Людовик Гиеньский, дофин не ставший королем/Глава 1. Маленький принц

Версия 22:52, 17 сентября 2019

Детство

Рождение королевского сына

Людовик, дофин Франции. - Неизвестный художник «Людовик, герцог Гиеньский» - Гильом де Нанжи «Деяния св. Людовика и короля Филиппа». - ок. 1401-1415 гг. - Royal 13 B III f. 2. - Британская библиотека, Лондон.

22 января, незадолго до того наступившего 1497 года, уже поздним (по тому времени) вечером, колокола всех парижских церквей подняли веселый перезвон. Впрочем, это событие никого не удивило, скорее наоборот: королева была беременна, и разрешения ждали со дня на день, и вот наконец «между 8 и 9 часами вечера» текущего дня, «каковой пришелся на понедельник, под знаком Водолея» на свет появился принц.

Строго говоря, это был уже восьмой ребенок, и третий сын королевской четы — Карла VI Возлюбленного и его супруги Изабеллы Баварской, однако, «первый дофин» — названный Карлом в честь отца, умер задолго до рождения младшего брата, «второй дофин» — также Карл, не отличался крепким здоровьем, так что «запасной» наследник престола был весьма кстати.

Счастливый отец пока еще ничего не знал о случившемся — для того была причина весьма печального свойства: Карл Возлюбленный страдал приступами помешательства, которые современные медики склонны считать одной из многочисленных форм шизофрении, так что в момент рождения сына, по всей видимости, в очередной раз был заперт в особых покоях, обитых мягкой материей. Радостную весть ему сообщат, когда в очередной раз коронованный безумец на небольшое время придет в себя.

Мать, Изабелла Баварская, со своей стороны, была совершенно обессилена. Роды прошли тяжело, и врачи настоятельно посоветуют ей в течение хотя бы нескольких дней (а еще лучше — недель) оставаться в постели. Беременность и роды не позволили королеве присутствовать на свадьбе своей старшей дочери — Изабеллы с королем Англии Ричардом II, попрощаться с ней и проводить ее в дорогу. Впрочем, это не умаляло радости от того, что на свет благополучно появился очередной ребенок короля, причем — мальчик, младший брат будущего монарха.

Крестить малыша по обычаю следовало на другой день после рождения; детская смертность в те времена была ужасающей, а некрещеной душе ребенка, отягченного первородным грехом, законом строгого Создателя была уготована единственная дорога — в ад. Посему, ранним утром 23 января 1497 года в часовне дворца Сен-Поль — королевской резиденции в Париже, все уже было готово к торжественной церемонии, и конечно же, в главном нефе, что называется, яблоку некуда было упасть. Презрев мороз и пронизывающий ветер, вольготно продувавший парижские улицы, самые высокопоставленные сеньоры и дамы, опережая друг друга спешили засвидетельствовать свое почтение новорожденному, впрочем, еще не понимавшему суеты, поднявшейся вокруг его персоны. Церемонией руководил лично архиепископ Вьеннский, ему помогали восемь прелатом более скромного ранга — среди них Мишель Пентуэн, сен-денийский аббат, и в недалеком будущем — автор прославленной «Хроники», за рассказом которой мы сейчас и следуем.

Крестными отцами августейшего младенца становятся Людовик Орлеанский, младший брат правящего монарха, и бывший советник короля — Пьер Ле Бег де Вилен, которому эта честь оказана — несколько задним числом — в благодарность за верную службу. Крестная мать — Жанна Люксембургская, ей предстоит оставаться при особе королевы вплоть до 1408 года, а затем принять монашеский постриг в монастыре Св. Петра Люксембургского. Малыш получает имя Людовик, Луи, в честь своего прославленного предка — Людовика Святого. Титула новорожденному еще не полагается, посему, в многочисленных документах королевского дворца он будет фигурировать под вежливым и безличным наименованием «Монсеньора Людовика Французского».

Опять же, по установившемуся обычаю (а также по причинам, изложенным несколько выше) ни мать ни отец на церемонии не присутствуют. Зато маленького принца шумно приветствует Париж — ремесленники, поденщики, купцы, толпами высыпавшие на улицы, криками одобрения провожающие тепло укутанного малыша, которого спешно уносят во внутренние покои дворца, а также важных господ и дам, по окончании церемонии и соответствующего пира, неспешно отправляющихся восвояси.

Надо сказать, что зима 1497 года оказалась на редкость суровой, из-за трескучих морозов встали реки, на городских улицах сугробы покрылись коркой наста, однако, даже столь неподходящая для гуляний и празднований погода не смогла остановить всеобщего ликования; по обычаю, на всех перекрестках города жгли костры, вокруг которых танцевали и угощались ночь напролет.

Франция в конце уходящего века

Людовик Орлеанский - дядя и крестный отец. Неизвестный художник «Герцог Орлеанский и смерть» (фрагмент). - Копия изображения с утерянной фрески церкви Целестинцев в Париже - Экспонат № 58 (фонд Франсуа-Роже де Ганьера). - Отделение фотографий и эстампов. - Национальная библиотека Франции, Париж

Пока что новорожденный принц не привлекает к себе особенного интереса, и не является объектом повышенного внимания придворных интриганов, хотя последние годы уходящего в историю XIV века вряд ли можно было назвать достаточно спокойным временем. Скорее, это было затишье перед неизбежной бурей: война, историками названная Столетней, за год до рождения юного Людовика сменилась вынужденным перемирием, т.к. обе стороны, измотанные затянувшимся противостоянием, попросту не имели сил, чтобы довести начатое до конца.

Зато вокруг безумного монарха, как и следовало ожидать, постоянно накаляясь шла безжалостная борьба за власть и влияние, в которой схлестнулись, что называется, не на жизнь, а на смерть, младший брат короля – Людовик Орлеанский (крестный отец малыша) и его дядя с отцовской стороны – Филипп, герцог Бургундский. Враждебность между обоими властолюбцами тлела уже не первый год; герцог Филипп, надо сказать, исполнял обязанности регента еще при малолетстве Карла VI, после чего был отстранен от власти возмужавшим королем, и вновь, без лишнего шума вернулся к полюбившемуся государственному кормилу, когда его прежний воспитанник впал в буйное помешательство.

После многих лет, проведенных в качестве некоронованного владыки огромной страны, свыкнувшись с мыслью, что подобное положение будет продолжаться вечно, старый герцог неожиданно для себя столкнулся с жесткой оппозицией в лице собственного племянника, не менее властолюбивого, и пожалуй, еще более неразборчивого в средствах. Противостояние дяди и племянника – хрестоматийное для Средних веков, в этом случае разворачивалось с особенной драматичностью: молодой Людовик, вечно уязвленный тем, что по капризу судьбы родился только вторым, благополучно разглядел в наступившем в результате болезни старшего брата кризисе власти – благоприятную возможность поправить свое положение, вначале затребовал для себя корону, и получив отказ, принялся активно теснить шокированного подобным напором дядю с места регента.

Впрочем, если Филипп Бургундский сумел выдержать первый натиск, сославшись перед королевским советом на слишком юный возраст претендента, чем дальше развивались события, тем сложнее было нейтрализовывать раз за разом возобновлявшиеся происки Людовика Орлеанского, оказавшегося среди прочего, непревзойденным мастером ударов исподтишка.

Впрочем, пока что ребенок, как ему и положено по возрасту, лежит в резной деревянной колыбели (в согласии с поверьями того времени должной облегчить ребенку дыхание), в окружении целой свиты нянек, воспитательниц и прочей прислуги, исправно оглашая криком выделенные для него покои. Как и для прочих королевских детей, мать придирчиво выбирает для него кормилицу, колыбель августейшего малыша загораживают от сквозняков ширмами из драгоценного китайского шелка, камины топятся днем и ночью, чтобы малыш ни в коем случае не продрог и (упаси Господи!) не простудился. Для развлечения августейшего ребенка над колыбелью подвешивают погремушки из тонкого серебра, издающие нежный звон, когда малыш с размаху ударяет по ним ручкой или ножкой. Кстати говоря, как и для других королевских детей, в свите новорожденного присутствует особый слуга, должный ремонтировать погремушки, если заигравшийся королевский отпрыск приведет их в совершенно негодное состояние.

Между тем, жизнь не стоит на месте. Еще одна сестра юного принца – Жанна, которой едва исполнилось шесть лет, в этом году благополучно венчается с Жаном, герцогом Бретонским. Этот союз должен служить к тому, чтобы прочнее привязать к Франции вечно фрондирующих бретонцев, за многие годы привыкших ловко балансировать между двумя противоборствующими силами, выторговывая для себя преференции у одной и другой одновременно. Летом 1497 года, когда малыш впервые поднимается на ноги и начинает лепетать свои первые слова, в монастырь в качестве послушницы отправляется еще одна его сестра – четырехлетняя Мария, «обещанная Господу» еще при рождении, в качестве своеобразной попытки умилостивить Всевышнего, чтобы тот вернул здоровье царствующему королю. Забегая вперед, добавим ,что все надежды в этом отношении, к сожалению, окажутся несбыточными.

Королева была беременна вновь, и желая, привычным для себя образом, вымолить у Господа и святых благополучное разрешение, в следующем, 1498 году отправилась на богомолье в Шартр и Сен-Санктен. Детям также нечего было оставаться в пыльном и суматошном Париже; ввиду того, что женская свита, приставленная к малышам справлялась со своими обязанностями к полному удовлетворению их матери, под этим привычным надзором королевские дети были отправлены Шампиньи, Боте-сюр-Марн и наконец, Венсенский замок – путешествие достаточно долгое для двухлетнего ребенка; впрочем, все обошлось как нельзя лучше.

Когда придет положенный срок, на свет появится еще один королевский сын – Иоанн, в недалеком будущем герцог Туреньский, а пока что, как и его старший брат, попросту «сын Франции» и «монсеньор Иоанн Французский». Судя по всему, подросшие братья и сестры будут отлично ладить, и семья короля Карла VI будет в достаточной мере счастливой – если, конечно, не считать безумия отца...

Юному Людовику еще не успеет исполниться трех лет, когда летом 1499 года, в последний год уходящего XIV века в Париже разразится жестокая эпидемия чумы. Надо сказать, что эта болезнь – даже в наше время смертельная – после многих веков забвения, дала о себе знать в Европе в 1346 году. Пандемия, позднейшими поколениями прозванная Черной Смертью поставила практически на грань выживания население Евразии, унеся по разных подсчетам около трети, или даже половины населения материка. От чумы умерла прабабушка нашего героя – Жанна Бургундская, прозванная «Хромоножкой» и вслед тем совсем еще юная в те времена супруга дофина – Бонна Люксембургская, супруга будущего короля Иоанна Доброго, приходившаяся, соответственно бабушкой малолетнему Людовику.

Вдали от зачумленной столицы

Раз появившись на Европейском континенте, чума угнездилась там столь прочно, что с пугающей последовательностью стала возвращаться едва ли не каждое десятилетие, собирая новую и новую жатву. Лекарств от страшной болезни в те времена практически не существовало; единственным средством (хотя бы в достаточной мере надежным) было бежать из зачумленной местности как можно дальше, скорее, и «возвращаться как можно позднее», как не без основания советовал один из великих медиков того времени перс Абу-Бакр Ар-Рази. Уже знакомый нам аббат Мишель Пентуэн утверждает в своей «Хронике»: «Ибо столь великое количество мертвецов наполнило живых величайшим ужасом, и посему в Париже запрещено было объявлять имена покойных и устраивать в их память обыкновенные к тому процессии».

Посему, как и следовало ожидать, встревоженная королева в первую очередь желая уберечь от опасности своих детей, отправила нарочных в ближайшие к Парижу города - Мелён и Гре-сюр-Луэн, однако, те вернулись с неутешительными известиями. Посему, для бегства была избрана достаточно далекая от столицы приморская Нормандия, Вернон, куда приказано было незамедлительно доставить королевских сыновей и дочерей – всех за исключением младенца Иоанна, слишком слабого, чтобы выдержать долгую дорогу. По этой причине королева предпочла задержаться в Париже вместе с младшим своим отпрыском, тогда как многочисленная и хлопотливая свита, приставленная к королевским детям, без всяких происшествий доставила их в живописный Вернон. Возможно, приземистые, покрытые северным лесом горы и прохладный ветер с разлившейся в этих местах Сены были одними из первых воспоминаний трехлетнего принца. Королева присоединится к своему семейству не ранее сентября 1499 года, облюбовав для себя (и видимо, также для своих малышей) бывший отель Гильоме де Азея, «дом под знаком Французского Герба». Впрочем, здесь она не задержится надолго, и вновь поручив заботу о детях исполнительной свите воспитательниц и нянек, отправиться далее, в Руан, где коротает время ее безумный супруг.

К счастью, все обходится благополучно, и к Рождественским праздникам 1399 года Карлу, дофину Франции предписано вернуться в Париж, где восьмилетнего мальчика, севшего на своего первого коня, бурно приветствует уличная толпа. Забегая вперед, скажем, что это путешествие станет для него роковым, и без того не отличающийся крепким здоровьем, юный Карл на сырых, продуваемых всеми ветрами Парижских улицах заработает себе туберкулез, в те времена болезнь неизлечимую и практически всегда смертельную. Впрочем, пока ее признаки едва заметны, и усилиями врачей, предписывающих наследнику усиленное питание, фрукты, а также настои и отвары целебных трав, разрушительный процесс в легких удается на какое-то время замедлить.

Несколько позднее в столицу – без всякой пышности и помпы – вернулись Людовик и его младший брат Иоанн, по приказу королевы доставленные во дворец Сен-Поль, тогда как старшим детям надлежало оставаться в Лувре. Младенчество для нашего героя подходило к концу – из голосистого малыша он постепенно превращался в достаточно крепкого, живого и любопытного ребенка, надзирать за которым для нянек, привыкших скорее к уходу за новорожденными, становилось все сложнее.Возможно, по этой причине, возможно по какой-то иной, маленькому принцу в новом 1400 году надлежало переселиться в просторный и теплый особняк на улице Пети-Мюск, соединенный с королевским дворцом посредством крытой галереи.

Когда-то дед малыша выкупил это здание у аббата Пети-Мюск (по имени которого получила имя также улица) и его собрата по духовному ремеслу аббата Сен-Мор, после чего превратил опустевший особняк в подобие детского сада для своих многочисленных отпрысков. Здесь им предстояло обретаться вплоть до совершеннолетия под неусыпным надзором собственной крестной матери – Жанны Люксембургской, и кроме того тактичной и умной воспитательницы – Жанны дю Месниль, супруги стольника герцогов Орлеанских, душой и телом преданной французскому королевскому дому. Стоит отдать должное этой замечательной женщине, которая сможет не только со всей стойкостью выдержать все испытания, которые судьба с неуместной щедростью обрушит на ее голову, но и по большей части своей вырастить достойных представителей своего сословия. Без сомнения, королева также не забывала о своих отпрысках, однако, сейчас на нее обрушилось слишком много забот, для которых она была, воля ваша, совершенно не готова.