Королева четырех королевств/Глава 3 Политик

← Глава 2 Супруга

"Королева четырех королевств" ~ Глава 3 Политик автор Zoe Lionidas

Глава 4 Победительница →

Содержание 1 Новый союзник 2 Париж 2.1 Падение королевы Изабеллы 2.2 Трудная осень 1417 года 2.3 Парижский мятеж и бегство дофина 3 Лотарингия. Первая большая победа 4 Италия и Прованс 4.1 Прованс 4.2 Италия 5 Гибель Жана Бесстрашного 5.1 Пьер де Жиак и его достойная супруга 5.2 В Монтеро, где Йона низвергается вниз 6 Катастрофа 7 … И ее продолжение 8 Битва за Анжу и рождение наследника английского престола

Новый союзник

Жан V Бретонский.. Жиль Гобе «Герцог Жан V в облачении Ордена Золотого Руна». - «Статуты, ордонансы и гербовник Ордена Золотого Руна» - KB 76 E 10 f. 057V — ок. 1473 г. - Королевская библиотека. - Гаага, Нидерланды</span>

Положение молодой богатой вдовы таило в себе множество угроз. Не раз случалось, что алчные соседи, едва дождавшись, пока истечет срок траура, похищали вдов, чтобы силой принудить их к новому замужеству и тем самым присвоить принадлежавшие им земли. Также нередко случалось, что сюзерен или просто богатый рыцарь-разбойник, положивший глаз на «жирный кусок», заключал вдову под стражу, чтобы силой вынудить ее «подарить» свое владение. Женское регентство при малолетних сыновьях также зачастую пробуждало в крупных вассалах страсть к независимости, или желание прибрать опеку к своим рукам, а в мелких — не менее непреодолимое желание освободиться от законной узды, и вступить в войну с ближайшим соседом.

К счастью для нашей героини, ее земли предпочли сохранить традиционную верность анжуйскому дому. Старшему сыну, Людовику, исполнилось уже 13 лет, Жан Беррийский был годом старше, когда его определили правителем целой провинцией. Однако, времени терять было нельзя.

Как мать и государыня, Иоланда в первую очередь должна была обеспечить будущее своих детей и своих владений, а также поспособствовать тому, чтобы ее будущий зять со временем занял французский престол. С апреля по июнь 1417 года она проводит в непрерывных разъездах между Анжером, Сомюром, Луденом и Шиноном — все в герцогстве анжуйском или в ближайшем соседстве. Ее старший сын, Людовик, мечтает о покорении Италии, так как после смерти Ладислава Дураццо, последовавшей тремя годами ранее, ситуация становится благоприятной для того, чтобы вновь попытать счастья в борьбе за неаполитанский трон? Прекрасно. Иоланда немедленно заключает мир с Генуей, разрешает территориальные споры с герцогом Савойским, обеспечивая таким образом прочный тыл для будущей экспедиции. Следующим ее внимание поглощает Прованс — эта база для любого итальянского похода, наведя порядок в местной администрации и управлении, королева Сицилийская может быть спокойна, с этой стороны можно не ожидать удара в спину.

Для будущего королевства, государем которого станет ее зять, первым и неотложным делом является отражение английской атаки. В самом деле, если в прежние времена (а война эта тянется уже больше полувека), англичане довольствовались набегами и разграблением отдельных областей, сейчас энергичный Генрих V планирует ни много ни мало занять Париж и надеть на себя французскую корону. Трезвомыслящая и расчетливая Иоланда прекрасно понимает, что отпор англичанам невозможно дать в полной мере, пока страна сама по себе разорвана междоусобицей между арманьяками и бургундцами. Гражданскую войну следует прекратить любым способом, как можно скорее. Необходимо искать возможности любой ценой заключить договор о мире с герцогом бургундским, не имеет значения, верить ему или не верить, любить или ненавидеть. Политика — это искусство подчинять себя необходимости. В конце концов, бургундец — внук короля Иоанна Доброго, следует воззвать к его чувству патриотизма, к его чести, ежели у него таковая осталась, он не может отдать престол своего деда англичанину.

Пытаться напрямую завязать переговоры — вряд ли возможно, бургундец еще не забыл оскорбления, нанесенного Людовиком Анжуйским его дочери. Для того, чтобы злопамятный и мстительный герцог хотя бы выслушал анжуйские предложения, требуется посредник, причем такой, от чьего мнения отмахнуться будет затруднительно. Иоланда выбирает на эту роль герцога бретонского.

Жану V Бретонскому, прозванному «Мудрым» в это время 27 лет. Сын Жана IV «Доблестного» и Жанны Наваррской, он прекрасно говорит и по-английски и по-французски, да и по географическому положению его владения равно граничат с обеими землями. При дворе в Нанте говорят на обоих языках, его отец сам был женат на англичанке — Марии Плантагенет, дочери Эдуарда III. Мать Жана Бретонского, Жанна Наваррская после смерти его отца (в 1399 году) также вышла замуж за англичанина — Генриха Болингброка, в том же году узурпировавшего английский трон под именем Генриха IV.

Надев на себя бретонскую герцогскую корону в том же, богатом на события 1399 году, Жан V все еще полагает свой трон недостаточно прочным. Когда-то его отцу пришлось вести тяжелую борьбу за наследство, против Карла Блуа — супруга своей племянницы, которая имела определенные права по причине старшинства, хотя в бретонском праве мужчины обладали преимуществом в наследственных делах и потому герцогская корона досталась Жану IV. Эта распря вылилась в кровопролитную войну между кланом Пентьевров, представлявшим интересы искомой племянницы, Жанны-Хромоножки, и семейством Монфоров, к которому собственно и принадлежал новый герцог. Монфоры победили, чтобы как-то примирить своих противников с поражением, последним были предоставлены места в герцогском совете и право на богатые владения. Пентьевры затаились, однако, полного доверия к ним новый герцог не питал (и как покажет дальнейшее, поступал совершенно правильно). Кроме того, положение между молотом и наковальней само по себе заставляло выбрать самую безопасную линию из возможных, бретонец тянул время, изворачивался, отделывался пустыми обещаниями от обоих королей, старавшихся склонить его на свою сторону, и выжидал, когда победитель определится уже окончательно и бесповоротно.

Именно этого сложного человека Иоланда выбирает на роль посредника. В Нант, к Жану Монфору отправляется гонец, и вот первый успех, герцог бретонский благосклонно принимает приглашение своей «дражайшей кузины» и все в том же трагическом апреле 1417 года появляется в Анжере. Королева Сицилийская в трауре по мужу, однако, это не мешает ей оказать бретонцу самое широкое гостеприимство. Наконец, после обмена вежливыми приветствиями, трапезы и отдыха, за плотно закрытыми дверями, хозяйка и гость переходят собственно к цели визита. К возможности склонить бургундского герцога на сторону французов бретонец настроен достаточно скептически, он вновь напоминает Иоланде, как зависим Жан Бесстрашный от торговли с Англией… но попробовать можно, пусть и без полной гарантии успеха. Сам он также не намерен воевать ни на чьей стороне, в конечном итоге, Иоланде удается добиться от него не более чем согласия не препятствовать в сепаратных переговорах между Англией и Анжу, в обмен на что королева Сицилийская обязывается не препятствовать ему в таких же сепаратных переговорах с Англией. Результат более чем скромный, и все же результат. Иоланда не привыкла опускать руки, даже если каждый шаг вперед дается с огромным трудом. Неторопливо, но вполне целенаправленно королева продолжает гнуть свою линию: не желает ли бретонец в знак их в знак их доброго расположения друг к другу соединить браком свою дочь Изабеллу, пусть совсем еще ребенка, с младшим сыном Иоланды Карлом. Герцог не находит в себе сил отказать — брак с одной из могущественнейших семей страны слишком льстит его самолюбию. Договор подписывается тут же — этот объемистый документ скрывает в себе еще один, малозаметный с первого взгляда сюрприз. В нем неоднократно упоминается дофин Карл, неизменно обозначающийся как «сын короля». Герцог Жан подписывает, внутренне восхищаясь тонкой игрой своей собеседницы. По сути дела, подписью своей он подтверждает законное рождение и права на престол зятя Иоланды. Отлично продумано — если тому удастся выгнать вон завоевателей, герцог Жан всегда сможет напомнить ему об этой маленькой услуге. Если же нет — ну что же, договору между Бретанью и Анжу это не помешает. Соединить браком принца и принцессу предполагается по достижении последней 12-летнего возраста, (то есть в 1422 году), герцог дает за дочерью сто тысяч золотых экю в качестве приданого. В качестве изюминки на торте, договор визируется «согласием дражайшего нашего сеньора, сына и брата, дофина Вьеннского».

Париж

Арест Буа-Бурдона.. Неизвестный художник «Арест Луи де Буа-Бурдона». - «Histoire de Paris, Charles VI» - № 17-2 — 2001 г.

Падение королевы Изабеллы

Временно оставив нашу героиню, перенесемся вновь в Париж. Желая упрочить свою власть, графу Арманьяку следует держать под своим полным контролем короля, королеву и дофина. Карл прибывает в город в середине апреля, и Арманьяк немедленно приставляет к нему своих людей. Дофину предстоит обретаться при матери, в Венсенском замке, постепенно приготовляясь к своей будущей роли государя. Воспрепятствовать этому Арманьяк не может. Однако, пользуясь тем, что король впал в очередной приступ безумия, он собирается нейтрализовать королеву, которая все еще сохраняет немалое влияние на мужа, и кроме того, располагает немалой собственной казной, которая просто необходима Арманьяку для оплаты своих гасконских наемников.

Посему, 15 апреля 1417 года на глазах у юного Карла разыгрывается отвратительный спектакль. Надо сказать, что в отеле королевы не было недостатка в красивых молодых людях, и посему молва (быть может, недаром?) обвиняла ее фрейлин в более чем свободном поведении. Из подданных королевы следует назвать Пьера де Жиака, «рокового» красавца; уверяли, что он продал душу дьяволу, и Жоржа де ла Тремойля, бывшего бургундского придворного, пожелавшего ныне служить королю Франции. Оба в дальнейшем станут один за другим фаворитами короля Карла VII.

Шептались, что статный мэтр д’отель, Луи де Буа-Бурдон (или как часто пишут его фамилию, Буаредон), превратился в любовника самой королевы. Ситуация была и оставалась на уровне сплетен и слухов, никаких доказательств никогда явлено не было. Более того, несколько сомнительно, что обрюзгшая, одышливая Изабелла могла в ком-либо в это время возбудить любовное чувство, хотя французская корона, возможно имела свойство сделать привлекательной любую развалину. Коротко говоря, ситуация оставалась в подвешенном состоянии. Открыто обвинить королеву не отваживался никто, единственно, за несколько лет до того, религиозный фанатик вломился в отель королевы и бросил ей в лицо обвинение в том, что она позволяет своим фрейлинам слишком много и в плане богатой одежды, и в плане любовном. Продолжения ситуация не имела, непрошеного визитера заставили удалиться, и дело благополучно спустили на тормозах. Теперь же этой двусмысленностью пришло время воспользоваться.

Турский замок - тюрьма королевы Изабеллы.

Итак, в один далеко не прекрасный день, королеву уведомили, что король направляется к ней с визитом. Как требовалось по протоколу, навстречу высокому гостю был направлен почетный эскорт во главе с дофином и Луи де Буа-Бурдоном. Со свитой короля они встретились в Венсенском лесу. Дальнейшее нам известно исключительно из документов, восходящих к окружению Арманьяка, и потому не вызывающих к себе полного доверия. Итак, по официальной версии, Бурдон вместо того, чтобы сойти с коня, как этого требовал этикет, приветствовал монарха легким наклоном головы (или по другим сведениям, лениво помахал ему рукой). В следующую же минуту, по приказу оскорбленного монарха (или же, стоявшего за его спиной графа д’Арманьяка)? На глазах у 15-летнего юноши, стража под командованием Таннеги дю Шателя стащила Бурдона с коня, и препроводила в Бастилию. Здесь мэтр д’отеля немедленно подвергли пытке «кобылой» пытаясь добиться от него признания в интимной связи с королевой. Допросы и пытки продолжались ночь напролет, ничего в результате не дав. Приходилось довольствоваться тем, что есть. На следующее утро, Бурдона зашили в кожаный мешок с надписью «Дорогу королевскому правосудию» и бросили в Сену.

Королева, которую Арманьяк обвинил в супружеской неверности по приговору короля (который вряд ли понимал, что подписывает), по настоянию королевского совета, где опять же заправлял Арманьяк и его присные, 18 апреля была присуждена к ссылке в Блуа (позднее ее перевезут в Тур) с более чем скромной свитой. Ее казна отходила к Арманьяку. Несчастный дофин, которого глубоко потрясла эта сцена, всем своим существом чувствует, что из него пытаются сделать разменную карту в игре политических хищников. В отчаянии он зовет на помощь свою «добрую матушку», желая хотя бы на время вырваться из пропитанной ненавистью и предательством атмосферы Парижа. Иоланда не остается глуха к просьбам зятя. Она тут же диктует самое невинное с первого взгляда письмо, в котором просит его отпустить дофина в герцогство турское, где ему, как наследнику безвременно почившего старшего брата, надлежит председательствовать на церемонии открытия генеральных штатов Пуатусского графства в Сомюре. Одним ударом наша героиня, как водится, убивает двух зайцев: ее воспитанник хотя бы временно вырывается из ядовитой атмосферы интриг и заговоров, и одновременно получит отличный урок, как следует вести себя принцу и как следует держать себя в отношении подданных. Арманьяка не слишком радует выпустить наследника престола из-под своей опеки, однако, отказать Иоланде, одной из важнейших союзниц его партии, возможностей нет. Кроме того, в столице неспокойно. 25 апреля Жан Бесстрашный, не собирающийся отказываться от своих планов, направляет очередное послание Университету и Парламенту, в которых клятвенно обязуется если ему удастся взять в руки государственную власть, навсегда освободить парижан от любых налогов и поборов в казну. Все та же демагогия его отца в действии; однако сия недостижимая морковка производит на парижан то же действие, как на приснопамятного осла. Столица глухо волнуется, выжидая лишь удобного момента, чтобы сбросить с себя тираничную власть арманьяков.

1 июня дофин прибывает в Тур. По приказу Иоланды, ему устраивают торжественную встречу, под шитым золотом балдахином, на чистокровном коне, Карл дефилирует через весь город к базилике Сен-Мартен, где его уже дожидается королева Сицилийская, вновь с глубоким поклоном именующая его «своим сеньором». Здесь же он председательствует на торжественной церемонии, облаченный в соответствующие случаю царственные одежды. 14 июня дофин, вернувшись в столицу, получает от отца назначение «капитаном» (то есть военным губернатором) столицы, взамен почившего Жана Беррийского.

Этим же летом ему предстоит еще одна миссия — успокоить граждан вечно фрондирующего Руана, не желающих принимать у себя королевских солдат. Город заявляет, что по необходимости сам сможет противостоять англичанам, и не желает терпеть у себя солдатского разгула и тратиться на солдатский постой. Руанцы глубоко ошибаются, но еще не знают об этом. Сейчас же дофину удается в зародыше пресечь нарождающийся бунт и успокоить страсти. Он проявляет при том недюжинные дипломатические способности — Иоланда может быть довольна своим учеником.

Трудная осень 1417 года

Турский собор Сен-Гатьен. Здесь произошло освобождение королевы Изабеллы..

Война между тем продолжается. Генрих V наголову разбивает французский флот при Ла-Хог и 1 августа новая английская армия высаживается в устье реки Тук, чтобы завершить покорение Нормандии. В скором времени захвачены Кан, Лизье, Байе, Алансон. В это время как Жан Бесстрашный во главе своей армией вновь угрожает Парижу. Ему удается подчинить своей власти несколько городов и взять столицу в настоящую осаду, практически перерезав снабжение по реке. «Дневник Парижского горожанина» сохранил для нас воспоминание об голоде и лишениях, свирепствовавших в это время в столице.

Арманьяк сделал непростительную ошибку, выпустив королеву из рук. В середине осени, в Туре, где ей порядком успело надоесть аскетическое существование, Изабелла налаживает тайную переписку со своим бывшим врагом, прося помочь ей вырваться из цепких рук графа Бернара. Нам неизвестно, кому принадлежала инициатива в разработке плана освобождения, однако, зная апатичность и безвольность королевы Франции стоит предположить, что бургундец и здесь проявил требуемую сметку, в то время как Изабелла Баварская жадно ухватилась за протянутую к ней руку помощи. 2 ноября 1417 года, когда под каким-то предлогом королева выговорила себе соизволение помолиться в местном соборе, причем сопровождать ее должна была сравнительно небольшая охрана, бургундцы одним ударом рассеяли стражу, после чего Жан Бесстрашный триумфально увез королеву с собой в Труа, где для нее организовано было подобие двора и «теневого» совета, должного противостоять парижскому правительству. Кроме того, ушлый бургундец уверял всех, кто желал его слушать, что тиранический Арманьяк держит в плену короля и дофина, и уже потому следует принять все меры к их «освобождению».

Труа. В скором времени этот город приобретет печальную славу..

В том же ноябре Иоланда без лишнего шума прибывает в Париж, на встречу с королем Карлом VI. Верная сиделка, Одетта де Шампдивер проводит ее к королю, окончательно превратившемуся в тень самого себя, осунувшегося и измученного болезнью. Однако, сейчас у него период просветления, и говорить с больным монархом можно и нужно. Вежливо но твердо королева Сицилии убеждает Карла, что ему следует письменно подтвердить права своего младшего сына после смерти отца занять французский престол. Король соглашается с ее доводами, и желаемый пергамент оформлен по всем правилам и скреплен королевской подписью.

Между тем английское наступление продолжается, под ударом может оказаться Мэн — наследственное владение анжуйских герцогов. Иоланде удается выхлопотать у больного короля разрешение на сепаратные переговоры с врагом. Весь конец 1417 года для королевы Сицилийской и ее нового союзника — Жана Бретонского — проходят в напряженных переговорах с Генрихом Английским. Из Анжера в Нант и затем в английский лагерь один за другим скачут гонцы, один из них, в те времена скромный дворянин Пьер де Брезе, позднее сыграет выдающуюся роль в истории Франции. Наконец, в начале следующего 1418 года, у Генриха V удается добиться письменной клятвы, что ее владения не будут затронуты английской экспансией.

Одновременно Иоланда не покладая рук продолжает хлопотать, чтобы противоборствующие партии арманьяков и бургундцев заключили между собой хотя бы недолгое перемирие, чтобы наконец иметь возможность дать отпор общему врагу. Ее усилия наконец-то приводят к первому успеху, в начале марта 1418 года переговоры начинаются в монастыре Ла-Томб, в Монтеро «где Йонна низвергается вниз». В скором времени этот город приобретет более чем мрачную славу… но мы снова забегаем вперед. Сторону «короля» (то бишь, графа Арманьяка) представляют 16 человек, большей частью духовные, среди них архиепископ Реймсский Реньо де Шартр, будущий советник дофина, епископ Парижский, доверенное лицо королевы Сицилийской Жан Луве, и наконец, канцлер дофина Робер Масон. Сторону королевы (то бишь бургундского герцога) представляют также 16 человек, ее возглавляет архиепископ Сансский, в качестве помощника его сопровождает личность, которой предстоит оставить более чем мрачный след в истории Франции — Пьер Кошон, будущий судья и палач Девы Франции. Переговоры начинаются в марте и продолжаются без перерыва в течение 60 дней. Ближе к концу к французам присоединяются посланцы нового папы, Мартина V — раскол церкви наконец-то преодолен! При их посредстве удается выработать компромисс. Герцогу Бургундскому будет открыт путь в Париж, и обеспечено место в королевском совете, королева также сможет вернуться в столицу. Арманьяк сохранит свое место при короле, теневое правительство в Труа будет распущено, и бывшие враги начнут борьбу против англичан, соответственно на севере и на юге страны.

Парижский мятеж и бегство дофина

Убийства на парижских улицах.. Марсиаль д'Овернь «Парижский мятеж 1418 года». - «Вигилии на смерть короля Карла VII», - Fr.5054, fol. 58 - Национальная библиотека Франции, Париж.

Весть о том, что мир наконец-то заключен, вызывает в Париже, уставшем от бесконечных распрей настоящее торжество. Впрочем, не тут-то было. Графа Арманьяка и его присных текст договора приводит в настоящее бешенство, канцлер короны Анри де Марль прямо на заседании королевского совета заявляет дофину, который занимает место своего отца, вновь впавшего в безумие, что не собирается скреплять коронной печатью подобный договор. Дофин теряется, как обычно, чужая сильная воля подавляет его, зато вместо наследника престола ответ дает Париж. Весть о том, что «арманьяки не желают мира» мгновенно распространилась в городе, вызывав всеобщее возмущение. Париж, измученный голодом, холодом и эпидемиями — коротко говоря, всем, что сопутствовало тогдашним войнам, жаждал одного: прочного мира и спокойствия; желательно при условии победы герцога Бургундского. Ничего удивительного, что в городе мнговенно сложился анти-арманьякский заговор.

Некий Перрине Леклерк, сын торговца железом, ухитрился вытащить ключи у своего отца, несшего службу при воротах Сен-Жермен. Бургундцев загодя уведомили о произошедшем, и в ночь с 28 на 29 мая 1418 года, отряд по руководством любимца парижан сеньора де л’Иль Адама, подкрался к воротам. Леклерк при поддержки пары своих столь же молодых друзей, раскрыл их перед осаждавшими, и вот уже те с победными криками «Богородица! Бургундия!» рассыпались по улицам. Навстречу им выскакивали парижане, вооружившиеся кто чем мог — в дело шли ржавые мечи, вертела, и даже палки, в считанные часы арманьяки были выбиты из города. Канцлера Анри де Марля выволокли из постели, Бернар д’Арманьяк скрылся в подполе, где его обнаружат лишь два дня спустя.

Таннеги дю Шатель, опытный военный, вовремя успел понять, что произошло. Он жил на правом берегу Сены, в отличие от прочих жертв, и потому имел в своем распоряжении несколько больше времени. Никем не узнанный, он ворвался в королевскую резиденцию — отель Сен-Поль, выволок из постели ничего не понимающего дофина, набросил на него сорочку, и в таком виде вывел наружу. Возле ворот Сент-Антуан, их уже ждали двое из свиты, столь предусмотрительно приставленной Иоландой к своему воспитаннику: Робер де Масон и Жан Луве. Первый отдал дофину своего коня, и тот галопом ускакал прочь из мятежной столицы в Мелён — под защиту гигантских стен. Это поспешное бегство спасло его от неминуемого плена. Последние арманьяки скрылись в Бастилии. Два дня спустя Таннеги дю Шатель и Барбазан возглавили контратаку против бургундцев, однако силы были неравны, и более того, плохо организованные защитники Бастилии не вовремя отвлеклись на разграбление купеческих лавок, расположенных на улице Сент-Антуан, прилегавшей к крепости. Ожидаемое подкрепление от дофина так и не появилось, разуверившись в возможности вернуть себе столицу, Карл предпочел не рисковать. Его верные слуги и его невеста Мария Анжуйская попали в плен к герцогу Бургундскому.

Въезд бургундцев в столицу.. Марсиаль д'Овернь «Въезд бургундцев в столицу». - «Вигилии на смерть короля Карла VII», - Fr.5054, fol. 51 - Национальная библиотека Франции, Париж.

Город вновь захлестнула волна анархии, вплоть до 12 июня продолжались погромы и убийства, достаточно было кого угодно объявить «арманьяком», как возбужденная толпа громила его дом, убивала всех, кого могла разыскать, «Парижский Горожанин», описывая эти события, с негодованием отмечает, что трупы валялись на улицах — устрашения ради их запрещалось хоронить, причем с убитых срывали даже белье, «ежели была малейшая надежда его продать». Женщин топили в реке и выбрасывали в окна; 12 июня кто-то пустил панический служ, что пленных арманьяков желают освободить, после чего тюрьмы были разгромлены, захваченные в плен канцлер де Марль и граф д’Арманьяк растерзаны толпой. Нагой труп Арманьяка со спиной, из которой вырезан был длинный кусок кожи, должный изображать белый шарф его партии, в течение нескольких дней таскали по улицам и наконец выбросили в отхожее место. Новый прево Парижа и сам герцог Жан ничего не могли поделать с разбушевавшейся толпой.

13 июня Жан Бургундский вместе со своей новой союзницей королевой Изабеллой торжественно въехал в город. Толпа бурно приветствовала их, многие плакали от счастья. Наступало вожделенное время бургундского мира… все его «прелести» парижанам предстоит в скором времени оценить.

В первую очередь герцог Жан Бесстрашный рапорядился полностью восстановить мясников в их правах, разрушенная было Большая Бойня, стала отстраиваться вновь. Город временно успокоился, но притихшее было возмущение 20 августа вспыхнуло вновь, казалось, что грабежам и убийствам не будет конца. Чтобы наконец навести в городе порядок, герцог пошел на хитрость. Собранное по его приказу городское ополчение должно было выступить против арманьякского Мелёна. Едва оно удалилось от города, главные зачинщики беспорядков (среди них был и парижский палач Капелюш) были схвачены и казнены. Вернувшееся войско остановилось перед запертыми воротами, и вынуждено было полностью разоружиться.

Теперь в руках герцога Жана были король и королева. Для того, чтобы полностью подчинить себе королевство, не хватало лишь заполучить к себе дофина. Анжуйский историк … рассказывает, что в это время юного Карла родители буквально засыпали письмами, требующими его возвращения. Отказывая им в повиновении (смелый шаг для той эпохи!) наследник объявил, что рукой его отца водит некто другой, в то время как король по причине «заключения и болести» (122) не отдает себе отчета в происходящем. Королева Изабелла якобы решила обратиться с той же просьбой к нашей героине, мотивируя свое желание тем, что наследник должен был оставаться при отце и матери, чтобы получить образование, соответсвующее его рангу. Ответ Иоланды стал легендарным:

Разделенная Франция.

Женщине, которая живёт с любовниками, ребёнок абсолютно не нужен. Не для того я его кормила и воспитывала, чтоб он помер под вашей опекою, как его братья, или вы сделали из него англичанина, как вы сами, или довели до сумасшествия, как его отца. Он останется у меня, а вы, если осмелитесь, попробуйте его отобрать.

Современные историки склоняются к мнению, что этого письма, многократно цитируемого в сочинениях прошлого и настоящего века никогда не существовало, и все вышеизложенное — не более чем легенда, которую анжуйский историк некритично внес в текст своей Хроники. Так это или нет, до конца неизвестна, однако, характер нашей героини эта маленькая история иллюстрирует более чем удачно.

Вместо того, удалившись в Турень, дофин организовывает вокруг себя «теневое» правительство, должное противостоять Парижу. В его состав входят все те же советники королевы Иоланды, так как Луве, Масону и дю Шателю чудом удалось вырваться из Парижа, к ним прибавляются еще Пьер Фротье, Гильом де Руссильон и Гильом де Нарбонн. Роль последнего будет особенно значимой… однако, мы опять забегаем вперед.

Между тем, королева Иоланда, будучи не из тех, кто опускает руки после неудачи, изо всех сил старается возобновить переговоры с герцогом Бургундским, прерванные столь внезапно. Арманьяка больше нет, препятствовать ей некому, почему не попробовать снова?… В начале августа под председательством дофина, рядом с которым на более чем представительном собрании присутствовали неизменный герцог бретонский Жан де Монфор, Людовик, старший сын королевы Иоланды, юный герцог Алансонский (ему было всего девять лет!) будущий начальник штаба Жанны, и множество иных светских и духовных феодалов. Основа договора оставалась прежней: места в королевском совете должны были быть разделены поровну, всем мятежникам дарована амнистия, после чего арманьяки должны были начать войну против англичан к Югу от Сены, бургундцы соответственно, к северу. С готовым документом, Жан Бретонский отбыл к герцогу Бургундскому, который по причине эпидемии, свирепствовавшей в столице (неудивительно, после такой резни!) обретался в Провене. 16 сентября в Сен-Мор-де-Фоссе герцоги Бретонский и Бургундский, переговорив с глазу на глаз, поставили свои подписи, и «приказ короля» был при общем ликовании объявлен в Париже. В качестве жеста доброй воли, Жан Бургундский передал бретонцу Марию, дофину Франции, вместе с ее свитой. Девушка могла вернуться к матери, в то время как торжествующий бретонец отправился к дофину. Найти последнего было не так просто так как Карл постоянно перебирался с места на место, но в конечном итоге, поиски увенчались успехом — и тут неожиданное препятствие. Карл наотрез отказался подписывать договор. Наверное, королева Сицилии испытала немалую досаду от того, что этот строптивый мальчишка раз за разом проваливал все ее усилия. Впрочем, она сумела сдержать свой гнев. В конце концов, ему было всего пятнадцать, а не пятьдесят, в этом возрасте любое соглашение с врагом рассматривается как непростительная слабость… кроме того, договор предусматривал его возвращение в Париж, от чего дофин отказывался наотрез. Да и невозможно было постоянно держать наследника престола под своим непосредственным надзором, ему необходимо было самому учиться принимать решения. Другое дело, что королеве стоило задуматься, насколько окружение юного Карла годится для исполнения ею же намеченных целей.

Пока же ситуация временно успокоилась в патовом состоянии. Раздосадованный неудачей герцог Жан пытался добиться от короля, чтобы тот своим приказом лишил сына регентских прав, однако, особо в этом не преуспел. Франция состояла из трех частей: английской Нормандии, Бургундии и Парижа, находившегося под властью Жана Бесстрашного, и наконец, наибольшей части страны, лежавшей к Югу от Сены, по-прежнему сохранявшей преданность дофину. Арманьяки и бургундцы наперебой пытались склонить англичан на свою сторону — другое дело, что требование безусловного повиновения и признания «прав» Генриха на французский престол благополучно отталкивали тех и других. Победа англичан не была прочной; колонию в Арфлере основать не удалось, английские поселенцы в скором времени пожелали вернуться домой, и взбешенный король распорядился удерживать их силой. Армия Генриха, значительно ослабленная потерями и эпидемиями, не могла двигаться дальше, кроме того, в тылу у него достаточно успешно действовала французская группировка под командованием графа д’Омаля. Бургундцам требовалось утвердиться в столице, что давало возможность выиграть время. Пожалуй, несмотря на досадную неудачу с очередным договором, королева могла быть довольна. Приходило ее время действовать, и нанести удар Иоланда собиралась в самом неожиданном месте.

Лотарингия. Первая большая победа

Рене Анжуйский приносит присягу за свои новые владения.. Мастер Жанны Лавальской «Рене Анжуйский, приносящий вассальную присягу королю Карлу VI». - Отдельные листы из неизвестного манускрипта, известного под условным именем «Клятвы Рене Анжуйского» - AE II 481B — ок. 1455-1485 гг. - Национальный архив Франции. - Париж

Робер I Барский, дед Иоланды по материнской линии, имел обширные владения по обоим берегам реки Мёз. Левый берег, т. н. «зависимый Бар» считался французским владением, за которое герцог присягал на верность монарху этой страны, правый располагался на землях Империи, и соответственно, находился под сюзеренитетом местного владыки. Вновь обратим внимание читателя, что на левом берегу Мёза располагалась в те времена еще никому не ведомая деревенька Домреми… чье название через десяток лет будет на слуху у всей страны. Но мы опять спешим. Итак, Робер I имел пятерых детей. Кроме матери нашей героини, Виоланды Барской, еще нескольких дочерей и сыновей. Тяжба за наследство тянулось уже много лет, так как женщинам по местным обычаям наследование было разрешено наравне с мужчинами, 60-летняя Виоланда Барская пыталась добиться, чтобы брат Эдуард, ставший герцогом после смерти отца, уступил спорные земли ей. Впрочем, сейчас эта затянувшаяся семейная склока уже не имела значения, так как молодой герцог и его брат Генрих сложили головы при Азенкуре, в то время как последним отпрыском герцогов барских по мужской линии был Людовик, давным-давно принявший кардинальскую шапку, и потому, конечно, неженатый и бездетный. Именно к этому осиротевшему старому кардиналу отправилась в гости наша героиня.

Изабелла Лотарингская, жена герцога Рене.. Неизвестный художник французской школы «Романтический портрет Изабеллы, герцогини Лотарингской, королевы Неаполя». - XVII в. - Галерея Уффици. - Флоренция, Италия.

Она прекрасно помнила эти места, в которых ей случалось гостить еще до роковой битвы. Тогда этот замок лучился весельем и молодостью, и несмотря на то, что королеве оказывали почет, как и полагалось ей по рангу, едва лишь только двери тронной залы наконец затворялись, и толпа придворных отправлялась восвояси, родственники вдоволь могли наговориться за общим столом, потчуя гостью вкуснейшим вареньем из крыжовника — настоящей гордостью этих мест. Сейчас замок опустел и затих, комнаты затянуты были траурным убранством. Престарелый кардинал отвел себе единственное жилое крыло, все остальное постепенно утопало в пыли и затхлости. Именно в эту печальную атмосферу попала деятельная Иоланда, и после коротких привествий немедленно приступила к делу.

Кардинал мечтает о наследнике? Такой имеется, это ее второй сын, Рене. В нем течет кровь герцогов Барских, и кроме того, он молод, недавно вошел в совершеннолетний возраст и вполне способен поддержать блеск старинного владения. Престарелый клирик выслушал племянницу с явным интересом. Идея была весьма соблазнительна… вот только сосед, герцог Лотарингский, верный клеврет бургундца. Как он отреагирует на подобное?

Ну что же, Иоланда заранее продумала, как обойти это препятствие. Ее следующей остановкой стало герцогство Лотарингское. Герцог Шарль, выросший при бургундском дворе с ранних лет сдружился с Филиппом Смелым и его сыном. Ему довелось бок о бок сражаться с Жаном Бесстрашным при Никополисе, и в распре арманьяков и бургундцев, он, конечно же, непоколебимо оставался на стороне последних. Убедить его было не так-то просто, почти невозможно… однако, как говорит известное меткое выражение «талант тем и отличается от посредственности, что умеет отличить невероятное от невозможного». Королева Иоланда отправилась к нему, основательно подготовившись.

У Лотарингского герцога не было сыновей. Потому старшая из двух девочек, большеглазая Изабелла должна была после смерти отца унаследовать его владение, что делало ее одной из самых завидных невест в королевстве. Конечно, было весьма опрометчиво действовать «в лоб», надеясь, что из множества претендентов герцог выберет сына заклятого врага Жана Бесстрашного… однако, существовали и другие соображения.

Итак, Иоланда направилась в столицу Лотарингии, где герцог Карл принял ее со всей предупредительностью, которую требовал от него этикет, а также со всеми почестями, полагающимися ее высокому рангу — празднества, пиры, турниры… однако, за всем этим чувствовались (да и не могли не чувствоваться!) холодность и отчуждение. Иоланду это не смутило. Оставаясь один на один с герцогом, она повела разговор издалека. Не правда ли, его давней мечтой было слить в одно владение герцогство барское и его собственные земли? Барский герцог также согласен на это, при условии что… о дальнейшем, читатель, вы догадаетесь сами. Для большей убедительности, Иоланда, узнав от своих соглядатаев, что Лотарингский герцог без ума от своей молодой любовницы — Алисон дю Мей (добавим от себя, неизвестными путями попавшей на эти земли), которая уже успела подарить ему двоих детей — а всего их будет пятеро — с не меньшим искусством принялась обрабатывать герцогскую даму сердца. Неизвестно, как ей это удалось — деньгами, или дружеским расположением, несомненно льстящим сердцу авантюристки — однако, дело было сделано. Перед напором с двух сторон Карл Лотарингский не устоял. Соответствующие документы были подписаны в замке Фуг, неподалеку от лотарингского Тула, 20 марта 1419 года, причем Карл Лотарингский отныне объявлял Рене своим единственным наследником, при условии, что тот женится на его старшей дочери. Два герцогства отныне должны были соединиться в одних руках, свадьба была назначена на Троицын день следующего 1420 года. Торжествующей Иоланде оставалось только изъявить свое согласие, что она и сделала в двух письмах, официально заверенных ее личной печатью, на одном из которых также стоит письменное согласие ее старшего сына Людовика.

Туше! Причем туше мастерское. Земли Лотарингии и Бара клином врезались во владения бургундского герцога, разделяя их пополам. Именно на эти земли он издавна вынашивал планы, ради них он ввязался в тяжелую войну с арманьяками, желая наконец-то присоединить замкнуть круг своих владений. Теперь его ставили перед фактом: вожделенное владение арагонская ведьма элегантно уводила из-под носа, и что еще хуже, отыне их владельцем (причем владельцем молодым и деятельным!) становился сын Людовика Анжуйского, более того, Жан Бесстрашный терял одновременно с тем одного из сильнейших своих союзников. Но бессильный гнев бургундца уже не мог ничего изменить.

Италия и Прованс

Прованс

Собор Сен-Совер, Экс-ан-Прованс.

Прошло уже четыре года с тех пор, как Иоланда посещала свои владения в Провансе. Ее присутствие становилось совершенно необходимым: для улаживания мелких споров и разногласий, проверки счетов, и наконец, для того, чтобы превратить эту самое южное из своих владений в оплот для будущего завоевания Неаполя. Титул королей Сицилийских, высший из тех, который носили наследники анжуйского дома де-юре ставил их на одну ступень с самыми могущественными европейским монархами, и уже потому ни отказываться от этих земель, ни превращать подобный титул в пустопорожний набор звуков никто не собирался.

Памятуя об огромной цене, в которую обошлась прошлая экспедиция, а также о том, что ее покойному супругу пришлось ради покрытия издержек продать два баронства, королева Иоланда поставила себе целью не повторить подобной ошибки. Обходиться требовалось своими силами, опираясь на доходы, ординарные и чрезвычайные налоги с собственных земель. Прованс приносил их в достаточном количестве. Топкие приморские болота из года в год поставляли дорогую соль — пользовавшуюся стабильным спросом как во Франции, так и в прилежащих странах, кроме того, графы Прованские, полагаясь аллодиальными владельцами, имели право чеканить собственную монету а также своей волей взимать чрезвычайные налоги, т. н. «вспомоществования», в то время как в остальных землях подобное было невозможно без особого разрешения сюзерена. Кроме того, прованские графы получали стойкий доход с баналитетных мельниц и печей, налогов на производство вина, крестьянский оброк и многое другое. 23 августа 1417 года, чуть более трех месяцев после смерти супруга, Иоланда вынесла свое первое решение как графиня Прованская. Благосклонно приняв в Анжере делегацию представителей Генеральных Штатов Юга под руководством местного сенешаля, она согласилась отменить непопулярную судебную реформу, принятую супругом, но в качестве компенсации за эту уступку, обязала всех должностных лиц этого владения иметь жительство в Эксе (где за ними проще было присматривать), и запретила устоявшуюся практику купли и продажи должностей. Более того, за предшествующие годы ей удалось даже несколько округлить свои владения, купив Мариньян у соседа — Франсуа де Бо.

Предполагается, что перед отъездом в Прованс она имела долгую и более чем серьезную беседу со своим зятем, пытаясь несмотря ни на что вразумить упрямое чадо, что война с бургундцами для его будущего королевства — смерти подобна, и мира следует добиваться всеми возможными способами, уступив все, что можно уступить кроме верховной власти. Что в политике не место эмоциям, капризам и тому подобному, поддавшись каковым проще простого погубить и себя и свое государство. Чадо вразумляться не желало. Карл прекрасно умел отмалчиваться, соглашаться на словах и далее поступать по своему. Вывести его из состояния упрямой убежденности в своей правоте было невозможно. Однако, несмотря ни на что, Иоланде удалось добиться от него согласия хотя бы встретиться и выслушать посланников Жана Бесстрашного (а еще лучше, его самого!). Ну что же, первый шаг был сделан, будущему королю так или иначе придется владеть собой. Пусть это произойдет как можно раньше.

Иоланда отбыла прочь, убежденная, что оставляет Карла в надежных руках ею же придирчиво избранных советников. Наверное, это была самая непростительная ошибка из всех, когда-либо совершенных этой прозорливой женщиной.

Итак, в июле 1419 года в сопровождении старшего сына, Иоланда отправилась на Юг и с обычной своей энергией принялась за дело. В первую очередь ей следовало посетить дворец в Тарасконе, и удостовериться, что работы закончены и вновь построенное здание соответствует достоинству коронованных особ. Оставшись удовлетворена результатом, она двинулась далее. Следующим шагом было принять присягу провансальских вассалов, которую им предстояло принести своего новому господину — Людовику III. Церемония со всей полагающейся в таких случаях пышностью прошла 1 сентября того же года. Один за другим провансальские бароны преклоняли колена перед молодым сеньором, «вкладывая свои руки в его, клялись в верности королю и графу своему на Св. Писании и получали поцелуй в уста». Королева-мать могла быть довольна — никто не уклонился от своей обязанности.

В качестве следующего шага, Иоланда позаботилась о том, чтобы поручить управление Провансом умному и знающему человеку. Ее выбор пал на Лижье Спора, епископа Гапского, получившего почетное звание канцлера Прованского, ставившего его на одну ступень с анжуйским коллегой. Для выслушивания жалоб и принятия важнейших постановлений, Иоланда позаботилась о том, чтобы раз за разом собирать верховный совет провинции — вслед за передвижениями королевы и ее семейства — 20 раз в Эксе, 9 в Тарасконе, трижды в Марселе и еще трижды в Пертюи. Для того, чтобы каждое из трех сословий получило в нем более-менее равные права, Иоланда постановила разделить места в пропорции 16 для дворян, 16 для духовных и 18 для третьего сословия (в то время как при жизни ее супруга, более половины мест отдано было дворянству).

Посланцы городов и местечек одолевали королеву просьбами о даровании им прав и вольностей, как хороший политик Иоланда терпеливо выслушивала их и уступала — в обмен на дополнительные налоги. В частности, марсельцам, уже много лет завидовавшим вольностям провансальской столицы Экса, в 1420 году она даровала право самим править суд, а также право на экспорт зерна, приносивший немалые прибыли. Кроме того, этот портовый и купеческий город, страдавший порой от произвола генуэзских и мальоркских пиратов, получил особое разрешение на то, чтобы в ответ на каждую пиратскую вылазку, также захватывать и грабить корабль соответствующего государства в гавани или в открытом море. Кроме того, вводя новые налоги, она предлагала им самим выбрать для себя наиболее подходящую схему платежа: прямую или косвенную, распределение подати и порядок ее уплаты. Как было не проникнуться уважением к своей королеве?

Италия

Портрет королевы Джованны II.. Неизвестный художник «Королева Джованна II». - Портрет из ряда гравюр, изображающих правителей Италии - XIX в. - Архиепископская библиотека Аннибале де Лео. - Бриндизи, Италия

Ситуация в самой Италии, также складывалась для анжуйцев достаточно благоприятно. После смерти Ладисласа Дураццо в 1414 году ему наследовала сестра Джованна II, ныне уже пятидесятилетняя и бездетная, вокруг которой немедленно начались интриги, заговоры и даже кровопролитные столкновения, посредством которых придворные партии пытались утвердиться у власти.

С точки зрения нового анжуйского герцога Людовика III эта ситуация раскола и подковерной борьбы вокруг слабой и недалекой королевы, предоставляла отличную возможность подчинить себе Неаполь. Подготовка к походу началась неспешно и основательно. Как было уже сказано, в первую очередь следовало озаботиться финансовыми вопросами. Королеве Иоланде, полностью поддерживавшей притязания сына, удалось собрать в Провансе в будущую походную казну в 100 тыс. золотых флоринов, из расчета 10 флоринов 29 су и 6 денье «с дыма» а также выговорить себе право на прибыль с соляных продаж в течение следующего десятилетия.

Кроме экономической, походу требовалась политическая поддержка. Изначально казалось, что все попытки Иоланды обеспечить своему сыну благосклонность нового папы Мартина V обречены на провал. Несомненно, для церкви и всего христианства представлялось великим благом покончить с многолетним расколом, низложив обоих соперничавших пап — Иоанна XXIII и Бенедикта XIII, для пущей острастки отлучив последнего от церкви. Беда была в том, что низложенный Иоанн XXIII всегда и во всем поддерживал анжуйских герцогов, и этой поддержки во что бы то ни стало требовалось добиться от его преемника.

Надо сказать, что еще двумя годами ранее, в августе 1417 года, когда на Констанцском соборе развернулись прения о том, как преодолеть раскол и наконец, соединить враждующие земли под управлением одного папы, Иоланда позаботилась делегировать на собор ловких прелатов, знатоков канонического и светского права с заданием во что бы то ни стало утвердить права Людовика III на неаполитанский престол. Вразумительного ответа в те времена получить не удалось, более того, также лишившийся власти Бенедикт XIII (заклятый враг анжуйцев) скрылся в одной из крепостей на территории ее родного Арагона, где сейчас правил уже новый монарх — Альфонс V — откуда низложенный папа во всеуслышание заявлял, что готов всеми силами поддержать Джованну, если она обеспечить ему безопасное возвращение в Италию.

Со своей стороны новоизбранный собором понтифик, Мартин V, в это время обретавшийся во Флоренции, откуда он собирался въехать в Вечный Город, также должен был каким-либо способом договориться с авантюристом из семейства Сфорца, удерживавшему в своих руках Рим. Ни для кого не было секретом, что Сфорца состоит на жаловании у королевы Джованны, и уже потому доводы анжуйцев принимались новым понтификом более чем холодно. Авантюристу и папе — удалось сторговаться между собой: в обмен на Рим и титул принца Салерского для своего брата, папа Мартин торжественно объявил Джованну королевой Сицилийской и Неаполитанской, и приказал своему нунцию Морозини торжественно короновать ее, что и было исполнено 28 октября 1419 года.

Конец всему? Вовсе нет, королева Иоланда была не из тех, кто впадает в отчаяние. Окружив соглядатаями непостоянных итальянцев, она выжидала удобного момента, и он скоро ей представился. Сфорца рассорился с королевой Джованной, которая вовремя не выплатила полагающегося ему вознаграждения, после чего тут же к нему явились анжуйские посланцы с предложением союза, и были выслушаны достаточно благосклонно. Папа Мартин V также был раздражен против королевы, не исполняла собственных обещаний; коротко говоря, Людовик Анжуйский, решив немедленно воспользоваться благоприятным моментом, сел на корабль и отбыл в резиденцию папы, предложив тому поддержать свою кандидатуру в качестве наследника бездетной королевы. Кондотьер Сфорца столь же немедленно выразил свое согласие, и папа тут же назначил анжуйца и его потомков наследниками королевы Джованны в случае, если у нее самой не будет законных детей. Развивая успех, провансальский флот блокировал Неаполь с моря, препятствуя подвозу продовольствия, в то время как Сфорца перекрыл все пути в город по суше. Очутившись в западне, Джованна призвала на помощь Альфонса Арагонского, который из Барселоны пристально следил за ситуацией, обещая усыновить его и сделать наследником своего королевства. Второй раз повторять это не пришлось, каталонские галеры в скором времени вошли в неаполитанскую гавань, и королева приказала открыть победителю ворота Нового Замка.

Иоланде снова пришлось временно воздержаться от прямого противодействия, выжидая, смогут ли ее противники поладить друг с другом. Как и следовало ожидать, этого не произошло, более того, нетерпеливый арагонец пожелал немедленно занять престол, не дожидаясь смерти своей приемной «матушки», и попытался бросить ее в тюрьму. Джованне удалось вырваться и скрыться в капуанской крепости, откуда она вновь призвала на помощь кондотьера Сфорца. Тот охотно откликнулся, и под надежной охраной препроводил королеву в Аверсу, откуда 1 июля 1423 года Джованна объявила во всеуслышание, что отменяет усыновление и принимает в качестве своего наследника Людовика III Анжуйского, даруя ему титул герцога Калабрийского, издавна полагавшийся в этом королевстве наследнику престола. Чистая победа!

Из Рима, опять же морским путем, Людовик, не теряя врмени, отбыл в Неаполь, где высадился 10 сентября 1423 года. Для того, чтобы закрепить успех и твердо противостоять арагонской угрозе, Иоланда поспешила заключить союз с герцогом миланским Филиппо Мария Висконти, сводным братом несчастной Валентины. В тот же день, находясь в пути, Людовик Анжуйский в присутствии многочисленных свидетелей подписал акт, закреплявший за матерью в его отсутствие власть регентши над всеми владениями анжуйского дома, власть, которая все эти годы и без того принадлежала ей по распоряжению супруга.

Иоланда могла быть спокойна, итальянские дела устроились самым лучшим образом. 20-летний Людовик мог вполне позаботиться сам о себе, хотя посланцы без перерыва поддерживали сношения между сыном и матерью, готовой в любую минуту прийти к нему на помощь. Но, так или иначе, освободившись от итальянских дел и благополучно проводив сына в путь, 26 июня Иоланда поспешила во Францию, куда призывали ее неотложные дела французской короны. Попросту говоря, новости полученные ей можно без всякого преувеличения назвать катастрофическими.

Гибель Жана Бесстрашного

Пьер де Жиак и его достойная супруга

Марсель Люповичи в роли Пьера де Жиака, Франсуаза Фабиан в роли его второй супруги Сцена из телефильна «Пьер де Жиак». - 1960 г. - Франция

Вернемся на четыре года назад, когда заботливая «матушка» покинула зятя в Меэн-сюр-Йевр, где тот обретался в окружении своего личного двора. Упорные попытки вбить в голову упрямцу, что договор с герцогом бургундским совершенно необходим для спокойствия государства, несмотря ни на что дали свои плоды. Превозмогая взаимное отвращение, дофин и Жан Бесстрашный все же встретились 8 июля 1419 года в Пуйи-ле-Фор. Пятичасовой разговор с глазу на глаз ни к чему не привел, да и не мог привести. Дофин Карл всеми фибрами души ненавидел этого выскочку, желавшего прибрать к рукам власть и прерогативы регента, Жан Бесстрашный со своей стороны не выносил наглого мальчишку, препятствующего исполнению его далеко идущих планов, при том, что считаться с ним приходилось при любом повороте событий. Коротко говоря, вернувшись в Корбей, где остановилась его свита, герцог находился в состоянии белого каления и порывался немедленно уехать прочь. Его остановили единственно уговоры «дамы де Жиак», к которой он питал непростительную слабость.

Остановимся на несколько минут на личности этой примечательной особы. Эта придворная красавица, в девичестве Катерина де л’Иль-Бушар, многим уже вскружила голову.

Ее нынешний супруг, Пьер де Жиак ради того, чтобы заполучить ее, пошел на откровенное преступление. Будучи в это время женат, он, видимо, поставил себе задачей во что бы то ни стало освободиться от постылой жены, не оставив при том следов. По крайней мере, его первая супруга, Жанна де Найяк погибла при более чем странных обстоятельствах. В документах того времени сохранилась следующая недвусмысленная запись: «Когда же супруга его проглотила яд (видимо, подмешанный в еду или питье — Прим. переводчика), он посадил ее за своей спиной на коня, и гнал до тех пор, пока она не потеряла сознания и упав, не разбилась насмерть». Все! Сумрачный красавец и соблазнитель Пьер де Жиак был теперь полностью свободен и открыт для нового брака, в который вступил достаточно быстро, игнорируя неизбежные в таких случаях толки. Ранее будучи доверенным лицом королевы Изабеллы, он сумел втереться в доверие к Жану Бесстрашному и теперь сопровождал его вместе со своей соблазнительной половиной. Следует заметить, что герцог Жан был далеко не монахом, и с удовольствием волочился за хорошенькими фрейлинами своего двора, но умелая «дама де Жиак» накрепко опутала его своими сетями. Судя по всему, ушлый супруг сам позаботился о том, чтобы пристроить ее в постель бургундцу, снисходительно наблюдая за тем, как одураченный герцог Жан становится рабом своей новой пассии. Трогательная парочка!…

В научной литературе иногда предполагается, что «дама де Жиак» действовала по приказу королевы Иоланды. Может быть и да, но в этом случае следует заметить, что наша героиня жестоко ошиблась со своей протеже, которая вместо того, чтобы содействовать примирению сторон, повела собственную игру, против воли королевы. Опять же, ситуация остается на уровне догадок, быть может, Иоланда не имела к этому никакого отношения, и оба супруга, незаметно стакнувшись с партией дофина сами разработали требуемый план, тем более, что Пьер де Жиак, не без содействия своей сговорчивой супруги, метил на роль ни много ни мало, фаворита при дворе будущего короля — в современной номенклатуре, это соответствовало бы посту премьер-министра, второго лица в государстве после собственно монарха.

Так или иначе, «дама де Жиак» сумела уговорить своего обиженного возлюбленного еще раз попытать удачи, и выслушать спешно направленных к нему посланцев дофина — Таннеги дю Шателя и Барбазана. Миссия их увенчалась полным успехом, «начавшись весьма недружественно, закончилась среди криков радости», и противоборствующие стороны условились о новой встрече на мосту Монтеро.

В Монтеро, где Йона низвергается вниз

Убийство на мосту Монтеро. Мастер молитвенников «Убийство герцога Жана Бургундского на мосту Монтеро». - Ангерран де Монтреле «Хроники» — VGG F 2, 184v. - Лейденская университетская библиотека. - Лейден, Германия.

Дофин со свитой пребывал в городе, в то время как герцог остановился на другом берегу реки в Брэ-сюр-Сен. Вновь посетивший его Таннеги, уверил, что «дофин будет весьма рад вас видеть и желает отныне действовать к полному вашему удовлетворению.» Временно успокоенный этими заявлениями, герцог дал своей свите приказ перебраться ближе к месту будущей встречи. Замок Монтеро был полностью подготовлен для их прибытия, и бургундцы с комфортом расположились внутри.

В это время на мосту Монтеро кипела работа. С обеих сторон его перекрыли барьерами, в середине устроено было легкое деревянное сооружение, должное скрыть договаривающихся от посторонних глаз. Осторожного герцога угнетало смутное предчувствие беды, однако Пьер де Жиак, верный рогоносец, клялся и божился, что все в полном порядке. То же самое подтвердил Таннеги, вновь прибывший для беседы. «Мы вверяем себя вашему слову», — сказал ему герцог Бургундский, как передают его слова хроники того времени. «Могущественнейший мой сеньор, я готов скорее умереть, чем предать одного из вас, — якобы ответствовал Таннеги. — Оставьте сомнения, я уверяю вас, что монсеньор не желает вам зла.» «В таком случае, мы полагаемся на Бога и на вас», — ответил ему Жан Бесстрашный.

Отдохнув несколько часов в отведенном для него замке, в полном соответствии с договором, бургундец взял с собой десять человек свиты, вступил на мост. У первого барьера его встретил анжуец Пьер де Бово. Присягнув герцогу, и удостоверившись, что он и его люди вооружены единственно мечами, он поднял барьер. От другого берега, навстречу герцогу шел Таннеги дю Шатель, дружески похлопав его по плечу бургундец сказал, обращаясь к своей свите: «Вот человек, которому я себя доверяю». Это были его последние слова.

Среди французских и бургундских хроникеров нет согласия в том, что произошло далее. Ясно только, что герцог, как и полагалось по этикету, опустился на колени перед дофином, затем, словно по некоему знаку, Таннеги схватил боевой топор, и крикнув «Пора!» с силой опустил его на голову бургундцу. Позднее, пытаясь оправдаться в содеянном, Карл уверял, что почувствовал угрозу своей жизни, однако, скорее всего, дофин в этом случае солгал. Так или иначе, на мост со стороны французов хлынули вооруженные люди, и с криками «Бей! Бей!» накинулись на потрясенных бургундцев. Оливье Луайе и Пьер Фротье пронзили мечами уже бездыханное тело герцога Жана, его свита практически полностью оказалась в плену, за исключением Жана де Нефшателя, вовремя ударившегося в бегство, и Пьера де Жиака, благополучно присоединившегося к придворным дофина. Его достойная половина, в то время когда прочие бургундцы со всей спешкой вскочили на коней и поскакали прочь, боясь также быть захваченными и убитыми, как ни в чем не бывало, осталась в своих покоях и позднее благополучно соединилась со своим супругом. Торжествующие победители отсекли герцогу правую руку, в точности так, как он поступил когда-то со своей жертвой — Людовиком Орлеанским. Если бы не вмешательство духовных, тело швырнули бы в реку.

Позднее, открещиваясь от случившегося, король Карл VII будет валить всю вину на «дурных советчиков», но положа руку на сердце, вряд ли он сам в те времена возражал против такого поворота событий. Оно понятно, что неопытным, зато горячим и нетерпеливым юнцам хотелось не договариваться, а как следует «врезать» своему противнику, и этот способ действия казался единственно правильным и достойным. А ведь можно было подумать. Хотя бы о том, что в государственной политике в отличие от уличной драки правитель отвечает не только за себя, но за тысячи и тысячи безвестных людей, которым придется кровью заплатить за его жажду мести. И кроме того, принять во внимание все возможные последствия; хотя бы то, что герцог Жан поступив подобным образом, отнюдь не добился желаемого, и повторять ту же ошибку было как минимум неумно. Куда там.

Несложно представить себе потрясение королевы Иоланды, когда очередной вестник, скакавший день и ночь, загоняя коней, спешно доставил ей известие о катастрофе. По сути дела, погибло все, что она так долго и старательно выстраивала, и дофин Карл наконец-то являлся глазам этой проницательной женщины в своем подлинном виде: мстительный, лживый, любитель мелких пакостей. И вот из этого неблагодарного человеческого материала ей приходилось ныне, сцепив зубы, пытаться вылепить — пусть не великого монарха, но все же достойного, способного победить в этой войне, удержать государство от распада и привести его вновь в цветущее состояние, в котором Францию оставил его дед — Карл Мудрый. Самое удивительное, читатель, ей это удалось. Конечно же, обстоятельства во многом способствовали этой удаче, но даже самыми лучшими шансами нужно уметь вовремя воспользоваться.

Существует легенда, будто некий монах, чье имя в истории не сохранилось, однажды показал королю Франциску I проломленный череп Жана Бургундского, сопроводив это следующим комментарием: «Сир, через это отверстие англичане проникли в страну». Воистину так!

Катастрофа

Позорный договор в Труа.. Труасский договор, подписанный королем Франции Карлом VI и королем Англии Генрихом V. - AE-III-254.jpg — май 1420 г. - Национальный архив Франции. - Париж.</span>

Казалось, что дофин в первую минуту сам испугался того, что сделал. Не сумев или не пожелав воспользоваться даже коротким смятением, которое наступило после смерти герцога, он написал несколько отчаянных писем: сыну убитого, Филиппу, оправдывая себя, так как по его словам он вынужден был действовать из самозащиты, против герцога, угрожавшего ему убийством. Те же, не слишком убедительные оправдания он повторил в своем письме к парижанам, заклиная их сохранять верность своему законному сеньору. Все увещевания, как и следовало ожидать, пропали зря. Карлу предстояло убедиться, что мертвый герцог Жан был еще опаснее для него, чем живой. Вся северная Франция отвернулась от убийцы. Возмущенные бургундцы, парижане, обитатели Фландрии, Артуа, Парижа требовали достойного наказания для убийцы.

Новый герцог бургундский, Филипп III, позднее прозванный Добрым не торопился. Этот холодный и умный человек собирался взвесить все «за» и «против» прежде чем сделать решительный шаг. Его ярость и боль утраты проявились в один только миг, когда он ворвался к жене, Мишель Французской, младшей дочери безумного короля с воплем «Ваш брат убил моего отца!» Нервное потрясение для принцессы оказалось столь жестоким, что в скором времени ей предстоит от него умереть.

Однако, после этого единственного порыва, Филипп Бургундский, приказав изготовить для себя и супруги полагающееся случаю траурное платье, заперся в своем дворце, и в течение месяца не показывался на публику, тщательно обдумывая свой следующий шаг. По сути дела, он прекрасно понимал, что появление англичан изменяет всю политическую карту страны. Времена его отца, желавшего безраздельно править Францией от имени безумного Карла VI прошли безвозвратно. Теперь ему противостоял деятельный и умный английский король, явно не собиравшийся выпускать власть из своих цепких рук. С другой стороны находился французский дофин — слабый, сомневающийся, неопытный, по трезвому размышлению, вряд ли можно было ожидать, что он одержит верх в подобном противостоянии. Посему выбор представлялся достаточно ясным: примкнуть к английской партии, сохранив себе достаточную свободу, чтобы по возможности выступить арбитром между двумя сторонами, и сохранив определенную дистанцию и свободу маневра, добиться максимума для герцогства бургундского, а там… чем черт не шутит? Превратить его в королевство, независимое от их обоих.

Филипп, как и его будущая противница Иоланда, раз поставив перед собой цель, шел к ней до конца. Посему, его первым шагом было возобновить связь со слабохарактерной королевой Изабеллой, так как тень, еще остававшаяся от французского короля требовалась, чтобы придать тому, что будет добыто по праву сильного хотя бы внешний законный лоск.

В качестве первого шага новый герцог бургундский 23 октября 1419 года впервые явился перед народом церкви Сен-Вааст, в Аррасе, на траурной службе в честь своего предательски убитого отца. С ног до головы одетый в черное, он и в дальнейшем сохранит привязанность к этому цвету, так и не сняв траура вплоть до своей смерти.

В канун рождества того же года, герцог Бургундский, встретившись в нормандской столице — Руане, с английским королем, подписал с ним договор о вступлении в войну на стороне англичан, обязуясь сохранять с ним союзнические отношения против всех, за исключением короля Карла VI, а после его смерти, присягнуть в верности англичанину — если тому, конечно же, удастся занять французский престол. Генрих со своей стороны обещал содействовать свершению правосудия над убийцами Жана Бесстрашного, и всех, заподозренных в этом преступлении без лишних слов передавать в руки своего нового союзника.

В январе следующего 1420 года Филипп во главе внушительного отряда из 2 тыс. конных отправился в Труа, где в это время обретались король и королева французские. Бургундцы представляли собой достаточно примечательное зрелище: кони и всадники затянуты были в черное, над головами солдат реяли черные флаги. 17 и 19 января Карл VI безропотно подписал приказы, направленные против дофина. В этих бумагах молодой Карл «отцеубийца, разрушитель и враг государства, виновный также в оскорблении величества», официально лишался права наследовать трон после смерти родителя. Вместо него имя и права наследника предназначилсь Генриху Английскому. Нам неизвестно, понимал ли старый король, что именно он подписывает, или его рукой водила жена, готовая на все ради безопасной и обеспеченной старости.

Свадьба Генриха V и Катерины Французской.. Неизвестный художник «Генрих V и Катерина Валуа». - Жан Шартье «Хроника Франции или Хроника Сен-Дени». - Royal 20 E. vi, f. 9v — ок. 1487 г. - Британская библиотека. - Лондон.</span>

21 марта к французских монархам присоединился Филипп Бургундский, несколько дней спустя в Труа прибыли посланцы английского короля, и наконец, в Троицын день туда же явился собственной персоной Генрих V. Во главе 12-тысячной армии торжественно въехав в город, он отдал протокольные почести королю и королеве французским, после чего легисты обеих сторон перешли к составлению договора, который потомки окрестят «позорным». В согласии с ним, Генрих Английский должен был жениться на дочери французского монарха — Катерине (договор скрупулезно оговаривал ее денежное содержание и почести, полагающиеся как королеве английской, а также вдовью долю, на которую она могла бы претендовать в случае скоропостижной смерти супруга). В качестве зятя французского короля, Генрих признавался его «возлюбленным сыном» и наследником престола, в то время как «так называемый дофин» навсегда отстранялся от трона «за величайшие и ужаснейшие злодейства, совершенные в сказанном королевстве Французском» (то есть попросту говоря — за убийство на мосту Монтеро), кроме того, новоявленный наследник обязывался вести с ним войну до последнего солдата, чтобы таким образом принудить к повиновению. Более того, по причине королевской «невозможности к правлению» Генриху немедленно передавались права регента над королевством. Король и королева французские сохраняли свои титулы и пусть номинальную, но все же власть, вплоть до кончины, после чего Франции как отдельному государству, следовало исчезнуть с европейской карты, превратившись в автономию с собственным управлением и обычаями — но в составе единого англо-франузского королевства. 21 мая 1420 года Карл Французский поставил под этой бумагой свою подпись.

Немедленно во Франции оживился и стал повсеместно распространяться мерзкий шепоток, будто «на самом деле» дофин не является сыном короля Франции, чего не было (да и не могло быть!) упомянуто в договоре, но вот таким … дипломатическим способом Карл избавлялся от навязанного ему бастарда. Трудно сказать, имелась ли у подобных сплетен реальная основа — но на молодого Карла, запершегося в своем замке, эти довольно грязные измышления подействовали угнетающе. Страх, что он действительно не сын своего отца будет пресладовать его еще много лет. Пока же…

Это был высший триумф Генриха Английского, повторить который ему уже будет не дано. Северная Франция с готовностью признала власть английского монарха, да положа руку на сердце, разоренная, голодная, охваченная огнем пожаров, усеянная трупами, с полями, заросшими сорной травой и лесами, захватившими когда-то плодородные пажити, и волками, рыскавшими по ночам даже в столице, она готова была признать кого угодно, лишь бы он был достаточно силен, чтобы прекратить бесконечную войну. Впрочем, всеобщее согласие было далеко не идиллическим. Так 19 февраля 1422 года, когда герцог Бургундский въедет в Дижон, городские чиновники наотрез откажутся вслед за ним повторить присягу королю английскому, и капитулируют после долгих переговоров и пререканий, при условии, что в соответствующий документ будет внесена оговорка, что они действуют исключительно повинуясь приказу своего герцога.

Но вернемся. 2 июня 1420 года, в полном соответствии с договором Генрих Английский женился на Катерине Валуа. Конечно, он не знает, и не может знать, что вместо того, чтобы принести ему французский трон, эта женщина похоронит его собственную династию. С точки зрения короля английского, все идет самым лучшим образом.

С формального «разрешения» короля Карла соединенные англо-бургундские войска выступили на Монтеро, чтобы занять город, и отобрать у «арманьяков» тело Жана Бесстрашного, похороненного в скромной могиле. В скором времени город пал, и траурный кортеж, к которому герцог Филипп не решился присоединиться из страха перед «дофинистскими бандами», продолжавшими рыскать вокруг столицы, отбыл в Париж, чтобы оттуда направиться в столицу герцогства. Парижский Горожанин, чей знаменитый Дневник сохранился до нашего времени, с болью описывает, как своего любимца оплакивал Париж, как в затянутую траурным крепом церковь шли и шли люди, и тысячи свечей горели неугасимо дни и ночи рядом с телом убитого. Из столицы, как было уже сказано, тело Жана Бесстрашного будет перевезено в монастырь Шамптоль по соседству с Дижоном, где под председательством его вдовы найдет себе вечное успокоение в роскошном мраморном саркофаге по соседству с могилами предков.

Филипп Бургундский в это время вместе со своим новым союзником осаждал Мелён, где заперся один из самых преданных полководцев Иоланды, приставленных ею к дофину — Арно де Барбазан. Город пал после четырех месяцев упорного сопротивления.

1 декабря того же года Генрих Английский вместе с королем Карлом торжественно вступили в Париж. Опять же из рассказа Горожанина мы знаем, что желая расположить к себе победителя, городские старейшины приказали выкатить бочки с лучшим вином, которые следовало преподнести ему в дар. Генрих со всей холодностью принял подношение, давая понять жителям столицы, что считает их побежденной стороной.

Несколько дней спустя в королевской резиденции, отеле Сен-Поль, в присутствии обоих королей и виднейших представителей города вслух был зачитан Договор, после чего, приняв клятву верности у представителей знати, горожан и духовенства, Генрих объявил о своем желании обложить их новым чрезвычайным налогом, а собранные деньги потратить на войну с «так называемым дофином». Какая насмешка! Парижане встали грудью за дело бургундца, привлеченные несбыточной мечтой об освобождении от всяческих налогов. Теперь в течение всего англо-бургундского владычества им предстоит стонать под тяжестью бесконечных сборов и поборов, которые Горожанин в своем Дневнике меланхолично оправдывает тем, что «людям на роду положено страдать»!

… И ее продолжение

Бретонцы против бретонцев. Жан Кюливье «Битва при Оре». — «Песнь о Бертране Дю Геклене» - Yates Thompson 35 f. 90v. - ок. 1380-1382 гг. - Британская библиотека, Лондон.

Впрочем, Филипп Бургундский вслед за своим союзником, не собирался останавливаться на достигнутом. 23 декабря по ходатайству его матери Маргариты Баварской вкупе с ним самим, все в том же отеле Сен-Поль под председательством обоих королей судебная палата вынесла постановление, осуждающее «так называемого дофина» и его сообщников. Огласив полный список этих последних — Таннеги дю Шатель, Жан Луве, виконт де Нарбонн, Арно де Барбазан и т. д., бургундский адвокат Николя Ролен потребовал, чтобы они доставлены были в Париж, где их «с обнаженными головами, и свечами в руке», следовало прогнать по всем крупным перекресткам и площадям Парижа, в течение трех дней, «включая субботу или же праздники», и заставить громкими голосами каяться в совершенном преступлении. Самому «так называемому дофину» следовало явиться в город и предстать перед судом, под страхом в противном случае быть навсегда изгнанным из королевства.

Естественно, являться на суд дофин не собирался. В конце 1419 года, придворные Карла, желая помочь своего другу и господину развеять мрачные мысли, не покидавшие его с момента убийства на мосту Монтеро, предложили совершить путешествие по французскому Югу. В самом деле, ну его этот Север, если он желает принадлежать английскому королю и бургундским герцогам — вольному воля. Тем важнее привязать к себе Юг, а что может быть лучше для этого, чем личный визит правителя к счастливым подобным вниманием подданным? Ушлый финансист Жан Луве взялся изыскать для этого средства, и в скором времени пышный кортеж двинулся в путь. Позади остались Лион, Сен-Флур, Вьен, Альби, Нарбонн, Безье… все города без исключения со всем гостеприимством принимали дофина и его двор. Один лишь Ним запер ворота перед убийцей Жана Бесстрашного, город пришлось осадить, принудить к сдаче и в знак наказания сравнять его стены с землей.

Однако, страх, этот худший из советчиков, продолжать мучить дофина. Юному ослу показалось недостаточно совершить одну глупость, под влиянием сиюминутных эмоций и страха оказаться покинутым союзниками, он решил прибавить к ней вторую.

Герой бретонской войны — Жиль де Рэ, будущий маршал «Синяя Борода». Элуа Фирмен-Ферон «Жиль де Лаваль, сир де Рэ» — «Галерея портретов маршалов Франции». Масло, холст, ок. 1835 г. Версаль, Франция

Как было уже сказано, колеблющийся герцог Бретонский тянул время, сохранял нейтралитет и всеми силами избегал того, чтобы связать себя с той или иной стороной, ожидая, на чью сторону окончательно склонится победа. Полагая, что сильная бретонская армия, продолжавшая оставаться в бездействии, способна помочь ему уравнять силы против англо-бургундского союза, дофин настойчиво пытался перетянуть Жана Бретонского на свою сторону. Тот по обыкновению уходил от прямого ответа, отмалчивался, и правильно истолковав это затянувшееся молчание, дофин, по совету своего доброго «друга» Оливье де Блуа принял наихудшее из возможных решений. Как опять же было сказано, в бретонском герцогстве было далеко не спокойно. Партия претендентов на корону, во главе которой стояла умная и жестокая Маргарита Клиссон, вдова графа де Пентьевра, вовсе не собиралась мириться со своим поражением. Ее партия практически бездействовала, совершая лишь короткие налеты на владения Монфоров и разоряя их держателей так как не имела достаточной надежды на победу. Эту надежду сумел вдохнуть в них юный Карл, пообещав свою поддержку в случае переворота, причем в случае удачи, новый герцог (старший сын Маргариты) должен был немедленно объявить войну англичанам.

Воспрявшие духом Пентьевры согласились на все условия. В феврале 1420 года, якобы для пира, должного служить дальнейшему примирению сторон, герцога Жана Монфора пригласили в замок Шамптосё. 13 февраля, не подозревая ловушки, герцог отправился в гости в сопровождении скромного эскорта всадников. У моста через речку Диветт его уже ожидала загодя приготовленная засада, после чего пленника, скованного по рукам и ногам, водворили в подземную тюрьму, где изо дня в день, угрожая смертью, вымогали отказ от герцогской короны. Результат столь подлой выходки оказался, ясное дело, обратным тому, что ожидали главные его участники.

Бретань, возмутившаяся пленением своего правителя, причем правителя достаточно любимого народом — взялась за оружие. Бессмысленная резня продолжалась около двух лет, после чего партия Пентьевров-Блуа потерпела полное и сокрушительное поражение. Помощь дофина, как и следовало ожидать, ограничилась ободряющими словами; единственное, единственное, что тот смог поставить себе в заслугу — возможность выжившим после разгрома сторонникам Пентьевров бежать к нему в Шинон. Среди сторонников законной власти, взявшихся за оружие, чтобы добиться освобождения герцога Жана, мы увидим доверенное лицо королевы Иоланды — Жана де Краона. Старый дипломат и воин, чьи предки в течение нескольких поколений преданно служили Пентьеврам, неожиданно переменил лагерь и встал на защиту законной власти. Сам или по приказу своей повелительницы? Мы этого не знаем. Единственное, что можно сказать, что в 1422 году, для свадьбы его внука — знаменитого Жиля де Рэ, который позднее снискает себе мрачную славу под именем Синей Бороды, а в те времена 17-летнего, королева Иоланда распорядиться привезти в бретонский замок Шалонн, чтобы придать свадьбе соответствующую пышность размах, гобелены с изображением Апокалипсиса, те самые, что когда-то украшали стены церкви, во время ее собственного венчания.

И вот наконец Тараскон, дворец герцогов анжуйских. Здесь все было готово к приему высокого гостя — стол накрыт для банкета, замок празднично разукрашен, придворные надели свое лучшее платье. Критическим взглядом Иоланда окинула подъезжавшее к воротам сборище попугаев, увешанное драгоценностями и выряженное шелка, которое возглавлял собственной персоной дофин на снежно-белом коне, весь в золоте, под золотым балдахином, под звуки труб. В завершение нелепости, над процессией реял целый лес французских знамен.

При виде своего приемного «сына» и будущего зятя Иоланда испытала смешанные чувства. Конечно же, она позаботилась принять его со всеми полагающимися почестями, однако, оставшись с ним наедине дала волю своему гневу, что — заметим — случалось с ней достаточно редко. Уже не стесняясь никого и ничего, она строго отчитала наследника престола за бессмысленное убийство Жана Бесстрашного, которое не могло принести королевству ничего кроме беды, за ссору с бретонцами… короче говоря, за все, благополучно отправившее в тартарары ее усилия по достижению мира. Не было забыто и нелепое платье, в котором перед ней предстал будущий король, еще более скандальное, в то время как страна его разорена, и обескровлена. Сутулый юноша слушал ее опустив голову, замкнувшись в упрямом молчании. А что ему было говорить? Высказав все, что накипело, королева Иоланда сменила гнев на милость вновь стала «доброй матушкой», какой он помнил ее с детства, заставив Карла несмело улыбнуться в ответ. Он нуждался в ее поддержке, умная королева понимала это лучше чем кто-либо. Путешествие закончилось вскоре после этого, и дофин вернулся в Бурж, в замок, доставшийся ему после смерти герцога Жана Беррийского. Вскоре после возвращения он узнал о договоре в Труа, и о том, что отныне он больше не наследник престола и не регент королевства французского, но изгнанник, вынужденный спасаться бегством от более сильного противника.

Битва за Анжу и рождение наследника английского престола

Битва за Ле Ман - один из эпизодов анжуйской войны. Мастер Английской Хроники «Битва за Ле-Ман». — Марсиаль Оверньский «Вигилии на смерть короля Карла VII». - конец XV в. - Français 5054, fol. 32v. - Национальная библиотека Франции, Париж.

Иоланда в свою очередь не собиралась сдаваться. Ее занимали совершенно иные заботы. 14 октября 1420 года союз 11-летнего Рене и столь же юной Изабеллы Лотарингской стал явью. В отличие от своего нетерпеливого зятя, королева вполне разумно воздержалась от того, чтобы подталкивать кардинала Барского к прямому вступлению в войну. Всему должно было быть свое время, а умный политик должен уметь ждать. В отличие от.

Королева располагала отличной шпионской сетью, состоявшей из монахов, большей частью францисканцев, монахинь-кларисс и наконец, представителей т. н. терциариев — формально остававшихся мирянами, но принимавших на себя определенные монашеского типа обеты. Надо сказать, что представители духовного сословия в те времена пользовались столь непререкаемым уважением, что могли практически беспрепятственно проникать повсюду, в том числе в лагеря противоборствующих армий. Пользуясь этим, Иоланда могла достаточно надежно составить себе впечатление о состоянии умов в Северной Франции. Как и следовало ожидать, договор в Труа был принят неоднозначно. Жители многих городов, вслед за дижонцами, отнеслись к нему с неодобрением, в самом Париже англичан терпели как неизбежное зло, чтобы не оказаться в руках еще более ненавистных арманьяках. При европейских дворах попрание порядка престолонаследия вызвало резкую негативную реакцию. Герцог Савойский готов был в любую минуту прийти на помощь анжуйцам, к чьей герцогине он испытывал давние дружеские чувства. Кастилия послала в помощь дофину свой флот, шотландцы, издавна не переносившие англичан, отправили ему же в помощь отлично подготовленное войско под командованием графа Бьюкена. Кроме того, в бретонской истории, куда столь неосмотрительно позволил втянуть себя дофин, также был один обнадеживающий момент: из плена, под честное слово, был отпущен Артюр де Ришмон, младший брат герцога Жана, опытный и умелый полководец. Короче говоря, ситуация была далеко не безнадежна, хотя по известным причинам, многое приходилось начинать сначала.

В это время герцог Кларенс, брат Генриха Английского, решил напасть на Анжу, откуда к дофину шли подкрепления и деньги. Сам по себе подобный ход представлялся вполне разумным, однако, самоуверенность и самодовольство англичанина погубили все дело. К анжуйцам, которыми командовал сеньор де Фонтен присоединился спешно отправленный дофином на помощь отряд под командованием маршала Франции Ла Файета вкупе с 4 тысячами шотландцев графа Бьюкена, которому тут же был дарован титул маршальский титул. Войска дофинистов соединились у городка Боже, неподалеку от Анжера.

В свою очередь, Кларенс, подступив к анжуйской столице, понял, что своими силами столь мощную крепость ему не взять. Расположившись лагерем в Бофоре-ан-Валле, неподалеку от Боже, 22 марта 1421 года, он едва успел сесть за обед, как разведчики, загодя посланные вперед, вернулись, ведя с собой четырех шотландских пленников. Узнав от них, что шотландское войско подходит к его лагерю, Кларенс загорелся идеей разбить его на марше, и немедленно вскочил на коня. Во главе полутора тысяч конных, в пылу нетерпения не дождавшись собственной пехоты, он вырвался вперед, и был наголову разбит. Герцог сражался с мужеством отчаяния, но его узнали по золотому венцу вокруг шлема, и некий оставшийся неизвестным анжуец насквозь пронзил его мечом. Такого жестокого поражения англичанам давно не пришлось испытать. На поле боя осталось 3 тысячи солдат, еще около пятисот оказались в плену.

Карл решив немедленно воспользоваться плодами своей победы, спешно собрал армию в 18 тыс. человек и подступил с осадой к Шартру. Генрих Английский, при вести о поражении и гибели брата спешно вернувшийся во Францию, поспешил ему навстречу с 28-тысячной армией. К счастью, уроки Азенкура и Креси не прошли даром, и у дофина хватило благоразумия, чтобы отступить.

6 декабря 1421 года Катерина Французская подарила мужу сына, в честь отца названного Генрихом. Существует легенда, будто Генрих-старший осведомился у лорда Фиц-Хью касательно места рождения сына, и услышав, что Генрих-младший появился на свет в замке Виндзор мрачно изрек: «Лорд Фиц-Хью, утверждают, что Генрих, родившийся в Монмуте, царствовал бы недолго, но многое приобрел. А Генрих, родившийся в Виндзоре много лет просидит на троне, и потеряет все». Скорее всего, история эта выдумана задним числом, так как сбылась слишком уж пунктуально. Внук безумца унаследовал психическое заболевание деда. Проиграв войну во Франции, он ввергнет свою собственную страну в жестокую распрю Алой и Белой розы.