Неведомое Средневековье: Город/Санитарно-гигиенические службы города
Содержание |
Небольшое, но необходимое вступление
Страшные сказки о тотально немытом Средневековье, любви к грязи, блохам и прочим прелестям подобного же рода пришли к нам из XIX века. Надо сказать, что им отдавали должное даже крупные исследователи того времени, в частности Жюль Мишле, один из первых исследователей и издателей полного документального свода обоих процессов Девы Жанны. Ничего удивительного в подобных выводах не было. Во-первых, в те времена материал, касающийся интересующего нас времени, был изучен далеко не в полной мере[1], во-вторых, срабатывал вполне понятный психологический механизм. Дело в том, что в начале Нового Времени (1550—1750 гг.) гигиена оказалась не в почете — простейшая логика подсказывала, что раньше, как видно, было еще хуже. Хрестоматийный пример того, что умозрительные конструкции, без поддержки документов и археологических свидетельств могут лишь завести в тупик.
Действительно, история не представляет собой подобия палки, гордо устремленной в небеса. За периодом относительного благополучия зачастую следует упадок, и новый взлет. Средневековье не было простой и понятной эпохой, сказочно-белой (как представляется любителям фентези) или столь же непроницаемо черной, как любила подавать ее советская школа. В истории, наверное, в принципе своем не бывает простых времен. Давайте же проследим эволюцию гигиены тела от античного времени до зарождения нашей технологической эпохи.
Начнем с общественных бань
Взгляд назад
Хорошо известно, что термы были частью повседневной жизни во всей обширной Римской империи. По сути дела, везде, где хотя бы на несколько десятков лет утверждался императорский орел почти сразу открывались банные заведения как для колонистов, так и для местных жителей, охотно использовавших новинку. Императорские термы были великолепны, так убийца и тиран Каракалла, не прославившийся больше ничем, выстроил в Риме гигантские мраморные бани, украшенные резным орнаментом и множеством статуй — настоящий шедевр архитектуры того времени. Да и прочие римские бани — монументальные здания с хитрой системой подачи холодной и горячей воды, бассейнами, портиками и целой армией обслуживающего персонала представляли собой незабываемое зрелище для любого путешественника.
Нам сложно ответить на вопрос, как относились к мытью ранние христиане — крошечная кучка бедняков, по ночам тайно молившаяся в катакомбах Присциллы, так как от этого времени, сколь то известно авторам, до нас не дошло документальных свидетельств, принадлежавших адептам новой религии. Однако можно сказать наверняка, что в первые десятилетия существования христианства в его среде кипели нешуточные страсти касательно того, что позволительно и что нет для того, кто желает вести жизнь наиболее подобающую христианину. Полистав «Деяния апостолов» мы отыщем немало отголосков подобных споров. В самом деле, ни Христос, ни его ближайшие ученики не могли а порой и не желали давать предписания по любому частному случаю. Разногласия вызывало буквально все — нужно или нет объединять имущество, должны или не должны христиане питаться за одним столом, следует или не следует есть мясо, вынесенное на продажу жрецами очередного языческого божества.
Одним из таких неясных вопросов был и вопрос о мытье. Действительно, если присмотреться поближе, мы увидим, что христианство — единственная из абрамических религий, не касающаяся вопросов ритуальных омовений, которые и в иудаизме и в исламе занимают немалое место. Сам Христос, как известно оправдывал своих учеников, не вымывших руки перед едой, и нападал на фарисеев, упрекая их, что внешняя чистота сопутствует у них с внутренней грязью и лживостью[2]. Однако, он же мыл ноги своим ученикам — диллема таким образом, становилась неразрешимой и по сути своей перекладывалась на каждого верующего в отдельности. В дальнейшем христианство пойдет именно по этому пути: вопросы гигиены будут восприниматься как личный вопрос для совести каждого верующего, не имеющий ничего общего с обязательными требованиями нового учения.
Несколько упрощенный взгяд на вещи, характерный для старой советской школы, гласил, что-де оказавшись наконец у власти, христианские епископы в первую очередь потребовали закрытия бань, и Европа на многие века погрузилась во тьму и грязь. На самом деле, ситуация, конечно же, была сложнее. Как мы уже видели, обсуждая грех чревоугодия, навязать обществу некую искусственную доктрину не преставляется возможным. Реальный успех достигается лишь в двух случаях — действуя грубой силой (тогда это возможно, если война идет против меньшинства населения — пример подобного предсталяет силовое подавление множества ранних и поздних еретических сект), или улучив момент тяжелого кризиса, когда подавленную и дезорганизованную массу легко убедить, что для умиротворения разгневанного божества требуется жестокое самоограничение, покаяние и т. д. Впрочем, как только беда минует, население рано или поздно начинает тяготиться навязанными ему правилами, и в скором времени — все возвращается на круги своя. Вспышку подобного религиозного психоза можно проследить во время знаменитой эпидемии Чёрной Смерти, когда под влиянием фанатичных проповедников по всей Европе прошла волна еврейских погромов, психоз самобичевания и умервщления плоти. Однако, вовремя предпринятое противодействие со стороны светских и духовных властей, и в особенности конец эпидемии остановили безумие. Изуверская секта флагеллантов исчезла так же как и появилась.
Но вернемся к нашим баням. Христианство сумело победить и утвердиться у власти именно благодаря своему умению приспособиться к существующим реалиям. Отвергалось лишь поклонение иным богам — и вот здесь адепты новой веры стояли насмерть. Остальное с теми или иными оговорками скорее принималось, и включившись в учение и культ незаметно растворялось внутри. Бани в плане религиозном упрекнуть было не в чем, да и первые епископы — зачастую выходцы из зажиточных слоев населения, привыкшие к банным процедурам с детства не видели в них ничего предосудительного. Обратимся к фактам.
Видный писатель и теоретик богословия Тертуллиан Карфагенский (ок. 155/165 — ок. 220/240 гг.), желая уверить языческое большинство в том, что новая религия никоим образом не покушается на привычные жизненные устои писал в одном из своих сочинений, что «Христиане отнюдь не гнушаются ни форумом, ни рыночной толпой, ни банями». Святой Августин, также представитель африканской общины, относился к баням как к само собой разумеющейся стороне обыденной жизни.
Естественно, ради воздержания от соблазна запрещались т. н. смешанные бани, где по распространенному обычаю, мужчины и женщины мылись в общей парильне. До нашего времени дошел резкий выговор, вынесенный епископом Карфагенским Киприаном некоей его прихожанке, не видевшей ничего запретного в подобном времяпровождении на том основании, что «единственным помышлением являет вымыть и освежить малое свое тело». Епископ резко ответствовал, что не впадая в соблазн сама, она тем не менее способствует соблазну мужчин, пожирающих глазами ее наготу.
Однако, подобные случаи оставались единичными. Умный и осторожный Климент Александрийский (ок. 150 — ок. 215 гг.), вслед за многими иными церковными деятелями, даже позволял своим прихожанам открывать банные заведения; конечно же, с оговоркой, что оба пола будут мыться по отдельности. В своем сочинении «Педагог» (Peadagogus), он специально оговаривает четыре причины для посещения бани, как то: чистоту тела, согревание, здоровье и наконец — удовольствие. Христианам, по его мнению мыться ради удовольствия было предосудительно, согрев также вызывал нарекания, однако, женщинам можно и стоило посещать бани ради здоровья и чистоты, а мужчинам — исключительно ради здоровья. Обратим внимание на оговорку касательно удовольствия: к ней мы еще вернемя.
Св. Иоанн Златоуст (ок. 344 — ок. 407), в течение четырех лет подвизавшийся в качестве ученика некоего отшельника, а затем два года проживший в пещере, постясь и предаваясь молитве, был вынужден вернуться в свой родной город Антиохию, когда слишком уж ревностное умервщление плоти стало сказываться на его здоровье, и здесь среди прочего обратил на себя внимание горячим протестом против закрытия общественных бань. Сделал это император Феодосий, пожелавший таким образом наказать горожан за некую провинность. Иоанн заявил, что печется о детях, стариках, больных, и кормящих матерях, для которых подобное было слишком тяжелым испытанием.
Более того, продолжая спорить с императором, в канун Пасхи Златоуст и сочувствовавшие ему священники устроили в банях торжественное действо с чтением Евангелия и крещением новообращенных (которое в те времена еще совершалось посредством полного погружения в воду). Отправленный императором в ссылку Златоуст более всего страдал из-за того, что сопровождавший его садистски настроенный чиновник запрещал ему мыться. Другое дело, что ради предохранения от соблазна тот же святой требовал чтобы над дверями банных заведений укреплялись кресты, а входящие в них осеняли себя крестным знамением. Обратим внимание и на этот момент.
Но всех перещеголял константинопольский иерарарх Сиссиний I, который однажды будучи спрошенным «Почему ты моешься дважды[3]?» не без юмора ответил, что делать это трижды не получается никоим образом.
Таким образом, мы видим, что на раннем этапе существования христианства отношение святых отцов к баням было скорее положительным или — по крайней мере, нейтральным. Посмотрим, что произошло позднее.
Рождение монашества и его отношение к мытью и баням
Мы с вами уже заметили, что бани вызывали у раннехристианских церковных деятелей неоднозначное к себе отношение. С одной стороны, признаваясь обыденной и даже необходимой гигиенической и медицинской процедурой, они одновременно вызывали опасливое к себе отношение как источник опасного соблазна, разнеживающий и отнимающий волю. Ничего удивительного, точно такое же отношение учителя молодой религии проявляли к нарядной одежде, еде и вину, внешней привлекательности, короче говоря, к любому «земному» удовольствию, могущему отвлечь адепта христианства от размышления, молитвы и служения Господу, занятий по их мнению, много более важных чем каждодневная суетность. Таким образом, бани органично вписались в общий ряд обыденных «соблазнов», опасных именно своей необходимостью. Принимая их необходимость, христианин должен был вовремя уметь остановиться у грани, преступить которую значило уподобить себя многоголосой языческой толпе.
Эта двойственность распространялась на весь материальный мир, начинаясь с самой телесной оболочки, в которую, по христианскому учению, заключена бессмертная душа. С одной стороны, эта оболочка представляла собой созданный Богом сосуд, храм, защитницу души от внешних опасностей, с другой — была запятнана первородным грехом и постоянно готова попасть в сети Врага Рода человеческого.
Для понимания дальнейшего заметим также, что с самого начала своего существования христианство (даже если брать исключительно его ортодоксию, оставив в стороне многочисленные «ереси»), никогда не представляло собой единого монолита. Эту религию отличала редкая дипломатичность и гибкость, что стало немалым подспорьем для его успеха в историческом плане. Устанавливая некий абсолютный «минимум» религии (вера в Христа, таинства, молитва, пост) — его «максимум» святые отцы всегда оставляли на совести каждого, вмешиваясь исключительно в том случае, если «новые» практики приобретали откровенно изуверский характер, или в той или иной мере компрометировали и подрывали церковную власть.
Мы все еще находимся в античности, идет IV век после рождения Христа. Святая Олимпиада, верная последовательница Иоанна Златоуста, юная красавица, родом из богатой и знатной семьи («словно бы созданная для удовольствий» по словам канадского автора Кэтрин Эшенбург) в 20 лет оставшись вдовой, всеми силами препятствует новому браку, на котором настаивает ее отец. Обоснование тому весьма простое: пожелай Христос для нее иной судьбы, он не призвал бы ее мужа столь рано. Впрочем, если верить ее Житию, даже будучи замужем Олимпиада чудесным образом оставалась девственна. Так или иначе, отрекшись от мира, она основала женский монастырь, и далее до конца дней, в грязном рубище, постоянно в слезах, она стоически отказывалась от мясной пищи и (как несложно догадаться) от мытья. Впрочем, будучи принуждена к тому болезнью (напомним еще раз, в то время бани воспринимались и как лечебная процедура), она время от времени позволяла себе окунуться в воду, но только в одиночестве, не снимая с себя рубашки.
IV век — время рождения монашества. Опять же удивляться нечему, одряхлевшая Римская империя на глазах расползается под ударами кочевых орд, в самом Вечном городе идет постоянная кровавая свара между сменяющими друг друга императорами и их приспешниками, ненасытный аппетит чиновников и государства теряет всякое представление о реальности, непомерные налоги, чиновничий произвол, право сильного, до боли знакомые нашему поколению признаки безвременья, в глазах отчаявшихся людей казались несомненными признаками близящегося конца света и торжества Антихриста. Ничего удивительного, что для спасения души (раз ничего более спасти казалось уже невозможно) самым верным средством полагалась жестокая аскеза. Если почитать хозяйственные документы того времени, мы увидим, что деревни буквально пустели, ремесла пришли в упадок, отчаявшиеся люди спасались бегством — к варварам, если от них можно было ждать к себе хотя бы минимума человеческого отношения, или же в леса, пустыни, необработанные или заброшенные земли, куда самопожирающая центральная власть распространиться просто не имела возможности.
Отшельники египетской пустыни — колыбели будущих монастырей, обрекали себя на самые суровые лишения во имя будущего блаженства. Порывая с семьей, отказываясь от всех удобств и удовольствий «цивилизованного» мира, они добровольно выбирали для себя жизнь, исполненную молитвы, созерцания и умервщления плоти, одним из способов которого стал пожизненный или многолетний отказ от мытья.
Эта практика носила специальное название аlousia и заключалась в наказании тела, посредством лишения его даже самого необходимого. История оставила нам немало примеров «служения» подобного рода, в глазах наших современников граничащего с фанатизмом, а порой — изуверством. Так Св. Иероним (ок. 340 — ок. 420 гг.) никогда не переступил порог бани, он же, одним из первых требуя от женщин-адептов пожизненной девственности, рекомендовал им (во избежание соблазна), питаться исключительно овощами и травами, полностью отказаться от вина, и конечно же, от горячих бань, вызывающих по его мнению плотское влечение. Впрочем, зловредность бань этим не ограничивалась, неистовый святой, запрещая девушкам любоваться данной им от природы красотой, требовал ни много ни мало, быть постоянно покрытыми грязью, приобретая подобным образом тошнотворный, отталкивающий вид; конечно же, во избежание.
Руководствуясь той же идеей, последовательница Иеронима — Св. Павла, основательница и руководитель Вифлеемского монастыря, поучала своих последовательниц, что «чистое тело и чистая одежда являют собой грязную душу.»
Еще дальше заходили многочисленные отшельники, затворники и фанатичные монахи, отвергавшие в принципе своем мытье и уход за телом. Единственной водой, которая по их мнению была достойна внимания была, конечно же, крестильная купель, в то время как обычный процесс мытья представлялся воплощением бессмысленной мирской суетности, глупости и тщеславия. Как известно, Святая Агнесса за всю свою сознательную жизнь (впрочем, весьма недолгую) не вымылась ни единого раза. Святой Годрик, англичанин, гордился тем, что весь путь из Англии до Иерусалима ни разу не вымылся и не переменил одежды. Но и этого ему казалось мало, всю дорогу он довольствовался трапезами из крошечного кусочка черствого ячменного хлеба и воды. Впрочем, вернувшись в свое уединенное жилище в дурхамских лесах, Годрик отнюдь не изменил своих привычек, годами не снимая с себя власяницу, в которой тучами кишели паразиты.
Трудное начало
Вопрос состоит в том, переступала ли alousia порог монастырей, и распространялась ли она в гуще населения? Забегая вперед, стоит сказать, что до конца этот вопрос еще далеко не ясен. Начало раннего средневековья, о котором нам сейчас предстоит говорить, знаменуется характерным недостатком письменных документов. Это касается не только бань, подобные же трудности испытывают исследователи изучающие, к примеру, земельные отношения того времени. Удивительного ничего нет, это время, когда Европу раз за разом буквально утюжили волны очередных варварских набегов. Потому, оставив по неоходимости этот вопрос открытым, постараемся сопоставить вместе то немногое, что у нас все же есть.
Мы находимся в V веке н.э. Святая Радегунда по примеру своих предшественников отвергает мытье, и в то же время по четвергам и субботам собственноручно моет головы бродягам и нищим, не забывая при этом выбрать у них из волос многочисленных паразитов. Многочисленные монахи Св. Бенедикта, не меньшего противника мытья (врочем, об этом святом мы поговорим особо), приветствовали путников, предлагая им воду для мытья рук и ног. Таким образом, аlousia, по крайней мере, в этих случаях, представлялась именно личным, строго добровольным выбором, который ни в коем случае не должен быть навязываться окружающим.
С другой стороны, у нас есть косвенные указания, на попытки "вразумить", "перевоспитать" мирян в монастырском духе, попытки, впрочем, раз за разом неизменно заканчивавшиеся крахом. Мы уже видели с вами, как многовековая бескомпромиссная борьба - Церковь против Еды закончилась безусловным торжеством последней. Точно также Св. Бернард горячо (и столь же безуспешно) протестовал против ношения яркого платья, полагая подобное суетным и отвлекающим от созерцания Божества. И в том и в другом случаи подобные идеи встречали отпор в среде самого духовного сословия, в то время как светское население относилось к ним с полным равнодушием, дежурно раскаиваясь в очередном грехе и продолжая жить привычной жизнью. Могло ли подобное произойти с банным вопросом? В принципе, ничего невозможного в этом нет, но в отсутствие прямых свидетельств, вопрос следует оставить открытым. Нужны дальнейшие исследования и поиски в архивах.
Расцвет Высокого Средневековья
Чёрная Смерть и перелом эпох
Примечания
- ↑ Вспомним хотя бы, что тот же Мишле нетвердо владел палеографией, превращая Овьетт — подругу детства Жанны в «Ометт».
- ↑ В современной библеистике этот момент объясняется следующим образом. Христос, продолжая старинную пророческую традицию, был резко негативно настроен к ритуальной стороне религии, подменявшим собой ее духовную сущность.
- ↑ По-видимому, в день.
