычно хладнокровный граф Уорик не смог сдержать свои чувства и раздраженно заявил бургундскому посланнику: Югу де Лануа: «Мы, англичане, весьма недовольны тем, что в бытность короля во Франции, ваш господин, герцог Бургундский, так и не появился ради того, чтобы увидеться и встретиться с ним!».

Обед, по обычаю должный последовать после окончания церемонии, также оказался полным провалом, так как не привыкшие к местным традициям или попросту плохо подготовившиеся представители короля (так как Бедфорд вынужден был по обычаю отстраниться прочь и сложить полномочия регента до тех пор, пока его племянник оставался на французской земле), попросту не сумели справиться с наплывом гостей, и посему в зале оказалось множество непонятных и не слишком воспитанных личностей, захвативших места за столами, и нагло отказывавшихся их уступать законным владельцам. Дело закончилось вызовом стражи… но как хотите, ужин был непоправимо испорчен. Конечно же, благовоспитанная герцогиня Бедфордская пыталась сохранить лицо — но воля ваша, вряд ли это могло что-то особенно изменить. Более того, ее обычно спокойный и уравновешенный супруг (к счастью, в кулуарах, и при том в присутствии мальчика-короля) напрочь разругался со своим бестактным и тщеславным дядей — кардиналом Бофортом, который ничего не понимая в обычаях и традициях страны пытался вести себя в Париже как полновластный хозяин.

С точки зрения политической, коронация также оказалась полным провалом; о чем Анна, как мы уже говорили, из всех самая чуткая к подлинным настроениям парижан была, судя по всему осведомлена одной из первых. Опять же, сколь мы можем о том судить, она скорее всего, предпочла удержать эти знания при себе, и не расстраивать и без того уставшего и измученного супруга сведениями о том, что парижане попросту смеются над попыткой короновать кого-либо во-первых, не знающего ни слова по-французски, во-вторых, при жизни его предшественника, и в-третьих, пытаться накормить Париж вторично разогретой по английскому обычаю едой!…

Впрочем, эти новости уже в любом случае ничего не могли изменить. Мальчик-король уехал прочь, Франция уже никогда более его не увидит, а война, как и следовало ожидать, продолжалась с прежним ожесточением. Бедфорд пропадал дни и ночи в военном совете, зато его супруга с прежней энергией занялась «богоугодными делами».

Внезапность

Отель с башенками — дом герцогской четы в столице.. Неизвестный художник «Отель с башенками». - 1851 г. - Гравюра - Журнал «France pittoresque».

Составить себе достаточно полную идею о настроениях молодой герцогини можно по характерной зарисовки из ее жизни — одной из немногих, которые сумели сохраниться до нашего времени. Известно, что однажды ночью, услышав как бьет колокол целестинской церкви, Анна вскочила с постели с криком «Нечестивица! Я предаюсь наслаждениям и неге, тогда как рабы Господни прерывают свой сон, дабы вознести хвалу Ему!». Свита отнюдь не разделяла ее мнения, однако же, с хозяйкой было не поспорить, и кое-как одетые, невыспавшиеся фрейлины и слуги уже за полночь вынуждены были следовать за ней через весь город, чтобы принять участие в ранней заутрене. Надо сказать, что служба эта произвела на глубоко набожную герцогиню столь сильное впечатление, что она немедля пожелала для себя вечного успокоения именно в этой церкви. Бедняжка еще не знала, как скоро это пожелание претворится в реальность…

Вообще, следует заметить, что отношение герцогини Анны к церкви и священникам отличалось характерной для ее времени двойственностью: с благоговейной любовью относясь к Господу и святым, она отнюдь не распространяла подобного отношения на земное духовенство. Безымянный парижский Горожанин с негодованием описывает в своем Дневнике, что однажды по осенней распутице ни герцогиня, ни ее свита отнюдь не потрудились придержать коней перед крестным ходом и на полном скаку обдали священников потоком грязи.

Впрочем, жизнь, конечно же, не стояла на месте, и едва лишь проводив племянника Джон Бедфорд вновь отправился к действующей армии, безуспешно пытавшейся занять Ланьи — одну из крупных крепостей по соседству с Парижем. Надо сказать, что Ланьи был для англичан настоящей занозой: гарнизон крепости из раза в раз совершал короткие вылазки, нападая на небольшие английские отряды, и всеми силами пытаясь затруднить снабжение столицы продовольствием и фуражом. Посему, осада и взятие Ланьи стали неотложной необходимостью, и герцог Бедфордский, несмотря на недомогание, решил сам присоединиться к действующей армии. Стоял жаркий август 1432 года, когда на помощь осажденным поспешил многоопытный Орлеанский Бастард со своими отрядами. Первая же битва закончилась для англичан болезненным поражением, передовому французскому отряду и внушительному обозу с продовольствием удалось беспрепятственно проникнуть в крепость. В довершение всех бед французский командующий провел многоопытного Бедфорда как мальчишку, изобразив притворное отступление к стратегически важной (и в то же время слабо охраняемой по причине хронического недостатка войск) крепости Ферте-сюр-Луар. Встревоженный Бедфорд, чье внимание, возможно притупили болезнь и постоянная изнурительная жара, бросился в погоню, ради скорости хода, бросив артиллерию и обоз на прежних позициях.

Ловких французов догнать не удалось, армия Бастарда буквально исчезла в никуда, город Ферте оказался вне опасности, зато по возвращению англичане убедились, что все оставленное так же благополучно растворилось в воздухе, точнее — было увезено в крепость, а ворота Ланьи по-прежнему оставались крепко заперты. Продолжать осаду без артиллерии и пищи, как вы понимаете, было занятием совершенно бессмысленным, и посему разбитый и совершенно больной английский главнокомандующий приказал отступать. Англичане уходили прочь под насмешки гарнизона, вернуться им уже не суждено.

Между тем, Анна, оставшись одна, как и следовало ожидать, не тратила времени зря но с головой окунулась в любезное для нее дело благотворительности. Изо дня в день она пропадала в парижских богадельнях и больницах для бедняков, ухаживая за стариками и нищими, своими руками кормила, умывала, меняла грязное белье… настоящий подвиг человеколюбия по тем временам. Конечно же, она была рада возвращению супруга, но привычным занятиям своим не изменяла, тем более, что жара и духота, как и следовало ожидать, вызвали эпидемию «горячечной лихорадки» и каждая пара рук в больницах была на счету. Подспудно начавшись, эпидемия приобрела нешуточный размах к середине осени. Однако, молодая герцогиня, как и вся ее родня, была не из робкого десятка, и посему, день за днем продолжала исправно посещать Отель-Дьё — самую крупную из парижских богаделен. К величайшему сожалению, подобный бессмысленный риск закончился тем, чего и следовало ожидать — в ноябре 1432 года герцогиня Анна слегла.

Целестинская церковь. Здесь навсегда упокоилось тело герцогини Анны.. Неизвестный художник «Церковь целестинского монастыря». - XIX в. - Гравюра - Журнал «France pittoresque».

Болезнь приняла столь ураганную форму, что ни старания личного врача герцогини — Рауля Паулена, ни самоотверженная помощь супруга, буквально не отходившего от изголовья больной — уже ничем не могли помочь. Даром Бедфорд, пытаясь вымолить благосклонность небес раз за разом заказывал обедни в парижских церквах, и наконец, в качестве последнего средства приказал каноникам собора Нотр-Дам доставить к больной мощи св. Геновефы, покровительницы Парижа, причем по воспоминаниям современников, пребывал в таком волнении и столь энергично погонял носильщиков, что тем пришлось двигаться чуть ли не бегом. Но и эти усилия оказались бесполезными. В два часа ночи с четверга на пятницу 14 ноября 1432 года молодая герцогиня умерла. К моменту смерти ей было полных двадцать восемь лет.

Джон Бедфорд в черном траурном платье явившись на очередной заседание Парламента безжизненным голосом объявил о кончине супруги, после чего — ввиду того, что покойная не оставила завещания, настоял на том, чтобы французские законники взяли на себя все обязанности касательно «погребения, похорон и поминок», в полном соответствии с требованиями закона. Парламент, выразив соболезнование вдовцу, немедленно отрядил для подобной цели Реньо Дориака — советника короля и одновременно представителя Счетной Палаты, и в помощь ему «Пьера ле Верра — дворянина». Юг ле Кок, советник Парламента и Жан де Лепин, судебный пристав, составили исчерпывающий реестр имущества покойной, которое, как мы помним должно было перейти по наследству ее единственному брату.

Желая утопить свое горе в напряженной работе, Бедфорд отбыл прочь, в Нормандию, на заседание Генеральных Штатов герцогства, откуда вернется лишь тремя неделями спустя. Все это время набальзамированное тело покойницы, в полном соответствии с обычаем, ждало похорон и заупокойных месс. Необходимые обряды будут совершены уже в новом, 1433 году, так в среду 7 января в два часа пополудни, в соответствии с последней волей герцогини Анны ее сердце будет доставлено в церковь Гран-Огюстен, где ему предстояло храниться вечно, и здесь же была отслужена первая заупокойная месса.

На следующий день, в 9 часов утра, тело герцогини на носилках, которые несли представители прихода Сен-Жермен-л‘Оксеруа в сопровождении священников «городского братства» (все с зажженными свечами в руках), под пение молитв было доставлено в церковь Сен-Селестен, где была отслужена месса по усопшей, причем здесь же присутствовали в полном составе члены Парламента — в подобающих случаю одеяниях и шаперонах, подбитых мехом. После окончания обедни, англичане, сопровождавшие регента, который, судя по всему, до самого окончания церемонии сохранял полное молчание, произнесли короткие речи «по обычаю своей страны». Парижане плохо понимали их произношение — а также не слишком грамотный французский язык, на котором завоеватели старались объясниться… да не все ли было равно? Всех говоривших выслушали с вежливым вниманием, после чего все присутствующие отправились в Отель с Башенками, где для них уже был приготовлен траурный обед. Позднее, ради упокоения души Анны Бедфордской, вдовец выделит деньги, для того, чтобы в Руанском соборе до скончания времен служились в год две заупокойные мессы: 14 ноября, в день кончины герцогини Анны и вторая — 26 марта (точного ответа, почему для того был выбран этот день — не существует). Нам также неизвестно, сколько времени соблюдалась воля регента Франции; в любом случае, после Великой Французской Революции древний обычай заупокойных месс был отставлен.

Эпилог

Мраморное надгробие герцогини Анны.. Гильом Велютен «Анна Бургундская». - ок. 1432-1435 гг. - Мрамор - Луврский музей.

Анна Бургундская угасла молодой, не успев увидеть ни окончания войны, ни победы Карла Французского — ни перехода ее непостоянного брата на сторону законного короля. Отметим лишь, что англо-бургундский союз, который она столь неутомимо поддерживала, и раз за разом давала ему новую жизнь, после смерти свой хранительницы дал уже необратимую трещину.

Ситуация усугубится тем более, что, шокируя друзей и недругов, 20 апреля 1433 года, не выждав в полной мере положенный срок траура по первой супруге, Джон Бедфорд вступил в брак с молоденькой Якобиной Люксембургской. Возможно, причиной тому были соображения чисто политического свойства: понимая, что прежний союзник после смерти сестры и последних побед французского оружия отдаляется от него все больше, Бедфорд лихорадочно искал поддержки на востоке страны, могущей стать достаточной опасностью для бургундца, чтобы заставить того подумать еще раз, прежде чем искать «дружбы» французского короля. Возможно также, что существовали и причины личного характера: привыкнув к любви и постоянной заботе своей первой супруги, Бедфорд мучительно переживал одиночество, и пытаясь обмануть сам себя, искал нового брака, чтобы очередная избранница как можно скорее заменила прежнюю. Нам не дано судить о том с полной уверенностью.

Мы не знаем также, был ли Джон Бедфорд счастлив в этом новом союзе, так как в сентябре 1435 года он в свою очередь угаснет от неизлечимой болезни, которая дала о себе знать за несколько лет до того, еще при жизни Анны.

В любом случае, с точки зрения чистой политики, этот поспешный брак выльется в полную катастрофу. Уязвленный подобным «небрежением» к памяти горячо любимой сестры, Филипп Бургундский вначале де-факто, а затем и де-юре, окончательно разорвет отношения с Англией и англичанами. Известие о смерти сестры застанет его в Бургундии; герцог Филипп долго и искренне будет оплакивать Анну, и также прикажет вечно служить несколько раз в году заупокойные мессы по сестре в церкви Гран-Огюстен, где навсегда упокоилось ее сердце.

На его же средства у алтаря церкви Сен-Селестен из белого мрамора скульптор Гильом Велютон (или Велютен, как порой пишут его фамилию), изготовит надгробие для свежей могилы. Оно сохранилось — одним из очень немногих, которые дошли к нам в неприкосновенности из последнего века Средневековой эры — но, после разрушения Целестинской церкви, было перенесено в Луврский музей, где обретается и поныне. Анна Бургундская, в герцогской короне, с золотой сеточкой на волосах, как то и подобало замужней даме, в длинном платье, со сложенными в молитвенном жесте руками, закрыла глаза в последнем сне. Скульптор не стал приукрашивать ее не слишком привлекательную внешность, однако и сейчас эта простое и строгое изображение способно сильно впечатлить любого, кто увидит его за музейным стеклом. В прежние времена могилу окружали мраморные изображения скорбящих монахов, однако, до настоящего времени они не сохранились.

Сами по себе останки Анны Бургундской в 1853 году были доставлены на родину ее предков и перезахоронены в соборе Сен-Бенинь, в Дижоне, где обретаются до сих пор. Такой была короткая жизнь и трагическая смерть Анны Бургундской, в замужестве — Анны Бедфордской, тихой и кроткой, дружелюбной даже с противниками, и в то же время непреклонной в своей раз и навсегда избранной жизненной позиции, с которой она так и не рассталась до самого конца. И мы с вами перевернем сейчас последнюю страницу.

Примечания