Одетта де Шамдивер, фаворитка поневоле/Воспоминание второе. Париж

Материал из Wikitranslators
(Различия между версиями)
Перейти к: навигация, поиск
 
Строка 8: Строка 8:
  
 
== Воспоминание второе. Париж ==
 
== Воспоминание второе. Париж ==
 +
 
=== Париж Одетты ===
 
=== Париж Одетты ===
 
{| width="340px" align="right"
 
{| width="340px" align="right"
Строка 18: Строка 19:
 
|}
 
|}
 
|}
 
|}
К моменту появления нашей героини, столица Франции насчитывала в своей истории более полутора тысяч лет. Огромный, двухсоттысячный человеческий муравейник, рядом с которым даже богатый шумный [[ru.wp:Дижон|Дижон]] казался провинциальным и скромным, был настоящим мегаполисом Средневековья. Здесь процветало ремесло и торговля, создавались шедевры литературы, живописи, ковроткачества, которые переживут века,и даже в нашу прагматичную эпоху не могут не вызывать искреннего восхищения. Здесь шли бесконечные [[ru.wp:Теология|богословские]] споры,знаменитый [[ru.wp:Парижский университет в Средние века|Парижский университет]] считался одним из столпов тогдашней науки, здесь вершилась большая политика – открыто, в тронной зале королевского дворца Сен-Поль, и конечно же, кулуарно, в бесконечных коридорах, потайных комнатах и уютных гостиных, надежно защищенных от чужих глаз и ушей толстыми стенами и заблаговременно выставленной стражей.
+
К моменту появления нашей героини, столица Франции насчитывала в своей истории более полутора тысяч лет. Огромный, двухсоттысячный человеческий муравейник, рядом с которым даже богатый шумный [[ru.wp:Дижон|Дижон]] казался провинциальным и скромным, был настоящим мегаполисом Средневековья. Здесь процветало ремесло и торговля, создавались шедевры литературы, живописи, ковроткачества, которые переживут века, и даже в нашу прагматичную эпоху не могут не вызывать искреннего восхищения. Здесь шли бесконечные [[ru.wp:Теология|богословские]] споры, знаменитый [[ru.wp:Парижский университет в Средние века|Парижский университет]] считался одним из столпов тогдашней науки, здесь вершилась большая политика — открыто, в тронной зале королевского дворца Сен-Поль, и конечно же, кулуарно, в бесконечных коридорах, потайных комнатах и уютных гостиных, надежно защищенных от чужих глаз и ушей толстыми стенами и заблаговременно выставленной стражей.
  
 
В долгой своей истории город переживал и взлеты и падения, видел и мятежи, и благочестие и отчаянный героизм.
 
В долгой своей истории город переживал и взлеты и падения, видел и мятежи, и благочестие и отчаянный героизм.
  
Судя по всему, Удинетта в самом скором времени узнала Париж в достаточной полноте. Огромная, никогда не спящая столица Франции вольготно раскинулась на обоих берегах [[ru.wp:Сена|Сены]], широкой и неторопливой в нижнем своем течении. Левый и правый берег связывались между собой множеством мостов, между тем и другим на [[ru.wp:Остров Сите|острове Сите]] находились [[ru.wp:Собор Парижской Богоматери|собор Парижской Богоматери]], а также городская [[ru.wp:Ратуша|ратуша]] и [[ru.wp:Дворец правосудия (Париж)|Дворец Правосудия]] религиозное и политическое сердце города. Левая сторона, располагавшаяся на соответствующем берегу Сены именовалась «купеческой», в самом деле, именно здесь находились крупнейшие парижские рынки – Крытый, на котором торговали платьем, скотом, а также охотничьей добычей, мясной, рыбный, молочный - у «Молочного Камня» - «Пьер-о-Ле», здесь селились представители многочисленных ремесленных и торговых корпораций, здесь держал свою администрацию купеческий прево – выборный глава трудового и торгового Парижа, в обязанности входило придирчиво следить за правильностью мер и весов, за порядком на городских рынках и складах, а также разрешать многочисленные торговые споры.
+
Судя по всему, Удинетта в самом скором времени узнала Париж в достаточной полноте. Огромная, никогда не спящая столица Франции вольготно раскинулась на обоих берегах [[ru.wp:Сена|Сены]], широкой и неторопливой в нижнем своем течении. Левый и правый берег связывались между собой множеством мостов, между тем и другим на [[ru.wp:Остров Сите|острове Сите]] находились [[ru.wp:Собор Парижской Богоматери|собор Парижской Богоматери]], а также городская [[ru.wp:Ратуша|ратуша]] и [[ru.wp:Дворец правосудия (Париж)|Дворец Правосудия]] — религиозное и политическое сердце города. Левая сторона, располагавшаяся на соответствующем берегу Сены именовалась «купеческой», в самом деле, именно здесь находились крупнейшие парижские рынки — Крытый, на котором торговали платьем, скотом, а также охотничьей добычей, мясной, рыбный, молочный — у «Молочного Камня» — «Пьер-о-Ле», здесь селились представители многочисленных ремесленных и торговых корпораций, здесь держал свою администрацию купеческий прево — выборный глава трудового и торгового Парижа, в обязанности входило придирчиво следить за правильностью мер и весов, за порядком на городских рынках и складах, а также разрешать многочисленные торговые споры.
  
Правая, университетская сторона, получила свое название, видимо, в царствование королевы [[ru.wp:Бланка Кастильская|Бланки]],великой матери [[ru.wp:Людовик IX|Людовика Святого]], когда прежние разрозненные и даже враждующие между собой мелкие школы, наконец-то слились в единую университетскую корпорацию, слава которой гремела по всей Европе. Здесь также располагалась добрая половина многочисленных парижских монастырей – в прежние времена, да и поныне,предоставлявших свои [[ru.wp:Трапезная|трапезные]] для профессоров и студентов, здесь располагались многочисленные особняки (или как говорили тогда «отели») знати, среди которых, как и следовало ожидать, особенно выделялся королевский дворец Сен-Поль, представлявший собой даже не одно, а добрый десяток зданий, соединенных между собой крытыми [[ru.wp:Анфилада|анфиладами]].
+
Правая, университетская сторона, получила свое название, видимо, в царствование королевы [[ru.wp:Бланка Кастильская|Бланки]], великой матери [[ru.wp:Людовик IX|Людовика Святого]], когда прежние разрозненные и даже враждующие между собой мелкие школы, наконец-то слились в единую университетскую корпорацию, слава которой гремела по всей Европе. Здесь также располагалась добрая половина многочисленных парижских монастырей — в прежние времена, да и поныне, предоставлявших свои [[ru.wp:Трапезная|трапезные]] для профессоров и студентов, здесь располагались многочисленные особняки (или как говорили тогда «отели») знати, среди которых, как и следовало ожидать, особенно выделялся королевский дворец Сен-Поль, представлявший собой даже не одно, а добрый десяток зданий, соединенных между собой крытыми [[ru.wp:Анфилада|анфиладами]].
  
Дворец плотным кольцом окружали службы: булочная, фруктовая, ткацкая, кузнечная, и конечно же, конюшенная. Конюшен было даже две - одна из них принадлежала [[ru.wp:Изабелла Баварская|королеве]] и ее придворным дамам, вторая, соответственно [[ru.wp:Карл VI (король Франции)|королю]] и королевским отпрыскам. Не стоит думать, но монарх, из раза в раз впадавший в сумеречное состояние, не нуждался в лошадях. Как раз наоборот: в то время еще молодой, не перешагнувший сорокалетний рубеж Карл VI, приходя в себя после очередного приступа, самозабвенно придавался своему любимому времяпровождению – охоте, которая,как вы понимаете, требовала немалого эскорта, и самых лучших чистокровных коней. Кроме того, опять же, во время периодов просветления, король часто отбывал прочь из столицы на переговоры с тем или иным представителем иностранного двора, для чего опять же, требовались самые лучшие кони – ударить в грязь лицом перед немецким или итальянским принцем было немыслимо.
+
Дворец плотным кольцом окружали службы: булочная, фруктовая, ткацкая, кузнечная, и конечно же, конюшенная. Конюшен было даже две — одна из них принадлежала [[ru.wp:Изабелла Баварская|королеве]] и ее придворным дамам, вторая, соответственно [[ru.wp:Карл VI (король Франции)|королю]] и королевским отпрыскам. Не стоит думать, но монарх, из раза в раз впадавший в сумеречное состояние, не нуждался в лошадях. Как раз наоборот: в то время еще молодой, не перешагнувший сорокалетний рубеж Карл VI, приходя в себя после очередного приступа, самозабвенно придавался своему любимому времяпровождению — охоте, которая, как вы понимаете, требовала немалого эскорта, и самых лучших чистокровных коней. Кроме того, опять же, во время периодов просветления, король часто отбывал прочь из столицы на переговоры с тем или иным представителем иностранного двора, для чего опять же, требовались самые лучшие кони — ударить в грязь лицом перед немецким или итальянским принцем было немыслимо.
  
И посему, где-то здесь, неподалеку от королевского дворца находился небольшой, но уютный, нанятый взаймы у хозяина домик, где расположилось семейство Одотта де Шамдивера.  
+
И посему, где-то здесь, неподалеку от королевского дворца находился небольшой, но уютный, нанятый взаймы у хозяина домик, где расположилось семейство Одотта де Шамдивера.
  
Кстати говоря, здесь его имя в скором времени перекроили на парижский лад: подобные переименования были вполне в обычае эпохи, не желавшей утруждать себя попытками освоить чуждое произношение той или иной далекой провинции. Как мы уже говорили, немецкая Лизхен превратилась здесь в Ее Величество Изабеллу Баварскую, супруга [[ru.wp:Иоанн II (король Франции)|Иоанна II]], деда царствующего монарха, [[ru.wp:Бонна Люксембургская|Гута]], чье имя показалось для французов столь же мудреным, в скором времени стала «Бонной»  - кстати говоря, и то и другое имеет значение «добрая», соответственно на немецком и на французском языках.
+
Кстати говоря, здесь его имя в скором времени перекроили на парижский лад: подобные переименования были вполне в обычае эпохи, не желавшей утруждать себя попытками освоить чуждое произношение той или иной далекой провинции. Как мы уже говорили, немецкая Лизхен превратилась здесь в Ее Величество Изабеллу Баварскую, супруга [[ru.wp:Иоанн II (король Франции)|Иоанна II]], деда царствующего монарха, [[ru.wp:Бонна Люксембургская|Гута]], чье имя показалось для французов столь же мудреным, в скором времени стала «Бонной» — кстати говоря, и то и другое имеет значение «добрая», соответственно на немецком и на французском языках.
  
Посему, нет ничего удивительного, что новоиспеченного конюшего с непривычным для парижского уха именем «Одотт», в скором времени превратили в «Одена». Автор последней по времени, хотя и сильно беллетризированной биографии нашей героини, Филипп Тетю предполагает, что в этом случае могла сыграть свою роль память о некоем ином Одене де Шамдивере (представителе старшей ветви того же семейства) служившем на королевской конюшне двадцатью годами ранее. Может и да, может и нет – трудно гадать на пустом месте. Несомненно лишь, что бургундка Удинетта в столь же скором времени стала парижанкой «Одеттой». Под этими именами они останутся в истории – Оден де Шамдивер и дочь его Одетта.
+
Посему, нет ничего удивительного, что новоиспеченного конюшего с непривычным для парижского уха именем «Одотт», в скором времени превратили в «Одена». Автор последней по времени, хотя и сильно беллетризированной биографии нашей героини, Филипп Тетю предполагает, что в этом случае могла сыграть свою роль память о некоем ином Одене де Шамдивере (представителе старшей ветви того же семейства) служившем на королевской конюшне двадцатью годами ранее. Может и да, может и нет — трудно гадать на пустом месте. Несомненно лишь, что бургундка Удинетта в столь же скором времени стала парижанкой «Одеттой». Под этими именами они останутся в истории — Оден де Шамдивер и дочь его Одетта.
  
 
=== Борьба партий при коронованном безумце ===
 
=== Борьба партий при коронованном безумце ===
Строка 44: Строка 45:
 
|}
 
|}
 
|}
 
|}
Между тем, время шло, Одетте уже исполнилось восемнадцать лет, по обычаям тогдашнего времени ей давно уже полагалось быть замужем, но папа Шамдивер по каким-то своим соображениям отнюдь не торопился с этим вопросом. В чем собственно была причина, из нашего исторического далека ответить весьма затруднительно, так как в эти два года, 1403-1405 скромная дочь дворцового конюшего по-прежнему не привлекала к себе внимания хронистов. Все изменится, когда ей придет время переступить порог королевских покоев... но обо всем по порядку.
+
Между тем, время шло, Одетте уже исполнилось восемнадцать лет, по обычаям тогдашнего времени ей давно уже полагалось быть замужем, но папа Шамдивер по каким-то своим соображениям отнюдь не торопился с этим вопросом. В чем собственно была причина, из нашего исторического далека ответить весьма затруднительно, так как в эти два года, 1403—1405 скромная дочь дворцового конюшего по-прежнему не привлекала к себе внимания хронистов. Все изменится, когда ей придет время переступить порог королевских покоев… но обо всем по порядку.
  
Все тот же Филипп Тетю, автор ее биографии, из крошечных намеков, разбросанных в доброй дюжине документов и хроник пытается вычитать, что Одетта в эти времена всерьез задумывалась о постриге, и предуготовляясь к подобной судьбе, самозабвенно ухаживала в парижской [[ru.wp:Богадельня|богадельне]] за неизлечимо больными нищими стариками. Так это или нет, в точности опять же, сказать невозможно. С таким же успехом стоит предположить, что новоиспеченный королевский [[ru.wp:Конюший|конюший]], и парижанин, Оден де Шамдивер, взлетев по служебной лестнице столь высоко, как ранее не осмеливался заглядывать даже в самых дерзких своих мечтах, уже не готов был довольствоваться в качестве зятя полунищим сельским дворянином, каким когда-то был он сам, а «достойные» подобного звания, утонченные и обходительные парижские щеголи требовали богатого приданого, которого у его дочери по-прежнему, не наблюдалось.  
+
Все тот же Филипп Тетю, автор ее биографии, из крошечных намеков, разбросанных в доброй дюжине документов и хроник пытается вычитать, что Одетта в эти времена всерьез задумывалась о постриге, и предуготовляясь к подобной судьбе, самозабвенно ухаживала в парижской [[ru.wp:Богадельня|богадельне]] за неизлечимо больными нищими стариками. Так это или нет, в точности опять же, сказать невозможно. С таким же успехом стоит предположить, что новоиспеченный королевский [[ru.wp:Конюший|конюший]], и парижанин, Оден де Шамдивер, взлетев по служебной лестнице столь высоко, как ранее не осмеливался заглядывать даже в самых дерзких своих мечтах, уже не готов был довольствоваться в качестве зятя полунищим сельским дворянином, каким когда-то был он сам, а «достойные» подобного звания, утонченные и обходительные парижские щеголи требовали богатого приданого, которого у его дочери по-прежнему, не наблюдалось.
  
Впрочем, сейчас древний город был охвачен озабоченностью и страхом. За дворцовые стены раз за разом неутомимо просачивалась информация, что вокруг несчастного безумца началась борьба за власть. В самом деле, в полном согласии со средневековым правом, при невозможности для короля исполнять свои непосредственные обязанности, в помощь ему должен был быть назначен [[ru.wp:Регент|регент]]. Как мы помним, эту роль уже много лет исполнял [[ru.wp:Филипп II Смелый|Филипп Бургундский]], феодальный господин нашей героини и ее семьи, однако, в первые годы нового столетия, на его, казалось бы незыблемую и неоспоримую власть, все больше и больше стал притязать младший брат короля – [[ru.wp:Людовик Орлеанский|Людовик]], носивший титул герцога Орлеанского. Строго говоря, на искомую должность не имели права ни тот ни другой; однако, [[ru.wp:Людовик (герцог Гиени)|дофин]] (которому она полагалась) был слишком мал, а [[ru.wp:Изабелла Баварская|королева]] бесхарактерна, и более всего желающая, чтобы ее оставили в покое и дела продолжались сами собой по уже заведенному порядку. Посему, нет ничего удивительного, что власть сама собой, едва ли не «естественным путем», оказалась в руках старшего по возрасту представителя рода [[ru.wp:Валуа|Валуа]]. Справедливости ради,следует заметить, что Людовик принялся выказывать свои притязания с первых же дней, когда стало ясно, что королевская болезнь может затянуться – но герцог Филипп с ловкостью опытного царедворца сумел оттеснить его прочь, воспользовавшись как благовидным предлогом – слишком юным возрастом претендента.
+
Впрочем, сейчас древний город был охвачен озабоченностью и страхом. За дворцовые стены раз за разом неутомимо просачивалась информация, что вокруг несчастного безумца началась борьба за власть. В самом деле, в полном согласии со средневековым правом, при невозможности для короля исполнять свои непосредственные обязанности, в помощь ему должен был быть назначен [[ru.wp:Регент|регент]]. Как мы помним, эту роль уже много лет исполнял [[ru.wp:Филипп II Смелый|Филипп Бургундский]], феодальный господин нашей героини и ее семьи, однако, в первые годы нового столетия, на его, казалось бы незыблемую и неоспоримую власть, все больше и больше стал притязать младший брат короля — [[ru.wp:Людовик Орлеанский|Людовик]], носивший титул герцога Орлеанского. Строго говоря, на искомую должность не имели права ни тот ни другой; однако, [[ru.wp:Людовик (герцог Гиени)|дофин]] (которому она полагалась) был слишком мал, а [[ru.wp:Изабелла Баварская|королева]] — бесхарактерна, и более всего желающая, чтобы ее оставили в покое и дела продолжались сами собой по уже заведенному порядку. Посему, нет ничего удивительного, что власть сама собой, едва ли не «естественным путем», оказалась в руках старшего по возрасту представителя рода [[ru.wp:Валуа|Валуа]]. Справедливости ради, следует заметить, что Людовик принялся выказывать свои притязания с первых же дней, когда стало ясно, что королевская болезнь может затянуться — но герцог Филипп с ловкостью опытного царедворца сумел оттеснить его прочь, воспользовавшись как благовидным предлогом — слишком юным возрастом претендента.
  
Однако, те благостные времена давно остались позади, и постаревшему герцогу противостоял уже не капризный юноша, а зрелый тридцатилетний мужчина, полный решимости добром или силой заполучить то,что считал своим по праву. Ситуация дошла до предельного накала, когда оба соперника, желая напугать друг друга прямой демонстрацией военной силы, ввели в Париж преданные им войска. Избежать гражданской войны в том, 1402 году удалось едва ли не чудом; едва поднявшейся после очередных родов королеве, при деятельной помощи герцогов [[ru.wp:Жан (герцог Беррийский)|Беррийского]] и [[ru.wp:Людовик II де Бурбон|Бурбонского]], удалось кое-как помирить спорщиков, хотя всем было ясно, что очередная схватка представляется только вопросом времени.
+
Однако, те благостные времена давно остались позади, и постаревшему герцогу противостоял уже не капризный юноша, а зрелый тридцатилетний мужчина, полный решимости добром или силой заполучить то, что считал своим по праву. Ситуация дошла до предельного накала, когда оба соперника, желая напугать друг друга прямой демонстрацией военной силы, ввели в Париж преданные им войска. Избежать гражданской войны в том, 1402 году удалось едва ли не чудом; едва поднявшейся после очередных родов королеве, при деятельной помощи герцогов [[ru.wp:Жан (герцог Беррийский)|Беррийского]] и [[ru.wp:Людовик II де Бурбон|Бурбонского]], удалось кое-как помирить спорщиков, хотя всем было ясно, что очередная схватка представляется только вопросом времени.
  
Что касается простого люда (чьего мнения, как вы понимаете, никто не спрашивал), он горой стоял за герцога Бургундского, представлявшегося опытным и солидным политиком, в отличие от брата короля - щеголя и бонвивана,заботившегося единственно о своих удовольствиях и капризах.
+
Что касается простого люда (чьего мнения, как вы понимаете, никто не спрашивал), он горой стоял за герцога Бургундского, представлявшегося опытным и солидным политиком, в отличие от брата короля — щеголя и бонвивана, заботившегося единственно о своих удовольствиях и капризах.
  
Нам неизвестно, что думали об этом отец и дочь, однако же, ко времени их приезда в столицу Франции, страсти будто бы улеглись, всем хотелось надеяться на лучшее и взбудораженный было огромный город, благополучно вернулся к своей каждодневной деятельности. Зато нашей героине довелось увидеть жестокую эпидемию гриппа – по своим симптомам и смертоносности во многом схожим с «[[ru.wp:Испанский грипп|испанкой]]» начала ХХ века. Из родственников короны первым слег от этой болезни герцог Беррийский, но крепкий организм старика сумел перебороть болезнь. Зато Филипп Бургундский, слегший вначале зимы, подняться уже не смог. Приняв последнее напутствие, и наставив сыновей выказывать уважение своей матери, а также преданно служить королю и королевству, старый герцог, уже лежа на смертном одре, принял постриг. В белом одеянии бенедиктинского монаха, под горестный плач и причитания дижонцев, его тело было торжественно пронесено по улицам города и нашло себе последнее успокоение в им же отстроенной для подобной цели фамильной усыпальнице.
+
Нам неизвестно, что думали об этом отец и дочь, однако же, ко времени их приезда в столицу Франции, страсти будто бы улеглись, всем хотелось надеяться на лучшее и взбудораженный было огромный город, благополучно вернулся к своей каждодневной деятельности. Зато нашей героине довелось увидеть жестокую эпидемию гриппа — по своим симптомам и смертоносности во многом схожим с «[[ru.wp:Испанский грипп|испанкой]]» начала ХХ века. Из родственников короны первым слег от этой болезни герцог Беррийский, но крепкий организм старика сумел перебороть болезнь. Зато Филипп Бургундский, слегший вначале зимы, подняться уже не смог. Приняв последнее напутствие, и наставив сыновей выказывать уважение своей матери, а также преданно служить королю и королевству, старый герцог, уже лежа на смертном одре, принял постриг. В белом одеянии бенедиктинского монаха, под горестный плач и причитания дижонцев, его тело было торжественно пронесено по улицам города и нашло себе последнее успокоение в им же отстроенной для подобной цели фамильной усыпальнице.

Текущая версия на 03:23, 8 июня 2022

Воспоминание первое. Бургундия "Одетта де Шамдивер, фаворитка поневоле" ~ Воспоминание второе. Париж
автор Zoe Lionidas
Воспоминание третье. Король




Воспоминание второе. Париж

Париж Одетты

Heures d'Étienne Chevalier, enluminées par Jean Fouquet. New York, The Metropolitan Museum of Art, Collection Robert Lehman, 1975 (Inv.1975.1.2490) XV.jpg
Париж Одетты.
Жан Фуке «Сошествие Св. Духа» - «Часослов Этьенна Шевалье». - XV в. - Collection Robert Lehman, 1975 Inv.1975.1.2490 - Метрополитен-Музей. - Нью-Йорк, США.

К моменту появления нашей героини, столица Франции насчитывала в своей истории более полутора тысяч лет. Огромный, двухсоттысячный человеческий муравейник, рядом с которым даже богатый шумный Дижон казался провинциальным и скромным, был настоящим мегаполисом Средневековья. Здесь процветало ремесло и торговля, создавались шедевры литературы, живописи, ковроткачества, которые переживут века, и даже в нашу прагматичную эпоху не могут не вызывать искреннего восхищения. Здесь шли бесконечные богословские споры, знаменитый Парижский университет считался одним из столпов тогдашней науки, здесь вершилась большая политика — открыто, в тронной зале королевского дворца Сен-Поль, и конечно же, кулуарно, в бесконечных коридорах, потайных комнатах и уютных гостиных, надежно защищенных от чужих глаз и ушей толстыми стенами и заблаговременно выставленной стражей.

В долгой своей истории город переживал и взлеты и падения, видел и мятежи, и благочестие и отчаянный героизм.

Судя по всему, Удинетта в самом скором времени узнала Париж в достаточной полноте. Огромная, никогда не спящая столица Франции вольготно раскинулась на обоих берегах Сены, широкой и неторопливой в нижнем своем течении. Левый и правый берег связывались между собой множеством мостов, между тем и другим на острове Сите находились собор Парижской Богоматери, а также городская ратуша и Дворец Правосудия — религиозное и политическое сердце города. Левая сторона, располагавшаяся на соответствующем берегу Сены именовалась «купеческой», в самом деле, именно здесь находились крупнейшие парижские рынки — Крытый, на котором торговали платьем, скотом, а также охотничьей добычей, мясной, рыбный, молочный — у «Молочного Камня» — «Пьер-о-Ле», здесь селились представители многочисленных ремесленных и торговых корпораций, здесь держал свою администрацию купеческий прево — выборный глава трудового и торгового Парижа, в обязанности входило придирчиво следить за правильностью мер и весов, за порядком на городских рынках и складах, а также разрешать многочисленные торговые споры.

Правая, университетская сторона, получила свое название, видимо, в царствование королевы Бланки, великой матери Людовика Святого, когда прежние разрозненные и даже враждующие между собой мелкие школы, наконец-то слились в единую университетскую корпорацию, слава которой гремела по всей Европе. Здесь также располагалась добрая половина многочисленных парижских монастырей — в прежние времена, да и поныне, предоставлявших свои трапезные для профессоров и студентов, здесь располагались многочисленные особняки (или как говорили тогда «отели») знати, среди которых, как и следовало ожидать, особенно выделялся королевский дворец Сен-Поль, представлявший собой даже не одно, а добрый десяток зданий, соединенных между собой крытыми анфиладами.

Дворец плотным кольцом окружали службы: булочная, фруктовая, ткацкая, кузнечная, и конечно же, конюшенная. Конюшен было даже две — одна из них принадлежала королеве и ее придворным дамам, вторая, соответственно королю и королевским отпрыскам. Не стоит думать, но монарх, из раза в раз впадавший в сумеречное состояние, не нуждался в лошадях. Как раз наоборот: в то время еще молодой, не перешагнувший сорокалетний рубеж Карл VI, приходя в себя после очередного приступа, самозабвенно придавался своему любимому времяпровождению — охоте, которая, как вы понимаете, требовала немалого эскорта, и самых лучших чистокровных коней. Кроме того, опять же, во время периодов просветления, король часто отбывал прочь из столицы на переговоры с тем или иным представителем иностранного двора, для чего опять же, требовались самые лучшие кони — ударить в грязь лицом перед немецким или итальянским принцем было немыслимо.

И посему, где-то здесь, неподалеку от королевского дворца находился небольшой, но уютный, нанятый взаймы у хозяина домик, где расположилось семейство Одотта де Шамдивера.

Кстати говоря, здесь его имя в скором времени перекроили на парижский лад: подобные переименования были вполне в обычае эпохи, не желавшей утруждать себя попытками освоить чуждое произношение той или иной далекой провинции. Как мы уже говорили, немецкая Лизхен превратилась здесь в Ее Величество Изабеллу Баварскую, супруга Иоанна II, деда царствующего монарха, Гута, чье имя показалось для французов столь же мудреным, в скором времени стала «Бонной» — кстати говоря, и то и другое имеет значение «добрая», соответственно на немецком и на французском языках.

Посему, нет ничего удивительного, что новоиспеченного конюшего с непривычным для парижского уха именем «Одотт», в скором времени превратили в «Одена». Автор последней по времени, хотя и сильно беллетризированной биографии нашей героини, Филипп Тетю предполагает, что в этом случае могла сыграть свою роль память о некоем ином Одене де Шамдивере (представителе старшей ветви того же семейства) служившем на королевской конюшне двадцатью годами ранее. Может и да, может и нет — трудно гадать на пустом месте. Несомненно лишь, что бургундка Удинетта в столь же скором времени стала парижанкой «Одеттой». Под этими именами они останутся в истории — Оден де Шамдивер и дочь его Одетта.

Борьба партий при коронованном безумце

Vienna, Österreichische Nationalbibliothek, MS 2657 f. 1v1.png
.«Оправдание тираноубийства», заглавный лист.
Неизвестный художник «Бургундский лев против орлеанского волка». - 1408 г. - Жан Пети «Оправдание тираноубийства». - MS 2657 f. 1v. - Австрийская национальная библиотека. - Вена, Австрия.

Между тем, время шло, Одетте уже исполнилось восемнадцать лет, по обычаям тогдашнего времени ей давно уже полагалось быть замужем, но папа Шамдивер по каким-то своим соображениям отнюдь не торопился с этим вопросом. В чем собственно была причина, из нашего исторического далека ответить весьма затруднительно, так как в эти два года, 1403—1405 скромная дочь дворцового конюшего по-прежнему не привлекала к себе внимания хронистов. Все изменится, когда ей придет время переступить порог королевских покоев… но обо всем по порядку.

Все тот же Филипп Тетю, автор ее биографии, из крошечных намеков, разбросанных в доброй дюжине документов и хроник пытается вычитать, что Одетта в эти времена всерьез задумывалась о постриге, и предуготовляясь к подобной судьбе, самозабвенно ухаживала в парижской богадельне за неизлечимо больными нищими стариками. Так это или нет, в точности опять же, сказать невозможно. С таким же успехом стоит предположить, что новоиспеченный королевский конюший, и парижанин, Оден де Шамдивер, взлетев по служебной лестнице столь высоко, как ранее не осмеливался заглядывать даже в самых дерзких своих мечтах, уже не готов был довольствоваться в качестве зятя полунищим сельским дворянином, каким когда-то был он сам, а «достойные» подобного звания, утонченные и обходительные парижские щеголи требовали богатого приданого, которого у его дочери по-прежнему, не наблюдалось.

Впрочем, сейчас древний город был охвачен озабоченностью и страхом. За дворцовые стены раз за разом неутомимо просачивалась информация, что вокруг несчастного безумца началась борьба за власть. В самом деле, в полном согласии со средневековым правом, при невозможности для короля исполнять свои непосредственные обязанности, в помощь ему должен был быть назначен регент. Как мы помним, эту роль уже много лет исполнял Филипп Бургундский, феодальный господин нашей героини и ее семьи, однако, в первые годы нового столетия, на его, казалось бы незыблемую и неоспоримую власть, все больше и больше стал притязать младший брат короля — Людовик, носивший титул герцога Орлеанского. Строго говоря, на искомую должность не имели права ни тот ни другой; однако, дофин (которому она полагалась) был слишком мал, а королева — бесхарактерна, и более всего желающая, чтобы ее оставили в покое и дела продолжались сами собой по уже заведенному порядку. Посему, нет ничего удивительного, что власть сама собой, едва ли не «естественным путем», оказалась в руках старшего по возрасту представителя рода Валуа. Справедливости ради, следует заметить, что Людовик принялся выказывать свои притязания с первых же дней, когда стало ясно, что королевская болезнь может затянуться — но герцог Филипп с ловкостью опытного царедворца сумел оттеснить его прочь, воспользовавшись как благовидным предлогом — слишком юным возрастом претендента.

Однако, те благостные времена давно остались позади, и постаревшему герцогу противостоял уже не капризный юноша, а зрелый тридцатилетний мужчина, полный решимости добром или силой заполучить то, что считал своим по праву. Ситуация дошла до предельного накала, когда оба соперника, желая напугать друг друга прямой демонстрацией военной силы, ввели в Париж преданные им войска. Избежать гражданской войны в том, 1402 году удалось едва ли не чудом; едва поднявшейся после очередных родов королеве, при деятельной помощи герцогов Беррийского и Бурбонского, удалось кое-как помирить спорщиков, хотя всем было ясно, что очередная схватка представляется только вопросом времени.

Что касается простого люда (чьего мнения, как вы понимаете, никто не спрашивал), он горой стоял за герцога Бургундского, представлявшегося опытным и солидным политиком, в отличие от брата короля — щеголя и бонвивана, заботившегося единственно о своих удовольствиях и капризах.

Нам неизвестно, что думали об этом отец и дочь, однако же, ко времени их приезда в столицу Франции, страсти будто бы улеглись, всем хотелось надеяться на лучшее и взбудораженный было огромный город, благополучно вернулся к своей каждодневной деятельности. Зато нашей героине довелось увидеть жестокую эпидемию гриппа — по своим симптомам и смертоносности во многом схожим с «испанкой» начала ХХ века. Из родственников короны первым слег от этой болезни герцог Беррийский, но крепкий организм старика сумел перебороть болезнь. Зато Филипп Бургундский, слегший вначале зимы, подняться уже не смог. Приняв последнее напутствие, и наставив сыновей выказывать уважение своей матери, а также преданно служить королю и королевству, старый герцог, уже лежа на смертном одре, принял постриг. В белом одеянии бенедиктинского монаха, под горестный плач и причитания дижонцев, его тело было торжественно пронесено по улицам города и нашло себе последнее успокоение в им же отстроенной для подобной цели фамильной усыпальнице.

Личные инструменты