Время Жанны/Глава 6 Ереси и еретики
← Время Жанны/Глава 5 Нищенствующие ордена | "Время Жанны" ~ Глава 6 Ереси и еретики автор Zoe Lionidas |
Часть 2 Глава 1 Домреми - Вокулер → |
Ереси были всегда, сколько на свете существует религия как таковая. Ведь согласитесь, всегда найдется некто, недовольный уже готовой к потреблению "духовной пищей", желающий найти свой собственный путь и самостоятельно ответить на нелецеприятные вопросы жизни. Ереси были всегда. Другое дело - и здесь стоит, пожалуй согласиться, что многобожные религии сами по себе с куда большим спокойствием относятся к введению в пантеон дополнительного объекта поклонения, а в религиозную или околорелигиозную философию новой, непривычной струи. Спору нет, и в античное время за "безбожие" или почитание чужих богов кого-то ссылали, кого-то даже казнили (вспомним хотя бы о судьбе Сократа), однако свой подлинный размах эти гонения приобрели все же с установлением нетерпимости жрецов единого бога, раз и навсегда устанавливающих жесткий, никакому внешнему изменению не поддающийся канон - как следует "правильно" верить, сколько и каким образом молиться, держать пост и так далее, при том, что за любое проявление излишней самостоятельности ослушника с необходимостью ждут тюрьма или костер.
Все это вещи известные, нас сейчас будет скорее занимать другое. Всмотритесь в глубины истории. Прослеживается некая интересная закономерность - за некоторое время до окончательного торжества некоей революционной идеи (равно - политической, научной или религиозной) является поколение ее мучеников. Оно проходит как бы незамеченным - первые христиане, Бруно и Галилей, народовольцы России - вплоть до шестидесятников двадцатого века. Возмутителей спокойствия вроде бы наказывают, поднятая волна спадает, жизнь продолжает идти по-старому, словно ничего не случилось, и вдруг через некоторое время вроде бы побежденная и забытая идея торжествует, сметая с пути все поставленные ей рогатки и препятствия.
Посмотрим на даты. До рождения Лютера еще 70 лет, до начала Реформации и связанного с ней переворота во всей религиозной жизни Европы еще около ста, когда появляется и начинает шириться движение пока еще не понятых, чуждых обществу людей, готовых идти в огонь за новую веру, просто потому что всей силой своей совести не могут жить, как им предписано дедовскими законами. Сам воздух этой эпохи был напоен героизмом: голод, бесчинство шаек Столетней войны, развал церкви; всеобщий хаос, как это обычно бывает, вместе с животным отупением порождал обостренное чувство справедливости, человеческого достоинства, гордости, желания оставаться собой до конца. Это было действительно поколение идущих в огонь, и, как мы увидим, Жанна станет достойной его кульминацией. Пока же начнем издалека. И я называю первое имя
Содержание |
Катерина Сов
Нам мало известно о ней. Незаслуженно забытая героиня, одна из многих, выполнившая важную, и в то же время самоубийственную роль связующего звена между древним катарсизмом и последующими реформационными течениями. Известно, что некоторые секты протестантского толка поспешили причислить ее к общему списку мучеников за новую веру. Это не совсем так; хотя бы потому, что Катерина Сов погибла за сто лет до начала реформы Лютера. Однако, все по порядку. Те отрывочные сведения о ней, которые все же сумели сохраниться до нашего времени, содержатся в «Хронике Монпелье», написанной на окситанском наречии, по всей видимости, в том же XV веке. На их основе складывается достаточно полная и убедительная картина.
Катерина Сов (Cathérine Sauve), или — на окситанский манер Катерина Сауба (Catherina Sauba) родилась в деревеньке Тон (Thon), неподалеку от Домреми, родины нашей будущей героини. Мы ничего не знаем о ее семье, состоянии, возрасте, короче, ни о чем до того момента, когда в 1416 году она вдруг оставляет родные места, чтобы обосноваться в Монпелье, у берега Средиземного моря.
Взгляните на карту. От Лотарингии до Лангедока, по сути дела, Катерина пересекает страну с Севера на Юг. По тогдашним возможностям это несколько недель пути верхом, которые пешим ходом способны растянуться на месяц и более. Страна заполнена отрядами англичан, арманьяков, бургундцев, дезертиров из всех сражающихся армий, мелких дворянчиков, ведущих друг с другом нескончаемые войны, восставших крестьян, да и просто охотников поживиться за чужой счет. Дорога смертельно опасна, нет даже речи о том, чтобы женщине в одиночку выйти за пределы даже родного селения, не говоря уже о большем. Однако, нам неизвестная, но несомненно крайняя необходимость гонит ее прочь из родных мест. Катерина отправляется в путь (Смешавшись с толпой паломников, отправляющихся на богомолье в Рим или Сантьяго-де-Компостела? Вполне возможно. Другой вариант (более сомнительный) — в сопровождении вооруженного экскорта преданных ей людей — родных или слуг). Таким же образом будет несколько лет спустя путешествовать Жанна, хотя ей предстоит куда более короткий путь.
Так или иначе, в 1416 году Катерина окончательно оседает в Монпелье. С высокой вероятностью можно предположить, что ее образ жизни здесь отличается добродетелью и благочестием, и, как то характерно для Средних веков, вокруг нее создается ореол благоговения, едва ли не святости, у нее появляются почитатели и преданные поклонники. Опять же, как мы увидим далее, Жанна повторит этот путь, уже в самом начале пути завоевав уважение и преданность жителей Вокулера, где ей придется провести несколько месяцев, ожидая вызова к королевскому двору. Однако, можно ли говорить с подобной уверенностью о Катерине Сов?
Судите сами. Нам известно, что в октябре 1416 года она окончательно выбирает для себя монастырский затвор. Для Средневековой эпохи это частый религиозный подвиг, которому предавались обычно пожилые женщины и вдовы. Суть его состоит в том, чтобы добровольно обречь себя на уединенное существование в небольшой келье, как правило, рядом с церковью или монастырем, вплоть до смерти предаваясь молитве и благочестивым размышлениям. По уверениям неизвестного автора «Хроники» Катерину сопровождала толпа в полторы тысячи человек, среди которых присутствовали представители муниципалитета, и наконец, облеченное в парадные сутаны духовенство. Ситуация была обставлена со всей полагающейся случаю торжественностью — чтением «Евангелия от Иоанна», пением гимна «Veni, Creator», требуемых молитв и благословений, после чего Катерину — по ее же просьбе, заперли снаружи и уже оставили одну. Проходит несколько месяцев, и по городу начинают ползти тревожные слухи, что благочестивая затворница проповедует еретические взгляды. Здесь следует несколько пояснить — затвор в те времена не предполагал окончательной изоляции. Как правило, сам предающийся ему человек не покидал своей добровольной тюрьмы, но ничто не возбраняло страждущим посещать его, делясь своими бедами.
Итак, по городу пронесся тревожный слух, что Катерина склоняет своих почитателей в ересь. Приписываемые ей «заблуждения» выглядели следующим образом.
1. Чистилища не существует, им является земная жизнь. После смерти душа попадает непосредственно или в рай или в ад. Уже одного этого пункта с лихвой было достаточно, чтобы заслужить себе смертный приговор, но Катерина не желала на том останавливаться. Она заявляла также
2. Что бессмысленно крестить младенцев, которые в силу возраста еще не способны уяснить основ религии, и крещение это не спасает от адского пламени
2. Что папы нечестивы, ибо при их избрании более не совершаются чудеса, а вместе с папами нечестив и весь ими назначенный клир.
3. Что таинства, полученные из рук преступного священника теряют всякукю силу.
4. Что исповедоваться должно Богу а не человеку, то, что высказано от чистого сердца доброму мирянину стоит куда больше, чем дежурная исповедь перед священником, запятнавшим себя грехом.
5. И наконец, достойны Христа лишь те, кто ради своих убеждений готовы умереть.
По всей видимости, у Катерины слова не расходились с делом. Трудно было не понимать, чем обернутся подобные проповеди. О «богохульных речах» в скором времени было доложено инквизитору, однако тот не смог (или не пожелал? как мы увидим, этот момент также повторится в истории Жанны) заниматься столь щекотливым делом. В Монпелье, принадлежавшем как-никак к мятежному Лангедоку, бывшему за сто лет до того ареной религиозной войны, черных монахов не любили. В Рим и Париж дождем сыпались жалобы на бесчинства инквизиторов, в результате чего для разбирательства была отправлена комиссия. Именно перед этим солидным собранием предстала затворница Катерина Сов. Ее слушали викарий (то есть заместитель) инквизитора, несколько епископов, и наконец, толпа студентов и преподавателей тулузского университета. К сожалению, материалы следственного дела до нас не дошли, но Катерина, по всей видимости, от своих убеждений отказываться не пожелала. Ей был вынесен смертный приговор, и 2 октября 1417 года, в субботу, затворница Катерина Сов как безбожница и еретичка взошла на костер, сложенный на обычном месте казней, где рядом находились городская виселица, плаха, и — дом господина инквизитора.
История, однако этим не кончилась. Хроника свидетельствует, что город продолжал глухо волноваться, по нему исподволь ползли слухи, кто затворницу казнили безвинно. Ситуация зашла так далеко, что викарий собственной персоной должен был подняться на амвон, чтобы раз и навсегда положить конец подобным домыслам. Опять же, как мы увидим, великому инквизитору Франции придется оправдываться перед парижской толпой за казнь нашей героини.
Остановимся на минуту, чтобы задаться вопросом — что стоит за этой короткой главой в Хронике Монпелье? Несложно заметить, что в основе ее воззрений лежат во многом тезисы, сходные с теми, которые веком ранее проповедовала разгромленная и вырезанная едва ли не до последнего человека секта альбигойцев. Мир, созданный по их учению, злым богом, антиподом подлинного небесного Божества породил, среди прочего, нечестивый, запятнавший себя сребролюбием и чревоугодием клир, в свою очередь подменяющий духовное очищение пустой обрядностью. Часть из этого же списка — к примеру, крещение взрослых — позднее будет усвоено также протестантской церковью, которой — повторимся, в эти времена еще не существовало. Возникает закономерный вопрос — откуда у скромной монахини появились столь глубокие, и одновременно столь крамольные мысли? Сама ли она дошла до подобного, или все же переняла чужое учение?
… Идеи не умирают. Одна из вечных ошибок власть имущих — святая вера в то, что перебив поголовно всех носителей некоей идеи или философского воззрения, таковое можно истребить до конца. История не раз доказывала нам обратное. Начнем с того, что полное и окончательное истребление существует только в горячечных мечтах фанатиков и людоедов всех мастей и всех времен. Некие последователи гонимой секты всегда останутся в живых, уйдут в подполье, и тайно передадут свое учение (купленное кровью, и тем более драгоценное!) детям и внукам. Бывает и по-иному; когда идее приходит время, ее открывают заново, причем эти новооткрыватели представления не имеют, что идут по чужим стопам. В нашем случае равно возможны оба варианта.
Начнем с того, что герцогство Барское — где родились Катерина и Жанна — непосредственно граничило с Шампанью, родиной французских альбигойцев. Здесь, в замке Монвимер они впервые заявили о себе как об организованной силе, таящей в себе угрозу господствующей церкви. Жестокие поражения в Лангедоке не привели, да и не могли привести к полному уничтожению альбигойской ереси. Одним из ее осколков стала секта вальденсов, имевшая в этих местах довольно много последователей. Вполне возможно, что Катерина Сов была последовательницей этого учения, столь же возможно, что хорошо начитанная, склонная к философским размышлениям монахиня, имевшая в своем уединении более чем достаточно свободного времени, в какой-то мере, дополнила и развила услышанное у других. Вряд ли нам удастся однозначно ответить на этот вопрос.
Посему, не претендуя на истину в последней инстанции, мы с достаточной уверенностью можем предположить, что Катерина вынуждена была бежать из родных мест, спасаясь от преследования инквизиции. Страх перед костром гнал ее через всю страну, на Юг, с древности отличавшийся большей терпимостью, где было возможно скрыться, исчезнуть из поля зрения доминиканских ищеек. Также можно с уверенностью сказать, что в начале своего пребывания на новой родине, Катерина с достаточной тщательностью скрывала свои воззрения; благочестивая жизнь, отличавшая в те времена многих сектантов (подобным образом противопоставлявших себя «распущенному» клиру) принесла ей общее уважение. Спустя некоторое время, устыдившись собственной слабости, Катерина открыто стала проповедовать свое учение, сознательно обрекая себя на мученичество — в качестве наказания за слабость и страх. Запомните это, читатель. Слабость, сомнения, отказ от своей веры — а потом твердость до конца — характерные черты эпохи. Мы не раз еще столкнемся с ними.
Джон Уиклиф
Ян Гус и Иероним Пражский
История Яна Гуса слишком известна каждому со школьной скамьи. Скромный проповедник из местечка Гусинец, чех по национальности, проникшись идеями Уиклифа, во всеуслышание стал распространять идеи, которые несколько позднее станут ядром реформаторского учения. Посмотрите, как сходно учение разных людей, знать не знавших о существовании друг друга. Как известно, Гус жестоко критиковал продажность и развращенность духовенства, требовал ввести запрет на продажу церковных должностей и тем более, не взимать денег за совершение таинств.
Он же, требуя справедливости, заявлял, что слепое подчинение церкви способно лишь развратить и погубить и властителя и подданного. Что любая власть, противоречащая справедливости враждебна Богу. И наконец, христианин должен искать справедливости, не щадя жизни, в противном случае, он не имеет права называться христианином.
Проповедь Гуса всколыхнула Чехию. Всерьез испугавшись влияния этого "еретика", его обманом заманили на собор в Констанце, где полным ходом шли выборы нового папы, должного, наконец, водворить в церкви единовсластие. В течение года епископы и монахи всех орденов - а на соборе их находилось множество, всеми силами пытались склонить Гуса к отречению от ереси. В самом деле, предательство вождя значит куда больше чем его смерть, подрывая веру, а значит и мужество его последователей. План был хорош, одна беда, он не удался. Гус оказался силен духом, и поняв наконец, что желанная цель недостижима, собор в полном составе приговорил его - как еретика - к сожжению на костре.
Существует легенда, что перед казнью Гус предсказал появление реформатора, справиться с которым католической церкви будет уже не под силу (Я-то Гусь, а за мной придет Лебедь). Уверяли также, что задыхаясь в дыму, он до конца пел библейские псалмы, поручая свою душу Иисусу Христу. Так это или нет, до конца неизвестно. Нас же сейчас будет интересовать другое. 6 июля 1415 года, рядом с епископами и легатами, заполонившими собой трибуны для почетных зрителей, на площади присутствовал и наблюдал за происходяшим сорокачетырехлетний, моложавый и подтянутый, архидьякон Реймсский. Этого, пока еще никому не известного человека, звали Пьер Кошон. Его стремительная карьера только начиналась, и для подающего надежды клирика это была первая "политическая казнь" - к сожалению, не последняя. Впрочем, не будем заблуждаться. Не будь на свете Кошона, подвернулся бы другой, быть может, худший. Во все времена ремесло палача обретало для себя исполнителей; куда жесточе моего выразился на подобную тему Рабле: Было бы корыто, а свиньи [комм. 1]всегда найдутся!..
Жанне в это время семь лет, вряд ли она знает о трагедии Яна Гуса; зато с его последователями столкнуться ей придется. По крайней мере, досконально известно, что само имя Орлеанской Девы пользовалось в их среде непререкаемым уважением. Однако, известное письмо "Жанна - гуситам" злобное, переполненное угрозами, как полагает современная наука, представляет из себя скорее фальшивку, состряпанную немцами с целью сломить дух врага. Из этой затеи ничего не вышло - но мы несколько забегаем вперед. Вернемся.