Железная Маска/Глава 1 Молчание и слухи
Zoe (обсуждение | вклад) (→Расстановка сил) |
Dimetr (обсуждение | вклад) (→Расстановка сил: орфография) |
||
Строка 49: | Строка 49: | ||
Время Англии еще не пришло. Великой колониальной державой она станет много позднее, сейчас же режим [[ru.wp:Карл I (король Англии)|Карла I]] рухнул, увлекая за собой старый феодальный порядок. В стране все еще неспокойно, главенствующую роль играет лорд-протектор [[ru.wp:Кромвель, Оливер|Кромвель]], исподволь готовящий собственного сына к тому, чтобы занять после его смерти освободившееся властное кресло. Людовик дает у себя приют английским беженцам, выдает сестру казненного - [[ru.wp:Генриетта Стюарт|Генриетту]], за своего [[ru.wp:Филипп I Орлеанский|младшего брата]], и конечно же, старается сколь то возможно, поддержать на островах раздор и противостояние. | Время Англии еще не пришло. Великой колониальной державой она станет много позднее, сейчас же режим [[ru.wp:Карл I (король Англии)|Карла I]] рухнул, увлекая за собой старый феодальный порядок. В стране все еще неспокойно, главенствующую роль играет лорд-протектор [[ru.wp:Кромвель, Оливер|Кромвель]], исподволь готовящий собственного сына к тому, чтобы занять после его смерти освободившееся властное кресло. Людовик дает у себя приют английским беженцам, выдает сестру казненного - [[ru.wp:Генриетта Стюарт|Генриетту]], за своего [[ru.wp:Филипп I Орлеанский|младшего брата]], и конечно же, старается сколь то возможно, поддержать на островах раздор и противостояние. | ||
− | Германия также представляет из себя лоскутное одеяло из герцогств, графств и курфюрешств, бесконечно ссорящихся между собой. [[ru.wp:Тридцатилетняя война|Тридцатилетняя война]] окончательно обессиливает это эфемерное образование, принадлежащее в эту эпоху, согласно известному выражению «''скорее географии чем истории''». Время Германии еще впереди, а пока Людовик, воспользовавшись тем, что прижимистый [[ru.wp:Курфюрст|курфюрст]] [[ru.wp:Бавария|Баварский]], не выплачивает | + | Германия также представляет из себя лоскутное одеяло из герцогств, графств и курфюрешств, бесконечно ссорящихся между собой. [[ru.wp:Тридцатилетняя война|Тридцатилетняя война]] окончательно обессиливает это эфемерное образование, принадлежащее в эту эпоху, согласно известному выражению «''скорее географии чем истории''». Время Германии еще впереди, а пока Людовик, воспользовавшись тем, что прижимистый [[ru.wp:Курфюрст|курфюрст]] [[ru.wp:Бавария|Баварский]], не выплачивает положенного приданого за [[ru.wp:Елизавета Шарлотта Пфальцская|дочь]], успешно присоединяет к своей стране богатый Эльзас, уверенно отодвигая границы королевства на Восток. Польша, откуда прибудет [[ru.wp:Мария Лещинская|Мария Лещинская]], покорная и тихая жена [[ru.wp:Людовик XV|Людовика XV]], также представляет собой конгломерат владений, над которыми чисто номинально распространяется власть выборного монарха. В далекой России только что закончилось [[ru.wp:Смутное время|Смутное время]], на престоле первые [[ru.wp:Романовы|Романовы]] – [[ru.wp:Михаил Фёдорович|Михаил]], а за ним [[ru.wp:Алексей Михайлович|Алексей Михайлович]], прозванный «Тишайшим». В скором времени на свет предстоит появиться непоседливому и весьма пытливому мальчишке, который войдет в историю под именем [[ru.wp:Пётр I|Петра Великого]]; как мы увидим, найдутся желающие видеть в нем Человека в Маске. Но все это еще в будущем. |
− | Единственным облачком на горизонте для Франции остается могущественная Голландия, с которой столкновения идут с переменным успехом. Однако, неспокойно в самой стране. Король-Солнце мало уделяет внимания внутренней политике, вслед за ним финансовое | + | Единственным облачком на горизонте для Франции остается могущественная Голландия, с которой столкновения идут с переменным успехом. Однако, неспокойно в самой стране. Король-Солнце мало уделяет внимания внутренней политике, вслед за ним финансовое ведомство видит в народе единственно средство для пополнения казны, в ответ на что вспыхивает мощное повстанческое движение, известное историком под именем «[[ru.wp:Восстание гербовой бумаги|восстания гербовой бумаги]]». Бунт, конечно же, подавлен, но Людовик, вслед за свои далеким предшественником [[ru.wp:Филипп IV (король Франции)|Филиппом Красивым]], совершает все ту же ошибку: напрягая пружины государственной власти до предела, он приводит к их катастрофическому износу, лихорадочный блеск и величие уже в следующем поколении сменятся упадком; оба потомка великого короля будут ничтожествами, причем, голова последнего из них скатится под ножом гильотины. Но опять же, все это в будущем. А теперь, бегло ознакомившись с ситуацией, начнем наш рассказ. |
== «Молчание века» == | == «Молчание века» == |
Версия 03:39, 6 июня 2015
← Железная Маска | "Железная Маска" ~ Глава 1 Молчание и слухи автор Zoe Lionidas |
Глава 2 Голоса свидетелей → |
Содержание |
Несколько слов перед началом
|
Начиная эту работу, автор с прискорбием должен признаться своему читателю, что не любит XVII век. Все глубже погружаясь в историю этого противоречивого времени, автор не без ностальгии вспоминает Средневековье, когда любовь была любовью, ненависть ненавистью; а лицемери и хитрость имели вид столь незатейливый, что разгадать их было под силу даже ребенку. XVII век был жесток противоречив, а «кровь и розы» Средневековья сменились в нем золотом и опять же - кровью Нового Времени.
Начало эпохи Просвещения, рождение науки, современного взгляда на мир, того сегодня, которое каждый из нас может лицезреть прямо за своим окном, эпоха Просвещения недаром будет именоваться «железным веком» в мемуарах его представителей и потомков.
Золото Франции, пухлые амуры, холеные нимфы и дриады, во множестве резвящиеся на потолках дворцов, варварское великолепие Версаля и Сен-Клу, где «всякий предмет, не белого и не голубого цвета, должен быть вызолочен», пышные одеяния придворных дам и кавалеров, идеальные сады, где даже цветы и деревья обязаны были расти и выстраиваться в соответствии с идеальным порядком, предписанным на все времена. Французы того времени полагали себя обладателями абсолютного вкуса, прямыми и наиболее верными потомками древних римлян и греков – воспринимавшиеся в те времена как образцы идеального благородства. Античный стиль, античный дух, восхищение героями древности, игры в античных богов и богинь захватывают умы эпохи. Праздник нимф в Версале, многочисленные театральные постановки на греческие и римские сюжеты, столь же бесконечное множество раз их отражение в живописи, скульптуре, пластике. Театр как будто проникает в жизнь, театром становится само существование высшего класса, игрой – его жизнь от рождения до смерти. На французский язык переводятся латино- и грекоязычные произведения, во французскую поэзию входит гекзаметр, собирательство античных монет, медалей, гемм становится повальной, всепоглощающей модой.
И это же время непрекращающихся войн, грызни за мировое господство, колониальные захваты и лихорадочное грабительство новых земель, сопровождающееся порабощением и истреблением местного населения. Испанцы убеждены, что американские «дикари» вовсе не люди, но всего лишь высокоразвитые животные, которые по некоему природному капризу обладают речью; в самом деле, в Библии о них ни слова. А коли так – дозволено все. Например, зараженные оспой одеяла, от которых вымирают целые племена, изнурительный труд на плантациях сахарного тростника и золотых копях - с дикарями можно все! Впрочем, к чему мелочиться? Просвещенная Франция не отстает от южной соседки, правда, за неимением колоний, сосредотачивает свои усилия на европейском континенте. Король желает, чтобы протестантская Германия была отделена от его владений полосой выжженой, совершенно безлюдной земли. Воля монарха есть закон, и вот уже французские солдаты подвергают полному разрушению древний Гейдельберг, методично минируя каждый дом, каждую церковь, превращая городские стены и башни в груды камней. Согласно монаршему приказу, город недостаточно сравнять с землей, население должно быть изгнано прочь и караемо смертью за любую попытку вернуться в родные места. Не кажется ли вам, читатель, что у бесноватого фюрера и его современных поклонников были весьма достойные предшественники?
Впрочем, не следует сгущать краски. На фоне театральной жизни имущих классов и кровавого беспредела солдатни, жизнь реальная и полнокровная исподволь берет свое. Просвещение – век становления науки. Уже сделал свои первые открытия Ньютон, в науку и даже быт постепенно проникает новомодное электричество (пока еще как игрушка, но его время скоро придет…) Из плена старинной алхимии высвобождается новая наука – химия, изобретение Антони ван Левенгука настолько увлекает просвещенные слои, что даже невестка короля заказывает себе микроскоп (из ценных пород дерева, инкрустированный серебром!) и в личном кабинете часами зачарованно изучает в капле уксуса «зловещего вида змеюк». Цепкая хватка религии, казавшася необоримой в прошлые века значительно ослабла, в моде свободомыслие, критический взгляд на вещи и насмешки над темными суевериями прежних времен, исподволь прокладывает себе путь жадное желание познать мир, и вера во всесилие науки, которое уже в следующем веке даст свои первые плоды.
Уже заявил о себе гений Корнеля и Расина, создателей трагедии Нового Времени, уже Буало сформулировал правила классицистического театра, уже прозвучал заливистый смех Мольера, порой язвительный, не знающий жалости к лицемерам и лгунам, порой – добродушный и веселый. Уже Люлли создал новую французскую музыку, уже в архитектуре утвердился причудливый стиль барокко – и вот на этом сложном, причудливом, полном жизни и борьбы историческом фоне почти незаметно началась и столь же тихо закончилась трагедия Человека в Маске.
Вдумайтесь, читатель. Обычно, увлекшись загадкой без ответа, щекочущей наше любопытство и наше воображение, мы упускаем из вида всю трагичность судьбы этого человека. Без малого тридцать лет, из тюрьмы в тюрьму. Без права на собственное имя и лицо, без возможности даже словом перекинуться с теми, кто не был посвящен в тайну, без суда, без обвинения, , просто ради политической целесообразности. «Лучше пусть погибнет один человк, чем весь народ сгинет». Когда и о ком это было сказано – а все не теряет своей актуальности и в наши дни. Барон де Палето (о нем мы еще вдоволь поговорим ниже), был одним из одним из очень немногих, кто видел нашего узника без маски. Исподволь подглядывая через глазок камеры, ничем не выдавая своего присуствия, он видел, как этот человек, рано поседевший, в свои сорок лет выглядевший стариком, отбросил опостылевшую полумаску из черного бархата, широкими шагами мерял свою камеру – из угла в угол, раз за разом, словно дикий зверь. Что еще оставалось нашему узнику – гордость. Он хорошо умел держать себя на людях. Ни единого слова жалобы или отчаяния, спокойное достоинство человека, знающего себе цену, жадное любопытство к книгам (он прочитал все, что было в тюремной библиотеке от корки до корки), и особая набожность того, кто сумел примириться со своей судьбой. Набожность столь глубокая, что тюремщики были убеждены, будто под маской скрывается клирик. Мы знаем также, что король боялся этого узника – живого и мертвого; после его смерти все личные вещи, ему принадлежавшие, и даже обивка со стен и доски пола должны были быть сожжены перед лицом коменданта тюрьмы; из страха, чтобы Маска каким-либо хитрым способом не смог раскрыть свою тайну. Начиная эту работу, мы ставим перед собой задачу предоставить русскоязычному читателю – впервые в переводе на его родной язык – весь корпус документов, связанный с древней загадкой, ознакомить его со всем, что известно на данный момент европейской науке, и далее предоставить возможность самостоятельно поломать голову над старинной тайной.
Расстановка сил
|
Со времен Вольтера бытует утверждение, что во времена Маски «во Франции не пропал ни один значительный человек». Так кто же он был? Неужто у загадочного узника не осталось семьи, друзей, кого-то, озаботившегося его исчезновением? А если да, удалось ли уничтожить все следы? И в чем состояло загадочное преступление этого человека (преступление явно связанного с большой европейской политикой), что оно повлекло за собой столь жестокую кару?
Начиная долгое путешествие, читатель, давайте остановимся на расстановке сил на европейском континенте, которое может стать первой ниточкой, способной повести нас в нужном направлении. Итак, Франция. На троне Людовик XIV, король-Солнце, последний монарх этой страны, достойный титула правителя. Позади остались бурные времена религиозных войн, Фронды и борьбы вокруг престола, прекрасно знакомые нам по романам Дюма. Король Франции жаждет ни много ни мало, как мирового господства, в те времена понимаемого как главенство в Европе. Кажется, что сама судьба благоприятствует ему в этом. В самом деле, у Франции просто нет соперников на континенте. Когда-то могущественная Испания совершенно одряхлела, пресыщенная американским золотом, обескровленная инквизицией. На троне этой страны сидит несчастный полуидиот Карл II, жертва близкородственных браков, неспособный даже есть обычным для другого человека образом из-за искривленной нижней челюсти. Людовик ждет его смерти, чтобы посадить на престол собственного внука – Филиппа, хотя, из-за противодействия сопредельных стран подчинить Испанию не удастся, внук Людовика начнет династию Бурбонов, потомки которой занимают испанский престол и сейчас.
Италия представляет из себя лоскутное одеяло, состоящее из множества небольших и просто крошечных владений герцогов и графов, беспрестанно враждующих между собой, а также со Святым Престолом, который также не желает упустить возможности округлить свои владения. Людовик будет упорно пытаться отодвинуть границы Франции к Югу, путем захватов или покупок пытаясь присвоить себе часть итальянской земли. Мы увидим, как эти попытки сыграют свою роль в истории Узника в Маске.
Время Англии еще не пришло. Великой колониальной державой она станет много позднее, сейчас же режим Карла I рухнул, увлекая за собой старый феодальный порядок. В стране все еще неспокойно, главенствующую роль играет лорд-протектор Кромвель, исподволь готовящий собственного сына к тому, чтобы занять после его смерти освободившееся властное кресло. Людовик дает у себя приют английским беженцам, выдает сестру казненного - Генриетту, за своего младшего брата, и конечно же, старается сколь то возможно, поддержать на островах раздор и противостояние.
Германия также представляет из себя лоскутное одеяло из герцогств, графств и курфюрешств, бесконечно ссорящихся между собой. Тридцатилетняя война окончательно обессиливает это эфемерное образование, принадлежащее в эту эпоху, согласно известному выражению «скорее географии чем истории». Время Германии еще впереди, а пока Людовик, воспользовавшись тем, что прижимистый курфюрст Баварский, не выплачивает положенного приданого за дочь, успешно присоединяет к своей стране богатый Эльзас, уверенно отодвигая границы королевства на Восток. Польша, откуда прибудет Мария Лещинская, покорная и тихая жена Людовика XV, также представляет собой конгломерат владений, над которыми чисто номинально распространяется власть выборного монарха. В далекой России только что закончилось Смутное время, на престоле первые Романовы – Михаил, а за ним Алексей Михайлович, прозванный «Тишайшим». В скором времени на свет предстоит появиться непоседливому и весьма пытливому мальчишке, который войдет в историю под именем Петра Великого; как мы увидим, найдутся желающие видеть в нем Человека в Маске. Но все это еще в будущем.
Единственным облачком на горизонте для Франции остается могущественная Голландия, с которой столкновения идут с переменным успехом. Однако, неспокойно в самой стране. Король-Солнце мало уделяет внимания внутренней политике, вслед за ним финансовое ведомство видит в народе единственно средство для пополнения казны, в ответ на что вспыхивает мощное повстанческое движение, известное историком под именем «восстания гербовой бумаги». Бунт, конечно же, подавлен, но Людовик, вслед за свои далеким предшественником Филиппом Красивым, совершает все ту же ошибку: напрягая пружины государственной власти до предела, он приводит к их катастрофическому износу, лихорадочный блеск и величие уже в следующем поколении сменятся упадком; оба потомка великого короля будут ничтожествами, причем, голова последнего из них скатится под ножом гильотины. Но опять же, все это в будущем. А теперь, бегло ознакомившись с ситуацией, начнем наш рассказ.