Королева четырех королевств/Глава 4 Победительница
| ← Глава 3 Политик | "Королева четырех королевств" ~ Глава 4 Победительница автор Zoe Lionidas |
Содержание |
Время Жанны
Неторопливое начало
|
Перенесемся, читатель, в герцогство Барское, где крепость Вокулер одной из очень немногих еще сохраняет верность королю Карлу, представляя собой едва ли не крошечный островок среди пробургундски настроенных кардинальских подданных. Маршал де Вержи, управлявший Баром от имени «короля Англии и Франции» решил наконец уничтожить этот последний очаг сопротивления. Рене, герцогский зять, изолирован в своем дворце, но вслед за своей деятельной матерью, он также полагает, что не бывает окончательных поражений, пока ты жив и деятелен и не спешит покидать Бара, как мы скоро увидим, окажется в этом совершенно прав.
1429 год. Бургундская армия наступает на Вокулер, естественно не имея никакого представления о том, что в крошечной деревеньке Домреми, прослышавшей о вторжении, среди жителей, которые в панике вынуждены спасаться со своими пожитками в имперском Невшато, находится семья некоего Жака д’Арк, и его младшая дочь, невысокая, нескладная, похожая на мальчишку, все больше укрепляется в замысле, который давным-давно вынашивает в себе, не решаясь начать действие, которое, как она сама понимает, возврата иметь не будет. Комендант, или на языке того времени — капитан — Вокулера, старый солдат Робер де Бодрикур, ставленник герцога Рене, и конечно, его проницательной матери, просит о помощи, предупреждая о том, что если она не будет получена, город не сможет держаться дольше начала лета 1429 года. Помощь, как вы понимаете, не приходит, и старый солдат вынужден начать переговоры о почетной капитуляции. Ему оставляют должность и армию, при условии, что он принесет торжественную присягу более никогда не участвовать в военных действиях на стороне дофина. Присяга принесена, и бургундские войска уходят прочь. Вернувшисяся к себе жители Домреми находят деревенскую церковь сожженной дотла, а свои жилища — разграбленными и пустыми.
В разоренной войной, голодной и отчаявшейся стране как никогда сильны мистические настроения. Пророки и пророчицы, объявляющие себя носителями воли Божьей растут как грибы. Колетта Бон, новейший биограф Жанны сумела насчитать до двадцати человек — и это лишь тех, кто оставил после себя след в хрониках и документах того времени. Констанс де Рабастан, Мария-Робина, Жанна-Мария де Мальи, дворянин де Бассиньи, Жан де Ган — это имена лишь нескольких из них. Кое-кто из этих религиозных деятелей были откровенными шарлатанами; среди таковых стоит назвать Катерину де ла Рошель, объявлявшую сбор денег в казну короля Карла, причем уверявшую всех, кто желал ее слушать, что ей дана возможность ясновидения, позволяющая находить скрытые клады и спрятанные от чужих глаз тайники. Катерина уверяла, что ее действиями руководит некая «Белая дама», приходящая к ней по ночам. Позднее Жанна будет относиться к «ясновидящей» с нескрываемым презрением, Катерина ответит ей тем же, и в какой-то момент примкнув к англо-бургундскому войску, будет обливать освободительницу Франции словесными помоями. Перрона-Бретонка, о существовании которой мы знаем из «Дневника Парижского Горожанина», объявляла, что Бог лично является к ней «одетый в алый хук» и говорит как с равной, объявляя свою волю. В отличие от Катерины, Перрона горячо поддерживала и во всем оправдывала Жанну, даже после того, как последняя оказалась в английском плену. За столь выдающуюся смелость, юродивой пришлось дорого заплатить: она закончила жизнь на костре в столице Франции. По стране упорно распространялось т. н. «пророчество Мерлина» — неизвестно откуда взявшееся и кем поддерживавшееся… хотя может быть мы с вами, читатель, уже знаем — кем?… Пророчество заключалось в том, что страна, преданная распутной женщиной (читай — королевой Изабеллой, освобождена будет невинной девушкой). И наконец, знаменитый брат Ришар, судя по всему религиозный фанатик, доводивший своими проповедями толпу до исступления, так что женщины швыряли в огонь пышные геннины, а мужчины отправляли туда же игральные кости и столы — изгнанный из Парижа за сочувствие к «арманьякам»… Горожанин называет его духовным наставником и Катерины, и Перроны и Жанны. Было ли в этом хоть какое-то истинное зерно? Мы еще многого не знаем.
Впрочем, весь этот хоровод мошенников, шарлатанов, и просто сумасшедших, наперебой предлагавший свои услуги «благородному дофину» для освобождения его страны, разбивался о закрытые ворота замка Шинон. Стараниями де ла Тремойля, проникнуть к королю не удавалось никому… в данном конкретном случае он, быть может, был и прав. Слабую психику Карла могло в самом деле, окончательно смутить неистовство религиозных фанатиков. Не мог проникнуть никто — кроме одной только носительницы Божьей воли.
Домреми — Вокулер
|
Некоторые горячие головы склонны полагать Жанну прямой ставленницей королевы Иоланды. Пожалуй, подобный вывод слишком уж поспешен, да и вряд ли обоснован. Жанна без сомнения обладала достаточно сильным характером, чтобы ни у кого не идти на поводу, и повиноваться единственно требованиям своих «голосов» и собственного здравого смысла. Но в том, что королева Сицилии целиком использовала выпавший ей шанс — сомнений нет никаких. Судите сами, читатель.
Пользуясь в качестве повода беременностью кузины, живущей в недалекой от Вокулера деревеньке Пти-Бюре, Жанна отправляется туда, а затем склонив ее супруга — Дюрана Лаксара, содействовать в своем предприятии, направляется в Вокулер. В середине мая 1428 года бесстрашно представ перед комендантом крепости, Жанна объявляет ему, что «дофин получит помощь не позднее Великого Поста следующего года», о чем просит немедленно его уведомить. Мы знаем об этой встрече от Бернара де Пуланжи, в недалеком будущем спутника Жанны, ставшего тому случайным свидетелем.
Бодрикур, человек жесткий и много повидавший на своем веку, не привыкший верить ни в чертовщину ни в пророчества, с издевкой встречает эти слова, посоветовав Лаксару, молча наблюдающему за этой сценой, отвезти новоявленную пророчицу назад к родителям, не забыв при том «надавать ей пощечин», а затем, чтобы раз и навсегда выбить дурь из головы, поскорее выдать замуж. Пригрозив напоследок, что если она вздумает появиться снова, он отдаст ее на потеху своим солдатам «каковые любят свежее мясцо», Бодрикур резко прерывает встречу.
Однако, бесстрашие и убежденность этой девочки как видно, производят на него определенное впечатление. Комендант Вокулера прекрасно знает ее отца, старосту деревни Домреми, и конечно же, грозит в пустоту: опозорить его дочь он не имеет ни малейшего желания. Впрочем, не зная как поступить, он уведомляет о своих сомнениях своего непосредственного патрона — Рене, наследника герцогства Бар. То, что знает Рене знает и его энергичная мать. Отличие прозорливого политика от посредственности есть умение пользоваться любым возможным шансом, сколь бы призрачен и сомнителен он ни был, умение отличить невозможное от того, что только кажется невероятным, и наконец, дать каждому действовать в меру его душевных сил и способностей, лишь слегка направляя, если в том возникнет необходимость.
В данный момент Иоланда спешить не намерена. Если эта новоявленная пророчица чего-то стоит, она сумеет настоять на своем, если же нет — о ней стоит забыть и заняться другим. Бодрикуру, по всей видимости, отдается приказ ничего не предпринимать. Это гипотеза, читатель, документов, способных подтвердить или опровергнуть то, что происходило на этой очень ранней стадии, не существует. Однако, в свете того, что следует далее, она имеет право на существование.
С уверенностью можно сказать одно: не будь Рене Анжуйский наследником герцогства Барского, и не будь на свете Иоланды, феномен Жанны не смог был раскрыться во всей своей силе и убедительности. В этом сомнений нет. Об остальном судите сами.
|
Деревенька Домреми разделена пополам, так сложилось исторически, в результате многочисленных пограничных прецедентов между двумя соперничающими государствами: Францией и Империей, государю которой присягает на верность герцог Лотарингский. Южная часть принадлежит французской короне, северная (в которой, судя по всему, и находится дом семейства д’Арк), находится во владении сеньоров де Бурлемон, вассалов герцога Барского. Им же подчиняется крепость Вокулер… так что, по-видимому, с самого начала каждый шаг будущей освободительницы Франции находится под неусыпным надзором анжуйского семейства. Пока что достаточно скептическим, но внимательным.
Как и следовало ожидать, она появляется перед Бодрикуром снова, в январе следующего 1429 года. Кузине приходит время рожать, и Лаксар настоятельно просит Жака д’Арк и его супругу отпустить младшую дочь, чтобы помочь принять роды и хозяйничать в доме, пока его жена не поднимется на ноги. Разрешение дано, выполнив обещанное, Жанна просит снова отвезти ее в Вокулер, и Лаксар Дюран снова повинуется ей. На сей раз, твердо глядя в глаза Бодрикуру, Жанна уже не просит, а требует отправить ее к королевскому дворцу под надежной охраной, так как ей предписано освободить Орлеан (осада которого, начавшаяся осенью, привлекает внимание всей страны) и короновать дофина в Реймсе.
На сей раз Бодрикур уже не угрожает. Не говоря ни да ни нет, он отсылает прочь настойчивую просительницу. Жанна в свою очередь настроена идти до конца. Наотрез отказавшись вернуться домой, она останавливается здесь же, в городе, в семье колесника Анри де Руайе и его супруги Катерины. Дважды в неделю она исправно посещает церковь Нотр-Дам де Вокулер, причащаясь и исповедываясь местному приходскому священнику. Слава о пророчице начинает распространяться в городе, к ней тянется бесконечный поток людей — простолюдинов и дворян. По воспоминаниям своих будущих спутников — Жана де Новлопона и неизменного Бернара де Пуланжи, она во время одной из встреч заявила им: «Никто на свете — ни папа, ни император, ни дочь короля Шотландии не сможет спасти Францию. Никто кроме меня одной.» Переговоры о браке дофина Людовика с дочерью короля Шотландии велись в глубокой тайне. Если эта история не выдумана задним числом, Жанна уже в это время знает многое, а при ее уме и дальновидности, несложно сделать соответствующие выводы.
«Время тянулось для нее медленно, как для женщины, ожидающей ребенка», позднее вспоминала на Процессе Реабилитации Катерина Руайе. Вести о новоявленной пророчице достигают престарелого герцога Лотарингского, который призывает Жанну к себе, надеясь, что своими молитвами она поможет ему вылечиться от подагры. Надо сказать — вовремя, так как Жанна, потеряв терпение уже собирается сама отправиться ко двору, и настоятельно просит Лаксара купить для нее пару лошадей и найти попутчика. Подобное путешествие скорее всего закончилось бы перед закрытыми воротами замка Шинон… но к счастью, состояться ему не дано.
Представ перед стариком, Жанна, ничуть не оробев, предлагает ему немедленно отослать от себя любовницу. Мы уже знакомы с ней — речь идет об Алисон де Мей, той самой авантюрной особе, которая весьма посодействовала Иоланде в ее планах касательно брака Рене Анжуйского и Изабеллы Лотарингской. Других средств излечения Жанна не знает, о чем говорит ему совершенно прямо, зато предлагает отправить себя и своих спутников к королю. Герцог смеется, награждает дерзкую девчонку пригоршней монет, дарит ей коня и отсылает прочь.
Ожидание продолжается, когда вдруг в гости к Жанне заявляется не кто иной, как сам комендант крепости. Его сопровождает францисканский монах, которому предписано произвести над Жанной обряд изгнания дьявола. Ничего удивительного, для людей того времени любое резкое изменение привычного уклада трактовалось как вмешательство в их жизнь Бога или Сатаны. Жанна успешно выдерживает испытание. Итак, не юродивая, не сумасшедшая и не кликуша. Это уже много. На следующем этапе новоявленную «спасительницу Франции» подвергают строгому допросу в присутствии местных знатоков Священного Писания. Иоланда не спешит. Если эта девочка всерьез собралась решить столь трудную задачу, ее требуется провести через жернова сложных экзаменов и проверок на решимость, упорство и мужество. Иначе нет ни малейшего резона с ней связываться. Взялась, пусть терпит. Опять же, это гипотеза, прямых подтверждений нет. Но то, что знал герцог Лотарингский должен был без сомнения знать его зять, так что внимание анжуйского дома на этой стадии уже практически не вызывает сомнений.
Жанна достойно выдерживает испытание. И вновь ее заставляют ждать, и в третий раз, 12 февраля она предстает перед осторожным комендантом, требуя отправить ее к королю, иначе «будет еще хуже». Это «хуже» более чем понятно, в недавнем времени до того состоялась знаменитая «селедочная битва», в которой гарнизон Орлеана потерял множество доблестных защитников. Крепость вот-вот падет, ее защитники, доведенные до отчаяния, просят герцога Бургундского принять их капитуляцию, чтобы избежать грабежа и бесчинства английских солдат.
Филипп Добрый, никогда не упускающий возможности округлить свои владения идет с этим к Бедфорду и получает грубый и унизительный отказ. Более того, англичанин прямо угрожает, что если бургундец не прекратит ему докучать, он «отправит его в Англию пить пиво». Филипп уязвлен до глубины души, и немедленно дает приказ своим отрядам уйти от Орлеана. В добрый путь! Но англичане еще сильны, и ждать больше нечего. Жанна в полной мере сумела вызвать к себе уважение… пора!
Шинон — Пуатье
|
Ее ведет де Вьенн, единственный, знающий дорогу, заботясь о том, чтобы на этой враждебной земле для маленького отряда всегда был готов ужин и ночлег… в монастырях и домах знати, подчиняющихся Рене Анжуйскому. Деньги на дорогу уплачены королевой Иоландой из собственной казны. Существует легенда, будто встревоженный Тремойль пытался на пути задержать отряд, но в этом не преуспел. Спутники предлагают заказать местным кузнецам меч для Жанны, она отказывается и вместо того, требует непременно посетить церковь Сен-Катрин де Фьербуа. Она никогда не бывала здесь (что подтверждено документально), однако, пишет письмо местному клиру, требуя найти зарытый возле алтаря старинный меч, по преданию принадлежавший Карлу Великому. Меч находят в указанном месте, практически под верхним слоем почвы, причем покрывающая его ржавчина легко отваливается от прикосновения руки. Меч украшен пятью насечками в форме креста, и отныне станет ее боевым оружием. Вся эта история подтверждена Руанским процессом, и процессом Реабилитации. Как это могло произойти?…
Путешествие длится десять дней. Между спутниками немало переговорено в пути, и вот наконец ворота замка Шинон. Жанну немедленно препровождают к Карлу, который, как всегда испытывая страх перед незнакомыми лицами, прячется в толпе придворных. Без всякого сомнения Жанна, никогда не видевшая дофина, подходит прямо к нему и отдает церемониальный придворный поклон. Затем, на глазах у всего двора, она увлекает дофина прочь, и наедине о чем-то вполголоса с ним говорит. Содержание этой короткой беседы осталось неизвестным, в то время как современные историки сломали на эту тему немало копий и высказали огромную кучу догадок, вплоть до того, что Жанна подтвердила (каким образом?) законнорожденность Карла. Сама она до самого конца наотрез отказывалась отвечать на подобные вопросы, во время процесса не без юмора посоветовав Кошону — если ему так хочется дознаться, послать гонца к королю. Существует свидетельство личного духовника дофина, согласно которому Жанна дословно повторила Карлу его вечернюю молитву, в которой он — в одиночестве — просил Христа позволить ему если не победить, то хотя бы избежать позорного плена и безопасно добраться до Шотландии. С достоверностью известно то, что Жанна прилюдно именует его «сыном короля» — в точности как это привычно делать Иоланде.
Свершилось! Дофин возвращается к придворным, лицо его сияет, и того, что никакими другими способами не могла добиться королева Сицилии, совершается в один миг. Карл постепенно превращается в другого человека, достойного и желающего взять в собственные руки бразды правления. С этого момента он начинает действовать — пусть еще несмело, но действовать, и это многого стоит.
Королева Иоланда благоразумно держится на заднем плане, ее нет в этот день в Шиноне, с Жанной встречаться она не спешит. Впрочем, претендентка сама должна приехать к ней в Пуатье, это гласит королевский приказ. Здесь ей предстоит пройти перекрестный допрос, который устроят лучшие богословы, чтобы окончательно убедиться, что перед ними не еретичка и не ведьма. Кроме того, претендентку требуется подвергнуть гинекологическому освидетельствованию. По верованиям того времени, дьявол бессилен перед девственницей, Жанна уверяет, что является таковой… это сомнительно. Крестьянские девушки рано выходили замуж, а порой и теряли девственность на сеновале с первым же деревенским парнем. Кроме того, не следует забывать о разбойниках и мародерах, которые в это время наводняют страну, и не пропускают ни одного свежего женского личика.
Последнюю малоприятную обязанность Иоланда берет на себя. Ей надо лично увидеть, как поведет себя претендентка перед лицом королевы в столь мало располагающей, и прямо скажем — позорной обстановке. Нет, она будет просто присутствовать, а само освидетельствование приказано провести двум ее фрейлинам. Результат ко всеобщему удивлению, положителен, Жанна не лжет. Тем лучше. Вердикт «дамской комиссии» гласит, что представшая перед ними Жанна из Домреми «женщина, девушка и девственница, нетронутая и безусловная». Во время богословского допроса с Жанны уже не спускают глаз, на всех допросах и кулуарных обсуждениях присутствует верный Робер ле Масон, делом доказавший свою преданность королеве.
Наконец-то все закончилось, Иоланда может вздохнуть спокойно. Ее последняя забота (здесь мы опять же переходим в область гипотез) направить во все стороны вездесущих францисканцев и монахинь-кларисс, чтобы распространить слухи об избраннице Божьей, которая обязательно принесет победу. Многомудрая королева слишком хорошо знает, сколь важен на войне психологический фактор!
Возвращаемся к твердо установленным фактам. Первая задача для Жанны сравнительно проста: в осажденный Орлеан требуется доставить обоз с продовольствием. На деньги королевы Иоланды нанимается солидный военный отряд, закупается стадо быков и овец, телеги с продовольствием и фуражом для коней. Местному кузнецу на ее же средства спешно приказано выковать белый доспех по женской фигуре, такие же доспехи получают два телохранителя Жанны — Новлопон и Пуланжи. Для полной уверенности в качестве оруженосца ей будет сопутствовать Жан д’Олон, доверенное лицо королевы Иоланды. Приготовления к походу настолько заражают двор жаждой действия, что Тремойль полагает для себя лучшим благоразумно смолчать. Со своей стороны он спешит подписать договора о союзе с кузеном Жилем де Рэ, который будет сопровождать отряд в качестве проводника, с Жаном Алансонским — начальником штаба, и несколькими другими высокопоставленными полководцами. В качестве жеста доброй воли, Тремойль позволяет отряду пройти через свои земли, свободные от англичан и бургундцев. Обоз тронулся в путь, оставалось только ждать. Соединив длинные пальцы, королева Сицилии вознесла Господу безмолвную молитву об удаче похода…
Орлеан — Реймс
|
Де ла Поль с точки зрения военной поступил вполне оправдано: семь месяцев осады истощили его людей ничуть не меньше, чем осажденных, взять город надежды не было, испытанные поражения это доказали, кроме того, содержание наемных отрядов было делом отнюдь не дешевым, при том, что английская казна испытывала немалые трудности. Он не учел лишь одного — ошеломляющего психологического эффекта, который это произведет как на осаждающих, так и на осажденных. Всю Францию охватил невиданный порыв патриотизма — национальное чувство французов, ранее почти не существующее, растворившееся в многообразии феодальных владений, окрепло и возмужало в тяжелых испытаниях Столетней войны. В Шинон к королю Карлу со всех сторон спешили отряды и отдельные солдаты, лучники, конные, наперебой предлагая свои услуги. Крепла уверенность в будущей победе и непременном изгнании англичан с французской земли, что в свою очередь всеми силами поддерживала Жанна.
Победительницу в королевском лагере приняли с почестями, однако, она торопилась продолжить начатое, немедленно побуждая короля Карла отправиться на коронацию в Реймс. В самом деле, в глазах народа король, получивший помазание, вступал в мистический брак со своей страной, превращаясь в короля-священника, Богом избранного для управления Францией, и никакая человеческая сила уже не могла оспорить его права на престол. Споры! Пререкания! Королевский совет разделился надвое: «партия войны» побуждала немедленно воспользоваться успехом, пока не остыл энтузиазм и англичане еще не успели опомниться после жестокого поражения. «Партия мира» не менее справедливо указывала, что весь берег Луары находится в руках противника, и путь к «городу помазания» лежит через множество крепостей, захваченных врагом, и что первое же поражение приведет к обратному эффекту от ожидаемого. На королевском совете Иоланде вновь приходился повысить голос, чтобы окончательно убедить робких. Ей, в который уже раз, никто не рискует перечить.
Итак, Жанна и стоящие за ней военные побеждают. Более того, решимости набирается сам Карл, ранее панически боявшийся любого риска. Вместе с Жанной, Ла Гиром, Жилем де Рэ и всеми прочими он пускается в путь. Города один за другим открывают ворота, лишь в паре случаев приходится прибегать к угрозам и демонстрациям подготовки к штурму, после чего горожане спешно отправляют в королевский лагерь посланников с просьбой о милости, и ключами от города. «Военная прогулка» заканчивается в Пате, где английская армия под руководством Тальбота и Фастольфа тщится преградить путь французам. В короткой схватке англичане терпят сокрушительное поражение, столь ошеломляющее, что закаленные в боях солдаты начинают бояться Жанны, буквально разбегаясь при ее появлении. Реймс также занят без единого выстрела. Королеве Марии спешно направлено предписание прибыть на церемонию коронации, однако, едва она достигает Буржа, новый гонец везет ей приказ, отменяющий предыдущий. Причина: якобы слишком опасная дорога. Предположительно, этому второму приказу весьма поспособствовал де ла Тремойль, вовсе не горевший желанием видеть на церемонии коронации королевскую тещу.
Иоланда не спорит, у нее есть свои глаза и уши в королевском войске. Во-первых, это ее сын, Рене, который присутствует в Реймсе с начала и до конца торжественной церемонии, во-вторых, т. н. «анжуйские дворяне» — подробно информирующие свою повелительницу обо всем происходящим. Одно из их писем благополучно сохранилось до наших дней. Отсюда, из Реймса король уже сам торопит своих советников заключить мир с Филиппом Добрым. Действительно, столь громкие победы должны сделать бургундца сговорчивей. Де ла Тремойль спешит сам принять участие в этом процессе, чтобы приписать себе все потенциальные лавры. Иоланда этому не препятствует, пусть себе, главное, чтобы дело двигалось вперед, свести счеты с фаворитом успеется. Одна только Жанна продолжает настаивать на продолжении боевых действий, полагая, что «мир можно принести лишь на кончике копья».
Жан Алансонский вспоминал на Процессе Реабилитации, что она ему сказала «Мой добрый герцог, извольте поставить в известность своих людей, а также иных, каковые находятся в подчинении у прочих капитанов, что я желаю увидеть Париж с куда более близкого расстояния, чем то мне доводилось ранее». Подобное представлялось вполне логичным. Обычай требовал от нового короля сразу после церемонии коронации торжественно въехать в свою столицу, другое дело, что в этом конкретном случае столицу приходилось подчинять себе силой оружия.
Однако, в самый день коронации, 17 июля 1429 года бургундская делегация под предводительством Давида де Гримо спешно прибывает в Реймс. «Анжуйские дворяне» торжествующе пишут своей госпоже, что «в скором времени будет заключено доброе соглашение». В самом деле, Филипп Добрый просит 15-дневного перемирия, обязуясь в обмен сдать Карлу его столицу. Поверив бургундцу, Карл дает приказ отступить, армия возвращается на Луару, стремясь подчинить уже «законному монарху» как можно больше городов. Впрочем, Бедфорд, также не спускающий глаз со своего скользкого союзника успевает разгадать маневр, и нарушить планы бургундца (ежели таковые действительно существовали). Англичанин дает приказ укрепить стены Парижа, выкатить артиллерию, к столице скорым маршем спешит подкрепление из отрядов под предводительством кардинала Винчестерского. В довершение всех бед, хитроумный англичанин своим приказом определяет герцогу бургундскому возглавить оборону столицы. Тот благоразумно избегает ловушки, уклонившись от столь сомнительной чести, и назначает вместо себя капитаном парижской крепости любимца горожан Жана де л’Иль Адама. На руку англичанину играет также тот факт, что Париж слишком хорошо помнит бесчинства и грабительство «арманьяков» за несколько лет до того, и отнюдь не горит желанием повторить тот же опыт. Парижане полны решимости оборонить свой город.
Королевское войско в это время продолжает бесцельно перемещаться по берегу Луары к вящему недовольству Жанны. Время потеряно безвозвратно, а герцог Филипп, делая хорошую мину при плохой игре, отправляет Карлу очередное посольство, предлагая продлить перемирие до Рождества, при том, что французы клятвенно обязуются не наступать на Нормандию (откуда к Бедфорду постоянно прибывают новые подкрепления!), зато им открыт путь на столицу, которую, правда, теперь придется штурмовать своими силами.
Париж — Компьень
|
И все же, непреклонная Жанна и ее соратники решают попытать счастья. Иоланда, по обыкновению, следя за событиями не вмешивается. Пусть девочка попробует, если получится — ее счастье, нет, можно будет подумать, какие методы испробовать далее. Позднее, на Руанском процессе, в ответ на вопрос, как ее «голоса» отнеслись к наступлению на столицу, Жанна утверждала, что «ей не разрешали, но и не запрещали», попросту предоставляя действовать на собственный страх и риск. Как известно, первый день штурма, по недоброй случайности совпавший с Рождеством Богородицы — праздником высоко чтимом французами, в чем парижане увидели очередной знак безбожия и кощунства «арманьяков» — был отбит с уроном, Жанна ранена в бедро. Впрочем, она еще не считала дело проигранным, и поднявшись рано утром, побуждала солдат начать новый приступ, против ворот Сент-Оноре, где стена представлялась достаточно старой и ветхой. Однако, этого приступа не последовало. Спешно прибывший в лагерь королевский гонец (в этой роли пришлось выступить второму сыну Иоланды - Рене) передал недвусмысленный приказ отступить в Сен-Дени. Опечаленную Жанну пытался утешить Сентайль, справедливо указывая ей, что «Не мы принимаем решения в королевском совете, но наше дело — вести в поле войска».
Несмотря ни на что, король не желал казаться неблагодарным. Жанну чествовали словно принцессу крови, Карл даровал ей дворянское достоинство, должное передаваться в роду ее семьи и всех ее потомков не только по мужской, но и по женской линии (совершенно из ряда вон выходящий случай для средневековой Франции!), освободил от налогов ее родную деревню (и надо сказать, закон этот свято соблюдался вплоть до Великой Французской революции). В качестве особой милости ей позволено было украсить свой герб королевскими лилиями, состояние новоиспеченной дворянки составляло 12 тыс. золотых франков скрупулезно отсчитанных королевским казначеем, сам Карл Орлеанский из Лондона, в благодарность за освобождение «своего» города прислал ей в подарок бархатное платье, и алый бархатный хук, шитый золотыми листочками. Этот последний предмет одежды против воли дарителя, сыграет в судьбе Жанны зловещую роль.
Однако, освободительнице Франции не сидится на месте, она вносит постоянное смятение в королевский совет, требуя продолжения войны. Чтобы избавиться от упрямой девчонки, Тремойль поручает ей освободить от бургундцев города на Луаре, где со своим гарнизоном обретается недоброй памяти капитан Перрине Грессар, несколько лет тому назад державший фаворита в позорном заточении. На свои средства Жанна собирает наемный отряд по командованием некоего кондотьера Беретты и выступает в путь. Как известно, здесь она одерживает свою последнюю победу, но вынуждена отступить от Шарите, где заперся Перрине Грессар.
В это время Бедфорд, желая как можно прочнее привязать к себе герцога Филиппа, явно высказывающего намерения держаться в стороне от обеих враждующих партий, предлагает ему в дар Шампань. Устоять против подобного искушения сложно: это клин, врезающийся в герцогские владения наравне с Лотарингией и Баром… о них он также помнит, но разобраться собирается несколько позднее. Впрочем, путь к вожделенному владению запирает Компьень — город неподалеку от Парижа, упорно сохраняющий верность «королю Франции». Бургундцы подступают к нему с осадой, и Жанна во главе своего отряда спешит на помощь осажденным. Во время одной из вылазок, она вынуждена отступить перед напором превосходящих сил врага, и остается в арьегарде, прикрывая отход своих солдат. Алый хук, шитый золотом привлекает взгляды, алчность бургундцев разжигает мысль о богатом выкупе. Между тем, ворота крепости оказываются заперты. Иногда высказывается мнение, что комендант, прямой ставленник де ла Тремойля, повиновался приказам своего господина, который давно уже тяготился этой девчонкой, путавшей ему все карты в королевском совете. Тем более, что Жанна упорно пыталась добиться возвращения Ришмона, что тоже не прибавляет королевскому фавориту добрых чувств по отношению к ней.
Несомненно, Тремойль был человеком беспринципным, готовым ради сохранения своего положения пожертвовать кем и чем угодно, однако, автор полагает, что из него не стоит делать монстра и демона зла. Пожелай он избавиться от освободительницы Франции, в дело скорее пошел бы яд или удар из-за угла - средства проверенные и надежные, в отличие от плена, из которого можно было убежать или быть выпущенной за выкуп. И вряд ли стоит видеть злой умысел в том, что куда проще можно объяснить обыкновенной трусостью. Впрочем, пусть каждый полагает как сочтет нужным, а мы продолжим свое повествование.
Так или иначе, Жанну стаскивает с седла бастард Вандомский, у которого ее по праву сюзерена выкупает Жан Люксембургский. На Руанском процессе Жанна говорила, что «голоса» загодя предупреждали ее о плене, и о том, что «ей не освободиться, пока она не увидит короля английского». По ее же рассказу, она отчаянно протестовала, уверяя, что не желает его видеть, но прекратила все споры, как только ей недвусмысленно было сказано, что «такова Божья воля».
В течение следующих семи месяцев, Жанна остается пленницей люксебуржца, ожидающего хороший выкуп за свою добычу с той или иной стороны. Как известно, Карл не позаботился о том, чтобы выкуп предложить, зато епископ Пьер Кошон, пользуясь тем, что Жанна была захвачена в пределах его диоцеза, развивает бешеную активность, чтобы заполучить ее в свои руки «для суда по делу о вере».
