Королева четырех королевств/Глава 1 Инфанта

← Королева четырех королевств

"Королева четырех королевств" ~ Глава 1 Инфанта автор Zoe Lionidas

Глава 2 Супруга →

Содержание 1 Несколько слов от автора 2 Сарагоса 2.1 Сарагоса, древняя столица королевства 2.2 Семья 2.3 Ранние годы 3 Барселона 3.1 Сватовство 3.2 Анжу против Арагона 3.2.1 Два короля на одно владение 3.2.2 Судьба анжуйского дома 3.3 Прощание с Барселоной 4 Комментарии 5 Примечания 6 Литература

Несколько слов от автора

Иоланда Арагонская. Неизвестный художник «Королева Иоланда» — 1442 г. — Кафедральный собор. — Ле-Ман, Франция

В городском соборе Ле-Мана, в северном витраже, в конце длинного ряда апостолов, святых, пророков и патриархов, на нижнем ярусе, как и положено донаторам — жертвователям больших сумм на церковь — находится четыре изображения. Первым по рангу следует король Франции Карл VII в полном облачении и короне, препоясанный мечом и преклонивший колена в безмолвной молитве, затем ее супруг — Людовик Анжуйский; неизвестный художник предпочел изобразить таким как он был за несколько месяцев перед смертью, осунувшимся и измученным тяжелой болезнью, затем — свекровь, Мария Блуасская, и на самом скромном, последнем месте она сама — «королева четырех королевств».

Золотая корона Сицилии и Арагона, прическа по моде времени — крепкие косы, уложенные бубликами вокруг ушей, короткая вуаль, королевское сюрко с золотым шитьем, которое эта нелюбительница пышного платья надевала только в особо торжественных случаях.

Иоланда изображена молодой, в коленопреклоненной позе, с глазами, обращенными к небу и руками, благочестиво сложенными в молитвенном жесте. Слева от нее — сдвоенный, как и полагается для замужней женщины, герб. Слева — блазон ее супруга: золотые листики Анжу и лилии Прованса, справа — алые полоски на золотистом фоне — испанский Арагон. К сожалению, эта часть витража сохранилась хуже прочих, и черты лица можно разглядеть лишь с большим трудом. Современники в один голос называли ее красавицей, однако, неумелый стекольный мастер, как видно, не сумел или не захотел передать очарования ее лица.

Ее называли «женщиной, выигравшей Столетнюю войну». Карл VII, до конца жизни сохранивший благоговейную память о теще, именовал ее «женщиной с мужским сердцем» и «своей дорогой матушкой». Ее боготворил внук — Людовик IX. С другой стороны, создатели современных романов и душещипательных кинолент о последнем периоде Столетней войны желают видеть в ней коварную интриганку, готовую идти по трупам к раз и навсегда поставленной цели.

Так кем она была? «Добрым гением» слабовольного Карла VII, которого она вела от победы к победе, от первого страшного разгрома, который потерпели англичане при Пате, до взятия Парижа, и наконец полного изгнания захватчиков из Франции? Она даровала кров изгнаннику, бежавшему из собственной столицы, которого уже мало кто принимал всерьез, считая проигравшей стороной, и не давала ему ни на йоту уклониться от раз и навсегда поставленной цели. Она шаг за шагом приближала французский трон для своего зятя и внуков, и полностью преуспела в этом.

Она поверила безвестной девушке из далекого Бара и вознесла ее на вершину величия и славы, но быть может, она же, охладев к своей избраннице, улучила момент, чтобы как шахматную фигуру, которую жертвуют противнику во имя победы в партии, смахнуть ее с доски? Кто она была? Любящая мать, готовая все отдать ради счастья детей и внуков, или расчетливый политик, Макиавелли в юбке, умело пользовавшаяся каждым благоприятным поворотом судьбы, чтобы добиться своего?

Безусловно одно: эта испанка была одной из «женщин, создавших Францию»; кроме пожалуй, Бланки Кастильской никто из средневековых герцогинь и королев не сделал так много для страны, ставшей для нее второй родиной. Не будет слишком смелым сказать, что самим своим существованием Франция оказалась во многом обязана королеве Иоланде. Об этом сложном характере, и непростой судьбе, в которой были и взлеты и поражения и борьба на износ и триумф и неблагодарное забвение потомков, сегодня пойдет наш рассказ.

Четыре изображения донаторов. Северный витраж кафедрального собора Ле-Мана.
Король Карл VII. Неизвестный художник «Карл VII Победитель» — 1442 г. — Кафедральный собор. — Ле-Ман, Франция	Людовик II Анжуйский. Неизвестный художник «Людовик II, король Сицилии, Неаполя и Иерусалима» — 1442 г. — Кафедральный собор. — Ле-Ман, Франция	Мария Блуасская. Неизвестный художник «Мария де Блуа, герцогиня Анжуйская» — 1442 г. — Кафедральный собор. — Ле-Ман, Франция	Иоланда Арагонская. Неизвестный художник «Иоланда, королева Сицилии, Неаполя, Арагона и Иерусалима.» — 1442 г. — Кафедральный собор. — Ле-Ман, Франция

Сарагоса

Сарагоса, древняя столица королевства

Сарагоса. В начале Нового Времени она мало изменилась со времен Иоланды. Хуан Батиста Мартинес дель Масо «Вид Сарагосы. 1647 г.» — 1647 г. — Холст, масло. — Музей Прадо, Мадрид. - Испания

Полноводный Эбро, река для испанцев столь же любимая и многократно воспетая в стихах, как для россиян — Волга или для англичан — Темза, берет свое начало в Кантабрийских горах, и пересекая всю северную Испанию на Юго-Восток, впадает в Средиземное море. Уже на стыке долин Иалона и Гальего, на плодородной низменности, также носящей название Эбро, в среднем течение своем узкий горный поток разливается полноводной рекой, не уступающей по своей величине Волге. Именно здесь, как форпост северной границы Испании располагается древняя Сарагоса^[1].

Уже в то время, о котором у нас пойдет речь, город этот был стар и многое успел повидать на своем веку. Созданный императором Августом в 25 г. до н. э. на месте древнего кельтиберийского поселения «Сардубы» как римская твердыня, должная защищать собой будущие владения Вечного Города на территории полуострова, он изначально получил скромное, и можно сказать, банальное название «Колония Цезарея Августа», или просто «Цезарея Августа», которое в произношении местных жителей в скором времени превратилось в «Сарагосу». Получив от римлян многочисленные торговые привилегии, превратившись в армейский пост и место заседания одного из высших в римской Испании судебных и законодательных органов, т. н. Conventus justicii, город стремительно рос и богател. Он был свидетелем рождения римской Империи и высшего ее расцвета, и кризиса, который в конечном итоге приведет это государство к дряхлости и распаду^[1]. Здесь в Тарраконской Испании Гальба поднял свои легионы на мятеж против полупомешанного императора Нерона, эту же провинцию те или другие претенденты на верховную власть пытались перетянуть на свою сторону дарами и посулами, или не наоборот — смирить суровостью и силой оружия^[2].

Сарагоса на карте Испании.

В конечном счете, в 452 году Тарраконскую Испанию затопило нашествие свевов — пестрой смеси германских племен, говоривших на близких диалектах, со смешанным чувством зависти и алчности взиравших на величественные дворцы и храмы, оставленные ушедшим навсегда Римом. Это разноплеменная и разноязычная толпа, плохо подчинявшаяся дисциплине, желавшая скорее грабить, чем основать сколько-нибудь правильное государство, сумела продержаться здесь не более 24 лет, после чего была выбита вон войсками вестготских королей. Вместе с собой вестготы принесли христианство, правда, в его арианской — «еретической» форме, которая лишь ко времени заката их господства, постепенно стала вытесняться ортодоксальным католичеством^[1].

Закат вестготского государства три века спустя, ознаменовался новым нашествием, теперь уже из Северной Африки, когда бывшая столица германских королей — Сарагоса, пала под ударами фанатичных приверженцев Омейядского халифа. Дальновидные мусульманские полководцы по достоинству сумели оценить выгодное расположение города, преграждавшего христианам путь к сердцу Испании — Толедо, а также способного стать вечной грозой и вечной тревогой для заклятых врагов мусульманской Испании — христианского населения высокогорных деревень и подданных французского короля. Именно отсюда полчища солдат в чалмах, на тонконогих скакунах арабских кровей, начинали свой путь через пиренейские перевалы в непокорную Францию; однако, воинам Аллаха не было удачи, и французский майордом Карл Мартелл, прозванный «Молотом неверных» наголову разгромил их при Пуатье^[1].

Пройдет не так уж много лет, как ослабевший халифат будет не в силах более удерживать за собой север, и вáли Сарагосы в 1031 году объявит о своей независимости, приняв титул «эмира», в европейской номенклатуре приблизительно соответствовавший бы «герцогу»^[1].

Силы христиан, воодушевленных первыми победами, постепенно росли, в то время как халифат истощал сам себя в бесплодных распрях. Карл Великий возглавил поход в помощь мусульманской Сарагосе против могущественного кордовского халифа, но вынужден был отступить через пиренейские перевалы, причем отход французов прикрывал отряд под командованием знаменитого Роланда, маркграфа Бретонского. Предательство Ганелона, и славную смерть бретонского маркграфа в неравном бою сохранила для нас одна из величайших поэм того времени «Песнь о Роланде»^[1].

Альфонсо I, прозванный Воителем, улучив момент, когда силы его противников были ослаблены очередной распрей, со всех сторон обложил город, и после девяти месяцев осады, в 1118 году окончательно изгнал из него мусульман, превратив старинную Сарагосу (или на арабский манер «Саркосту») в столицу арагонского королевства. Она будет исполнять эту роль вплоть до объединения Испании под властью Фердинанда и Изабеллы Католической, в 1469 году, когда двор окончательно переместится на кастильскую территорию^[1]. Но это в будущем…

Семья

Отец. Мануэль Агирре-и-Монсальбе «Хуан I Охотник». - ок. 1851-1854 г. - Холст, масло. - Дворец Провинциального Совета Сарагосы. - Сарагоса, Испания.

Пока же на календаре 1378 год. Испания практически освобождена от мавров, лишь на далеком Юге еще существует крошечный Гранадский эмират, его покорением сто лет спустя завершится Реконкиста. Арагонский трон занимает один из величайших государей этой земли Педро IV, прозванный Церемонным за пышность, строгий этикет и едва ли не божественные почести, которые король требует для своей персоны. Несомненно, для современников подобное было в новинку, и возможно, вызывало даже затаенные насмешки. Дон Педро явно опередил свое время; подобную же карту с куда большим успехом в полной мере разыграет Людовик XIV, прозванный Солнцем — ослепительная роскошь и театральность, должная гарантировать непререкаемый авторитет и рыцарскую верность перед недостижимым блеском личности монарха. Дон Педро имел полное право гордиться результатами своего правления: за сорок лет, которые он проведет на троне, арагонский король сумел смирить вечно мятежных каталонцев, пресечь интриги собственного брата, разбить майоркского государя Хайме, давно вынашивавшего мечту о независимости, и наконец, покорить арагонской власти остров Сардинию и утвердить свою власть над греческими Афинами^[3].

Дед. Мануэль Агирре-и-Монсальбе «Педро IV Церемонный». - ок. 1851-1854 г. - Холст, масло. - Дворец Провинциального Совета Сарагосы. - Сарагоса, Испания.

Его старший сын и наследник, дон Хуан, незадолго до того похоронил свою первую супругу Марту д’Арманьяк, и теперь помышляет о втором браке, уже не по государственной необходимости, которой, как полагает, в достаточной мере, отдал дань, но по велению собственного сердца. Его выбор падает на миловидную и жизнерадостную Виоланту Барскую^[4].

Впрочем, не будем забегать вперед. Итак, дон Хуан останавливает свой выбор на Виоланте Барской, к величайшему удовлетворению разумного отца, который, не вступая в пререкания со своим своенравным отпрыском, озаботился, чтобы того искусно подвели к выбору невесты, подходящей по всем параметрам — как по родословию, так и по богатству^[5]. Впрочем, несмотря на отцовские чувства, дон Педро не спешит посвящать старшего сына в вопросы государственной политики и текущие проблемы, волнующие двор старого государя^[6].

Мать. Неизвестный скульптор «Надгробие Виоланты Барской». - ок. 1431 г. - Мрамор. - Монастырь Поблет. - Вимбоди-и-Поблет. - Каталония, Испания.

К будущей роли монарха инфанта Хуана готовили исподволь, не спеша, с самого раннего возраста, позволяя сообразительному наследнику замечать и впитывать нужные ему знания, а избыток свободного времени отдавать своему любимому времяпрепровождению: охоте. Смешливая Виоланта (или на испанский манер — Иоланда), легко станет своей при этом шумном и красочном дворе. В угоду любимому супругу выучив каталанский язык (бывший в те времена разговорным на севере Испании), она заодно освоит как следует северный французский говор — langue d’oeuil, который позволит ей понимать целиком и полностью творения лучших поэтов этой эпохи^[7][8].

Общая любовь к поэзии и музыке сближает ее с суровым свекром, который еще ранее превратил свой двор в пристанище поэтов и музыкантов, здесь зачастую гостит сам Жан Аррасский, великий трувер эпохи. Как и в соседнем Провансе, при дворе дона Педро устраиваются поэтические состязания, литературные вечера и, конечно же, концерты. Тонкий меломан, любитель инструментальной музыки и пения дон Хуан выписывает из Франции для музыкантов своей придворной капеллы наилучшие инструменты, обладающие чарующим звуком. К его великому несчастью, итальянец Страдивари в это время еще не успел родиться, иначе все его инструменты без исключения сконцентрировались бы в руках арагонского наследника! Прозванный «ценителем изящества» дон Хуан щедро оплачивает композиторов — как церковных, так и светских, сочиняющих по его заказам мотеты, баллады, рондо и прочие музыкальные композиции^[9].

Виоланта (а отныне — инфанта арагонская Иоланда) уже в юности открыла для себя поэзию великого Гильома де Машо, благо его близкий друг и ученик, Эсташ Дешамп подвизался при дворе ее матери. Дон Хуан, стараниями супруги приобщившийся к французской поэзии, воспламеняется этим новым увлечением, и при дворе находят себе стол и крышу над головой лучшие из лучших труверов Франции — Абер Жоли, Колине Форестье, Жакоб де Труа, и Жаке из Нойона (или Жаке Барский, земляк доньи Иоланды). Своих придворных поэтов дон Хуан отправляет на литературные состязания и собрания менестрелей во Францию и Фландрию, и надо сказать, они не разочаровывают своего господина. Дон Хуан и сам не чужд литературных занятий, он пишет стихи, и даже берет себе в качестве секретаря знаменитого поэта и гуманиста Берната Метжа, блестящего знатока античной и современной ему итальянской литературы. В 1393 году король Хуан I, вдохновленный примером тулузцев, создаст в своей столице постоянно действующую поэтическую академию — «Консисторию веселой науки»^[3][9].

Кроме всего прочего, донья Иоланда жадно, взапой читает, когда книг в дворцовой библиотеке становится недостаточно, чтобы удовлетворить ее запросы, она меняется ими со своим деверем Мартином, и Валенскийским епископом, также большим ценителем и знатоком хорошей литературы. В одном из сохранившихся писем инфанты, на котором стоит дата 3 марта 1383 г. она благодарит своего дядю, герцога Беррийского, приславшего ей с нарочным знаменитый «Роман о Розе», отмечая, что книга эта «весьма изящна и хороша»^[9]. Иоланду и Хуана можно назвать очень счастливой парой, одна лишь беда: наследнику престола фатально не везет с потомством. Из пятерых детей его первой супруги, выжила только одна дочь — донья Хуана, все остальные умерли в младенческом возрасте. Однако, все это в прошлом, а сейчас молодая пара ждет своего второго ребенка^{[K 1]} На календаре — декабрь 1381 г.

Ранние годы

Место крещения новорожденной Иоланды. Базилика Санта-Мария дель Пилар — ок. 1118 г. — Сарагоса, Испания

Декабрь даже в Испании — месяц достаточно холодный, отличающийся промозглой сыростью. День, в который предстояло родиться нашей героине, также не был исключением, с самого утра над городом нависло свинцово-тяжелое небо, мелкий дождь со снегом и пронизывающий ветер заставляли редких прохожих кутаться в плащи и накидки и спешить под защиту домашних стен, всадники торопили коней, чтобы скорее найти укрытие от непогоды. И лишь в королевском дворце, в жарко натопленных покоях доньи Иоланды толпилась возбужденная женская толпа: повитухи, няньки, фрейлины, все они тесно окружили кроватку, в которой громко подавала голос новорожденная, наперебой восхищаясь крепкой, здоровой девочкой, проча ей большое будущее. Удивительно — прогноз этот сбылся целиком и полностью, нечастый случай в истории!^[10]

Счастливого отца в замке не было; дон Хуан не удержался от соблазна поохотиться на медведей в Пиренейских горах, и конечно же, не успел к сроку. Ничего, радость его от этого не уменьшилась. Конечно, чете хотелось бы мальчика… но оба они были еще так молоды и полны надежд!..^[8] Забегая вперед, скажем, что надеждам этим не суждено было осуществиться. Из семерых детей, рожденных доньей Иоландой, выживет только наша героиня. Все ее братья и сестры не смогут прожить и нескольких лет, после смерти Хуана I, прозванного Охотником, на престол взойдет его младший брат — Мартин. Но пока об этом еще никто не может даже догадываться, и двор пышно и весело празднует рождение инфанты, которая в честь матери получает то же имя — Иоланда. По обычаю, в скором времени после рождения, малышка принимает крещение в церкви Санта-Мария дель Пилар, которая существует и доныне. Ее восприемниками от купели становятся сеньор де Монтеса и графиня де Кардона^[11][12].

Юная Иоланда едва успела появиться на свет, как послы и посланники уже спешат разнести по всем дворам Европы радостную весть: у арагонского наследника родилась дочь, и государи сопредельных стран немедленно задумываются над вопросом ее замужества. Естественно, очень и очень предварительно; детская смертность в те времена была очень высокой, причем, как мы уже видели, не щадила даже королевских детей^[12].

Дворец Алхафериа в центре старой Сарагосы, опять же, сохранился и доныне. За исключением небольшого числа мелких дополнений, он все таков же, каким его запомнила малышка Иоланда. Сильно укрепленный, прямоугольный в своем плане, он производит снаружи впечатление суровой неприступной крепости, однако, внутри, как то и было характерно для арабских построек, изящен и легок. Многочисленные дворики скрывают сады с фонтанами, где весело журчит и плещется вода, и важно разгуливают ручные павлины, прихотливый узор из лепных и эмалевых арабесок покрывает помещения бывшего гарема. До настоящего времени в тронном зале, где когда-то заседал совет короля дона Педро, сохранился удивительно изящной работы резной деревянный потолок. Когда-то резиденцию эту выстроил альмохадский эмир Сарагосы Абу-Джафер, после изгнания мусульман вся эта восточная роскошь перешла во владение арагонской династии. Тончайшее кружево архитектурных деталей, легкие, как будто парящие в воздухе конструкции, прихотливо вьющиеся вокруг купольных потолков орнаменты и арабские изречения — таковы были первые детские воспоминания юной Иоланды^[13].

Испания времен дона Педро разительно отличалась от привычного нам образа мрачной полумонастырской страны, руководимой фанатичными государями и всевластной инквизицией, алчно припавшей к неиссякающему источнику золота, которое тяжелые корабли исправно доставляют с покоренного американского континента. Все это будет гораздо позднее, во времена Фердинанда и Изабеллы Католической. Пока же в этой все еще юной стране, едва-едва начинающей становиться на ноги после первых результатов реконкисты, царит раскованность и веселье. Строгий этикет заканчивается на пороге тронной залы, и юная Иоланда, будто ведьма на помеле, носится повсюду в сопровождении хохочущей стайки подружек. С раннего детства малышка отличается твердым и целеустремленным характером и столь выдающимся упрямством, что родители шутя уверяют, что при необходимости она сможет забить гвоздь в стену собственным лбом!^[11]. Пока еще ребенок может развлекаться в свое удовольствие. Юная инфанта осваивает верховую езду, и вскоре начинает носиться с такой скоростью, что свита не успевает на ней, теряет из виду, приходит в ужас, но через некоторое время девочка неизменно возвращается, покрытая пылью с головы до ног, на взмыленной лошади, с горящим от возбуждения и счастья лицом. Переодевшись в простое платье, в окружении неизменной стайки подруг, она имеет обыкновение толкаться среди людей на рыночной площади и, затаив дыхание, смотрит, как смельчаки атакуют быка посреди людной улицы (именно таков был первоначальный ритуал «корриды»), и в случае, если очередной матадор не успевает вовремя увернуться от острых рогов, спешит приложить свой шелковый платок к ранам героя^[14].

Детские забавы постепенно сменяются обучением. Малышку учат грамоте, французскому и каталанскому языку, истории, возможно также, начаткам латыни, чтобы можно было осмысленно сопровождать церковную службу. Инфанта уже знает, как устроен феодальный порядок, имеет представление о своем ранге: она — дочь наследника престола, предназначенная в жены какому-либо принцу крови, на которого падет выбор ее родителей, по матери — племянница и кузина французских королей. Типичное для тех времен женское образование: современные языки, основы политики, история, и конечно же, навыки будущей матери и хозяйки дома. Образование мужчин в те времена обращалось к великому прошлому: богам и героям древнего мира, латыни, богословию… Практический ум Иоланды не был подчинен школьной схоластике. Возможно, это также сыграет свою роль в недалеком будущем?^[12]

Алхафериа, дворец сарагосских эмиров.
Алхафериа. внешний вид. Алхафериа - XI в. — Сарагоса, Испания	Помещения бывшего гарема. Алхафериа - XI в. — Сарагоса, Испания	Резной потолок тронной залы. Алхафериа - XI в. — Сарагоса, Испания	Внутренний дворик. Алхафериа - XI в. — Сарагоса, Испания

Барселона

Сватовство

Порт Барселоны. Альфред Гесдон «Вид Барселоны» (иллюстрация)— ок. 1850 г. — Хосеп Л. Роиг «История Барселоны», 1995

Иоланде семь лет. По средневековым понятиям, детство закончилось, юной девочке пора принять свое первое причастие, и постепенно предуготавливаться к роли будущей жены и матери. Именно в это время к ее отцу прибывает делегация из герцогства Анжу, возглавляемая двумя знатными послами — Робером де Дрё и Оливье Дюссолье. Что же, совсем неплохая партия — ей сватают кузена французского короля, юного Людовика II Анжуйского. Правда, будущему жениху всего десять лет, однако, дальновидность еще никому никогда не причинила зла… Отец будущей невесты, Хуан, благосклонно принимает послов, и даже посылает ответную делегацию в Прованс, ко двору анжуйских герцогов (терпение, читатель, скоро мы поймем, почему он располагался именно там…) Однако, разговоры пока что остаются разговорами, незадолго до приезда куртуазных французских послов умирает король Педро, и его сын превращается в нового монарха своей страны. Сватовство отложено на более позднее время, сейчас нового короля ждут совсем другие заботы. В первую очередь, он распоряжается перенести свою столицу в приморскую Барселону^[15].

Иоланда, которая еще не знает, что за плотно закрытыми дверями решается ее судьба, в новом городе с головой окунается в вихрь неизвестных ранее впечатлений. Дорогие куклы из шелка, в шитых золотом и серебром одеждах, пылятся в упаковках, которых почти не покидают. В первую очередь инфанту привлекает порт — вместе со стайкой неизменных подружек, она часами готова стоять у причала, жадно слушая иноязычную речь, глядя, как матросы снуют по мачтам, убирая паруса, как смуглые грузчики сгибаются под тяжестью тюков с экзотическим товаром… Другим центром притяжения становится строительство местного собора. Пытливая девочка дотошно выспрашивает каменотесов и архитекторов — ей надо знать все. Как и прежде, юная Иоланда способна днями напролет пропадать в саду, подолгу ходить пешком, или скакать на своей верной лошадке, приманивать певчих птиц и наконец, предаваться физическим упражнениям^[16].

Барселона на карте Испании.

Еще три года прочь. Жизнь инфанты арагонской течет по-прежнему, учеба сменяется развлечениями и долгими мессами в королевской часовне, когда это привычное, и кажущееся вечно неизменным течение нарушает своим появлением очередная делегация от анжуйского двора. На сей раз ее отправляет в Барселону собственной персоной мать жениха — разумная и дипломатичная Мария де Блуа. На сей раз во главе делегации — двое преданных друзей герцогини анжуйской — сиры д’Анго и де Мейрон^[17].

Весной следующего, 1388 года, анжуйская делегация вновь посещает столицу Арагона, на сей раз послы уполномочены для заключения брачного контракта, при условии, что за невестой дадут приданого никак не менее чем на сумму в 200 тыс. золотых ливров. Это условие становится камнем преткновения для обеих сторон — цена за брак с анжуйцем слишком велика! Надо сказать, что на ее выплате настаивали регенты при малолетнем короле Карле VI Французском — герцоги Беррийский и Бургундский, кстати говоря, приходившиеся родными братьями отцу жениха. Несомненно, как вассал короны Людовик-младший должен был получить разрешение на брак у своего сюзерена-короля, однако, часть этой суммы оба корыстных регента, вполне возможно, предназначали для себя. Так или иначе, переговоры застопорились, наткнувшись на решительный отказ арагонской стороны. Дело вновь зависло, однако, возобновилось в 1391 году^[18]. Одиннадцатилетнюю Иоланду поставили в известность касательно этого сватовства, и более того — сумели добиться от нее устного согласия. Скорее всего, девочка еще смутно понимала, о чем собственно идет речь, и повиновалась лишь потому, что ее сызмальства готовили к династическому браку. Но во второй раз, так же как и в первый, переговоры прервались, теперь уже по инициативе арагонцев. На руку Иоланды появился более перспективный соискатель^[19].

Собор Св. Креста и Св. Евлалии (XIII-XV вв.) За его строительством наблюдала юная Иоланда.

Слухи о красоте невесты уже успели распространиться по Европе, и венценосные женихи, при всех политических соображениях, связанных с тем или иным браком, не собирались оставаться полностью равнодушными к внешним данным будущей супруги. Повсеместно укоренился обычай требовать портреты нескольких потенциальных невест, из которых принц или король придирчиво выбирал себе ту, что наиболее соответствовала его вкусам. Впрочем, Карл VI, о котором уже шла речь, пошел еще дальше, потребовал доставить себе на смотрины самую принцессу, и только после этого принял окончательное решение.

Итак, неспешные переговоры с анжуйцами все еще тянулись, при том, что обе стороны пытались выторговать для себя наилучшие условия, когда на руку Иоланды нашелся более чем привлекательный соискатель — сам король Англии Ричард II, отправивший соответствующее посольство в Арагон в марте 1395 года^[20]. Но тут уже подобным планам резко воспротивился Карл Французский: его королевство находилось с Англией в состоянии затяжного военного конфликта, и французскому королю совсем не улыбалось оказаться зажатым в клещи между Англией и Арагоном. Итак, вместо арагонской принцессы король Карл достаточно ловко сумел переключить внимание англичанина на свою дочь, шестилетнюю Изабеллу, в то время как наша героиня опять осталась ни с чем. Впрочем, ее это вряд ли заботило, так как дочь столь могущественного государя просто по определению не могла остаться без мужа. Исследователи задаются вопросом, как изменилась бы история Англии, окажись на троне этой страны не бесхребетная Изабелла Французская, а энергичная и мужественная арагонская принцесса? Однако, история, как известно, не имеет сослагательного наклонения…^[21]

Нашей героине 16 лет, и в этом году ей предстоит пережить по-настоящему тяжелую потерю. Хуан I, даже превратившись в законного короля Арагона, среди водоворота государственных дел продолжал неизменно выкраивать несколько часов для своего любимого времяпрепровождения — охоты. Погнавшись за очередным зайцем, он, как видно, забыл об осторожности, и упав в с лошади, разбился насмерть. Арагонский закон и обычай позволял передачу прав на корону по женской линии, однако, быть самодержавной государыней женщина не могла. Посему, за неимением у короля мужского потомства, престол унаследовал его младший брат Мартин. В скором времени после его коронации, в Барселону прибыла очередная французская делегация, на сей раз уполномоченная самим королем Карлом Французским при полном согласии Марии де Блуа (матери жениха), с предложением все же соединить узами брака королевского кузена — Людовика Анжуйского и принцессу Иоланду. Мартин I с приязнью отнесся к этому новому предложению, однако неожиданным препятствием к тому стало сопротивление инфанты^[22].

В ответ на официальное предложение, 16-летняя Иоланда по всем правилам письменно изложила свой отказ (и отказ этот сумел сохраниться до нашего времени!) На сухом официальном языке XV века, принцесса писала, что пять лет назад, будучи еще ребенком, она необдуманно дала согласие на этот брак, однако, сейчас, придя в сознательный возраст и взвесив все «за» и «против», она отказывается от него наотрез, и более того, не желает, чтобы какие-нибудь случайные ее слова были истолкованы в противоположном к тому ключе^[23].

Терпеливая Мария де Блуа только улыбается, узнав об этой демонстрации подросткового упрямства. При арагонском дворе в качестве постоянного посла — если угодно, посла доброй воли, остается дипломатичный вкрадчивый сир де Куси. Его задача постепенно, шаг за шагом, не форсируя события, заставить себя выслушать, и так же исподволь подвести строптивицу к решению, которое необходимо для спокойствия обоих королевств^[17].

Это было просто неслыханно — чтобы юная девушка сама бралась решать свою судьбу, невзирая на волю старших, да при том еще выдвинула собственные условия… но вот такой трезвомыслящей и непреклонной была наша героиня. Такой она останется до конца.

Анжу против Арагона

Прежде чем продолжить наш рассказ, а заодно понять, почему «французское сватовство» вызвало столь резкое неприятие у нашей героини, следует в деталях остановиться на политическом положении Анжу и Арагона в соответствующий момент времени, а также в достаточно детальной форме обрисовать соперничество и вражду, которые к тому времени чуть менее полутора столетий разделяли два могущественных дома.

Два короля на одно владение

Сицилийское королевство (1154 год).

Итак, вернемся в 1250 год. На троне Франции — Людовик Святой, его младший брат Карл, лишенный возможности занять отцовский трон, сам пытается создать себе королевство. В качестве апанажа он получает от старшего герцогство Анжу и графство Мэн, однако, в этом небольшом пространстве его кипучей энергии явно не хватает места. Получив в приданое за своей супругой — Беатрисой Прованской, ее владения, которые, кстати говоря, приходится покорять силой оружия, так как властолюбивая теща вовсе не желает делиться деньгами и властью, он заодно подчиняет себе немалую часть Пьемонта^[24]. Италия, одним из многочисленных государей которой он в это время становится, напоминает собой кипящий котел. Когда-то центр мира, столица известной древним Ойкумены, она в это время ослаблена до такой степени, что округлить свои владения за счет Апеннинского сапога не порывается только ленивый. В середине XIII века здесь разворачивается смертельная схватка между папством и Священной Римской Империей Германской нации, государи которой считают себя наследниками древних римских императоров, и на этой основе требуют, чтобы папство подчинилось их власти. Вечный Город превращается в арену перманентной резни между гвельфами, сторонниками папы, и гибеллинами, тяготеющими к Империи. В интересах Карла сохранить добрые отношения с папством, в то время как германцы представляются ему скорее опасной и враждебной силой, претендующей на то, что честолюбивый анжуйский герцог желает сохранить для себя^[25][26].

Однако, он медлит; центральная Италия достаточно далеко, исход борьбы неясен, и наконец, столь же неясно, какую выгоду он сможет с гарантией извлечь для себя. Тщетно к его помощи взывают Иннокентий IV и Урбан IV, однако, своему верному другу, папе Клименту IV отказать он не может. Окончательно решившись, французский принц начинает действовать с присущей ему энергией. Спешно собрав войско, он в мае 1265 года садится на корабль в Марселе, и в скором времени как победитель вступает в Рим. Ему противостоит германская армия под командованием Манфреда, побочного сына Фридриха Штауфена^[27].

Карл I Анжуйский. Томмазо Солари «Карл I, король Неаполя» — ок. 1888 г. — Статуя на западном фасаде королевского дворца. - Неаполь, Италия.

В феврале 1266 года в кровопролитном сражении под Беневенто французы одерживают верх. Манфред в этой битве потеряет не только войско, но и самую жизнь. Благодарный папа со всей пышностью коронует победителя в соборе Св. Петра, отныне Карл Анжуйский становится государем королевства Сицилия (иными словами — собственно острова вкупе с итальянской Калабрией и Кампанией и ее столицей Неаполем. Империя создана, правда, критическому взгляду с самого начала видна ее неустойчивость. Она представляет собой искусственно сшитое между собой лоскутное одеяло из многих народов, разделенных культурой, обычаями, языком, более того — за Анжу и Мэн присягать на верность полагается королю французскому, за Сицилийское королевство — папе, а Прованс представляет из себя свободное владение, господин которого ответственен только перед Богом^[28][27].

Обычная ошибка даровитого полководца но плохого политика: вместо того, чтобы пытаться каким-то образом укрепить свою власть и придать некое единообразие чересполосице, Карл во что бы то ни стало стремится и дальше увеличивать свои владения. Его амбиции простираются вплоть до Константинополя, французский принц нападает на Корфу и Эпир, в Далмации он принимает корону этой страны, высаживается в Тунисе, желая за счет мусульман отрезать себе часть прибрежной земли с портами и гаванями, откуда можно вести прибыльную торговлю с внутренними частями Африки, через посредство папы, у внучки последнего Иерусалимского государя он покупает титул монарха Святой Земли, скажем прямо, совершенно пустой, так как Иерусалим потерян давным-давно, зато дающий своему владельцу почет и уважение, и вместе с тем наследственные права на Триполи, Тир и Сен-Жан д’Акр. Как бы то ни было, из его далеко идущих планов ничего не выходит^[28][27].

Людовик Святой, отправившись в очередной Крестовый поход умирает от чумы, сам Карл неожиданно для себя сталкивается с глухим недовольством своих сицилийских подданных. За отсутствием документов невозможно с точностью объяснить, чем это недовольство было вызвано — быть может, французы не желали уважать местные обычаи, или новый государь слишком уж деспотично навязывал свою волю, так или иначе, недовольство росло и ширилось, и подавить его не было никакой возможности. Вполне вероятно, что здесь не обошлось без происков арагонского государя Педро III, давно имевшего виды на Сицилию, служившую ключом к торговле с Левантом; владыка Сицилии мог на равных соперничать с такими могучими державами как Генуя или Венеция. Кроме того, со времен Римской Империи, Сицилия была житницей Средиземноморья, и это соображение казалось далеко не лишним государю, чье государство росло и увеличивалось за счет притока населения с гор, и из соседней Франции, охотно селящегося в жарких долинах Арагона. Снабжение хлебом этого постоянно растущего количества людей, и прежде всего — солдат, становилось серьезной проблемой, решить которую можно было одним махом — покорив себе Сицилию. Однако, в отличие от прямолинейного француза, король Педро предпочитал действовать незаметно и терпеливо. Сицилийцы, и без того роптавшие на притеснения анжуйских солдат, охотно прислушивались к сладкоречивым обещаниям испанцев. Даже сам Карл в своем дворце постоянно чувствовал себя в опасности получить удар кинжалом в спину или яд в бокале с вином. Обычная ситуация: в глазах недовольных любой шаг короля становился поводом к возмущению: он вводит новые налоги — значит, обирает бедный люд. Обратил внимание на придворную красавицу — значит, изменяет жене, и какая беда, что обвинение это совершенно не соответствует действительности. Перенес свою столицу в Неаполь (эта ошибка станет роковой) — значит, бросил своих новых подданных на произвол судьбы. Сицилийцы во все времена были мастерами называть черное белым, и любое событие толковать в свою пользу… коротко говоря, эту чисто местную особенность император Карл испытал на себе в полной мере^[29][30].

Сицилийская вечерня. Микеле Раписарди «Сицилийская вечерня» — ок. 1864-1865 гг. — Холст, масло. - Городской музей Катании. - Замок Урсино. - Катания, Сицилия.

Дальнейшее известно из истории. В понедельник 30 марта 1282 года некий французский солдат, оставшийся неизвестным, оскорбил юную жительницу Палермо. Бунт вспыхнул словно порох, виновник был убит на месте, первая кровь опьянила сицилийцев, и они с яростью бросились на имперский гарнизон. По свидетельствам очевидцев, во время этого мятежа, получившего у историков имя «Сицилийской вечерни», кровь текла рекой, немногие французы, сумевшие спастись на кораблях, навсегда покинули остров. Месяц спустя, после того как бунт сам собой постепенно угомонился, в опустевшую столицу с триумфом вступил король Педро, население приветствовало его как освободителя^[31][32].

Ситуацию не спас даже папский гнев, почитая подобный демарш личным для себя оскорблением, римский понтифик угрожал отлучить дона Педро от церкви, что не произвело на узурпатора ни малейшего впечатления. Анжуйский государь вовсе не собирался признавать себя побежденным. Соединив свои войска с отрядами, спешно набранными папой, уговорив своего племянника Филиппа III, прозванного Смелым возглавить карательную экспедицию, Карл выступил против Арагона. Корабли противоборствующих сторон вступали в схватку между собой у побережья Мальты и Неаполя, война, прерывающаяся перемириями, тянулась вплоть до смерти Карла Анжуйского Результат для анжуйского государя был неутешителен, Сицилия как была, так и оставалась в руках его победоносного соперника^[31][32].

Сын честолюбивого французского принца, Карл II несколько снизил накал этого соперничества, соединив троих своих детей узами брака с отпрысками арагонского дома. Однако, несмотря ни на что, глухое противостояние продолжалось, время от времени выливаясь в прямые военные столкновения, но чаще дело сводилось к интригам, сменявшимся встречными интригами, заговорами, и подковерной борьбой. Желая укрепить свое положение, Карл-младший благоразумно отказался от завоеваний отца в Пьемонте и Центральной Европе, сохранив за собой лишь Неаполь — этот плацдарм, вечно нацеленный на непокорный остров. Наконец в 1302 году т. н. Кальтабеллотский договор положил начало пусть шаткому, но все-таки миру. Королевство оказалось разорванным пополам — Карл удержал за собой Неаполь и прилегающую к нему территорию, сохраняя за собой еще один пустой и пышный титул «государя Сицилии», в то время как собственно остров под именем королевства Тринакрия («королевства трех мысов» — так как остров действительно имеет треугольную форму…) оставалось под патронатом Арагона^[31][32].

Внук Карла Анжуйского — Роберт, король Неаполя и граф Прованский, выдал свою внучку Маргариту Анжуйскую за Карла Валуа, дав за ней в качестве приданого Анжу и Мэн. Эта Маргарита станет родоначальницей новой династии в то время, когда последний представитель капетингов Карл Красивый умрет бездетным, и французская знать выскажется за коронацию ее сына. Таким образом, анжуйский домен, отделившись от Неаполя, вернется к французской короне; впрочем, ненадолго. Иоанн Добрый, сменивший первого представителя новой династии на французском троне, выделит его в апанаж младшему брату — Людовику I Валуа (будущему свекру нашей героини, который, правда, умрет еще до ее свадьбы). Таким образом, возникнет второй анжуйский дом, уже на основе династии Валуа, в то время как Неаполем продолжат править представители младшей ветви Капетингов^[29].

Судьба анжуйского дома

Людовик I Анжуйский. Неизвестный художник «Людовик Французский, герцог Анжуйский, король Неаполитанский и Иерусалимский». — Пергамент, гуашь. - Предположительно конец XIV в. - Национальная библиотека Франции, Париж.

Если быть совсем точными, речь шла о представительнице. Единственный сын Роберта умер раньше отца, и потому на трон взошла внучка старого короля Жанна, или на итальянский манер, Джованна I. Эта более чем своеобразная дама умудрилась сменить четырех мужей, причем каждый из них был изначально любовником королевы, а затем, избавившись от соперника с помощью удавки или яда, занимал его место, чтобы в скором времени подвергнуться той же участи^[33]. В конечном итоге, против ветреной королевы поднялся супруг ее собственной племянницы Карл ди Дураццо. Неведомо, какие мотивы двигали им, однако, распутная королева Джованна почувствовала нешуточную опасность. Надо сказать, что несмотря на хоровод мужей, она оставалась бездетной, и потому поспешила официально усыновить Людовика Валуа, брата царствующего в тот момент французского монарха, и будущего свекра нашей героини^[34][35].

Джованна I. Неизвестный художник «Джованна Неаполитанская» — XV-XVI вв. — Джованни Бокаччо «О знаменитых женщинах». - François 599. 93v. - Национальная библиотека Франции, Париж.

Людовик не знал, на что решиться около двух лет. Как многие младшие братья королей, от тяжело переживал факт, что по нелепой случайности родился вторым, однако, итальянская авантюра казалась более чем рискованной. Все же, он решился, и собрав немалую армию (около 60 тыс. человек!) в 1382 году перешел Альпы, и в нескольких сражениях разбил своего соперника. Надо сказать, что королеву это не спасло, так как пока француз думал и колебался, Карл Дураццо захватил Неаполь и заключил тетку под стражу. Узнав о приближении соперника, он приказал удушить ее периной — верный способ (по тем временам) не оставить следов насильственной смерти. Людовик Анжуйский наголову разбил его войско в битве при Пьетракателле, однако, плодами своей победы воспользоваться не смог. Гнойная ангина уложила победителя в постель, и 20 сентября 1384 года его не стало^[36]. Справедливости ради, следует заметить, что превосходство, достигнутое подобной ценой, не принесло счастья его сопернику. Несколько лет спустя Карл ди Дураццо, который не представлял себе жизни без приключений сомнительного рода, окажется в венгерской тюрьме и там же примет насильственную смерть. Но это дело будущего^[37].

Пока же, воодушевленный своей победой, а также тем, что деморализованная после смерти своего руководителя анжуйская армия попросту разбежалась, Карл Дураццо вздумал присоединить к своим новым владениям Прованс. Сыну его покойного соперника — Людовику II (будущему супругу нашей героини) было всего семь лет. Однако же, новый государь Неаполя явно недооценил волю и разум его матери. Как то обычно бывает, множество знатных и богатых представителей провинции, посчитав, что дело анжуйского дома окончательно потерпело поражение, поспешили вовремя оказаться на стороне победителя. Против Марии Блуасской и ее сына сформировался грозный феодальный союз, получивший у историков название «Экской лиги». Лига эта подчинила своему влиянию прованское графство, вне ее досягаемости оказался только Марсель. Срочно покинув Анжер, где влияние Лиги также давало о себе знать, Мария Блуасская вместе с сыном бросилась в Авиньон, где поручила себя заступничеству папы Климента VII. Католическая церковь в это время переживала тяжелый кризис, известный под именем Великого Западного Раскола. Двое пап — в Авиньоне (проданном понтифику в изгнании королевой Джованной в обмен на оправдание по обвинению в убийстве последнего мужа), и в Риме, дружно предавали друг друга анафеме. Авиньонских пап поддерживал французский король, в то время как сторонники Дураццо были на стороне римского понтифика. И все же, защита главы церкви (пусть и не всеми признаваемого) значила немало. Воспользовавшись кратковременным смятением, которое это известие вызвало в лагере врагов анжуйской династии, Мария Блуасская заложила ростовщикам всю принадлежавшую ей золотую и серебряную посуду, чтобы на вырученные средства вооружить армию в 2 тыс. человек (400 «копий»)^{[K 2]}, и повести ее на врага^[38].

«Дама эта — записал хроникер Жан де Бурдинье, — была в достаточной мере проницательна, дабы распознать тех, каковые могли ей служить и содействовать в ее намерениях. Распознав же таковых, она с помощью ласки неизменно привлекала и удерживала их при своей особе, ибо ей свойственны были открытость, любезность и обходительность»^[39]. Итак, не жалея денег и милостей, герцогиня сумела привлечь на свою сторону местную знать, города один за другим открыли ворота ей и ее сыну; а после смерти Карла Дураццо сопротивление и вовсе сошло на нет. Осенью 1387 года Людовик-младший торжественно вступил в столицу графства — город Экс, и был повсеместно признан законным владыкой этих мест^[37].

Оставшись молодой вдовой с детьми на руках, Мария Блуасская не могла серьезно не задуматься над тем, как упрочить свое положение, добившись для себя и юного Людовика покровительства могущественного королевского дома. Естественно, анжуйского наследника для того требовалось обручить с какой-либо принцессой подобающего для него ранга. Строго говоря, над «арагонским браком» задумывался еще ее муж двумя годами ранее, так как подобный союз мог раз и навсегда положить конец соперничеству, измотавшему обе стороны; предполагая женить обоих своих сыновей — Людовика и Карла на двух арагонских принцессах, младшей из которых должна была стать наша героиня, а старшей — ее сестра Хуана^{[K 3]}, Мария Блуасская со всей решимостью взялась за осуществление этого плана, который едва не потерпел фиаско из-за сопротивления потенциальной невесты^[40].

Прощание с Барселоной

Мартин I Гуманный. Педро Нуньес и Энрике Фернандес «Перенесение святынь Сан-Северо в Барселону» (фрагмент) — ок. 1542 г. — Холст, масло. - Музей Диосесан - Барселона, Испания.

Таким образом, нет ничего удивительного, что юная инфанта, едва ли не с рождения привыкшая слышать, что анжуйцы — заклятые и древние враги арагонского дома, которые спят и видят отнять у ее семьи итальянские владения — со всей силой своего незаурядного характера воспротивилась планам своего отца, а затем и дяди.

Мартину, получившему у своих подданых прозвище «Гуманный», вкупе с анжуйским послом пришлось приложить немалые усилия, чтобы добиться своего. Эти в высшей степени дипломатические переговоры потребуют ни много ни мало трех лет! Иоланде уже 19, для тех времен — достаточно позднее время для заключения брака, а дяде и французскому послу никак не удается ее уговорить^[41]. Из раза в раз дон Мартин терпеливо втолковывает упрямице, что никто не собирается принуждать ее к этому союзу, но в то же время лучшего жениха ей не найти. Принц Людовик красив и статен, он всего на три года старше ее, у них будет много общих интересов и увлечений, он — один из высших вельмож французского королевства, кузен Карла VI, причем кузен любимый, постоянно вхожий в королевский дворец Сен-Поль, обладатель одного из крупнейших и самых богатых феодов королевства… наконец, он сам король! Пусть его первый самостоятельный поход в Италию, где в Неаполе прочно обосновался сын Карла Дураццо — Ладислас, закончился неудачей, и город был потерян столь же легко, как и взят, однако, на его стороне могущественная Франция, и не менее могущественный авиньонский папа^[42]. Желая поддержать его притязания, незадолго до его отъезда в Италию, король и папа устроили для него пышное торжество, на котором юный Людовик и его брат приняли рыцарское посвящение, а на голову старшему со всеми подобающими церемониями возложили неаполитанскую корону^[43].

Не считаться с подобными обстоятельствами было нельзя, и столь же неблагоразумно — из подросткового упрямства дополнительно озлоблять анжуйцев против арагонского дома, и ставить под удар итальянские владения. Италия, этот камень преткновения! Она останется им до конца^[44].

Как раз в это время в Арагон прибывает уже третье по счету анжуйское посольство, направленное собственнолично возмужавшим Людовиком II, который вместе со своими посланниками передает дону Мартину официальное письмо, в котором подтверждает намерение вступить в брак с его племянницей. Надо сказать, что в недостатка в невестах молодой герцог также не испытывал, однако, и он сам, и его разумная мать один за другим отклоняли предложения обручить его: с Жанной, дочерью герцога Алансонского, Валентиной Висконти, дочерью богатейшего миланского герцога Джан-Галеаццо Висконти, и наконец — сестрой Ладисласа Дураццо (за это последнее предложение хлопотал сам венецианский дож)^[45].

Иоланда наконец уступила и — вновь неслыханное дело! — потребовала от дяди, чтобы тот устроил ей торжественную церемонию освобождения от своего прежнего отказа. Дон Мартин конечно же, согласился, освобождение было дано, и наконец, ко всеобщему облегчению, брачный контракт скреплен подписями обеих сторон. Свершилось!^[46]

Осенью 1400 года Иоланда отправилась в путь, как и требовал обычай, вместе с пышной и многочисленной свитой, во главе которой стоял граф де Прадас, один из родственников ее дяди, должный также представлять последнего во время будущей свадьбы. Иоланде 20 лет, Испанию она покидает уже навсегда — за исключением одного короткого визита, о котором у нас позднее пойдет речь, Барселона для нее останется в прошлом. Эскорт из мулов, груженных багажом, а также несущих на себе невесту и ее придворных дам (мулов в те времена особенно ценили из-за их ровной и нетряской рыси), а также вооруженного дворянского эскорта неспешно пересекает Пиренеи, и достигает Перпиньяна, столицы королевства Мальорки. Здесь ее уже дожидается младший брат жениха — Карл, носящий титул принца Тарентского. Это последняя остановка на территории тогдашней Испании, засим начинаются владения короля Карла Французского. Путешествие проходит без спешки, спокойно, без неприятных приключений (к примеру баскских разбойников), и соединенный франко-испанский отряд достигает, наконец, Лангедока^[46].

Жених вместе со своей матерью в Арле полностью поглощены приготовлениями к свадьбе, скачущие один за другим гонцы беспрестанно передают им сведения о том, где находится в этот момент эскорт невесты… но молодой человек просто не в силах спокойно дожидаться ее приезда. Он должен сам, первым, увидеть ее, любоваться на нее не будучи окружен толпой любопытствующих придворных. В конце концов, он хочет знать, кого готовят ему в жены! Совершенно авантюрный поступок. Взяв в сообщники некоего конюха или слугу, чье имя история не сохранила, принц, переодевшись в простое платье, ночью крадется в конюшню и в сопровождении восьми верных дворян, вихрем несется в Монпелье, куда в скором времени должен прибыть неспешный кортеж Иоланды. 25 ноября 1400 года, смешавшись с толпой зевак, бурно чествующих будущую королеву Неаполитанскую, юный Людовик пожирает ее глазами, и по окончании церемонии, так же, галопом, совершенно счастливый, несется в Арль и здесь приготовляется встречать свою невесту уже в полном согласии с предписаниями этикета^[47][48].

Комментарии

Примечания

Литература

• Публий Корнелий Тацит Сочинения в двух томах. Том 1. Анналы. Малые произведения / А.С. Бобович, Я.М. Боровский, М.Е. Сергеенко, С.И. Утченко. — Ленинград: Наука, 1969. — Т. 1. — 450 с.

Публий Корнелий Тацит «Анналы». Публий Корнелий Тацит полагается одним из крупнейших историков Рима; современник Антонинов, он несмотря на то, оставил нам одно из самых полных и точных описаний царствований императоров из династии Юлиев-Клавдиев. «Анналы», труд, к сожалению, не полностью сохранившийся, рассказывает нам и о положении в Тарраконской Испании (что особенно ценно, т.к. столичных историков провинции, как правило, не интересовали), а также о зарождении и дальнейшем развитии заговора Гальбы и последующих событиях, во многом повлиявших на историю этой земли.

• The new encyclopaedia Britannica. — Chicago: Encyclopaedia Britannica, 2010. — Т. 30. — 798 с. — ISBN 978-1593398378

«Новая Энциклопедия Британника». «Энциклопедия Британника» в пояснениях не нуждается. Выходящяя с 1768 года и постоянно обновляющаяся вместе с ростом и развитием научных знаний, в настоящее время она издается около 100 авторов, среди которых лауреаты Нобелевской премии, профессора истории и прочих наук, и даже американские президенты. В данном случае для работы использовалась т. н. «малая Британника», состоящая «всего лишь» из 32 томов. В нашем конкретном случае, по этой энциклопедии воссоздавалась история двух столиц древнего Арагона — Сарагосы и Барселоны, и вслед за тем история королевства как такового.

• Arnaud Des Roches de Chassay Yolande d'Aragon ou l'unité de la France. — Janzé: Charles Hérissey, 2006. — 214 p. — ISBN 978-2914417303

Арно де Рош де Шассе «Иоланда Арагонская или объединение Франции». Ранняя, и потому несколько неполная биография нашей героини. Пусть написанная с огромной любовью и почтением перед памятью этой великой женщины, более старая по времени работа Арно де Роша изобилует пробелами. В вину автору это ставить не следует, так как многие документы касающиеся жизни и деятельности королевы Иоланды были найдены или подвергнуты научному анализу уже после того, как вышло первое издание этой работы, а последующее, которое собственно и использовалось, было дополнено и исправлено не в полной мере. Посему пользоваться этой работой можно и нужно, однако, она уже требует перекрестной проверки и дополнения по новым и более полным данным, хотя несмотря ни на что, сохраняет свой интерес и до нынешнего дня.

• Gérard de Senneville Yolande d'Aragon: La reine qui a gagné la guerre de Cent Ans. — Paris: Perrin, 2008. — 396 p. — ISBN 978-2262028008

Жерар де Сенневилль «Иоланда Арагонская: королева, выгравшая Столетнюю войну». Последняя по времени и наиболее полная биография нашей героини. Исследование, написанное ярким, образным языком, включащее в себя сведения не только о жизни нашей героини, но о Франции второй половины XV века, и истории анжуйского герцогства. Нечастый случай среди исторической литературы, когда тот или иной персонаж предстает не безликой «исторической личностью», но живым человеком со своими радостями и огорчениями, победами и поражениями, где преклонение автора перед памятью этой великой женщины не превращается в слепое поклонение, а строгий анализ историка соседствует с живыми описаниями быта и нравов эпохи. Настоятельно рекомендуется всем, кто пожелает ознакомиться с биографией нашей героини в ее оригинальном звучании.

---

© Zoe Lionidas (text). All rights reserved. / © Зои Лионидас (text). Все права сохранены.

---