Эрик Сати/Список сочинений почти полный/Часть третья
CanoniC (обсуждение | вклад) м (→Краткое вступление: уточнения) |
м (новый рыжий Эрик -3) |
||
Строка 1: | Строка 1: | ||
− | {{ | + | {| style="text-align:justify;font:normal 14px 'Arial'; border:1; -webkit-border-radius:7px; -moz-border-radius:7px; border-radius:7px; margin-top:1.2em; margin-bottom:2ex;padding:10px; background-color:#efecce; width:100%; clear:both" cellpadding="10" cellspacing="0" |
− | | | + | | colspan="2" class="globegris" style="border:1px solid #e4ad81; background-color:#efecce; -webkit-border-radius:7px; -moz-border-radius:7px; border-radius:7px"| |
− | + | ||
− | | | + | {{Карточка |
− | | | + | |стиль_тела = style="width:100%;font:normal 15px Garamond;text-align:justify;color:#000000;background:#ff7403;border:1px solid #de6400;border-radius:5px;padding:10px;outline:none;text-decoration:none;" align="center" |
− | | | + | |стиль_вверху = font:normal 20px Garamond;text-align:center;border-radius:5px;background:#ffe4a2;border:1px solid #de6400;border-radius:5px;padding:10px;outline:none;text-decoration:none; |
− | }} | + | |вверху = {{{Название|[[Эрик Сати/Список сочинений почти полный/Часть третья|«Эрик Сати. Список сочинений почти полный. Часть третья»]]   ''1914-1924 год''}}}<hr>{{{Авторы|''автор : [[Юрий Ханон]]''}}} |
+ | |текст1 = {{{Предыдущая|← [[Эрик Сати/Список сочинений почти полный/Часть вторая|«Эрик Сати. Список сочинений почти полный. ''Часть вторая''».]]}}}                                       {{{Следующая|}}} | ||
+ | }}<br /> | ||
<center><big> | <center><big> | ||
− | == '''Э р и к — С а т и — П е р в ы й''' == | + | == <font face="Georgia">'''Э р и к — С а т и — П е р в ы й'''</font> == |
− | === Erik — Satie — I-er <ref group="комм.">Пожалуй, среди всех свойств жизненного материала наибольшее удивление вызывает его странное, почти непостижимое — постоянство. Казалось бы, проходят годы, века, тысячелетия, но люди (как природный материал) ничуть не меняют своих удивительно пластичных пластилиновых свойств... Как и десять тысяч лет назад, ''и сегодня'' они по-прежнему так же свежи и неярки, словно бы их только что слепили..., из ''первозданного'' коричневого материала. Так и сейчас, если понимаете. Только подумать: сколько лет прошло, с той поры! Век. Полтора. Два. Семь... А он, невозможный человек, как был с самого начала [[Эрик Сати]], так и — остался. До сих пор. И даже пишется — ровно таким же образом. Erik Satie, не считая Альфреда и Лесли. Вот и я говорю...</ref> === | + | === <font face="Georgia">Erik — Satie — I-er <ref group="комм.">Пожалуй, среди всех свойств жизненного материала наибольшее удивление вызывает его странное, почти непостижимое — постоянство. Казалось бы, проходят годы, века, тысячелетия, но люди (как природный материал) ничуть не меняют своих удивительно пластичных пластилиновых свойств... Как и десять тысяч лет назад, ''и сегодня'' они по-прежнему так же свежи и неярки, словно бы их только что слепили..., из ''первозданного'' коричневого материала. Так и сейчас, если понимаете. Только подумать: сколько лет прошло, с той поры! Век. Полтора. Два. Семь... А он, невозможный человек, как был с самого начала [[Эрик Сати]], так и — остался. До сих пор. И даже пишется — ровно таким же образом. Erik Satie, не считая Альфреда и Лесли. Вот и я говорю...</ref></font> === |
− | ''(справка для неграмотных)''</big> | + | ''(справка для неграмотных)'' |
− | </center> | + | </big></center> |
− | === Преждесловие === | + | === <font face="Georgia">Преждесловие</font> === |
− | {| | + | {| align="right" style="width:233px;padding:5px;margin-left:15px;margin-bottom:15px;box-shadow:3px 4px 3px #bc5501;-webkit-box-shadow:3px 4px 3px #bc5501;-moz-box-shadow:3px 4px 3px #bc5501;background:#ff7403;" |
| | | | ||
− | {| | + | {| style="width:222px;text-align:center;color:#793802;" |
|- | |- | ||
| [[Файл:Erik Satie 1917 (Parade con Khanon).jpg|222px]] | | [[Файл:Erik Satie 1917 (Parade con Khanon).jpg|222px]] | ||
Строка 42: | Строка 44: | ||
А если говорить ''ещё точнее'', то и ''не о нём'' вовсе, а о том способе, старом как этот мир, которым бравое человечество людей нормы добывает для себя ''всё-что-потребно'' «сегодня», и отодвигает ''всё-что-непотребно'' за любую видимую границу времени или пространства: будь то «завтра» или «не здесь». Так они навязывают практически невозможные условия существования для своих отдельных людей, имеющих непреодолимые комплексы Отличия. Потому что от века, от сотворения мира, от выхода из клетки зоопарка, — стаи, племена, кланы и страны требуют от каждого жить как все, как принято, как полагается, — обильно присыпая свои требования не только тальком, но и значительно более едкими порошками. И так продолжая вить верёвочку, виток за витком, пока, наконец, не зазвучит железный венец сознания нормы: «[[ru.wp:Dura lex sed lex|Dura lex, sed lex]]», — словно бы и в самом деле может существовать на свете ещё какой-то «закон», кроме той чугунной дуры всепроникающего ''сознания потребности'', из которого и состоит весь их мир. Маленький мир, — я хотел сказать. Но снова не сказал. Промолчал. | А если говорить ''ещё точнее'', то и ''не о нём'' вовсе, а о том способе, старом как этот мир, которым бравое человечество людей нормы добывает для себя ''всё-что-потребно'' «сегодня», и отодвигает ''всё-что-непотребно'' за любую видимую границу времени или пространства: будь то «завтра» или «не здесь». Так они навязывают практически невозможные условия существования для своих отдельных людей, имеющих непреодолимые комплексы Отличия. Потому что от века, от сотворения мира, от выхода из клетки зоопарка, — стаи, племена, кланы и страны требуют от каждого жить как все, как принято, как полагается, — обильно присыпая свои требования не только тальком, но и значительно более едкими порошками. И так продолжая вить верёвочку, виток за витком, пока, наконец, не зазвучит железный венец сознания нормы: «[[ru.wp:Dura lex sed lex|Dura lex, sed lex]]», — словно бы и в самом деле может существовать на свете ещё какой-то «закон», кроме той чугунной дуры всепроникающего ''сознания потребности'', из которого и состоит весь их мир. Маленький мир, — я хотел сказать. Но снова не сказал. Промолчал. | ||
::::Потому что... как гова́ривал ещё при жизни мой последний старинный знакомый... [[ru.wp:Юрий Ханон|Юрий Ханон]]: | ::::Потому что... как гова́ривал ещё при жизни мой последний старинный знакомый... [[ru.wp:Юрий Ханон|Юрий Ханон]]: | ||
− | + | <center> | |
+ | <blockquote style="width:85%;text-align:justify;font:normal 15px 'Times New Roman';color:#bc5501;border-radius:10px; padding:15px;margin:10px;box-shadow:0px 3px 4px #b67744;-webkit-box-shadow:0px 3px 4px #b67744;-moz-box-shadow:0px 3px 4px #b67744;background:#ffe4a2">« Что есть, то и без тебя есть..., а потому нет и смысла об этом разговаривать... А чего нет – так о том речь ещё впереди... И далеко – впереди... <small>(а то и ещё дальше)</small>. »</blockquote> | ||
+ | </center> | ||
-------------------- | -------------------- | ||
− | == Конец жизни (1914—1925) == | + | == <font face="Georgia">Конец жизни (1914—1925)</font> == |
− | {| | + | {| align="right" style="width:233px;padding:5px;margin-left:15px;margin-bottom:15px;box-shadow:3px 4px 3px #bc5501;-webkit-box-shadow:3px 4px 3px #bc5501;-moz-box-shadow:3px 4px 3px #bc5501;background:#ff7403;" |
| | | | ||
− | {| | + | {| style="width:222px;text-align:center;color:#793802;" |
|- | |- | ||
| [[Файл:Satie Erik Buste-1913 par Khanon.jpg|222px]] | | [[Файл:Satie Erik Buste-1913 par Khanon.jpg|222px]] | ||
Строка 56: | Строка 60: | ||
|} | |} | ||
− | === Краткое вступление === | + | === <font face="Georgia">Краткое вступление</font> === |
Разумеется, я никогда не был готов утверждать, что «[[Дважды два – почти пять|дважды два – четыре]]», шесть, тринадцать..., ну или какая-то другая, ничуть не менее импозантная цифра. Равным образом и поставленный в заголовке '''«конец»''' (имея в виду конец жизни, конечно, потому что, в конечном счёте, любая жизнь конечна, включая и вашу, мадам) не должен означать ничего иного, кроме последней части... отчасти статьи и жизни. Или, говоря словами моего старинного друга, очередное <font color="SaddleBrown">'''«Je retire»'''</font> — и как всегда, прочь отсюда, за пределами которого происходит уже нечто иное, совершенно скрытое от глаз всех тех, кто остался здесь. <br /> | Разумеется, я никогда не был готов утверждать, что «[[Дважды два – почти пять|дважды два – четыре]]», шесть, тринадцать..., ну или какая-то другая, ничуть не менее импозантная цифра. Равным образом и поставленный в заголовке '''«конец»''' (имея в виду конец жизни, конечно, потому что, в конечном счёте, любая жизнь конечна, включая и вашу, мадам) не должен означать ничего иного, кроме последней части... отчасти статьи и жизни. Или, говоря словами моего старинного друга, очередное <font color="SaddleBrown">'''«Je retire»'''</font> — и как всегда, прочь отсюда, за пределами которого происходит уже нечто иное, совершенно скрытое от глаз всех тех, кто остался здесь. <br /> | ||
И всё же... не будем плодить скорбь разговорами ни о чём. Поскольку конец жизни для Сати, этого вечного безнадёжного Инвалида от человеческой стаи — стал вершиной. Безусловной вершиной. Ещё одной вершиной, на которую он вскарабкался (и здесь я повторюсь) снова ''adverso flumine'', вопреки всему, и вопреки всем. — Такой же вершиной, как его ранний прорыв (22-33 года), давший потрясающие «зелёные яблоки» тех открытий и прорывов в искусстве, которыми сполна воспользовались ''другие'' (не он сам). Воспользовались... и даже присвоили. Спустя пять, десять, двадцать, пятьдесят и сто лет. Благодаря первой вершине (хотя ''за что'' её благодарить, в самом деле, — она не принесла ничего, кроме горечи поражения, безвестности, насмешек и нищеты)... Так вот, ''благодаря'' своей первой вершине, — я продолжаю, — Сати стал предтечей, прекурсором (précurseur) на добрый век вперёд. Одновременно и признанным... прекурсором, и непризнанным, — которого, стыдно сказать, приходится снова и снова открывать и доказывать вплоть до сегодняшнего дня (этим олухам стайного сознания, гордо называющим себя «профессионалами»). Пускай им земля будет прахом, — ''pardon'', забыл как это говорится по-русски. Разумеется, подобное поведение со стороны людей клана более чем понятно, объяснимо и может быть названо «вечным». Если они (профессионалы) с удовольствием пользовались его открытиями, — считая их своими, то ''зачем же'' им теперь, законным наследникам Славы Веков, ни с того, ни с сего, признавать себя — нахлебниками, да и кого! — жалкого выскочки, бастарда, человека, ни разу не признавшего их права на власть. Пускай даже маленькую, но Власть — над своей частью, уделом мира <small>(скажем так: краткая замена слова «профессия»)</small>. Этот человек... столь нагло и небрежно одаривший их — без причины, зависимости и традиционной позы подчинения... Любое напоминание о нём неприятно. И мало того, что подобное поведение дурно и обидно <small>(с моей стороны)</small>, так ещё и пахнет дурным вос...питанием. Потому что никогда не следует становиться на пути их ''питания'' (святая потребность и долг мира перед каждым [[ru.wp:желудок|желудком]]). Тем более, когда речь идёт о славе, традиции и других... нерушимых принципах устроения всякого клана. И тогда святым становится уже другое слово: '''«чужой»'''. Тот, которого можно иметь и пинать..., а затем изгнать, или убить (частный случай изгнания). Можно всем, кому только будет потребно. Всем, начиная от дяди-[[Клод Дебюсси|Дебюсси]], который воспользовался ранними открытиями в полной мере, сразу и сейчас (на голубом глазу глядя прямо в глаза своему «другу», и предтече), и кончая каким-нибудь бесконечно отдалённым в пространстве времени [[ru.wp:Райх, Стив|Стивом Райхом]], которому и вовсе без нужды было вспоминать о своём [[ru.wp:биохимия|биохимическом]] прекурсоре столетней давности. Америка далеко. А собственная голова — ещё дальше.<br /> | И всё же... не будем плодить скорбь разговорами ни о чём. Поскольку конец жизни для Сати, этого вечного безнадёжного Инвалида от человеческой стаи — стал вершиной. Безусловной вершиной. Ещё одной вершиной, на которую он вскарабкался (и здесь я повторюсь) снова ''adverso flumine'', вопреки всему, и вопреки всем. — Такой же вершиной, как его ранний прорыв (22-33 года), давший потрясающие «зелёные яблоки» тех открытий и прорывов в искусстве, которыми сполна воспользовались ''другие'' (не он сам). Воспользовались... и даже присвоили. Спустя пять, десять, двадцать, пятьдесят и сто лет. Благодаря первой вершине (хотя ''за что'' её благодарить, в самом деле, — она не принесла ничего, кроме горечи поражения, безвестности, насмешек и нищеты)... Так вот, ''благодаря'' своей первой вершине, — я продолжаю, — Сати стал предтечей, прекурсором (précurseur) на добрый век вперёд. Одновременно и признанным... прекурсором, и непризнанным, — которого, стыдно сказать, приходится снова и снова открывать и доказывать вплоть до сегодняшнего дня (этим олухам стайного сознания, гордо называющим себя «профессионалами»). Пускай им земля будет прахом, — ''pardon'', забыл как это говорится по-русски. Разумеется, подобное поведение со стороны людей клана более чем понятно, объяснимо и может быть названо «вечным». Если они (профессионалы) с удовольствием пользовались его открытиями, — считая их своими, то ''зачем же'' им теперь, законным наследникам Славы Веков, ни с того, ни с сего, признавать себя — нахлебниками, да и кого! — жалкого выскочки, бастарда, человека, ни разу не признавшего их права на власть. Пускай даже маленькую, но Власть — над своей частью, уделом мира <small>(скажем так: краткая замена слова «профессия»)</small>. Этот человек... столь нагло и небрежно одаривший их — без причины, зависимости и традиционной позы подчинения... Любое напоминание о нём неприятно. И мало того, что подобное поведение дурно и обидно <small>(с моей стороны)</small>, так ещё и пахнет дурным вос...питанием. Потому что никогда не следует становиться на пути их ''питания'' (святая потребность и долг мира перед каждым [[ru.wp:желудок|желудком]]). Тем более, когда речь идёт о славе, традиции и других... нерушимых принципах устроения всякого клана. И тогда святым становится уже другое слово: '''«чужой»'''. Тот, которого можно иметь и пинать..., а затем изгнать, или убить (частный случай изгнания). Можно всем, кому только будет потребно. Всем, начиная от дяди-[[Клод Дебюсси|Дебюсси]], который воспользовался ранними открытиями в полной мере, сразу и сейчас (на голубом глазу глядя прямо в глаза своему «другу», и предтече), и кончая каким-нибудь бесконечно отдалённым в пространстве времени [[ru.wp:Райх, Стив|Стивом Райхом]], которому и вовсе без нужды было вспоминать о своём [[ru.wp:биохимия|биохимическом]] прекурсоре столетней давности. Америка далеко. А собственная голова — ещё дальше.<br /> | ||
Строка 69: | Строка 73: | ||
Однако постараюсь выглядеть немного конкретнее, как это у вас якобы принято. Одну минутку, сейчас покажу (пальцем). Итак, если говорить по порядку..., то первая половина 1914 года (это было ещё ''до'' начала войны, если кто не помнит) выдалась почти прекрасной (как всегда, или даже хуже). В начале февраля недавно законченная сочинением пьеса Сати «[[Ловушка Медузы]]» (с музыкой того же господина)<ref group="комм.">«[[Ловушка Медузы]]...» — своё примечание к предыдущей части статьи я и сегодня оставляю без изменений. Эта абсурдная и [[ru.wp:абсурдизм|абсурдистская]] пьеса, практически непереводимая на русский язык, и тем не менее, переведённая (точнее сказать, написанная практически заново) моею злодейскою рукой, пока существует внутри одной из моих ''закрытых'' книг (а именно: «Три Инвалида»). На самом деле даже название этой пьесы (точно так же непереводимое) выглядит иначе. Не говоря уже обо всём остальном, что в ней есть. Однако это — скажем прямо, — моё личное дело. И здесь, в качестве неуместного завершения следует слабый взмах рукой, нечто вроде приветствия на тот свет..., моему покойному другу, пожалуй, единственному при жизни. Его имя — [[Николай Юрьевич Семёнов|Николай Семёнов]], не слишком выразительное и мало кому известное. Однако будь он жив, и мне не пришлось бы писать этого странного и не слишком точного примечания.</ref> «выдержала» ''целое одно'' представление (премьеру, не иначе) в домашнем театре одного из учеников и поклонников Сати, будущего [[ru.wp:композитор|композитора]] и критика [[Ролан-Манюэль|Ролана-Манюэля]]. В пьесе играли все родственники, начиная от родителей и брата, и кончая невестой, — сам автор пьесы исполнял роль человека-оркестра (на рояле, о чём речь будет идти особо), а роль публики взяли на себя немногие приглашённые, близкие знакомые семьи Леви – из числа парижской богемы, среди которых оказалась художница [[ru.wp:Гюго, Валентина|Валентина Гросс]]: лучшее человеческое ''приобретение'' Сати за добрый десяток лет... Узкой публике пьеса широко понравилась, чтобы не говорить лишних слов. И ради того же, скажем просто: здесь Сати снова оказался «предтечей» — впервые представив нечто вроде [[ru.wp:театр абсурда|театра абсурда]] или [[ru.wp:сюрреализм|сюрреалистической]] пьесы, — за 10-20 или даже 40 лет до появления оных на подмостках (театра, наверное).<ref name="Сати-Ханон">{{книга|автор=[[Эрик Сати]], [[Юрий Ханон]]|заглавие= «Воспоминания задним числом» |ссылка=|место=С-Петербург|издательство=Центр Средней Музыки & Лики России|год=2010|страницы=|страниц=682}}</ref>{{rp|292}}<br /> | Однако постараюсь выглядеть немного конкретнее, как это у вас якобы принято. Одну минутку, сейчас покажу (пальцем). Итак, если говорить по порядку..., то первая половина 1914 года (это было ещё ''до'' начала войны, если кто не помнит) выдалась почти прекрасной (как всегда, или даже хуже). В начале февраля недавно законченная сочинением пьеса Сати «[[Ловушка Медузы]]» (с музыкой того же господина)<ref group="комм.">«[[Ловушка Медузы]]...» — своё примечание к предыдущей части статьи я и сегодня оставляю без изменений. Эта абсурдная и [[ru.wp:абсурдизм|абсурдистская]] пьеса, практически непереводимая на русский язык, и тем не менее, переведённая (точнее сказать, написанная практически заново) моею злодейскою рукой, пока существует внутри одной из моих ''закрытых'' книг (а именно: «Три Инвалида»). На самом деле даже название этой пьесы (точно так же непереводимое) выглядит иначе. Не говоря уже обо всём остальном, что в ней есть. Однако это — скажем прямо, — моё личное дело. И здесь, в качестве неуместного завершения следует слабый взмах рукой, нечто вроде приветствия на тот свет..., моему покойному другу, пожалуй, единственному при жизни. Его имя — [[Николай Юрьевич Семёнов|Николай Семёнов]], не слишком выразительное и мало кому известное. Однако будь он жив, и мне не пришлось бы писать этого странного и не слишком точного примечания.</ref> «выдержала» ''целое одно'' представление (премьеру, не иначе) в домашнем театре одного из учеников и поклонников Сати, будущего [[ru.wp:композитор|композитора]] и критика [[Ролан-Манюэль|Ролана-Манюэля]]. В пьесе играли все родственники, начиная от родителей и брата, и кончая невестой, — сам автор пьесы исполнял роль человека-оркестра (на рояле, о чём речь будет идти особо), а роль публики взяли на себя немногие приглашённые, близкие знакомые семьи Леви – из числа парижской богемы, среди которых оказалась художница [[ru.wp:Гюго, Валентина|Валентина Гросс]]: лучшее человеческое ''приобретение'' Сати за добрый десяток лет... Узкой публике пьеса широко понравилась, чтобы не говорить лишних слов. И ради того же, скажем просто: здесь Сати снова оказался «предтечей» — впервые представив нечто вроде [[ru.wp:театр абсурда|театра абсурда]] или [[ru.wp:сюрреализм|сюрреалистической]] пьесы, — за 10-20 или даже 40 лет до появления оных на подмостках (театра, наверное).<ref name="Сати-Ханон">{{книга|автор=[[Эрик Сати]], [[Юрий Ханон]]|заглавие= «Воспоминания задним числом» |ссылка=|место=С-Петербург|издательство=Центр Средней Музыки & Лики России|год=2010|страницы=|страниц=682}}</ref>{{rp|292}}<br /> | ||
− | {| | + | {| align="right" style="width:333px;padding:5px;margin-left:15px;margin-bottom:15px;box-shadow:3px 4px 3px #bc5501;-webkit-box-shadow:3px 4px 3px #bc5501;-moz-box-shadow:3px 4px 3px #bc5501;background:#ff7403;" |
| | | | ||
− | {| | + | {| style="width:322px;text-align:center;color:#793802;" |
|- | |- | ||
| [[Файл:Debussy & Satie par Stravinsky 1911.jpg|322px]] | | [[Файл:Debussy & Satie par Stravinsky 1911.jpg|322px]] | ||
Строка 80: | Строка 84: | ||
Не прошло и полумесяца, как Сати получил едва ли не первый свой заказ на музыкальное произведение: настоящий, шикарный, респектабельный, на целые три тысячи (3000) [[ru.wp:франк (денежная единица)|франков]]. Подобного шика Сати не видал ещё ни разу в жизни. Только подумать! — три тысячи франков, самых настоящих франков..., — за сущую ерунду, пустяк, [[ru.wp:каллиграфия|каллиграфический]] сборник крошечных пьес для фортепиано под названием «[[ru.wp:Эрик Сати/Спорт и развлечения|Спорт и развлечения]]» (и каждая из них ещё с иллюстрациями какого-то незнакомого художника). Однако... этот заказ (почти [[ru.wp:инкогнито|инкогнито]]) принесла ему Валентина. Валентина Гросс. Правда, незадолго ''до'' Сати от этого невообразимого заказа отказался — [[ru.wp:Стравинский, Игорь Фёдорович|Стравинский]], «настоящий, успешный композитор», <small>(совсем не то что Сати! — прости господи)</small> который не страдал от недостатка заказов и мог себе позволить – не только выбирать, но и отказываться. Но даже эта досадная мелочь нисколько не портила триумфа. Три тысячи франков. И всего месяц-полтора работы. Одно слово — шик! Браво, Валентина! Такого ещё не видывал свет! — ''слишком старый для такого молодого''..., слишком молодого «композитора музыки».<ref group="комм.">«Композитор музыки» — как раз незадолго до истории с «премьерой» своей абсурдно маленькой пьесы и получением заказа на «Спорт и развлечения» Сати сделал для себя [[ru.wp:визитная карта|визитную карту]] (или карточку, как теперь принято говорить), на которой его род занятий был обозначен именно таким образом: «Эрик Сати. ''Композитор музыки»''. Если кому-то не вполне понятна эта надпись, я готов ''добавить''.</ref> На вырученные деньги ([[ru.wp:гонорар|гонорар]], какое непривычное слово!) Сати, кажется, впервые за двадцать лет купил себе костюм, настоящий, так что даже смог посетить салон княгини [[ru.wp:Полиньяк|Полиньяк]], а также и её саму. Раньше от светских раутов приходилось отказываться, исключительно <small>(или почти)</small> только из-за дыр в штанах.<ref name="Сати-Ханон"></ref>{{rp|244}}<br /> | Не прошло и полумесяца, как Сати получил едва ли не первый свой заказ на музыкальное произведение: настоящий, шикарный, респектабельный, на целые три тысячи (3000) [[ru.wp:франк (денежная единица)|франков]]. Подобного шика Сати не видал ещё ни разу в жизни. Только подумать! — три тысячи франков, самых настоящих франков..., — за сущую ерунду, пустяк, [[ru.wp:каллиграфия|каллиграфический]] сборник крошечных пьес для фортепиано под названием «[[ru.wp:Эрик Сати/Спорт и развлечения|Спорт и развлечения]]» (и каждая из них ещё с иллюстрациями какого-то незнакомого художника). Однако... этот заказ (почти [[ru.wp:инкогнито|инкогнито]]) принесла ему Валентина. Валентина Гросс. Правда, незадолго ''до'' Сати от этого невообразимого заказа отказался — [[ru.wp:Стравинский, Игорь Фёдорович|Стравинский]], «настоящий, успешный композитор», <small>(совсем не то что Сати! — прости господи)</small> который не страдал от недостатка заказов и мог себе позволить – не только выбирать, но и отказываться. Но даже эта досадная мелочь нисколько не портила триумфа. Три тысячи франков. И всего месяц-полтора работы. Одно слово — шик! Браво, Валентина! Такого ещё не видывал свет! — ''слишком старый для такого молодого''..., слишком молодого «композитора музыки».<ref group="комм.">«Композитор музыки» — как раз незадолго до истории с «премьерой» своей абсурдно маленькой пьесы и получением заказа на «Спорт и развлечения» Сати сделал для себя [[ru.wp:визитная карта|визитную карту]] (или карточку, как теперь принято говорить), на которой его род занятий был обозначен именно таким образом: «Эрик Сати. ''Композитор музыки»''. Если кому-то не вполне понятна эта надпись, я готов ''добавить''.</ref> На вырученные деньги ([[ru.wp:гонорар|гонорар]], какое непривычное слово!) Сати, кажется, впервые за двадцать лет купил себе костюм, настоящий, так что даже смог посетить салон княгини [[ru.wp:Полиньяк|Полиньяк]], а также и её саму. Раньше от светских раутов приходилось отказываться, исключительно <small>(или почти)</small> только из-за дыр в штанах.<ref name="Сати-Ханон"></ref>{{rp|244}}<br /> | ||
На этом фоне, пожалуй, уже не слишком тяжёлым выглядело очередное <font color="SaddleBrown">'''«Je retire»'''</font>, после полутора лет работы на посту «слегка ехидного [[ru.wp:хроника|хроникёра]]», Сати (не без скандала) покинул «Музыкальное обозрение» (Revue S.I.M.) – между прочим, не последнюю роль в этом сыграл [[ru.wp:Клод Дебюсси|друг-Дебюсси]] <small>(на этот раз без подробностей)</small>. Ох, если бы вы слыхали, мадмуазель, ''ка́к'' он орал (в очередной раз)... Как же он орал на своего предтечу (и совершенно незаслуженно, нужно сказать). А потóм — не извинился..., как всегда. И «Музыкальное обозрение» тоже не извинилось.<ref name="Сати-Ханон"></ref>{{rp|289}} | На этом фоне, пожалуй, уже не слишком тяжёлым выглядело очередное <font color="SaddleBrown">'''«Je retire»'''</font>, после полутора лет работы на посту «слегка ехидного [[ru.wp:хроника|хроникёра]]», Сати (не без скандала) покинул «Музыкальное обозрение» (Revue S.I.M.) – между прочим, не последнюю роль в этом сыграл [[ru.wp:Клод Дебюсси|друг-Дебюсси]] <small>(на этот раз без подробностей)</small>. Ох, если бы вы слыхали, мадмуазель, ''ка́к'' он орал (в очередной раз)... Как же он орал на своего предтечу (и совершенно незаслуженно, нужно сказать). А потóм — не извинился..., как всегда. И «Музыкальное обозрение» тоже не извинилось.<ref name="Сати-Ханон"></ref>{{rp|289}} | ||
− | + | <center> | |
+ | <blockquote style="width:85%;text-align:justify;font:normal 15px 'Times New Roman';color:#bc5501;border-radius:10px; padding:15px;margin:10px;box-shadow:0px 3px 4px #b67744;-webkit-box-shadow:0px 3px 4px #b67744;-moz-box-shadow:0px 3px 4px #b67744;background:#ffe4a2">«...[[ru.wp:Дебюсси, Клод|Клод]] всё толстел, бедняга, грузнел шеей, туловищем, задницей и ужасно маялся: то ли от болезней, то ли от безделия, сразу не поймёшь – от чего больше. Он стал совсем злым, нервным, дёрганым, чуть что – мгновенно срывался на крик и был во гневе ужасен, как испанский бык в образе [[ru.wp:Зевс|Зевса]]... или наоборот. Шея и холка мгновенно багровела, глаза стекленели, а лицо покрывалось какими-то лиловыми труповатыми пятнами. Особенно было неприятно, что причина вспышки его раздражения могла быть совершенно любой, но чаще всего – даже вовсе безо всякой причины. » <ref name="Сати-Ханон"/>{{rp|246}} | ||
+ | <hr> | ||
+ | ::::::::::::: — ''Эрик Сати, [[Юрий Ханон]]: «Воспоминания задним числом»''</blockquote> | ||
+ | </center> | ||
Но, положа руку на сердце, всё это были круглые... мелочи. По сравнению с тем, что начало удаваться, ''понемногу''. Впервые в жизни... Концерты. Заказы. Знакомства. Признание. Связи. Среда (страшно сказать, почти профессиональная). Всего этого раньше у Сати не было. А теперь как-будто на́чало появляться, потихоньку. <br /> | Но, положа руку на сердце, всё это были круглые... мелочи. По сравнению с тем, что начало удаваться, ''понемногу''. Впервые в жизни... Концерты. Заказы. Знакомства. Признание. Связи. Среда (страшно сказать, почти профессиональная). Всего этого раньше у Сати не было. А теперь как-будто на́чало появляться, потихоньку. <br /> | ||
А затем настал июль 1914, и в этой машинке что-то резко испортилось. Сначала в [[ru.wp:Сараевское убийство|Сараево]] убили какого-то [[ru.wp:Франц Фердинанд|эрцгерцога Фердинанда]], лицо до той поры не слишком-то значительное..., а затем, 31 июля застрелили и [[ru.wp:Жорес, Жан|Жореса]], главное (действующее) лицо [[ru.wp:Социалистическая партия Франции|социалистической партии Франции]], который громче всех выступал против войны и был последним препятствием на ''её'' пути. На пути объявления войны с Германией — такой долгожданной, такой выстраданной. Больше сорока лет [[ru.wp:патриоты|они]] ждали этого момента. И вот, наконец-то. Дождались. Дальше – больше... События развивались с ускоряющейся быстротой. 1 августа 1914 года Сати вступил в социалистическую партию (посмертный набор памяти Жореса), а уже 2 августа Франция вступила ... не скажу ''во что''. Теперь это у вас называется [[ru.wp:Первая мировая война|Первая мировая война]]. А тогда – это выглядело просто как бойня, причём, такая бойня, каких до сих пор не бывало в истории этого человечества. Как много они придумали и применили впервые, друг для друга, эти славные человекообразные... [[ru.wp:Танк|Танки]]. [[ru.wp:Самолёт|Самолёты]] (про [[ru.wp:Пулемёт|пулемёты]] я даже не заикаюсь, дело старое). Скорострельная артиллерия. Ковровые бомбардировки. [[ru.wp:Химическое оружие|Химическое оружие]]. И [[ru.wp:Бактериологическое оружие|бактериологическое]] тоже (кстати, и то, и другое, ''последнее''... было великолепно предсказано и со всем военным задором описано дядюшкой [[Альфонс Алле|Альфонсом Алле]] на ''добрых'' двадцать лет раньше в рассказе «[http://yuri-khanon.com/alle3.html Экономический патриотизм]»).<ref name="АльфонсКоторогоНеБыло">{{книга|автор = [[ru.wp:Ханон, Юрий|Юрий Ханон]]|часть = |заглавие = «[[ru.wp:Алле, Альфонс|Альфонс]], которого не было» |оригинал = |ссылка = |ответственный = |издание = |место = С-Петербург|издательство = Центр Средней Музыки & [[Лики России]]|год = 2013|том = |страницы = |страниц = 544|серия = |isbn = 978-5-87417-421-7|тираж = }}</ref>{{rp|222-223}} Однако оставим..., снова оставим ''их'' на том месте, где они обнаруживают себя каждый век и в любую эпоху.<br /> | А затем настал июль 1914, и в этой машинке что-то резко испортилось. Сначала в [[ru.wp:Сараевское убийство|Сараево]] убили какого-то [[ru.wp:Франц Фердинанд|эрцгерцога Фердинанда]], лицо до той поры не слишком-то значительное..., а затем, 31 июля застрелили и [[ru.wp:Жорес, Жан|Жореса]], главное (действующее) лицо [[ru.wp:Социалистическая партия Франции|социалистической партии Франции]], который громче всех выступал против войны и был последним препятствием на ''её'' пути. На пути объявления войны с Германией — такой долгожданной, такой выстраданной. Больше сорока лет [[ru.wp:патриоты|они]] ждали этого момента. И вот, наконец-то. Дождались. Дальше – больше... События развивались с ускоряющейся быстротой. 1 августа 1914 года Сати вступил в социалистическую партию (посмертный набор памяти Жореса), а уже 2 августа Франция вступила ... не скажу ''во что''. Теперь это у вас называется [[ru.wp:Первая мировая война|Первая мировая война]]. А тогда – это выглядело просто как бойня, причём, такая бойня, каких до сих пор не бывало в истории этого человечества. Как много они придумали и применили впервые, друг для друга, эти славные человекообразные... [[ru.wp:Танк|Танки]]. [[ru.wp:Самолёт|Самолёты]] (про [[ru.wp:Пулемёт|пулемёты]] я даже не заикаюсь, дело старое). Скорострельная артиллерия. Ковровые бомбардировки. [[ru.wp:Химическое оружие|Химическое оружие]]. И [[ru.wp:Бактериологическое оружие|бактериологическое]] тоже (кстати, и то, и другое, ''последнее''... было великолепно предсказано и со всем военным задором описано дядюшкой [[Альфонс Алле|Альфонсом Алле]] на ''добрых'' двадцать лет раньше в рассказе «[http://yuri-khanon.com/alle3.html Экономический патриотизм]»).<ref name="АльфонсКоторогоНеБыло">{{книга|автор = [[ru.wp:Ханон, Юрий|Юрий Ханон]]|часть = |заглавие = «[[ru.wp:Алле, Альфонс|Альфонс]], которого не было» |оригинал = |ссылка = |ответственный = |издание = |место = С-Петербург|издательство = Центр Средней Музыки & [[Лики России]]|год = 2013|том = |страницы = |страниц = 544|серия = |isbn = 978-5-87417-421-7|тираж = }}</ref>{{rp|222-223}} Однако оставим..., снова оставим ''их'' на том месте, где они обнаруживают себя каждый век и в любую эпоху.<br /> | ||
− | {| | + | {| align="right" style="width:333px;padding:5px;margin-left:15px;margin-bottom:15px;box-shadow:3px 4px 3px #bc5501;-webkit-box-shadow:3px 4px 3px #bc5501;-moz-box-shadow:3px 4px 3px #bc5501;background:#ff7403;" |
| | | | ||
− | {| | + | {| style="width:322px;text-align:center;color:#793802;" |
|- | |- | ||
| [[Файл:Satie Parti-1 Socialiste 1920.jpg|322px]] | | [[Файл:Satie Parti-1 Socialiste 1920.jpg|322px]] | ||
Строка 98: | Строка 106: | ||
Правда, в запасе всегда оставался друг. Единственный. И самый близкий... друг. Дебюсси. — Ведь он был миллионером. Да. Настоящим миллионером. Муж Бардака, пардон, [[Эмма Бардак|Эммы Бардак]]. Вот уже десяток лет он жил не на чердаке, а в ''собственном'' особняке, в буржуазно-куртуазном районе Парижа <small>(улица какого-то лешего... или леса, не помню)</small>.<ref group="комм.">Здесь я вынужден попросить прощения за глупые и неуместные шутки автора статьи, который развёл тут порядочный Бардак, с позволения сказать. В этом месте имеется в виду «улица Булонского леса». Нельзя что ли было прямо сказать? — без выкрутасов?</ref> Да. Чудное местечко. Правда, в последнее время он болел. И тяжело болел. Однако в его лице и образе жизни эта болезнь почти ничего не изменила. И по-прежнему, как в старые-добрые времена, раз в неделю (иногда даже дважды), Дебюсси ждал своего старого друга (и предтечу) – на завтрак. Они мило проводили пару часов. Особенно, если у Дебюсси было хорошее настроение и он не был склонен орать — по какому-нибудь поводу или вовсе без повода. Милый человек. Раз в неделю... Но ведь все остальные дни ''тоже'' нужно было где-то завтракать. И даже обедать. А ещё — чем-то платить за аркёйскую комнату Биби-ля-пюре. Покупать обувь. Может быть, даже воротнички. Без них-то разве пойдёшь куда-нибудь? К тому же Дебюсси. Или ещё на какой-нибудь... завтрак. Однако на что (покупать). Да. Очень хороший вопрос. На что... это всё?<br /> | Правда, в запасе всегда оставался друг. Единственный. И самый близкий... друг. Дебюсси. — Ведь он был миллионером. Да. Настоящим миллионером. Муж Бардака, пардон, [[Эмма Бардак|Эммы Бардак]]. Вот уже десяток лет он жил не на чердаке, а в ''собственном'' особняке, в буржуазно-куртуазном районе Парижа <small>(улица какого-то лешего... или леса, не помню)</small>.<ref group="комм.">Здесь я вынужден попросить прощения за глупые и неуместные шутки автора статьи, который развёл тут порядочный Бардак, с позволения сказать. В этом месте имеется в виду «улица Булонского леса». Нельзя что ли было прямо сказать? — без выкрутасов?</ref> Да. Чудное местечко. Правда, в последнее время он болел. И тяжело болел. Однако в его лице и образе жизни эта болезнь почти ничего не изменила. И по-прежнему, как в старые-добрые времена, раз в неделю (иногда даже дважды), Дебюсси ждал своего старого друга (и предтечу) – на завтрак. Они мило проводили пару часов. Особенно, если у Дебюсси было хорошее настроение и он не был склонен орать — по какому-нибудь поводу или вовсе без повода. Милый человек. Раз в неделю... Но ведь все остальные дни ''тоже'' нужно было где-то завтракать. И даже обедать. А ещё — чем-то платить за аркёйскую комнату Биби-ля-пюре. Покупать обувь. Может быть, даже воротнички. Без них-то разве пойдёшь куда-нибудь? К тому же Дебюсси. Или ещё на какой-нибудь... завтрак. Однако на что (покупать). Да. Очень хороший вопрос. На что... это всё?<br /> | ||
[[ru.wp:1915 год|1915 год]] стал самым тяжёлым за всю войну. Почти мёртвым. Поражения на фронте. Одно за другим. Армия отступает, немцы всё ближе к Парижу. Так уже бывало..., и не раз. Но особенно худо стало к середине июня, когда последние «уцелевшие» знакомые разъехались кто куда, прочь из города, на безопасный юг, в деревню, к морю, и тогда — занять даже какую-то мелочь стало решительно не́ у кого. Это был голод, настоящий, без кавычек. За полгода Сати похудел чуть не вдвое..., это хорошо заметно на фотографии 1916 года, хотя к тому времени ему жилось уже — значительно легче. Во всех смыслах. Не зная, ''что ещё'' предпринять, Сати пишет отчаянное письмо композитору [[ru.wp:Дюка, Поль|Полю Дюка]] с просьбой исхлопотать для него хоть какую-то материальную помощь от чахлого министерства «изящных искусств», — кажется, так оно тогда называлось. Не слишком ли изящно для войны? И для [[ru.wp:Республиканская партия Франции|республиканской партии]]...<ref name="Сати-Ханон"></ref>{{rp|247}} — И помощь пришла. Хотя и не сразу, хотя и не слишком щедрая, но благодаря участию Поля Дюка, до конца года кое-как удалось дотянуть. А что музыка? — вот нелепый вопрос. За весь год был сочинён только один, да и то — крошечный фокус, маленький полуголодный цикл из трёх (как всегда!) пьес для фортепиано под говорящим названием «[[Эрик Сати/Предпоследние мысли|Предпоследние мысли]]».<ref group="комм.">«Предпоследние мысли» — это один из вариантов перевода этого маленького цикла фортепианных пьес, в которых Сати (снова как предтеча) в чистом и оголённом виде применяет [[ru.wp:политональность|политональность]], едва ли не в виде учебного пособия. Как большинство названий Сати, «Предпоследние мысли» (в оригинале ''Avant-dernières pensées)'' можно переводить по-разному. Есть, например, ещё и такой вариант: «Передние и задние мысли», — для тех, кто понимает. Пожалуй, этим вполне можно ограничиться.</ref> Каждая из частей сопровождалась слегка ехидным текстом и — тихим посвящением одному из трёх композиторов: [[ru.wp:Дебюсси, Клод|Дебюсси]], [[ru.wp:Дюка, Поль|Дюка]] и [[ru.wp:Руссель, Альбер|Русселю]]. Кстати говоря! — в одном из писем означенный Поль Дюка ''очень деликатно'' интересовался у Сати, каким образом он оказался в столь бедственном положении, имея такого ... м-м-м, ''состоятельного'' друга..., можно сказать, миллионера... совсем близкого. А нельзя ли, — советовал маститый Поль, — пока не придёт помощь от изящного министерства (дело не быстрое, одно слово: [[ru.wp:бюрократия|бюрократия]]) попросить о поддержке друга-Клода? Милый, наивный Поль Дюкá... Впрочем, ответ Сати был ничуть не менее деликатным, чтобы не сказать — [[ru.wp:деликатес|деликатесным]]. | [[ru.wp:1915 год|1915 год]] стал самым тяжёлым за всю войну. Почти мёртвым. Поражения на фронте. Одно за другим. Армия отступает, немцы всё ближе к Парижу. Так уже бывало..., и не раз. Но особенно худо стало к середине июня, когда последние «уцелевшие» знакомые разъехались кто куда, прочь из города, на безопасный юг, в деревню, к морю, и тогда — занять даже какую-то мелочь стало решительно не́ у кого. Это был голод, настоящий, без кавычек. За полгода Сати похудел чуть не вдвое..., это хорошо заметно на фотографии 1916 года, хотя к тому времени ему жилось уже — значительно легче. Во всех смыслах. Не зная, ''что ещё'' предпринять, Сати пишет отчаянное письмо композитору [[ru.wp:Дюка, Поль|Полю Дюка]] с просьбой исхлопотать для него хоть какую-то материальную помощь от чахлого министерства «изящных искусств», — кажется, так оно тогда называлось. Не слишком ли изящно для войны? И для [[ru.wp:Республиканская партия Франции|республиканской партии]]...<ref name="Сати-Ханон"></ref>{{rp|247}} — И помощь пришла. Хотя и не сразу, хотя и не слишком щедрая, но благодаря участию Поля Дюка, до конца года кое-как удалось дотянуть. А что музыка? — вот нелепый вопрос. За весь год был сочинён только один, да и то — крошечный фокус, маленький полуголодный цикл из трёх (как всегда!) пьес для фортепиано под говорящим названием «[[Эрик Сати/Предпоследние мысли|Предпоследние мысли]]».<ref group="комм.">«Предпоследние мысли» — это один из вариантов перевода этого маленького цикла фортепианных пьес, в которых Сати (снова как предтеча) в чистом и оголённом виде применяет [[ru.wp:политональность|политональность]], едва ли не в виде учебного пособия. Как большинство названий Сати, «Предпоследние мысли» (в оригинале ''Avant-dernières pensées)'' можно переводить по-разному. Есть, например, ещё и такой вариант: «Передние и задние мысли», — для тех, кто понимает. Пожалуй, этим вполне можно ограничиться.</ref> Каждая из частей сопровождалась слегка ехидным текстом и — тихим посвящением одному из трёх композиторов: [[ru.wp:Дебюсси, Клод|Дебюсси]], [[ru.wp:Дюка, Поль|Дюка]] и [[ru.wp:Руссель, Альбер|Русселю]]. Кстати говоря! — в одном из писем означенный Поль Дюка ''очень деликатно'' интересовался у Сати, каким образом он оказался в столь бедственном положении, имея такого ... м-м-м, ''состоятельного'' друга..., можно сказать, миллионера... совсем близкого. А нельзя ли, — советовал маститый Поль, — пока не придёт помощь от изящного министерства (дело не быстрое, одно слово: [[ru.wp:бюрократия|бюрократия]]) попросить о поддержке друга-Клода? Милый, наивный Поль Дюкá... Впрочем, ответ Сати был ничуть не менее деликатным, чтобы не сказать — [[ru.wp:деликатес|деликатесным]]. | ||
− | + | <center> | |
− | {| | + | <blockquote style="width:85%;text-align:justify;font:normal 15px 'Times New Roman';color:#bc5501;border-radius:10px; padding:15px;margin:10px;box-shadow:0px 3px 4px #b67744;-webkit-box-shadow:0px 3px 4px #b67744;-moz-box-shadow:0px 3px 4px #b67744;background:#ffe4a2">« Понимаете, у Вас совсем иной авторитет, нежели мой, если он у меня вообще был..., или есть. И по той же причине мне решительно невозможно обращаться к Дебюсси: он не может это сделать, по чистой нервозности. Понимаете, он имеет [[ru.wp:неврастения|нервозность]] ужасно нервическую, осмелюсь сказать; & совсем не может руководить своими [[ru.wp:нервная система|нервами]], которые настолько чувствительны & до такой степени нервны, что его нервозность доходит до [[ru.wp:невралгия|невралгически]] нервной неврастении. » <ref name="Сати-Ханон"/>{{rp|312-313}} |
+ | <hr> | ||
+ | ::::::::::::: — ''Эрик Сати, письмо Полю Дюка от 22 Августа 1915''</blockquote> | ||
+ | </center> | ||
+ | {| align="right" style="width:333px;padding:5px;margin-left:15px;margin-bottom:15px;box-shadow:3px 4px 3px #bc5501;-webkit-box-shadow:3px 4px 3px #bc5501;-moz-box-shadow:3px 4px 3px #bc5501;background:#ff7403;" | ||
| | | | ||
− | {| | + | {| style="width:322px;text-align:center;color:#793802;" |
|- | |- | ||
| [[Файл:Erik Satie & Valentina Gross 1916 (Paris, rue d'Anjou) .jpg|322px]] | | [[Файл:Erik Satie & Valentina Gross 1916 (Paris, rue d'Anjou) .jpg|322px]] | ||
Строка 111: | Строка 123: | ||
После несостоявшихся «[[Эрик Сати/Пять гримас к сну в летнюю ночь|Гримас к сну в летнюю ночь]]» новым прожектом Кокто стала идея балета. Благотворительного, разумеется. И циркового. В пользу фронтовиков, раненых. Сначала Кокто загорелся поставить (куда-нибудь) «[[Эрик Сати/Три пьесы в форме груши|Три пьесы в форме груши]]», однако эту идею Сати отмёл сразу — как негодную. Слишком не любил он возвращаться назад и делать уже давно сделанное. Сегодня нужно было ставить ''сегодняшний'' балет. — И тогда у Кокто (разъезжавшего туда-сюда в санитарном поезде) появилась идея ещё одного циркового балета «Парад». А вслед за ней — и ещё одна абсолютная идея по имени [[ru.wp:Дягилев, Сергей Павлович|Сергей Палыч Дягилев]], который должен был «Парад» — поставить, хотя он пока спал спокойно и ещё ничего об этом не знал. И затем... началось. Больше половины года, целого 1916 года — ушло — ''на него''. Нет-нет, вовсе не на балет. На этого ''Дягилева'', — я хотел сказать. Владетельный князь. Почти монарх и рабовладелец при своём балетном дворе (чтобы не сказать: гареме, обоеполом). Для его «обработки» было необходимо мобилизовать все куртуазные ресурсы, все светские связи и секулярные возможности, — потому что он один здесь решал: ''быть или не быть'' тому или другому балету. И никогда не торопился решать. Пожалуй, один только [[ru.wp:Стравинский, Игорь Фёдорович|Стравинский]] стоял у него без очереди и вне конкуренции. Все остальные были принуждены сдавать экзамены ''на зрелость'' и доказывать своё право на существование... при дворе. А этот вечно подозрительный «тип» Сати — тем более. Вот почему целых полгода ушло на галантные танцы — на цыпочках — вокруг дяди-Дягилева. Он со всем соглашался, небрежно кивал головой, ковырял вальяжным мизинцем в носу — но ... не более того. Ни контракта, ни сантима, ни даже знака одобрения или готовности — ''не было''. Дягилев медлил, набивал цену и тянул резину. Он ''так'' любил... Но Сати, со своей неизбывной любовью к «прекрасной прямоте», бесконечно изнывал и злился от необходимости интриговать и бесконечно сдерживать свою ярость... И только в начале октября 1916 года, это произошло, неведомыми путями. Послушав главную тему «Парада», Дягилев внезапно ожил и утерял царственную важность. Лицо его приняло хищный оттенок. Наконец, среди нескольких скупых нот, он ''почуял'' — почуял настоящее событие, даже, возможно, скандал. Тогда же впервые прозвучало слово «[[ru.wp:аванс|аванс]]», хотя и не слишком крупный (не чета довоенным 3000 франков). Но с этим словом ... уже что-то можно было делать. Оно значило многое. Очень многое. Чуть позже к работе присоединился [[ru.wp:Пикассо, Пабло|Пикассо]]. Первым делом, он взял в руки большую швабру, полностью смёл и переделал дряблый сценарий Кокто <small>(нисколько не настаивая на авторстве)</small>, а пото́м — засучив вечно спущенные рукава, взялся и за свою работу: костюмы и декорации.<br /> | После несостоявшихся «[[Эрик Сати/Пять гримас к сну в летнюю ночь|Гримас к сну в летнюю ночь]]» новым прожектом Кокто стала идея балета. Благотворительного, разумеется. И циркового. В пользу фронтовиков, раненых. Сначала Кокто загорелся поставить (куда-нибудь) «[[Эрик Сати/Три пьесы в форме груши|Три пьесы в форме груши]]», однако эту идею Сати отмёл сразу — как негодную. Слишком не любил он возвращаться назад и делать уже давно сделанное. Сегодня нужно было ставить ''сегодняшний'' балет. — И тогда у Кокто (разъезжавшего туда-сюда в санитарном поезде) появилась идея ещё одного циркового балета «Парад». А вслед за ней — и ещё одна абсолютная идея по имени [[ru.wp:Дягилев, Сергей Павлович|Сергей Палыч Дягилев]], который должен был «Парад» — поставить, хотя он пока спал спокойно и ещё ничего об этом не знал. И затем... началось. Больше половины года, целого 1916 года — ушло — ''на него''. Нет-нет, вовсе не на балет. На этого ''Дягилева'', — я хотел сказать. Владетельный князь. Почти монарх и рабовладелец при своём балетном дворе (чтобы не сказать: гареме, обоеполом). Для его «обработки» было необходимо мобилизовать все куртуазные ресурсы, все светские связи и секулярные возможности, — потому что он один здесь решал: ''быть или не быть'' тому или другому балету. И никогда не торопился решать. Пожалуй, один только [[ru.wp:Стравинский, Игорь Фёдорович|Стравинский]] стоял у него без очереди и вне конкуренции. Все остальные были принуждены сдавать экзамены ''на зрелость'' и доказывать своё право на существование... при дворе. А этот вечно подозрительный «тип» Сати — тем более. Вот почему целых полгода ушло на галантные танцы — на цыпочках — вокруг дяди-Дягилева. Он со всем соглашался, небрежно кивал головой, ковырял вальяжным мизинцем в носу — но ... не более того. Ни контракта, ни сантима, ни даже знака одобрения или готовности — ''не было''. Дягилев медлил, набивал цену и тянул резину. Он ''так'' любил... Но Сати, со своей неизбывной любовью к «прекрасной прямоте», бесконечно изнывал и злился от необходимости интриговать и бесконечно сдерживать свою ярость... И только в начале октября 1916 года, это произошло, неведомыми путями. Послушав главную тему «Парада», Дягилев внезапно ожил и утерял царственную важность. Лицо его приняло хищный оттенок. Наконец, среди нескольких скупых нот, он ''почуял'' — почуял настоящее событие, даже, возможно, скандал. Тогда же впервые прозвучало слово «[[ru.wp:аванс|аванс]]», хотя и не слишком крупный (не чета довоенным 3000 франков). Но с этим словом ... уже что-то можно было делать. Оно значило многое. Очень многое. Чуть позже к работе присоединился [[ru.wp:Пикассо, Пабло|Пикассо]]. Первым делом, он взял в руки большую швабру, полностью смёл и переделал дряблый сценарий Кокто <small>(нисколько не настаивая на авторстве)</small>, а пото́м — засучив вечно спущенные рукава, взялся и за свою работу: костюмы и декорации.<br /> | ||
«Благотворительный цирковой балет» в пользу раненых патриотов. Смесь хотя и законопослушная (внешне), но одновременно — почти ядерная, при наличии должного запала. Именно «Парад» стал тем публичным трамплином, благодаря которому мы, ''adverso flumine'', можем видеть самого́ Сати, и знаем его имя. Не только как маленького «предтечи» Клода французского, но и ''даже'' столоначальника в своей отдельной области, территории музыки, отчасти. Звучит как-будто непонятно. Но это только на первый взгляд. В конце концов, я показываю единственный способ, — для них, банальных профессионалов, ублюдков кланового сознания, при помощи которого они способны признать (хотя бы запоздало) и отвести ''место'' на карте всеобщих выслуг и заслуг. | «Благотворительный цирковой балет» в пользу раненых патриотов. Смесь хотя и законопослушная (внешне), но одновременно — почти ядерная, при наличии должного запала. Именно «Парад» стал тем публичным трамплином, благодаря которому мы, ''adverso flumine'', можем видеть самого́ Сати, и знаем его имя. Не только как маленького «предтечи» Клода французского, но и ''даже'' столоначальника в своей отдельной области, территории музыки, отчасти. Звучит как-будто непонятно. Но это только на первый взгляд. В конце концов, я показываю единственный способ, — для них, банальных профессионалов, ублюдков кланового сознания, при помощи которого они способны признать (хотя бы запоздало) и отвести ''место'' на карте всеобщих выслуг и заслуг. | ||
− | {| | + | {| align="right" style="width:233px;padding:5px;margin-left:15px;margin-bottom:15px;box-shadow:3px 4px 3px #bc5501;-webkit-box-shadow:3px 4px 3px #bc5501;-moz-box-shadow:3px 4px 3px #bc5501;background:#ff7403;" |
| | | | ||
− | {| | + | {| style="width:222px;text-align:center;color:#793802;" |
|- | |- | ||
| [[Файл:Picasso-Satie Parade Manager 1917.jpg|222px]] | | [[Файл:Picasso-Satie Parade Manager 1917.jpg|222px]] | ||
Строка 122: | Строка 134: | ||
Эпатаж и скандал на фоне войны и омертвения музыкальной жизни Парижа – вот что сейчас требовалось..., и Дягилев вполне сознательно вёл дело именно к такому результату. Здесь не могло быть мелочей, в ход пошли все средства: известные и неизвестные. Вызывающая музыка Сати, технические шумы Кокто, хамские декорации и костюмы Пикассо, цирковая хореография [[ru.wp:Мясин, Леонид Фёдорович|Мясина]], заранее распускаемые в Париже слухи (на это Дягилев был крупный мастер) о шикарной оплеухе общественному вкусу, и всё это – должно было случиться... в имперских интерьерах [[ru.wp:Шатле (театр)|театра «Шатле»]]. Пожалуй, последнюю каплю [[ru.wp:бензин|бензина]] в костёр будущего скандала добавил (раненый в голову) [[ru.wp:Гийом Аполлинер|Аполлинер]], только что выпущенный из госпиталя. С перебинтованным лбом (всё же, не будем забывать: в данном случае имел место ''благотворительный'' спектакль в пользу раненых, и даже дважды раненых) он наскоро сочинил эпатажный манифест под названием «Новый дух», нечто вроде театральной программы к прорывному произведению искусства. Сразу нескольких искусств.<br /> | Эпатаж и скандал на фоне войны и омертвения музыкальной жизни Парижа – вот что сейчас требовалось..., и Дягилев вполне сознательно вёл дело именно к такому результату. Здесь не могло быть мелочей, в ход пошли все средства: известные и неизвестные. Вызывающая музыка Сати, технические шумы Кокто, хамские декорации и костюмы Пикассо, цирковая хореография [[ru.wp:Мясин, Леонид Фёдорович|Мясина]], заранее распускаемые в Париже слухи (на это Дягилев был крупный мастер) о шикарной оплеухе общественному вкусу, и всё это – должно было случиться... в имперских интерьерах [[ru.wp:Шатле (театр)|театра «Шатле»]]. Пожалуй, последнюю каплю [[ru.wp:бензин|бензина]] в костёр будущего скандала добавил (раненый в голову) [[ru.wp:Гийом Аполлинер|Аполлинер]], только что выпущенный из госпиталя. С перебинтованным лбом (всё же, не будем забывать: в данном случае имел место ''благотворительный'' спектакль в пользу раненых, и даже дважды раненых) он наскоро сочинил эпатажный манифест под названием «Новый дух», нечто вроде театральной программы к прорывному произведению искусства. Сразу нескольких искусств.<br /> | ||
«Это сценическая поэма, которую новатор музыкант Эрик Сати переложил в изумительно экспрессивную музыку, такую отчётливую и простую, что в ней нельзя не узнать чудесно прозрачного духа самой Франции. Художник-кубист Пикассо и самый смелый из [[ru.wp:хореография|хореографов]], Леонид Мясин, выявили его, в первый раз осуществив этот союз живописи и танца, пластики и мимики».<ref>{{книга|автор = [[ru.wp:Лифарь, Серж|Серж Лифарь]]|заглавие = «Дягилев и с Дягилевым»|ссылка = |место =|издательство = Routledge|год = 1998|страницы = 589|isbn = 596-970-022-3}}</ref> В качестве громогласного вывода, «Парад» был заранее объявлен носителем некоей новой реальности, ''более реальной, чем сама реальность''. Ради особого эффекта Аполлинер ввернул очередное словечко, в своём духе: «сюр-реалистический» балет, назвав происходящее на сцене «своего рода сверх’реальностью» («une sorte de surréalisme»).<ref>{{книга|автор = Guillaume Apollinaire|часть = «Parade et l'esprit nouveau»|заглавие = Oeuvres en prose complètes|ссылка = |место =Paris|издательство = Gallimard|год = 1991|том = 2|страницы = 865|isbn =}}</ref> Так впервые появилось название [[ru.wp:сюрреализм|сюрреализма]], одного из крупнейших течений в искусстве ХХ века. И что: опять предтеча? | «Это сценическая поэма, которую новатор музыкант Эрик Сати переложил в изумительно экспрессивную музыку, такую отчётливую и простую, что в ней нельзя не узнать чудесно прозрачного духа самой Франции. Художник-кубист Пикассо и самый смелый из [[ru.wp:хореография|хореографов]], Леонид Мясин, выявили его, в первый раз осуществив этот союз живописи и танца, пластики и мимики».<ref>{{книга|автор = [[ru.wp:Лифарь, Серж|Серж Лифарь]]|заглавие = «Дягилев и с Дягилевым»|ссылка = |место =|издательство = Routledge|год = 1998|страницы = 589|isbn = 596-970-022-3}}</ref> В качестве громогласного вывода, «Парад» был заранее объявлен носителем некоей новой реальности, ''более реальной, чем сама реальность''. Ради особого эффекта Аполлинер ввернул очередное словечко, в своём духе: «сюр-реалистический» балет, назвав происходящее на сцене «своего рода сверх’реальностью» («une sorte de surréalisme»).<ref>{{книга|автор = Guillaume Apollinaire|часть = «Parade et l'esprit nouveau»|заглавие = Oeuvres en prose complètes|ссылка = |место =Paris|издательство = Gallimard|год = 1991|том = 2|страницы = 865|isbn =}}</ref> Так впервые появилось название [[ru.wp:сюрреализм|сюрреализма]], одного из крупнейших течений в искусстве ХХ века. И что: опять предтеча? | ||
− | + | <center> | |
+ | <blockquote style="width:85%;text-align:justify;font:normal 15px 'Times New Roman';color:#bc5501;border-radius:10px; padding:15px;margin:10px;box-shadow:0px 3px 4px #b67744;-webkit-box-shadow:0px 3px 4px #b67744;-moz-box-shadow:0px 3px 4px #b67744;background:#ffe4a2">« Парад в целом изменит образ мыслей многих зрителей. Они будут изумлены, но приятно изумлены, и даже очарованы, они научатся любить грацию новых движений, такую грацию, о которой они раньше даже и не подозревали. » <ref name="Сати-Ханон"/>{{rp|323}} | ||
+ | <hr> | ||
+ | ::::::::::::: — ''Гийом Аполлинер, из манифеста «Новый дух»''</blockquote> | ||
+ | </center> | ||
Маленькая информация для сравнения: всего на полгода раньше [[ru.wp:Тристан Тцара|Тристан Тцара]] выпустил (видимо, на воздух) в нейтральном [[ru.wp:Цюрих|Цюрихе]] манифест движения [[ru.wp:Дадаизм|Дада]], — однако ''это'' событие прошло почти незамеченным. Где-то очень далеко, в захолустье (тихая немецкая [[ru.wp:Швейцария|Швейцария]]), на отшибе европейской, мировой (!) войны. Совсем другое дело – парижский сюрреализм, в са́мом центре Парижа! — такой близкий, такой зримый..., и главное: «более реальный, чем сама реальность».<br /> | Маленькая информация для сравнения: всего на полгода раньше [[ru.wp:Тристан Тцара|Тристан Тцара]] выпустил (видимо, на воздух) в нейтральном [[ru.wp:Цюрих|Цюрихе]] манифест движения [[ru.wp:Дадаизм|Дада]], — однако ''это'' событие прошло почти незамеченным. Где-то очень далеко, в захолустье (тихая немецкая [[ru.wp:Швейцария|Швейцария]]), на отшибе европейской, мировой (!) войны. Совсем другое дело – парижский сюрреализм, в са́мом центре Парижа! — такой близкий, такой зримый..., и главное: «более реальный, чем сама реальность».<br /> | ||
Премьера «Парада» состоялась 18 мая 1917 года, на следующий день после 51 дня рождения Эрика Сати. Скандал был подавляющим, почти триумфальным, — Дягилев потирал руки и сиял от удовольствия: его план осуществился так, как он даже и не мог мечтать.<ref group="комм.">Разумеется, [[ru.wp:Дягилев, Сергей Павлович|Дягилев]] был не из тех господ, которые желают (и готовы) делать «искусство ради искусства», а «скандал ради скандала». У него были свои цели, вполне простые и утилитарные. Не стану говорить обо всех (целях), однако назову главную. В условиях закона о военном положении «[[ru.wp:Русские сезоны|Русским балетам в Париже]]» тоже пришлось туго. И прежде всего, они уже давно находились не в Париже, а на ''«югах»'' и ещё дальше. Именно потому Дягилев и решил как следует напомнить о себе, чтобы его былая слава не отошла окончательно в прошлое. Лучшей рекламы чем скандал — да ещё и в ситуации военного положения — нельзя было и придумать. В данном случае план Дягилева сработал на все 200%.</ref> Со второй половины балета – оркестра уже не было слышно из-за воплей публики. Сидевшие в партере люди, потеряв голову, бросились к сцене, в ярости требуя опустить занавес, с криками «Смерть русским!», «Долой предателей!», «Сати бош!», «Русские боши!»<ref group="комм.">«Русские боши!» — забавное ругательство (вполне «[[ru.wp:сюрреализм|сюрреалистическое]]»), хотя с точки зрения патриотов и законодательства именно оно было самым опасным (что впоследствии и сказалось). Дело в том, что «бошами» французы называли немцев, а следовательно — врага. Обезумевшие зрители вопили: «Русские — немцы», а патриоты из числа критиков усердно поддержали и развили эту «точку зрения». Таким образом, русские балеты Дягилева были причислены (негласно) к «пятой колонне» предателей, поставивших своей задачей разложение боевого духа французов в тылу.</ref>, молодые поклонники Пикассо и Сати дрались в зале с критиками и обывателями, гвалт стоял невообразимый (до потолка Шатле и выше). Даже скандально памятная премьера «[[ru.wp:Весна священная|Весны священной]]» Стравинского не вызывала такого фейерверка протеста, – примерно так спустя сорок лет вспоминал [[ru.wp:Эренбург, Илья Григорьевич|Илья Эренбург]], волей случая присутствовавший на премьере «Парада». Всё-таки ''это'' — случилось. Подобно «[[ru.wp:Пеллеас и Мелизанда|Пеллеасу и Мелизанде]]», спустя полтора десятка лет балет «Парад» <small>(как следует хлопнув дверью)</small>, открыл ''новый этап'' в развитии французского искусства, — и не только музыки.<ref name="Шнеерсон">{{книга|автор=Шнеерсон Г.|заглавие= «Французская музыка ХХ века»|ссылка=|место=М.|издательство=Музыка|год=1964|страницы=|страниц=404|}}</ref>{{rp|185}}<br /> | Премьера «Парада» состоялась 18 мая 1917 года, на следующий день после 51 дня рождения Эрика Сати. Скандал был подавляющим, почти триумфальным, — Дягилев потирал руки и сиял от удовольствия: его план осуществился так, как он даже и не мог мечтать.<ref group="комм.">Разумеется, [[ru.wp:Дягилев, Сергей Павлович|Дягилев]] был не из тех господ, которые желают (и готовы) делать «искусство ради искусства», а «скандал ради скандала». У него были свои цели, вполне простые и утилитарные. Не стану говорить обо всех (целях), однако назову главную. В условиях закона о военном положении «[[ru.wp:Русские сезоны|Русским балетам в Париже]]» тоже пришлось туго. И прежде всего, они уже давно находились не в Париже, а на ''«югах»'' и ещё дальше. Именно потому Дягилев и решил как следует напомнить о себе, чтобы его былая слава не отошла окончательно в прошлое. Лучшей рекламы чем скандал — да ещё и в ситуации военного положения — нельзя было и придумать. В данном случае план Дягилева сработал на все 200%.</ref> Со второй половины балета – оркестра уже не было слышно из-за воплей публики. Сидевшие в партере люди, потеряв голову, бросились к сцене, в ярости требуя опустить занавес, с криками «Смерть русским!», «Долой предателей!», «Сати бош!», «Русские боши!»<ref group="комм.">«Русские боши!» — забавное ругательство (вполне «[[ru.wp:сюрреализм|сюрреалистическое]]»), хотя с точки зрения патриотов и законодательства именно оно было самым опасным (что впоследствии и сказалось). Дело в том, что «бошами» французы называли немцев, а следовательно — врага. Обезумевшие зрители вопили: «Русские — немцы», а патриоты из числа критиков усердно поддержали и развили эту «точку зрения». Таким образом, русские балеты Дягилева были причислены (негласно) к «пятой колонне» предателей, поставивших своей задачей разложение боевого духа французов в тылу.</ref>, молодые поклонники Пикассо и Сати дрались в зале с критиками и обывателями, гвалт стоял невообразимый (до потолка Шатле и выше). Даже скандально памятная премьера «[[ru.wp:Весна священная|Весны священной]]» Стравинского не вызывала такого фейерверка протеста, – примерно так спустя сорок лет вспоминал [[ru.wp:Эренбург, Илья Григорьевич|Илья Эренбург]], волей случая присутствовавший на премьере «Парада». Всё-таки ''это'' — случилось. Подобно «[[ru.wp:Пеллеас и Мелизанда|Пеллеасу и Мелизанде]]», спустя полтора десятка лет балет «Парад» <small>(как следует хлопнув дверью)</small>, открыл ''новый этап'' в развитии французского искусства, — и не только музыки.<ref name="Шнеерсон">{{книга|автор=Шнеерсон Г.|заглавие= «Французская музыка ХХ века»|ссылка=|место=М.|издательство=Музыка|год=1964|страницы=|страниц=404|}}</ref>{{rp|185}}<br /> | ||
Строка 128: | Строка 144: | ||
''Не вопрос'', — разумеется... Не вопросы. Да.<br /> | ''Не вопрос'', — разумеется... Не вопросы. Да.<br /> | ||
К сожалению, процесс освобождения автора «парада» от старой реальности (и обретения новой) не прошёл без осложнений или издержек, как их теперь можно назвать. Особенно его подогревала пресса, которая раньше почти не замечала Сати, теперь же неистовствовала до потери сознания. Большинство патриотических критиков объявили «Русский балет» едва ли не предателями, деморализующими французское общество в тылу во время тяжёлой и неудачной войны. | К сожалению, процесс освобождения автора «парада» от старой реальности (и обретения новой) не прошёл без осложнений или издержек, как их теперь можно назвать. Особенно его подогревала пресса, которая раньше почти не замечала Сати, теперь же неистовствовала до потери сознания. Большинство патриотических критиков объявили «Русский балет» едва ли не предателями, деморализующими французское общество в тылу во время тяжёлой и неудачной войны. | ||
− | + | <center> | |
+ | <blockquote style="width:85%;text-align:justify;font:normal 15px 'Times New Roman';color:#bc5501;border-radius:10px; padding:15px;margin:10px;box-shadow:0px 3px 4px #b67744;-webkit-box-shadow:0px 3px 4px #b67744;-moz-box-shadow:0px 3px 4px #b67744;background:#ffe4a2">« [[ru.wp:Какофония|Антигармоничный]], психованный композитор пишущих машинок и трещоток, Эрик Сати ради своего удовольствия вымазал грязью репутацию «[[ru.wp:Русские сезоны|Русского Балета]]», устроив скандал <…>, в то время, когда талантливые музыканты смиренно ждут, чтобы их сыграли... А геометрический мазила и пачкун Пикассо вылез на передний план сцены, в то время как талантливые художники смиренно ждут, пока их выставят. » <ref name="Сати-Ханон"/>{{rp|325-326}} | ||
+ | <hr> | ||
+ | ::::::::::::: — ''( Лео Польдес, «La Grimasse», 19 мая 1917 )''</blockquote> | ||
+ | </center> | ||
Между прочим, приведённая рецензия, почти недопустимая по тону, была написана вовсе не ''жёлтым'' журналистом, а вполне состоятельным и даже респектабельным критиком, владельцем картинной галереи живописи «Клуб де Фобур». Другие рецензии на премьеру «Парада» выглядели ничуть не лучше (и это очень мягко говоря)... В конце мая 1917 года Сати отправил одному из самых рьяных и патриотически возвышенных критиков своего балета пару открыток (вернее, открытых писем, я хотел сказать) оскорбительного содержания. В частности, в одной из них <small>(отвечая на хамский тон резензии)</small> он совершенно справедливо обозвал критика «задницей» (без музыки).<ref name="Сати-Ханон"></ref>{{rp|361}} Честно говоря, лично я не нахожу в этом эпитете ничего оскорбительного, тем более что [[ru.wp:псевдоним|псевдоним]] критика выглядел ничуть не лучше: «[[Жан Пуэг]]». Тем не менее, оный, не долго размышляя, подал в суд на композитора музыки — за ''публичное'' оскорбление (поскольку письма были открытые, и их «могла прочитать ''консьержка'' Пуэга»). На первый взгляд – пустяк, ничего страшного. Даже забавно. Однако, что в результате... 12 июля 1917 года военный трибунал приговорил Эрика Сати к восьми дням тюремного заключения и взысканию тысячи франков штрафа в пользу патриотической «задницы» по фамилии Пуэг. Дальше: апелляция, смягчение приговора, обращение к влиятельным заступникам (жирным буржуа и бюрократам), и затем только 15 марта 1918 года Сати получил «полировку» от приговора, на официальном языке это звучало как «отсрочка».<ref name="Сати-Ханон"></ref>{{rp|387}} — Что в сухом остатке? Некоторое умножение скандальной славы композитора «Парада», и почти год потерянного времени. За год не было сделано ни одного значительного сочинения. Разве только одна «[[Эрик Сати/Бюрократическая сонатина|Бюрократическая сонатина]]» для фортепиано, — произведение, вполне соответствующее состоянию и роду занятий своего автора в данный период времени..., и ещё — небольшое литературное эссе (слегка сюрреалистического тона) под названием «Исчезновения».<ref group="комм.">Эссе «исчезновения», пропитанное липким страхом и притом — тонким ехидством, очень тонким, — исподволь раскрывает сразу несколько тайн о внутренних механизмах, сделавших Сати как художника, прямого и опосредованного. Прочитать это [[ru.wp:эссе|эссе]] (если хочется) — пока ещё можно в книге «Воспоминания задним числом», которая тут светится едва ли не на каждой строчке, а больше вы от меня ничего не добьётесь ''(повтор)''.</ref><br /> | Между прочим, приведённая рецензия, почти недопустимая по тону, была написана вовсе не ''жёлтым'' журналистом, а вполне состоятельным и даже респектабельным критиком, владельцем картинной галереи живописи «Клуб де Фобур». Другие рецензии на премьеру «Парада» выглядели ничуть не лучше (и это очень мягко говоря)... В конце мая 1917 года Сати отправил одному из самых рьяных и патриотически возвышенных критиков своего балета пару открыток (вернее, открытых писем, я хотел сказать) оскорбительного содержания. В частности, в одной из них <small>(отвечая на хамский тон резензии)</small> он совершенно справедливо обозвал критика «задницей» (без музыки).<ref name="Сати-Ханон"></ref>{{rp|361}} Честно говоря, лично я не нахожу в этом эпитете ничего оскорбительного, тем более что [[ru.wp:псевдоним|псевдоним]] критика выглядел ничуть не лучше: «[[Жан Пуэг]]». Тем не менее, оный, не долго размышляя, подал в суд на композитора музыки — за ''публичное'' оскорбление (поскольку письма были открытые, и их «могла прочитать ''консьержка'' Пуэга»). На первый взгляд – пустяк, ничего страшного. Даже забавно. Однако, что в результате... 12 июля 1917 года военный трибунал приговорил Эрика Сати к восьми дням тюремного заключения и взысканию тысячи франков штрафа в пользу патриотической «задницы» по фамилии Пуэг. Дальше: апелляция, смягчение приговора, обращение к влиятельным заступникам (жирным буржуа и бюрократам), и затем только 15 марта 1918 года Сати получил «полировку» от приговора, на официальном языке это звучало как «отсрочка».<ref name="Сати-Ханон"></ref>{{rp|387}} — Что в сухом остатке? Некоторое умножение скандальной славы композитора «Парада», и почти год потерянного времени. За год не было сделано ни одного значительного сочинения. Разве только одна «[[Эрик Сати/Бюрократическая сонатина|Бюрократическая сонатина]]» для фортепиано, — произведение, вполне соответствующее состоянию и роду занятий своего автора в данный период времени..., и ещё — небольшое литературное эссе (слегка сюрреалистического тона) под названием «Исчезновения».<ref group="комм.">Эссе «исчезновения», пропитанное липким страхом и притом — тонким ехидством, очень тонким, — исподволь раскрывает сразу несколько тайн о внутренних механизмах, сделавших Сати как художника, прямого и опосредованного. Прочитать это [[ru.wp:эссе|эссе]] (если хочется) — пока ещё можно в книге «Воспоминания задним числом», которая тут светится едва ли не на каждой строчке, а больше вы от меня ничего не добьётесь ''(повтор)''.</ref><br /> | ||
Два шага назад, ради справедливости... Ещё в начале 1917 года, зимой, в небольшом перерыве между ''двумя'' работами над ''одним'' балетом «Парад», Сати задумал и даже «немного прикоснулся» к своему новому крупному открытию... (по заказу княгини Полиньяк). Это была (вернее говоря, ''будет)'' симфоническая драма «Сократ», на текст (опять!) трёх диалогов Платона, очередной прорыв в музыкальных стилях и ещё один знак «предтечи». Спустя десяток лет это направление в музыке, поддержанное и продолженное прежде всего [[ru.wp:Стравинский, Игорь Фёдорович|Стравинским]], получит название: «[[ru.wp:неоклассицизм (музыка)|неоклассицизм]]». Трудно себе представить более резкий контраст: между эпатажно-цирковым «[[Эрик Сати/Парад|Парадом]]» и мертвенно-строгим «[[Эрик Сати/Сократ|Сократом]]».<ref name="Шнеерсон"></ref>{{rp|193}} Впрочем, «благодаря» судебному процессу ''«Сати против задницы П.»'', новое сочинение пролежало без движения почти полтора года. Или немного больше, чтобы не соврать. | Два шага назад, ради справедливости... Ещё в начале 1917 года, зимой, в небольшом перерыве между ''двумя'' работами над ''одним'' балетом «Парад», Сати задумал и даже «немного прикоснулся» к своему новому крупному открытию... (по заказу княгини Полиньяк). Это была (вернее говоря, ''будет)'' симфоническая драма «Сократ», на текст (опять!) трёх диалогов Платона, очередной прорыв в музыкальных стилях и ещё один знак «предтечи». Спустя десяток лет это направление в музыке, поддержанное и продолженное прежде всего [[ru.wp:Стравинский, Игорь Фёдорович|Стравинским]], получит название: «[[ru.wp:неоклассицизм (музыка)|неоклассицизм]]». Трудно себе представить более резкий контраст: между эпатажно-цирковым «[[Эрик Сати/Парад|Парадом]]» и мертвенно-строгим «[[Эрик Сати/Сократ|Сократом]]».<ref name="Шнеерсон"></ref>{{rp|193}} Впрочем, «благодаря» судебному процессу ''«Сати против задницы П.»'', новое сочинение пролежало без движения почти полтора года. Или немного больше, чтобы не соврать. | ||
И ещё одно изобретение Сати, опередившее его ''«слишком старые времена»'' ещё на полвека — пока оставалось лежать без малейшего движения. Речь (снова) идёт о принципиально новом жанре музыкального искусства, основанном на [[ru.wp:Конвейер|конвейерном]] (индустриальном) принципе производства <big>&</big> воспроизводства звуков. Первые наброски и замыслы относились ещё к 1914 году, однако до реализации проекта дело дошло только к весне 1918 года, когда Сати удалось убедить модный дом Бонгар оформить свои публичные интерьеры при помощи «[[Эрик Сати/Меблировочная музыка|меблировочной музыки]]». Однако, из очередной <small>(не)</small>скромной затеи снова ничего не выгорело. На этот раз в модные дела вмешались собственной персоной — боши, то есть, немцы <small>(к вопросу о различиях между [[ru.wp:От кутюр|от-кутюром]] и [[ru.wp:Прет-а-порте|пред-а-парте]])</small>. Весной 1918 года прусаки какими-то неправдами притащили к Парижу, неподалеку от которого проходила линия фронта, специальную дальнобойную тридцатиметровую пушку (под именем «[[ru.wp:Большая Берта|большая Берта]]»), которая начала обстреливать Париж в будничном ежедневном режиме. Каждые пятнадцать минут, как часы — раздавался очередной выстрел. Снаряды рвались на [[ru.wp:Елисейские поля|Елисейских полях]], у [[ru.wp:Елисейский дворец|президентского дворца]]... и вообще всюду. Республиканское правительство спешно собралось и переехало в [[ru.wp:Бордо (город)|Бордо]]. Туда же, само собой, последовал и модный дом Бонгар. К лету Париж совсем опустел, стократ хуже прежнего. И мало того, что опять не состоялась меблировочная музыка, но для Сати пустой город означал — ещё один личный кризис. Голод и нищету, совсем как в 1915 году. Или даже хуже, потому что — ''так'' уже было. В отчаянии, Сати пытается хоть как-то, хоть где-то наскрести денег, чтобы дотянуть до осени... | И ещё одно изобретение Сати, опередившее его ''«слишком старые времена»'' ещё на полвека — пока оставалось лежать без малейшего движения. Речь (снова) идёт о принципиально новом жанре музыкального искусства, основанном на [[ru.wp:Конвейер|конвейерном]] (индустриальном) принципе производства <big>&</big> воспроизводства звуков. Первые наброски и замыслы относились ещё к 1914 году, однако до реализации проекта дело дошло только к весне 1918 года, когда Сати удалось убедить модный дом Бонгар оформить свои публичные интерьеры при помощи «[[Эрик Сати/Меблировочная музыка|меблировочной музыки]]». Однако, из очередной <small>(не)</small>скромной затеи снова ничего не выгорело. На этот раз в модные дела вмешались собственной персоной — боши, то есть, немцы <small>(к вопросу о различиях между [[ru.wp:От кутюр|от-кутюром]] и [[ru.wp:Прет-а-порте|пред-а-парте]])</small>. Весной 1918 года прусаки какими-то неправдами притащили к Парижу, неподалеку от которого проходила линия фронта, специальную дальнобойную тридцатиметровую пушку (под именем «[[ru.wp:Большая Берта|большая Берта]]»), которая начала обстреливать Париж в будничном ежедневном режиме. Каждые пятнадцать минут, как часы — раздавался очередной выстрел. Снаряды рвались на [[ru.wp:Елисейские поля|Елисейских полях]], у [[ru.wp:Елисейский дворец|президентского дворца]]... и вообще всюду. Республиканское правительство спешно собралось и переехало в [[ru.wp:Бордо (город)|Бордо]]. Туда же, само собой, последовал и модный дом Бонгар. К лету Париж совсем опустел, стократ хуже прежнего. И мало того, что опять не состоялась меблировочная музыка, но для Сати пустой город означал — ещё один личный кризис. Голод и нищету, совсем как в 1915 году. Или даже хуже, потому что — ''так'' уже было. В отчаянии, Сати пытается хоть как-то, хоть где-то наскрести денег, чтобы дотянуть до осени... | ||
− | + | <center> | |
− | Мне ''осточертело'' так называемое Искусство: оно меня полностью «выскребло». Да, это ремесло «идиота» – осмелюсь сказать об артисте. <...> Я пишу всем. Никто мне не отвечает, ни единым дружеским словом. <…> Вы, моя дорогая Подруга, которая всегда были добра с Вашим старым другом, видите, как я Вас умоляю, возможно ли достать ему место, где он заработал бы свой хлеб? | + | <blockquote style="width:85%;text-align:justify;font:normal 15px 'Times New Roman';color:#bc5501;border-radius:10px; padding:15px;margin:10px;box-shadow:0px 3px 4px #b67744;-webkit-box-shadow:0px 3px 4px #b67744;-moz-box-shadow:0px 3px 4px #b67744;background:#ffe4a2">« Дорогая [[Валентина Гросс|Валентина]]. Я очень страдаю. Мне кажется, что я проклят. Эта жизнь «попрошайки» мне отвратительна. Я ищу & хочу найти место – служащего, какого-нибудь мельчайшего, какой только возможен.<br> |
− | Не важно где. Самый чёрный труд мне не тошен, уверяю Вас. Посмотрите, как можно скорее: я на краю & не могу ждать. Искусство? Вот уже месяц & более, как я не могу написать ни одной ноты. У меня нет ни каких-либо мыслей, ни малейшего желания их | + | Мне ''осточертело'' так называемое Искусство: оно меня полностью «выскребло». Да, это ремесло «идиота» – осмелюсь сказать об артисте. <...> Я пишу всем. Никто мне не отвечает, ни единым дружеским словом. <…> Вы, моя дорогая Подруга, которая всегда были добра с Вашим старым другом, видите, как я Вас умоляю, возможно ли достать ему место, где он заработал бы свой хлеб?<br> |
+ | Не важно где. Самый чёрный труд мне не тошен, уверяю Вас. Посмотрите, как можно скорее: я на краю & не могу ждать. Искусство? Вот уже месяц & более, как я не могу написать ни одной ноты. У меня нет ни каких-либо мыслей, ни малейшего желания их иметь. » <ref name="Сати-Ханон"/>{{rp|394}} | ||
+ | <hr> | ||
+ | ::::::::::::: — ''Эрик Сати, из письма Валентине Гросс, 23 августа 1918''</blockquote> | ||
+ | </center> | ||
И снова [[ru.wp:Сократ|сократим]], — как любил говорить один мой друг, очень [[Альфонс Алле|старый друг]], который никогда не был моим другом. — Потому что... и так — уже ''с лишком'' много сказано...<ref name="АльфонсКоторогоНеБыло"></ref>{{rp|501}} И ещё... потому что нет на свете ни одного такого слова, которое нельзя было бы пропустить мимо ушей... или языка.<br /> | И снова [[ru.wp:Сократ|сократим]], — как любил говорить один мой друг, очень [[Альфонс Алле|старый друг]], который никогда не был моим другом. — Потому что... и так — уже ''с лишком'' много сказано...<ref name="АльфонсКоторогоНеБыло"></ref>{{rp|501}} И ещё... потому что нет на свете ни одного такого слова, которое нельзя было бы пропустить мимо ушей... или языка.<br /> | ||
− | {| | + | {| align="right" style="width:233px;padding:5px;margin-left:15px;margin-bottom:15px;box-shadow:3px 4px 3px #bc5501;-webkit-box-shadow:3px 4px 3px #bc5501;-moz-box-shadow:3px 4px 3px #bc5501;background:#ff7403;" |
| | | | ||
− | {| | + | {| style="width:222px;text-align:center;color:#793802;" |
|- | |- | ||
| [[Файл:Erik Satie par Picasso 1920.jpg|222px]] | | [[Файл:Erik Satie par Picasso 1920.jpg|222px]] | ||
Строка 150: | Строка 174: | ||
Оставим эту тему для следующего разговора. Надеюсь, он никогда не состоится.<br /> | Оставим эту тему для следующего разговора. Надеюсь, он никогда не состоится.<br /> | ||
1920 год... <small>(sic! — это не я его так назвал!)</small> принёс не так уж и много плодов (случайностей). И всё же он (даже сегодня) очень сильно выделяется на фоне окружающих его лет. ''Почти пустых'', — до такой степени они оказались небрежными и проходными (в полном смысле — человеческие). Почти бего́м, глотая слова и буквы, можно назвать «[[ru.wp:Ноктюрн|Ноктюрны]]» для фортепиано — их было шесть (или даже семь, временами), как «[[Эрик Сати/Гноссиенны|Гноссиен]]». Итак, я сказал: ''ноктюрн''... Казалось бы, что за странное название для Сати? Просто ноктюрн — и ничего больше. Словно бы внезапное оглупление, на фоне ушедшей войны. И тем не менее — очередной [[ru.wp:эпатаж|эпатаж]], очередное забегание вперёд самого себя и, как следствие — очередная «предтеча». На этот раз — в ноктюрнах вырисовался какой-то странный, вычурный и почти тусклый ''неоромантизм'', которого никто не ожидал от Сати, всегда саркастичного или ироничного, по крайней мере. Словно бы он поставил перед собой цель – непременно обмануть (по крайней мере, ожидания), — со всей «прекрасной прямотой», которую он так любил. Впрочем, ведь в точности ''так'' оно и было, если как следует приглядеться: | 1920 год... <small>(sic! — это не я его так назвал!)</small> принёс не так уж и много плодов (случайностей). И всё же он (даже сегодня) очень сильно выделяется на фоне окружающих его лет. ''Почти пустых'', — до такой степени они оказались небрежными и проходными (в полном смысле — человеческие). Почти бего́м, глотая слова и буквы, можно назвать «[[ru.wp:Ноктюрн|Ноктюрны]]» для фортепиано — их было шесть (или даже семь, временами), как «[[Эрик Сати/Гноссиенны|Гноссиен]]». Итак, я сказал: ''ноктюрн''... Казалось бы, что за странное название для Сати? Просто ноктюрн — и ничего больше. Словно бы внезапное оглупление, на фоне ушедшей войны. И тем не менее — очередной [[ru.wp:эпатаж|эпатаж]], очередное забегание вперёд самого себя и, как следствие — очередная «предтеча». На этот раз — в ноктюрнах вырисовался какой-то странный, вычурный и почти тусклый ''неоромантизм'', которого никто не ожидал от Сати, всегда саркастичного или ироничного, по крайней мере. Словно бы он поставил перед собой цель – непременно обмануть (по крайней мере, ожидания), — со всей «прекрасной прямотой», которую он так любил. Впрочем, ведь в точности ''так'' оно и было, если как следует приглядеться: | ||
− | + | <center> | |
− | В искусстве не должно быть никакого поклонения и рабства. В каждом своём новом произведении я намеренно сбиваю с толку своих последователей: и по форме, и по сути. Это, пожалуй, единственное средство для артиста, если он желает избежать превращения в главу школы, так сказать, классного | + | <blockquote style="width:85%;text-align:justify;font:normal 15px 'Times New Roman';color:#bc5501;border-radius:10px; padding:15px;margin:10px;box-shadow:0px 3px 4px #b67744;-webkit-box-shadow:0px 3px 4px #b67744;-moz-box-shadow:0px 3px 4px #b67744;background:#ffe4a2">« Прошу иметь в виду, раз и навсегда: не существует никакой школы Сати. Так называемый ''«Сатизм»'' просто не смог бы существовать. Именно во мне он нашёл бы своего первейшего и непримиримого врага. |
+ | В искусстве не должно быть никакого поклонения и рабства. В каждом своём новом произведении я намеренно сбиваю с толку своих последователей: и по форме, и по сути. Это, пожалуй, единственное средство для артиста, если он желает избежать превращения в главу школы, так сказать, классного надзирателя. » <ref name="Сати-Ханон"/>{{rp|449}} | ||
+ | <hr> | ||
+ | ::::::::::::: — ''Эрик Сати, из статьи «Нет казарме!» («Le Coq», Paris, iuni 1920)''</blockquote> | ||
+ | </center> | ||
Тогда же, в марте 1920 состоялось первое ''крупное'' исполнение «[[Меблировочная музыка|Меблировочной музыки]]», в которой согласился участвовать также и [[ru.wp:Мийо, Дариюс|Дариюс Мийо]], один из самых близких учеников (всё-таки!) и последователей Сати. Правда, первое (очень скромное) исполнение состоялось годом ранее (это было в прежнюю эпоху, ещё во время войны), 5 апреля 1919 года в зале Уиген, во время концерта самого́ Сати (в перерыве [[ru.wp:премьера|премьерного]] концертного исполнения симфонической драмы «[[Эрик Сати/Сократ|Сократ]]»). В антракте некий молодой композитор (назовём его для порядку [[ru.wp:Онеггер, Артюр|Артюр Онеггер]]), читая по бумажке, представил слушателям ''«маленькие пьесы для меблировочной музыки, изобретённой Эриком Сати»'', сказав о них несколько вводных слов от имени автора.<ref name=" Кокто">{{книга|автор=[[Кокто, Жан|Жан Кокто]]|заглавие= «Чистый лист»|ссылка=|место=Paris| издательство= журнал «Paris-Midi» |год=апрель 1919|страницы=|}}</ref> Но теперь — целый ансамбль из пяти «настоящих» инструментов, (невиданная прежде роскошь!) рассаженных по разным углам зала, исполнил в антрактах пьесы [[ru.wp:Жакоб, Макс|Макса Жакоба]] две престранные «штуки», представлявшие собой бесконечное <big>&</big> бесконечно назойливое повторение одного пошлого мотивчика. К сожалению, ''и это'' изобретение Сати не принесло ему [[ru.wp:Лавр благородный|лаврового листа]], оставив его ещё одним далёким предтечей, — и только спустя сорок лет его странные выходки были по достоинству оценены [[ru.wp:Кейдж, Джон|Джоном Кейджем]] и первыми [[Этика в эстетике/Минимализм до минимализма|минималистами]], заняв своё ''место'' (опять!) на карте достижений в области искусства.<ref group="комм.">Чтобы не плодить скорбь, в этом месте только шепну два слова вместо пояснения (как всегда, излишнего). И вот они: поскольку такова территориально-стайная структура ценностей сознания [[ru.wp:приматы|приматов]].</ref><br /> | Тогда же, в марте 1920 состоялось первое ''крупное'' исполнение «[[Меблировочная музыка|Меблировочной музыки]]», в которой согласился участвовать также и [[ru.wp:Мийо, Дариюс|Дариюс Мийо]], один из самых близких учеников (всё-таки!) и последователей Сати. Правда, первое (очень скромное) исполнение состоялось годом ранее (это было в прежнюю эпоху, ещё во время войны), 5 апреля 1919 года в зале Уиген, во время концерта самого́ Сати (в перерыве [[ru.wp:премьера|премьерного]] концертного исполнения симфонической драмы «[[Эрик Сати/Сократ|Сократ]]»). В антракте некий молодой композитор (назовём его для порядку [[ru.wp:Онеггер, Артюр|Артюр Онеггер]]), читая по бумажке, представил слушателям ''«маленькие пьесы для меблировочной музыки, изобретённой Эриком Сати»'', сказав о них несколько вводных слов от имени автора.<ref name=" Кокто">{{книга|автор=[[Кокто, Жан|Жан Кокто]]|заглавие= «Чистый лист»|ссылка=|место=Paris| издательство= журнал «Paris-Midi» |год=апрель 1919|страницы=|}}</ref> Но теперь — целый ансамбль из пяти «настоящих» инструментов, (невиданная прежде роскошь!) рассаженных по разным углам зала, исполнил в антрактах пьесы [[ru.wp:Жакоб, Макс|Макса Жакоба]] две престранные «штуки», представлявшие собой бесконечное <big>&</big> бесконечно назойливое повторение одного пошлого мотивчика. К сожалению, ''и это'' изобретение Сати не принесло ему [[ru.wp:Лавр благородный|лаврового листа]], оставив его ещё одним далёким предтечей, — и только спустя сорок лет его странные выходки были по достоинству оценены [[ru.wp:Кейдж, Джон|Джоном Кейджем]] и первыми [[Этика в эстетике/Минимализм до минимализма|минималистами]], заняв своё ''место'' (опять!) на карте достижений в области искусства.<ref group="комм.">Чтобы не плодить скорбь, в этом месте только шепну два слова вместо пояснения (как всегда, излишнего). И вот они: поскольку такова территориально-стайная структура ценностей сознания [[ru.wp:приматы|приматов]].</ref><br /> | ||
Между тем, ''молодой'' и неугомонный композитор-экспериментатор подходил к своему 55-летию. В последние три-пять лет вокруг него постоянно группировались люди (в самом деле молодые), которые считали себя его учениками или последователями. Были среди них и просто [[ru.wp:эпигон|эпигоны]], и поклонники, но некоторые в самом деле «учились» (по воле и поневоле) на уникальных, ни на что не похожих примерах Сати, заключавших в себе громадный заряд новых путей и возможностей. Ещё в 1917 году учитель попытался соединить некоторых из них в группу «Новые молодые» (Les Nouveaux Jeunes). Однако всякий раз его собственная нелюбовь к «классному надзирательству» (сопряжённая с изрядной дозой [[ru.wp:мизантропия|мизантропии]]) постоянно мешала сколько-нибудь продолжительному существованию любых групп. В конце концов, эти однообразные людишки его всякий раз ... раздражали. Теперь же, в 1920 году за дело взялся куда более предприимчивый «петух» Жан Кокто, и после нашумевшей статьи музыкального критика [[ru.wp:Колле, Анри|Анри Колле]] под названием «[[ru.wp:Могучая кучка|Русская пятёрка]], [[ru.wp:Шестёрка (группа композиторов)|французская шестёрка]] и господин Сати» во Франции появилось доморощенное подобие русской «Могучей кучки», а Сати приобрёл статус мэтра, «маленького мэтра», — как он любил сказать. Спустя ещё два года, уже сам (при поддержке Мийо), Сати объявил ещё одну группу молодых: «[[Аркёйская школа|аркёйская школа]]» (École d’Arcueil, названную по месту обитания своего учителя). Но всякий раз эти затеи были для него не больше чем игрушкой. Маленькой игрушкой для «мэтра», которым он никогда не был всерьёз. Но только из страха... (и ещё — немного, по старинной потребности, давно высохшей под сухими [[ru.wp:метеоризм|ветрами]] парижских обывателей). | Между тем, ''молодой'' и неугомонный композитор-экспериментатор подходил к своему 55-летию. В последние три-пять лет вокруг него постоянно группировались люди (в самом деле молодые), которые считали себя его учениками или последователями. Были среди них и просто [[ru.wp:эпигон|эпигоны]], и поклонники, но некоторые в самом деле «учились» (по воле и поневоле) на уникальных, ни на что не похожих примерах Сати, заключавших в себе громадный заряд новых путей и возможностей. Ещё в 1917 году учитель попытался соединить некоторых из них в группу «Новые молодые» (Les Nouveaux Jeunes). Однако всякий раз его собственная нелюбовь к «классному надзирательству» (сопряжённая с изрядной дозой [[ru.wp:мизантропия|мизантропии]]) постоянно мешала сколько-нибудь продолжительному существованию любых групп. В конце концов, эти однообразные людишки его всякий раз ... раздражали. Теперь же, в 1920 году за дело взялся куда более предприимчивый «петух» Жан Кокто, и после нашумевшей статьи музыкального критика [[ru.wp:Колле, Анри|Анри Колле]] под названием «[[ru.wp:Могучая кучка|Русская пятёрка]], [[ru.wp:Шестёрка (группа композиторов)|французская шестёрка]] и господин Сати» во Франции появилось доморощенное подобие русской «Могучей кучки», а Сати приобрёл статус мэтра, «маленького мэтра», — как он любил сказать. Спустя ещё два года, уже сам (при поддержке Мийо), Сати объявил ещё одну группу молодых: «[[Аркёйская школа|аркёйская школа]]» (École d’Arcueil, названную по месту обитания своего учителя). Но всякий раз эти затеи были для него не больше чем игрушкой. Маленькой игрушкой для «мэтра», которым он никогда не был всерьёз. Но только из страха... (и ещё — немного, по старинной потребности, давно высохшей под сухими [[ru.wp:метеоризм|ветрами]] парижских обывателей). | ||
− | {| | + | {| align="right" style="width:333px;padding:5px;margin-left:15px;margin-bottom:15px;box-shadow:3px 4px 3px #bc5501;-webkit-box-shadow:3px 4px 3px #bc5501;-moz-box-shadow:3px 4px 3px #bc5501;background:#ff7403;" |
| | | | ||
− | {| | + | {| style="width:322px;text-align:center;color:#793802;" |
|- | |- | ||
| [[Файл:Satie Parti-2 Communiste 1922.jpg|322px]] | | [[Файл:Satie Parti-2 Communiste 1922.jpg|322px]] | ||
Строка 169: | Строка 197: | ||
Битых три года Сати потерял по милости друзей, своих друзей, так называемых «друзей», разменяв драгоценное тающее время на какую-то отвратную суету и пустые разговоры. Вернее скажем не так: Сати потерял три года, — всего три года, — да, но зато мы здесь потеряли — всё остальное. Что он ''не'' сделал, помимо выпитого, съеденного и сказанного. Достаточно беглого взгляда на «Список сочинений, почти полный» за это время, чтобы кое-что почувствовать. Нет, не понять, — потому что этот предмет у вас вечно в дефиците, — но хотя бы почувствовать. Сколько ещё прорывов сквозь стереотипы безмыслия и человеческой косности он не реализовал только потому, что вокруг него... не было ни одного лица, ни одного дела, ни одного понимания, ни одного проекта. Сплошные прожекты и — благо́е словоблудие. А ведь вокруг него оставались ещё десятки открытых дверей, которых никто не замечал... и в которые можно было с треском вламываться, оставляя на них отпечатки пальцев, ног, головы и ещё каких-то крупных предметов.<br /> | Битых три года Сати потерял по милости друзей, своих друзей, так называемых «друзей», разменяв драгоценное тающее время на какую-то отвратную суету и пустые разговоры. Вернее скажем не так: Сати потерял три года, — всего три года, — да, но зато мы здесь потеряли — всё остальное. Что он ''не'' сделал, помимо выпитого, съеденного и сказанного. Достаточно беглого взгляда на «Список сочинений, почти полный» за это время, чтобы кое-что почувствовать. Нет, не понять, — потому что этот предмет у вас вечно в дефиците, — но хотя бы почувствовать. Сколько ещё прорывов сквозь стереотипы безмыслия и человеческой косности он не реализовал только потому, что вокруг него... не было ни одного лица, ни одного дела, ни одного понимания, ни одного проекта. Сплошные прожекты и — благо́е словоблудие. А ведь вокруг него оставались ещё десятки открытых дверей, которых никто не замечал... и в которые можно было с треском вламываться, оставляя на них отпечатки пальцев, ног, головы и ещё каких-то крупных предметов.<br /> | ||
И прежде всего, благодаря скотскому невниманию Кокто (Жана) — сегодня мы имеем перед собой такое дивное пустое место, которое называется «опера». — Единственная [[ru.wp:опера|опера]] Эрика Сати. Настоящая опера, неправдоподобная, словно бы парящая в воздухе. да, таких опер ещё не видывал свет. И тьма тоже. Назовём её «Павел и Виргиния» (для порядку), — и теперь ещё несколько слов... о ней. Да, благодаря <small>(бес)</small>примерному свинству Жана Кокто, а также всех прочих, немало насидевших вокруг этого прожекта, — опера так и не была написана. Ничего. Zero. — Однако этим же сочинением (и это уже я́ вам говорю!) Сати основал принципиально новый жанр, до сих пор не оценённый по достоинству. Обновив звание «предтечи» и великого новатора, он ввернул в обиход смрадного Двадцатого Века принципиально новое понятие: «несуществующая (или нерешённая) опера». И название этой оперы: «Поль и Виржиния».<ref name="Сати-Ханон"></ref>{{rp|433}} До сих пор.<br /> | И прежде всего, благодаря скотскому невниманию Кокто (Жана) — сегодня мы имеем перед собой такое дивное пустое место, которое называется «опера». — Единственная [[ru.wp:опера|опера]] Эрика Сати. Настоящая опера, неправдоподобная, словно бы парящая в воздухе. да, таких опер ещё не видывал свет. И тьма тоже. Назовём её «Павел и Виргиния» (для порядку), — и теперь ещё несколько слов... о ней. Да, благодаря <small>(бес)</small>примерному свинству Жана Кокто, а также всех прочих, немало насидевших вокруг этого прожекта, — опера так и не была написана. Ничего. Zero. — Однако этим же сочинением (и это уже я́ вам говорю!) Сати основал принципиально новый жанр, до сих пор не оценённый по достоинству. Обновив звание «предтечи» и великого новатора, он ввернул в обиход смрадного Двадцатого Века принципиально новое понятие: «несуществующая (или нерешённая) опера». И название этой оперы: «Поль и Виржиния».<ref name="Сати-Ханон"></ref>{{rp|433}} До сих пор.<br /> | ||
− | {| | + | {| align="right" style="width:233px;padding:5px;margin-left:15px;margin-bottom:15px;box-shadow:3px 4px 3px #bc5501;-webkit-box-shadow:3px 4px 3px #bc5501;-moz-box-shadow:3px 4px 3px #bc5501;background:#ff7403;" |
| | | | ||
− | {| | + | {| style="width:222px;text-align:center;color:#793802;" |
|- | |- | ||
| [[Файл:Satie par Brancusi 1922.jpg|222px]] | | [[Файл:Satie par Brancusi 1922.jpg|222px]] | ||
Строка 185: | Строка 213: | ||
«Балет болезни» — не такой уж и плохой жанр, ''после всего''...<ref group="комм.">Прошу прощения (как всегда, лицемерно), и даже не пытаюсь извиняться за невольную цитату из (всё той же) книги «Воспоминания задним числом». Надеюсь, ''автор'' не станет меня привлекать... за явный [[ru.wp:плагиат|плагиат]].</ref> И как теперь знать, не стал ли Сати и в этом вопросе — очередным предтечей..., но уже не музыки или искусства, а цивилизации в целом. А то и кое-чего побольше..., — чтобы не говорить слишком сложно.<br /> | «Балет болезни» — не такой уж и плохой жанр, ''после всего''...<ref group="комм.">Прошу прощения (как всегда, лицемерно), и даже не пытаюсь извиняться за невольную цитату из (всё той же) книги «Воспоминания задним числом». Надеюсь, ''автор'' не станет меня привлекать... за явный [[ru.wp:плагиат|плагиат]].</ref> И как теперь знать, не стал ли Сати и в этом вопросе — очередным предтечей..., но уже не музыки или искусства, а цивилизации в целом. А то и кое-чего побольше..., — чтобы не говорить слишком сложно.<br /> | ||
Второй «аристократ», мсье Рольф де Маре — вот уже четыре года возглавлял «[[Шведский балет в Париже]]», некую контра-версию «[[ru.wp:Русские сезоны|Русских балетов Дягилева]]». Практически сразу вслед за Бомоном (или немного ранее него) он заказал Сати (и его чудом уцелевшему другу, художнику-дадаисту [[ru.wp:Пикабиа, Франсис|Франсису Пикабиа]]) ещё один балет, на этот раз двухактный, да ещё и с [[ru.wp:кинофильм|кинофильмом]] в антракте. Правда, вместо нормального спектакля Пикабиа и Сати изобрели — некий фокус, «трюк», — как любил говорить Сати, — а точнее говоря, [[ru.wp:дадаизм|дадаистский]] каламбур, игрушку сознания. Во французском языке есть одно специальное словечко, короткое и энергичное: «[[Relâche]]». Точного аналога в русском языке у него нет. Сейчас попробую объяснить... Иногда так случается, что на закрытых дверях театра или концертного зала приходится увидеть подвешенную на верёвочках табличку: «[[Эрик Сати/Спектакль отменяется|Спектакль отменяется]]». Вот это я и хотел сказать! — значит, это и есть ''тот самый'' «Relâche», (релаш!) который придумали устроить (напоследок) Сати и Пикабиа. Немножко хлопнув (закрытой) дверью.<br /> | Второй «аристократ», мсье Рольф де Маре — вот уже четыре года возглавлял «[[Шведский балет в Париже]]», некую контра-версию «[[ru.wp:Русские сезоны|Русских балетов Дягилева]]». Практически сразу вслед за Бомоном (или немного ранее него) он заказал Сати (и его чудом уцелевшему другу, художнику-дадаисту [[ru.wp:Пикабиа, Франсис|Франсису Пикабиа]]) ещё один балет, на этот раз двухактный, да ещё и с [[ru.wp:кинофильм|кинофильмом]] в антракте. Правда, вместо нормального спектакля Пикабиа и Сати изобрели — некий фокус, «трюк», — как любил говорить Сати, — а точнее говоря, [[ru.wp:дадаизм|дадаистский]] каламбур, игрушку сознания. Во французском языке есть одно специальное словечко, короткое и энергичное: «[[Relâche]]». Точного аналога в русском языке у него нет. Сейчас попробую объяснить... Иногда так случается, что на закрытых дверях театра или концертного зала приходится увидеть подвешенную на верёвочках табличку: «[[Эрик Сати/Спектакль отменяется|Спектакль отменяется]]». Вот это я и хотел сказать! — значит, это и есть ''тот самый'' «Relâche», (релаш!) который придумали устроить (напоследок) Сати и Пикабиа. Немножко хлопнув (закрытой) дверью.<br /> | ||
− | {| | + | {| align="right" style="width:233px;padding:5px;margin-left:15px;margin-bottom:15px;box-shadow:3px 4px 3px #bc5501;-webkit-box-shadow:3px 4px 3px #bc5501;-moz-box-shadow:3px 4px 3px #bc5501;background:#ff7403;" |
| | | | ||
− | {| | + | {| style="width:222px;text-align:center;color:#793802;" |
|- | |- | ||
| [[Файл:Satie Entr'acte no1924.jpg|222px]] | | [[Файл:Satie Entr'acte no1924.jpg|222px]] | ||
|- | |- | ||
− | | <small>''Эрик Сати''<br />в прологе фильма «[[ru.wp:Антракт (фильм)|Антракт]]»<br />(со своим вечным зонтиком)<br />''(Париж, ноябрь 1924 года)'' </small> | + | | <small>''Эрик Сати''<br />в прологе фильма «[[ru.wp:Антракт (фильм)|Антракт]]»<br />(со своим вечным зонтиком)<br />''(Париж, ноябрь 1924 года)''</small> |
|} | |} | ||
|} | |} | ||
Строка 197: | Строка 225: | ||
Впрочем..., с кем я тут разговариваю? Опять с самим собой? Простите, — я забылся.<br /> | Впрочем..., с кем я тут разговариваю? Опять с самим собой? Простите, — я забылся.<br /> | ||
К сожалению, единодушного успеха или признания Сати в последний год жизни не получил (сразу предупреждаю: это ''очень мягкая'' формулировка). Равно как не получил он и всего остального, что причитается... в таких случаях. И дело здесь крылось вовсе не в ''качестве'' произведений. Не разбирая грязные (местами, бельевые) подробности человеческого общежития, скажу просто и коротко: оба последних балета Сати (и «[[Эрик Сати/Приключения Меркурия|Меркурий]]», и «[[Эрик Сати/Спектакль отменяется|Релаш]]») были поставлены в крайне тяжких ''внешних'' условиях. — И прежде всего, «непримиримый» старик-Сати перепортил отношения с большинством влиятельной богемы, чтобы не говорить более грубого слова. Кокто, Орик, Пуленк и прочие ..., к которым прибавилась ещё и [[ru.wp:Гранд Опера|Гранд Опера]]́ в лице тогдашнего директора [[ru.wp:Лалуа, Луи|Луи Лалуа]] (приятель и биограф [[Клод Дебюсси|Дебюсси]], между прочим). Кроме того, скрытые войны между Дягилевым и конкурентами (а Сати со своими безобидными «Цикадами» попал именно туда, в лагерь врагов). Понятное дело, Дягилев был не один..., совсем не один. И сфера влияния у него была не только налаженная, но и обширная, не чета маленькому ранимому старику... К тому же прибавилась бурная война между группировками [[ru.wp:Дадаизм|дадаистов]] и первых [[ru.wp:сюрреализм|сюрреалистов]] под предводительством [[ru.wp:Бретон, Луи|Луи Бретона]], который в свои ранние годы вообще имел привычку являться в театр с дубиной и устраивать самые настоящие драки (с поломанными руками или ещё чем-нибудь, что попадалось ему под руку). Казалось бы, всего перечисленного уже вполне достаточно для провала..., и даже полного провала. Однако ''и это'' далеко ещё не полный список. Хотя..., сказанного и так более чем достаточно. Под занавес (исключительно для комплекта) можно только прибавить ''общую обстановку'' Парижа 1924 года, разительно отличавшуюся, например, от 1917 (премьера «[[Эрик Сати/Парад|Парада]]»). Спустя пять лет после окончания войны, публика была попросту перепичкана и пресыщена всякими развлечениями, спектаклями и зрелищами. В театр ходили уже совсем не те люди, которые готовы были смотреть, видеть, слушать и реагировать (пускай даже и неправильно). Фактически, послевоенный Париж, переполненный ''чужими'' людьми, «деревней» и «бравыми вояками» уже был положительно не готов ни к чему новому или не ортодоксальному. Развалившись в креслах, зрители лузгали семечки и снисходительно позволяли себя ... развлекать. Не более того. Всё остальное вызывало недовольство, свист, вопли и (как следствие) критические отзывы «через губу». И здесь, посреди этого плебейского роскошества — прежний Сати, со своей вечной любовью к «неожиданностям». Само собой, результат не замедлил себя ждать. Премьера «Меркурия» почти провалилась под крики сюрреалистов «Долой Сати!» и что-нибудь в том же роде. Мстительный поганец [[ru.wp:Орик, Жорж|Жорж Орик]] не замедлил развить достигнутый (не)успех и опубликовал грязный [[ru.wp:Пасквиль|пасквиль]] против своего старого учителя, которому был обязан ''всем'' своим прошлым и будущим, стараясь ужалить за уязвимые места («благо» он их отлично знал... из первоисточника). Не отставали от него и другие мальчики, примерно того же рода и сорта, стараясь гадить на всех углах... | К сожалению, единодушного успеха или признания Сати в последний год жизни не получил (сразу предупреждаю: это ''очень мягкая'' формулировка). Равно как не получил он и всего остального, что причитается... в таких случаях. И дело здесь крылось вовсе не в ''качестве'' произведений. Не разбирая грязные (местами, бельевые) подробности человеческого общежития, скажу просто и коротко: оба последних балета Сати (и «[[Эрик Сати/Приключения Меркурия|Меркурий]]», и «[[Эрик Сати/Спектакль отменяется|Релаш]]») были поставлены в крайне тяжких ''внешних'' условиях. — И прежде всего, «непримиримый» старик-Сати перепортил отношения с большинством влиятельной богемы, чтобы не говорить более грубого слова. Кокто, Орик, Пуленк и прочие ..., к которым прибавилась ещё и [[ru.wp:Гранд Опера|Гранд Опера]]́ в лице тогдашнего директора [[ru.wp:Лалуа, Луи|Луи Лалуа]] (приятель и биограф [[Клод Дебюсси|Дебюсси]], между прочим). Кроме того, скрытые войны между Дягилевым и конкурентами (а Сати со своими безобидными «Цикадами» попал именно туда, в лагерь врагов). Понятное дело, Дягилев был не один..., совсем не один. И сфера влияния у него была не только налаженная, но и обширная, не чета маленькому ранимому старику... К тому же прибавилась бурная война между группировками [[ru.wp:Дадаизм|дадаистов]] и первых [[ru.wp:сюрреализм|сюрреалистов]] под предводительством [[ru.wp:Бретон, Луи|Луи Бретона]], который в свои ранние годы вообще имел привычку являться в театр с дубиной и устраивать самые настоящие драки (с поломанными руками или ещё чем-нибудь, что попадалось ему под руку). Казалось бы, всего перечисленного уже вполне достаточно для провала..., и даже полного провала. Однако ''и это'' далеко ещё не полный список. Хотя..., сказанного и так более чем достаточно. Под занавес (исключительно для комплекта) можно только прибавить ''общую обстановку'' Парижа 1924 года, разительно отличавшуюся, например, от 1917 (премьера «[[Эрик Сати/Парад|Парада]]»). Спустя пять лет после окончания войны, публика была попросту перепичкана и пресыщена всякими развлечениями, спектаклями и зрелищами. В театр ходили уже совсем не те люди, которые готовы были смотреть, видеть, слушать и реагировать (пускай даже и неправильно). Фактически, послевоенный Париж, переполненный ''чужими'' людьми, «деревней» и «бравыми вояками» уже был положительно не готов ни к чему новому или не ортодоксальному. Развалившись в креслах, зрители лузгали семечки и снисходительно позволяли себя ... развлекать. Не более того. Всё остальное вызывало недовольство, свист, вопли и (как следствие) критические отзывы «через губу». И здесь, посреди этого плебейского роскошества — прежний Сати, со своей вечной любовью к «неожиданностям». Само собой, результат не замедлил себя ждать. Премьера «Меркурия» почти провалилась под крики сюрреалистов «Долой Сати!» и что-нибудь в том же роде. Мстительный поганец [[ru.wp:Орик, Жорж|Жорж Орик]] не замедлил развить достигнутый (не)успех и опубликовал грязный [[ru.wp:Пасквиль|пасквиль]] против своего старого учителя, которому был обязан ''всем'' своим прошлым и будущим, стараясь ужалить за уязвимые места («благо» он их отлично знал... из первоисточника). Не отставали от него и другие мальчики, примерно того же рода и сорта, стараясь гадить на всех углах... | ||
− | + | <center> | |
+ | <blockquote style="width:85%;text-align:justify;font:normal 15px 'Times New Roman';color:#bc5501;border-radius:10px; padding:15px;margin:10px;box-shadow:0px 3px 4px #b67744;-webkit-box-shadow:0px 3px 4px #b67744;-moz-box-shadow:0px 3px 4px #b67744;background:#ffe4a2">« Откройте глаза! Это же просто [[ru.wp:Нормандия|нормандский]] нотариус, пригородный фармацевт, гражданин Сати из Совета [[Аркёй|Аркёя]], старый приятель [[Альфонс Алле|Альфонса Алле]] и кантор Розы и Креста. » <ref name="Ecrits">{{книга|автор=Erik Satie|заглавие=«Ecrits»|ссылка= |место=Paris |издательство=Editions Gerard Lebovici|год=1990|страницы=247-248|}}</ref> | ||
+ | <hr> | ||
+ | ::::::::::: — ''( George Auric, «Les Nouvelles litteraires, artistiques et scientifiques», №88, 21 июня 1924 )''</blockquote> | ||
+ | </center> | ||
Что же касается премьеры балета «[[Спектакль отменяется]]», то после неё вражеская пресса и вовсе отвязалась на всю «катушку». Чего стоил один [[Ролан-Манюэль]], господин Леви́ (тоже немало обязанный своему старому, старому учителю), который опубликовал статью с говорящим названием «Прощай, Сати!»<ref name="Сати-Ханон"></ref>{{rp|538}} Пожалуй, теперь в самую пору было <font color="SaddleBrown">'''«Je retire»'''</font>, но уже по чужому приглашению... В результате «Отменённый спектакль» выдержал несколько представлений, и уже к новому, 1925 году «Шведские балеты в Париже» в лице [[Рольф де Маре|Рольфа де Маре]] объявили о своём банкротстве и ликвидации. Сразу после премьеры Сати, уже совсем больной, тихо..., очень тихо (по-английски, чтобы не вспоминать о [[ru.wp:Шотландия|Шотландии]]) <font color="SaddleBrown">'''«Je retire»'''</font> в Аркёй. Однако долго он там уже находиться не смог. Пронизывающий холод и сырость парижской зимы завершили дело, начатое [[ru.wp:цирроз печени|циррозом печени]]. Ослабевший Сати заболел ещё [[ru.wp:бронхит|бронхитом]] и [[ru.wp:воспаление лёгких|воспалением лёгких]], одно поверх другого, и все трое — поверх него одного. Этот груз оказался уже непосильным.<br /> | Что же касается премьеры балета «[[Спектакль отменяется]]», то после неё вражеская пресса и вовсе отвязалась на всю «катушку». Чего стоил один [[Ролан-Манюэль]], господин Леви́ (тоже немало обязанный своему старому, старому учителю), который опубликовал статью с говорящим названием «Прощай, Сати!»<ref name="Сати-Ханон"></ref>{{rp|538}} Пожалуй, теперь в самую пору было <font color="SaddleBrown">'''«Je retire»'''</font>, но уже по чужому приглашению... В результате «Отменённый спектакль» выдержал несколько представлений, и уже к новому, 1925 году «Шведские балеты в Париже» в лице [[Рольф де Маре|Рольфа де Маре]] объявили о своём банкротстве и ликвидации. Сразу после премьеры Сати, уже совсем больной, тихо..., очень тихо (по-английски, чтобы не вспоминать о [[ru.wp:Шотландия|Шотландии]]) <font color="SaddleBrown">'''«Je retire»'''</font> в Аркёй. Однако долго он там уже находиться не смог. Пронизывающий холод и сырость парижской зимы завершили дело, начатое [[ru.wp:цирроз печени|циррозом печени]]. Ослабевший Сати заболел ещё [[ru.wp:бронхит|бронхитом]] и [[ru.wp:воспаление лёгких|воспалением лёгких]], одно поверх другого, и все трое — поверх него одного. Этот груз оказался уже непосильным.<br /> | ||
Едва ли не половина «сюжета» кинофильма «Антракт» была посвящена длинной и последовательно ускоряющейся сцене — похорон. Специально для съёмок [[Франсис Пикабиа]] нарисовал красивую [[ru.wp:анаграмма|анаграмму]], состоявшую из переплетённых инициалов: собственных (FP) и Эрика Сати (ES), заключённых во внутренностях (не)выразительного мещанского сердечка. Этот, с позволения сказать, «герб» он разместил прямо на похоронных дрогах, которые тянул по улицам Парижа двугорбый верблюд. Милая, слегка дадаистская шутка, к сожалению, не оказалась пустой выдумкой, по крайней мере для Эрика Сати.<br /> | Едва ли не половина «сюжета» кинофильма «Антракт» была посвящена длинной и последовательно ускоряющейся сцене — похорон. Специально для съёмок [[Франсис Пикабиа]] нарисовал красивую [[ru.wp:анаграмма|анаграмму]], состоявшую из переплетённых инициалов: собственных (FP) и Эрика Сати (ES), заключённых во внутренностях (не)выразительного мещанского сердечка. Этот, с позволения сказать, «герб» он разместил прямо на похоронных дрогах, которые тянул по улицам Парижа двугорбый верблюд. Милая, слегка дадаистская шутка, к сожалению, не оказалась пустой выдумкой, по крайней мере для Эрика Сати.<br /> | ||
− | {| | + | {| align="right" style="width:177px;padding:5px;margin-left:15px;margin-bottom:15px;box-shadow:3px 4px 3px #bc5501;-webkit-box-shadow:3px 4px 3px #bc5501;-moz-box-shadow:3px 4px 3px #bc5501;background:#ff7403;" |
| | | | ||
− | {| | + | {| style="width:166px;text-align:center;color:#793802;" |
|- | |- | ||
| [[Файл:Satie Robert Caby1925 Khanon de212.jpg|166px]] | | [[Файл:Satie Robert Caby1925 Khanon de212.jpg|166px]] | ||
Строка 219: | Строка 251: | ||
::::::::Но в любом случае: прощайте. | ::::::::Но в любом случае: прощайте. | ||
− | == 1914-1924 (список) == | + | == <font face="Georgia">1914-1924 (список)</font> == |
<center><font color="grey"><small>Даже Господь Бог не смог составить идеальный список, в своё время...</small></font> | <center><font color="grey"><small>Даже Господь Бог не смог составить идеальный список, в своё время...</small></font> | ||
Строка 352: | Строка 384: | ||
<br /> | <br /> | ||
− | == Комментарии == | + | == <font face="Georgia">Комментарии</font> == |
− | {| | + | {| align="right" style="width:183px;padding:5px;margin-left:15px;margin-bottom:15px;box-shadow:3px 4px 3px #bc5501;-webkit-box-shadow:3px 4px 3px #bc5501;-moz-box-shadow:3px 4px 3px #bc5501;background:#ff7403;" |
| | | | ||
− | {| | + | {| style="width:172px;text-align:center;color:#793802;" |
|- | |- | ||
| [[Файл:Khanon PetroNab 208.jpg|172px]] | | [[Файл:Khanon PetroNab 208.jpg|172px]] | ||
|- | |- | ||
− | | <small>''[[Юрий Ханон|Автор статьи]]''<br />«после всего»<br />(но уже без слов)<br />''(С-Петербург, май 2008)'' </small> | + | | <small>''[[Юрий Ханон|Автор статьи]]''<br />«после всего»<br />(но уже без слов)<br />''(С-Петербург, май 2008)''</small> |
|} | |} | ||
|} | |} | ||
{{примечания|group=комм.}} | {{примечания|group=комм.}} | ||
− | == Источники == | + | == <font face="Georgia">Источники</font> == |
{{примечания}} | {{примечания}} | ||
<br /> | <br /> | ||
Строка 372: | Строка 404: | ||
<br /> | <br /> | ||
− | == '''Привхожддение''' == | + | == <font face="Georgia">'''Привхожддение'''</font> == |
=== [[Эрик Сати/Список сочинений почти полный|0. Эрик Сати. Список сочинений почти полный. Предуведомление.]] === | === [[Эрик Сати/Список сочинений почти полный|0. Эрик Сати. Список сочинений почти полный. Предуведомление.]] === | ||
Строка 384: | Строка 416: | ||
<br /> | <br /> | ||
− | == '''Внешние материалы''' == | + | == <font face="Georgia">'''Внешние материалы'''</font> == |
<big> | <big> | ||
* [https://ru.wikisource.org/wiki/Эрик_Сати Эрик Сати: тексты в Викитеке] | * [https://ru.wikisource.org/wiki/Эрик_Сати Эрик Сати: тексты в Викитеке] | ||
Строка 397: | Строка 429: | ||
---- | ---- | ||
− | <small>[[Файл:CC_BY.png|22px]] © Автор ([[User:CanoniC|''Yuri Khanon'']] ) <font color="green">'''не возражает'''</font> против копирования ''данной'' статьи в разных целях (включая коммерческие) при условии точной ссылки на автора и источник информации.</small><br /> | + | <br /> |
+ | <center><small>[[Файл:CC_BY.png|22px]] © Автор ([[User:CanoniC|''Yuri Khanon'']] ) <font color="green">'''не возражает'''</font> против копирования ''данной'' статьи в разных целях (включая коммерческие) при условии точной ссылки на автора и источник информации.</small><br /> | ||
− | :<font color="red">* * *<small> эту статью может редактировать или исправлять</small> '''только''' автор.<small><font color="grey"> — Желающие сделать замечания, могут оставить их [[Обсуждение:Эрик Сати/Список сочинений почти полный/Часть третья|рядом]], на странице обсуждения статьи.</font> </small> | + | :<font color="red">* * *<small> эту статью может редактировать или исправлять</small> '''только''' автор.<small><font color="grey"> — Желающие сделать замечания, могут оставить их [[Обсуждение:Эрик Сати/Список сочинений почти полный/Часть третья|рядом]], на странице обсуждения статьи.</font></small><br /><br /> |
+ | ---- | ||
+ | ---- | ||
+ | <small><font color="green">« styled by [[User:PersonatoR|PersonatoR]] »</font></small> | ||
---- | ---- | ||
− | |||
---- | ---- | ||
− | |||
[[Категория:Erik Satie]] | [[Категория:Erik Satie]] | ||
[[Категория:Yuri Khanon]] | [[Категория:Yuri Khanon]] | ||
+ | |||
+ | |} |
Версия 08:35, 8 мая 2014
Э р и к — С а т и — П е р в ы йErik — Satie — I-er [комм. 1](справка для неграмотных) Преждесловие
...И здесь я опять не нарушу данного себе слова.
« Что есть, то и без тебя есть..., а потому нет и смысла об этом разговаривать... А чего нет – так о том речь ещё впереди... И далеко – впереди... (а то и ещё дальше). » Конец жизни (1914—1925)
Краткое вступлениеРазумеется, я никогда не был готов утверждать, что «дважды два – четыре», шесть, тринадцать..., ну или какая-то другая, ничуть не менее импозантная цифра. Равным образом и поставленный в заголовке «конец» (имея в виду конец жизни, конечно, потому что, в конечном счёте, любая жизнь конечна, включая и вашу, мадам) не должен означать ничего иного, кроме последней части... отчасти статьи и жизни. Или, говоря словами моего старинного друга, очередное «Je retire» — и как всегда, прочь отсюда, за пределами которого происходит уже нечто иное, совершенно скрытое от глаз всех тех, кто остался здесь. Вот почему сегодня я имею шикарный повод, (и не более того!) разом нарушив все традиции разума, сказать несколько слов о том, что́ люди предпочитают не знать ... или забывать, повинуясь вечному голосу своего субстрата. Внутреннего субстрата, я хотел — сказать. Заутробного. Увы, даже глубоко отдельный человек, Высокий Инвалид (по моей классификации) всё-таки не волен освободиться вполне от окружающего его человеческого ландшафта. Так или иначе, он будет продолжать таскать повсюду за собой остатки, обрывки своего коллективного сознания и почти такого же — тела. Тем более не волен был освободиться Эрик Сати, который никогда и не пытался ставить перед собой такой задачи. Или пытался, ставить..., но не перед собой. Прежде всего потому..., (и не только потому) 1914 год стал для него очень тяжкой чертой, ещё раз поделившей остаток его жизни на части. Пожалуй, можно сказать так: этот год стал для него таким же тяжким, как для всей Европы, и даже ещё тяжелее. Начало Мировой войны (тогда она ещё не была Первой, но только «единственной») резко оборвало долгожданное и запоздалое движение наверх, к известности и успеху, которое только-только наметилось в последние три года. Потому что... (хотел я сказать) совсем неспроста его рука всего год назад несколько раз вывела под своим надгробным бюстом странные на первый взгляд слова́: «я пришёл в этот мир слишком молодым в слишком старые времена». Но так было..., со всех сторон. — Заблудившийся предтеча, почти пятидесятилетний «молодой композитор»... И только теперь, маленькими шажками — слишком старое время понемногу на́чало догонять своего отщепенца, слишком сильно забежавшего вперёд. Смешно сказать, — но ещё смешнее промолчать. Не так ли? Однако постараюсь выглядеть немного конкретнее, как это у вас якобы принято. Одну минутку, сейчас покажу (пальцем). Итак, если говорить по порядку..., то первая половина 1914 года (это было ещё до начала войны, если кто не помнит) выдалась почти прекрасной (как всегда, или даже хуже). В начале февраля недавно законченная сочинением пьеса Сати «Ловушка Медузы» (с музыкой того же господина)[комм. 6] «выдержала» целое одно представление (премьеру, не иначе) в домашнем театре одного из учеников и поклонников Сати, будущего композитора и критика Ролана-Манюэля. В пьесе играли все родственники, начиная от родителей и брата, и кончая невестой, — сам автор пьесы исполнял роль человека-оркестра (на рояле, о чём речь будет идти особо), а роль публики взяли на себя немногие приглашённые, близкие знакомые семьи Леви – из числа парижской богемы, среди которых оказалась художница Валентина Гросс: лучшее человеческое приобретение Сати за добрый десяток лет... Узкой публике пьеса широко понравилась, чтобы не говорить лишних слов. И ради того же, скажем просто: здесь Сати снова оказался «предтечей» — впервые представив нечто вроде театра абсурда или сюрреалистической пьесы, — за 10-20 или даже 40 лет до появления оных на подмостках (театра, наверное).[2]
Не прошло и полумесяца, как Сати получил едва ли не первый свой заказ на музыкальное произведение: настоящий, шикарный, респектабельный, на целые три тысячи (3000) франков. Подобного шика Сати не видал ещё ни разу в жизни. Только подумать! — три тысячи франков, самых настоящих франков..., — за сущую ерунду, пустяк, каллиграфический сборник крошечных пьес для фортепиано под названием «Спорт и развлечения» (и каждая из них ещё с иллюстрациями какого-то незнакомого художника). Однако... этот заказ (почти инкогнито) принесла ему Валентина. Валентина Гросс. Правда, незадолго до Сати от этого невообразимого заказа отказался — Стравинский, «настоящий, успешный композитор», (совсем не то что Сати! — прости господи) который не страдал от недостатка заказов и мог себе позволить – не только выбирать, но и отказываться. Но даже эта досадная мелочь нисколько не портила триумфа. Три тысячи франков. И всего месяц-полтора работы. Одно слово — шик! Браво, Валентина! Такого ещё не видывал свет! — слишком старый для такого молодого..., слишком молодого «композитора музыки».[комм. 9] На вырученные деньги (гонорар, какое непривычное слово!) Сати, кажется, впервые за двадцать лет купил себе костюм, настоящий, так что даже смог посетить салон княгини Полиньяк, а также и её саму. Раньше от светских раутов приходилось отказываться, исключительно (или почти) только из-за дыр в штанах.[2] «...Клод всё толстел, бедняга, грузнел шеей, туловищем, задницей и ужасно маялся: то ли от болезней, то ли от безделия, сразу не поймёшь – от чего больше. Он стал совсем злым, нервным, дёрганым, чуть что – мгновенно срывался на крик и был во гневе ужасен, как испанский бык в образе Зевса... или наоборот. Шея и холка мгновенно багровела, глаза стекленели, а лицо покрывалось какими-то лиловыми труповатыми пятнами. Особенно было неприятно, что причина вспышки его раздражения могла быть совершенно любой, но чаще всего – даже вовсе безо всякой причины. » [2] Но, положа руку на сердце, всё это были круглые... мелочи. По сравнению с тем, что начало удаваться, понемногу. Впервые в жизни... Концерты. Заказы. Знакомства. Признание. Связи. Среда (страшно сказать, почти профессиональная). Всего этого раньше у Сати не было. А теперь как-будто на́чало появляться, потихоньку.
В конце концов, не каждое же слово в строку. Некоторые — и в столбик, если понимаете. « Понимаете, у Вас совсем иной авторитет, нежели мой, если он у меня вообще был..., или есть. И по той же причине мне решительно невозможно обращаться к Дебюсси: он не может это сделать, по чистой нервозности. Понимаете, он имеет нервозность ужасно нервическую, осмелюсь сказать; & совсем не может руководить своими нервами, которые настолько чувствительны & до такой степени нервны, что его нервозность доходит до невралгически нервной неврастении. » [2]
К октябрю стало немного легче. С началом осени знакомые понемногу возвращались обратно в опустевший Париж, — приехала с юга и спасительная Валентина Гросс. И почти сразу же, первым делом она сообщила Сати, что с ним хотел бы познакомиться некий молодой человек, (не слишком молодой) но «зато» его поклонник, имеющий кое-какие театральные связи. Фамилия этого человека была Жан. Вернее, Жан Кокто, — я хотел сказать. Конечно, не миллионер, но человек — куда более состоятельный, чем Сати. Для начала (кроме громадной массы слов) от него последовал маленький заказ, — нет, скорее просто: прожект, мертворождённый. Как оказалось, Кокто как-то собирался поставить эксцентричный спектакль, «Сон в летнюю ночь» — причём, не где-нибудь, а в цирке.[2] А вместо вальяжного композитора Мендельссона благородной публике должен был предстать эпатажный Сати, в бороде и очках на босу ногу. — Так словно бы из ниоткуда появились почти хамские почти «Пять гримас к Сну в летнюю ночь». Крошечные, как-будто бы вырубленные, а затем ещё и обрубленные топором пьески для оркестра. «Сон в летнюю ночь» не состоялся, но «зато» ... и Париж постепенно начал оттаивать после полутора лет мобилизационного сна. В законе о военном положении одна за другой стали появляться маленькие дырочки, щёлочки и трещинки. Теперь в них нужно было исхитриться протиснуться, или даже пролезть (дело техники). Для начала разрешили (сугубо развлекательные!) цирковые представления. Затем, ещё и благотворительные спектакли — в пользу раненых фронтовиков. Дело хорошее, на первый взгляд: и даже правящие братья-республиканцы были как-будто не против
Эпатаж и скандал на фоне войны и омертвения музыкальной жизни Парижа – вот что сейчас требовалось..., и Дягилев вполне сознательно вёл дело именно к такому результату. Здесь не могло быть мелочей, в ход пошли все средства: известные и неизвестные. Вызывающая музыка Сати, технические шумы Кокто, хамские декорации и костюмы Пикассо, цирковая хореография Мясина, заранее распускаемые в Париже слухи (на это Дягилев был крупный мастер) о шикарной оплеухе общественному вкусу, и всё это – должно было случиться... в имперских интерьерах театра «Шатле». Пожалуй, последнюю каплю бензина в костёр будущего скандала добавил (раненый в голову) Аполлинер, только что выпущенный из госпиталя. С перебинтованным лбом (всё же, не будем забывать: в данном случае имел место благотворительный спектакль в пользу раненых, и даже дважды раненых) он наскоро сочинил эпатажный манифест под названием «Новый дух», нечто вроде театральной программы к прорывному произведению искусства. Сразу нескольких искусств. « Парад в целом изменит образ мыслей многих зрителей. Они будут изумлены, но приятно изумлены, и даже очарованы, они научатся любить грацию новых движений, такую грацию, о которой они раньше даже и не подозревали. » [2] Маленькая информация для сравнения: всего на полгода раньше Тристан Тцара выпустил (видимо, на воздух) в нейтральном Цюрихе манифест движения Дада, — однако это событие прошло почти незамеченным. Где-то очень далеко, в захолустье (тихая немецкая Швейцария), на отшибе европейской, мировой (!) войны. Совсем другое дело – парижский сюрреализм, в са́мом центре Парижа! — такой близкий, такой зримый..., и главное: «более реальный, чем сама реальность». « Антигармоничный, психованный композитор пишущих машинок и трещоток, Эрик Сати ради своего удовольствия вымазал грязью репутацию «Русского Балета», устроив скандал <…>, в то время, когда талантливые музыканты смиренно ждут, чтобы их сыграли... А геометрический мазила и пачкун Пикассо вылез на передний план сцены, в то время как талантливые художники смиренно ждут, пока их выставят. » [2] Между прочим, приведённая рецензия, почти недопустимая по тону, была написана вовсе не жёлтым журналистом, а вполне состоятельным и даже респектабельным критиком, владельцем картинной галереи живописи «Клуб де Фобур». Другие рецензии на премьеру «Парада» выглядели ничуть не лучше (и это очень мягко говоря)... В конце мая 1917 года Сати отправил одному из самых рьяных и патриотически возвышенных критиков своего балета пару открыток (вернее, открытых писем, я хотел сказать) оскорбительного содержания. В частности, в одной из них (отвечая на хамский тон резензии) он совершенно справедливо обозвал критика «задницей» (без музыки).[2] Честно говоря, лично я не нахожу в этом эпитете ничего оскорбительного, тем более что псевдоним критика выглядел ничуть не лучше: «Жан Пуэг». Тем не менее, оный, не долго размышляя, подал в суд на композитора музыки — за публичное оскорбление (поскольку письма были открытые, и их «могла прочитать консьержка Пуэга»). На первый взгляд – пустяк, ничего страшного. Даже забавно. Однако, что в результате... 12 июля 1917 года военный трибунал приговорил Эрика Сати к восьми дням тюремного заключения и взысканию тысячи франков штрафа в пользу патриотической «задницы» по фамилии Пуэг. Дальше: апелляция, смягчение приговора, обращение к влиятельным заступникам (жирным буржуа и бюрократам), и затем только 15 марта 1918 года Сати получил «полировку» от приговора, на официальном языке это звучало как «отсрочка».[2] — Что в сухом остатке? Некоторое умножение скандальной славы композитора «Парада», и почти год потерянного времени. За год не было сделано ни одного значительного сочинения. Разве только одна «Бюрократическая сонатина» для фортепиано, — произведение, вполне соответствующее состоянию и роду занятий своего автора в данный период времени..., и ещё — небольшое литературное эссе (слегка сюрреалистического тона) под названием «Исчезновения».[комм. 15] И ещё одно изобретение Сати, опередившее его «слишком старые времена» ещё на полвека — пока оставалось лежать без малейшего движения. Речь (снова) идёт о принципиально новом жанре музыкального искусства, основанном на конвейерном (индустриальном) принципе производства & воспроизводства звуков. Первые наброски и замыслы относились ещё к 1914 году, однако до реализации проекта дело дошло только к весне 1918 года, когда Сати удалось убедить модный дом Бонгар оформить свои публичные интерьеры при помощи «меблировочной музыки». Однако, из очередной (не)скромной затеи снова ничего не выгорело. На этот раз в модные дела вмешались собственной персоной — боши, то есть, немцы (к вопросу о различиях между от-кутюром и пред-а-парте). Весной 1918 года прусаки какими-то неправдами притащили к Парижу, неподалеку от которого проходила линия фронта, специальную дальнобойную тридцатиметровую пушку (под именем «большая Берта»), которая начала обстреливать Париж в будничном ежедневном режиме. Каждые пятнадцать минут, как часы — раздавался очередной выстрел. Снаряды рвались на Елисейских полях, у президентского дворца... и вообще всюду. Республиканское правительство спешно собралось и переехало в Бордо. Туда же, само собой, последовал и модный дом Бонгар. К лету Париж совсем опустел, стократ хуже прежнего. И мало того, что опять не состоялась меблировочная музыка, но для Сати пустой город означал — ещё один личный кризис. Голод и нищету, совсем как в 1915 году. Или даже хуже, потому что — так уже было. В отчаянии, Сати пытается хоть как-то, хоть где-то наскрести денег, чтобы дотянуть до осени... « Дорогая Валентина. Я очень страдаю. Мне кажется, что я проклят. Эта жизнь «попрошайки» мне отвратительна. Я ищу & хочу найти место – служащего, какого-нибудь мельчайшего, какой только возможен. И снова сократим, — как любил говорить один мой друг, очень старый друг, который никогда не был моим другом. — Потому что... и так — уже с лишком много сказано...[4] И ещё... потому что нет на свете ни одного такого слова, которое нельзя было бы пропустить мимо ушей... или языка.
Быстрое наступление армий союзников в октябре-ноябре 1919 года опрокинуло немцев на спину и положило конец затянувшейся бойне (опечатка, следует читать: «войне»). Очень скоро в Париж вернулись деньги, шум и искусство. Теперь всего стало много, и даже слишком много. Однако не хватило главного: пять важнейших лет было совершенно потеряно. От них остался только один «Парад». Всего один маленький скандальный Парад во время большой и бездарной войны. Не слишком много. Не слишком мало. Но именно он дал Сати славу, — среди них. Среди тех людей, которые упорно не желали его признавать. И до сих пор не желают. Смешно повторить.[комм. 16] И тем не менее, повторю: до сих пор не желают. « Прошу иметь в виду, раз и навсегда: не существует никакой школы Сати. Так называемый «Сатизм» просто не смог бы существовать. Именно во мне он нашёл бы своего первейшего и непримиримого врага. В искусстве не должно быть никакого поклонения и рабства. В каждом своём новом произведении я намеренно сбиваю с толку своих последователей: и по форме, и по сути. Это, пожалуй, единственное средство для артиста, если он желает избежать превращения в главу школы, так сказать, классного надзирателя. » [2] Тогда же, в марте 1920 состоялось первое крупное исполнение «Меблировочной музыки», в которой согласился участвовать также и Дариюс Мийо, один из самых близких учеников (всё-таки!) и последователей Сати. Правда, первое (очень скромное) исполнение состоялось годом ранее (это было в прежнюю эпоху, ещё во время войны), 5 апреля 1919 года в зале Уиген, во время концерта самого́ Сати (в перерыве премьерного концертного исполнения симфонической драмы «Сократ»). В антракте некий молодой композитор (назовём его для порядку Артюр Онеггер), читая по бумажке, представил слушателям «маленькие пьесы для меблировочной музыки, изобретённой Эриком Сати», сказав о них несколько вводных слов от имени автора.[11] Но теперь — целый ансамбль из пяти «настоящих» инструментов, (невиданная прежде роскошь!) рассаженных по разным углам зала, исполнил в антрактах пьесы Макса Жакоба две престранные «штуки», представлявшие собой бесконечное & бесконечно назойливое повторение одного пошлого мотивчика. К сожалению, и это изобретение Сати не принесло ему лаврового листа, оставив его ещё одним далёким предтечей, — и только спустя сорок лет его странные выходки были по достоинству оценены Джоном Кейджем и первыми минималистами, заняв своё место (опять!) на карте достижений в области искусства.[комм. 18]
Тихим шагом, двигаемся дальше. Четыре года, — есть такое слово. Четыре года. Это ему, Эрику Сати оставалось всего четыре года жизни. Крайне неприятное знание, если уметь понимать... или хотя бы смотреть вперёд. Именно потому — говоря о них, об этих оставшихся четырёх годах, я не устану кланяться как китайский болванчик и раздавать благодарности. Всем... Всем, кто их не заслужил, — вот что я хотел сказать. И первым рекордом на этом пути стал 1921 год, когда не было написано (и подписано) практически ничего..., кроме, разве что, билета члена коммунистической партии Франции... Чудное творческое наследие. Да. И тем не менее, оно было. После распада Коминтерна на социалистическую и коммунистическую фракции, Сати без раздумий примкнул к левой. Сáмой левой, — разумеется. С тех пор он называл себя: «Эрик Сати из советского Аркёя». Настоящий коммунист, несомненно... За свою долгую жизнь я видал ещё и не таких коммунистов, чтобы не сказать более определённо.[комм. 19] Да и сам, пожалуй, ничуть не отстал от Эрика, по части этакого «коммунизма». С лёгким, так сказать, анархическим уклоном. Очень лёгким... и даже левым лёгким, чтобы не промахнуться. В отличие от Сати, который, увы, был гораздо более тяжёлым, уже в это время, и склонялся в сторону печени, с каждым годом — всё ниже. И переломным для него стал... как раз 1921 год, а говоря точнее — его грань, 31 декабря. Потому что с 1-го января 1922 года Сати стал уже другим, совсем другим. Больным, старым и умирающим человеком, который с трудом находил прежние силы ... против самого себя и прочих людей.
И только начиная с 1923 года лёд затрещал и понемногу тронулся. Очень понемногу. Сначала появилась кое-какая Меблировочная музыка, две-три мелочи, заказанные американцами с лёгкой руки Мийо (исполнена не была, но зато оплачена — достаточно щедро), крошечный вокальный цикл «Фигляры» (Ludions) и ещё ... какой-то странный дивертисмент — для светского приёма графа де Бомона. Пожалуй, этот дивертисмент не стоил бы упоминания, если бы не его заказчик. Граф де Бомон. Только ради него, пожалуй, и стоило сказать: да, дивертисмент. Потому что он — был. Пора кончать слова, не так ли? Последний год Сати принёс больше, чем предыдущие пять, вместе взятые... И опять здесь вынужденно появляется это подлое слово — заказ. Контракт. Гонорар. Как его ни назови, а всё — ничем не лучше доски, стиральной. А затем — ещё имена, появляются. Граф де Бомон. И Рольф де Маре. Эти двое (своим участием, вниманием и деньгами, достаточно скромными, и не более того) оказали для окончания этой статьи неоценимую услугу. Причём, оба ради того — разорились. Первый — частично, а второй — полностью. Приятно себе представить этот дуэт, втроём, — как любил повторять Сати, впрочем, совсем по другому поводу.
Однако все балетные и режиссёрские выходки & находки далеко превзошёл дадаистский кинофильм «Антракт» тогда только начинающего режиссёра Рене Клера, в котором (между прочим и между прочими) снялся сам Сати (в кратком эпизоде пролога). Однако наибольшим его достижением стало, конечно, не это... Специально для музыкального сопровождения немой киноленты Сати написал особенным образом организованную партитуру (для небольшого оркестра или большого ансамбля), в которой необычайно остроумно применил свои открытия в области «меблировочной музыки». Используя принцип повторяемости отдельных звуковых ячеек и тематических фраз, Сати предоставил возможность дирижёру (прямо в момент исполнения) длить музыкальный отрезок ровно столько времени, сколько было нужно для сопровождения конкретной сцены или отрывка фильма, а затем переходить — к следующему повторному эпизоду. Эта партитура, написанная глубоко больным человеком, который уже не мог нормально есть и с трудом передвигался, превозмогая боли, тем не менее, не несёт на себе ни малейшего отпечатка болезни. Ещё один прорыв, пускай даже и местного значения. И ещё одна предтеча, — не более того. « Откройте глаза! Это же просто нормандский нотариус, пригородный фармацевт, гражданин Сати из Совета Аркёя, старый приятель Альфонса Алле и кантор Розы и Креста. » [14] Что же касается премьеры балета «Спектакль отменяется», то после неё вражеская пресса и вовсе отвязалась на всю «катушку». Чего стоил один Ролан-Манюэль, господин Леви́ (тоже немало обязанный своему старому, старому учителю), который опубликовал статью с говорящим названием «Прощай, Сати!»[2] Пожалуй, теперь в самую пору было «Je retire», но уже по чужому приглашению... В результате «Отменённый спектакль» выдержал несколько представлений, и уже к новому, 1925 году «Шведские балеты в Париже» в лице Рольфа де Маре объявили о своём банкротстве и ликвидации. Сразу после премьеры Сати, уже совсем больной, тихо..., очень тихо (по-английски, чтобы не вспоминать о Шотландии) «Je retire» в Аркёй. Однако долго он там уже находиться не смог. Пронизывающий холод и сырость парижской зимы завершили дело, начатое циррозом печени. Ослабевший Сати заболел ещё бронхитом и воспалением лёгких, одно поверх другого, и все трое — поверх него одного. Этот груз оказался уже непосильным.
В начале января друзья, поздно спохватившись, вывезли совсем ослабевшего мэтра в Париж. Несколько дней, (и каких ужасных дней!) — почти неделю кошмаров Сати провёл в «Гранд Отеле» с окнами видом на «Гранд Опера». Затем заботу о нём взял на себя граф де Бомон, опять этот граф. Он снял палату, целую палату, комнату номер 4 в павильоне Гейне парижского госпиталя Сен-Жозеф. Это было очень поэтично. Здесь Эрик Сати, слабея с каждым днём, провёл ещё сто тридцать два дня. За это время его успели посетить почти все..., кому он позволил. Вокруг были художники и женщины. Наконец-то, получилось как он любил: прекрасная картина, прекрасное общество, прекрасное Ничто... после всего! Константин Бранкузи приносил ему собственноручно сваренный бульон, Жорж Брак кормил с ложечки, Пабло Пикассо и Лео Сюрваж меняли мокрые простыни... Валентина Гюго носила пачки носовых платков... для последних соплей мэтра.
1914-1924 (список)
Комментарии
Источники
Привхожддение0. Эрик Сати. Список сочинений почти полный. Предуведомление.1. Эрик Сати. Список сочинений почти полный. Часть первая (1884—1899)2. Эрик Сати. Список сочинений почти полный. Часть вторая (1900—1913)
Внешние материалы
« styled by PersonatoR » |