Жиль де Рэ - маршал Синяя Борода/Глава 1 Барон

Материал из Wikitranslators
Перейти к: навигация, поиск
Жиль де Рэ - маршал Синяя Борода "Жиль де Рэ - маршал Синяя Борода" ~ Глава 1 Барон
автор Zoe Lionidas
Глава 2 Маршал




Gillesderais1835.jpg
Романтический потртрет Жиля де Монморанси-Лаваля, барона де Рэ.
Элуа Фирмен-Ферон «Жиль де Лаваль, сир де Рэ» — «Галерея портретов маршалов Франции». Масло, холст, ок. 1835 г. Версаль, Франция

Содержание

Предисловие и предостережение

Прижизненных портретов нашего героя не сохранилось, впрочем как не сохранилось изображений большинства персонажей, которых мы встретим в этой истории. То, что вы видите справа - всего лишь романтическое представление художника XIX века. Не принимайте его за оригинал. Если присмотреться - на изображении можно найти множество мелких несоответствий, от ракурса и прически, совершенно не соответствующих XV веку, вплоть до сложного доспеха, также появившегося много позднее, чем жил и умер маршал де Рэ.

Перед вами, дорогой читатель, книга о человеческом падении. Страсти вокруг истории Жиля де Рэ не угасают до сих пор, можно до бесконечности спорить о том, был ли он действительно виновен в преступлениях, которые были ему приписаны инквизиционным судом, или казнен безвинно. Точка зрения автора будет изложена в соответствующей главе. Однако, если все-таки принять то, о чем рассказывают документы времени за чистую монету, мы увидим, как медленно и неуклонно разрушается личность, и храбрый воин, разбойник, искатель фортуны, и одновременно к тому ценитель поэзии и театра превращается в монстра, своими преступлениями способного поспорить с маньяками ХХ века, чья история еще свежа в нашей памяти.

Дорогой читатель, наш неспешный и обстоятельный рассказ чем ближе к концу, тем более станет наполняться жестокими и кровавыми подробностями. Это произойдет не по злой воле автора; с документами не поспоришь, и знать историю нужно такой как она есть, не приукрашивая, и не уродуя уже случившегося. Автор заранее предупреждает, если вам претит жестокость, садизм и кровь, закройте эту страницу. Здесь, на сайте WT, найдется множество куда более миролюбивых и интересных материалов. Если же нет, вы предупреждены. Читайте далее на свой страх и риск. Да пребудет с вами Клио!

Место действия

Взгляните на карту, читатель. Вот она – Франция, и на крайнем северо-западе – полуостров Бретань, формой своей похожий на медвежью лапу, глубоко выдающийся в пролив Ла-Манш. Это – западный форпост страны, одна из точек, максимально сближающих ее с Британскими островами. Собственно говоря, полуостров и приобрел свое имя, т.к. сюда бегством спасались те немногие представители бриттского племени, кому удалось вырваться из рук новых хозяев страны – англов, саксов, ютов[1]. Бретонский язык не имеет ничего общего с французским, зато максимально близок к валлийскому, ирландскому, шотландскому, входя с ними в единую группу языков – кельтскую[2]. Двуязычие в этом регионе развивалось крайне постепенно, распространяясь прежде всего в среде имущих классов[3], и вплоть до настоящего времени в глухих бретонских деревнях можно отыскать стариков, не понимающих ни слова на этом, чужом для них языке. Здесь также долго держалось кельтское язычество, и уже в Средние века понадобилось немало усилий, а порой и крови католических мучеников, чтобы наконец утвердить здесь веру в распятого бога[4].

Бретань издавна была богатой землей, здесь плоские северные равнины сменяются пышными рощами, это страна молока и масла, крепких коров местной породы, здесь в изобилии растет пшеница, зреют овощи, в прибрежных водах раздолье для рыбаков, леса богаты дичью, способной удовлетворить даже самые разборчивые вкусы. Среди крестьян здесь издавна количество крепких хозяев превосходило бедняков, аристократы здешних мест были могущественны и богаты[5].

Во времена Раннего Средневековья полуостров пользовался несколько сомнительной славой страны «перевозчиков душ». Уверяли, будто посреди ночи неведомая сила поднимает с постелей местных рыбаков, и приводит их на берег Ла-Манша, где уже стоят готовые к отплытию лодки, до краев наполненные невидимыми пассажирами. Лодочники принимаются грести, и в течение пары часов достигают сумрачных берегов Уэльса, где ангельский голос одного за другим призывает умерших, выкликая их по имени, а если речь идет о женщине – называя имя ее отца или супруга. Возвращаясь назад в уже пустой лодке, рыбаки вновь каким-то чудом мгновенно пересекают пролив и оказываются в собственной постели, будто ничего не произошло[6].

Во времена, о которых у нас с вами пойдет речь все эти суеверные домыслы уже вызывали скептическую улыбку. Потусторонние страшилки, казалось бы, навсегда остались в прошлом, в окно заглядывал XV век, в Европе начиналась эпоха Возрождения. Уже Петрарка воспел в прочувствованных стихах красоту своей Лауры, уже из под пера Бокаччо вышел ехидный «Декамерон», каких-нибудь полвека спустя на свет предстояло появиться самому Леонардо да Винчи, когда у четы де Монморанси-Лаваль родился первенец, получивший при крещении имя Жиль. Полным титулом, которым ему предстояло именоваться в дальнейшем было Жиль де Монморанси-Лаваль, барон де Рэ (фр. Gilles de Montmorency-Laval, baron de Rais). Случилось это, по всей видимости, около 1 сентября 1405 года[K 1], и еще не сознавая того, Жиль оказался в эпицентре жестокой борьбы нескольких могущественных семейств[7].

Бретань
Coccoliths in the Celtic Sea-NASA.jpg 4662.Das Felsenmeer rings um das Pointe du Château - Côte de Granit Rose - commune Plougrescant ,Departement Côtes-d'Armor , Region Bretagne - Spaziergang - Steffen Heilfort.JPG Bretagne1986-077.jpg Malestroit Morbihan.jpg
Полуостров, похожий на медвежью лапу глубоко вдается в пролив Ла-Манш. Бретань. Морское побережье в Кот-де-Гранит-Роз. Характерный для этой страны речной пейзаж. Архитектура XV века во многих городках также осталась без изменений. Малеструа, Бретань

«Отравленное наследство»

Для того, чтобы понять, что произошло, нам стоит вернуться несколько назад, и один за другим рассмотреть узлы, которые завязались задолго до рождения, и в дальнейшем сыграют свою роль в стремительном возвышении, и не менее стремительном падении маршала Франции Жиля де Рэ.

Основателем рода Лавалей традиционно считается Ги I де Лаваль (ок. 1198-1264 гг.), построивший крепость того же имени. От его брака с Ротрудой де Шато-дю-Луар произошло начинается длинная череда потомков, исправно служивших сменяющим друг друга королям. Посредством браков и свойств Лавали смешали свою кровь со лучшими бретонскими фамилиями, вплоть до того, что готовы были поспорить с самим семейством Роганов за честь именоваться знатнейшими среди знатных в этом краю[8].

Pays de Retz.jpg
Герцогство Бретонское. Внизу, красным контуром обведено баронство де Рэ - «отравленное наследство» Жиля.

В XIII веке семейство пресеклось в прямой мужской линии; земли и титулы перешли к единственной дочери и наследнице – Эмме де Лаваль, в 1211 году обвенчавшейся с Матье II де Монморанси, коннетаблем Франции. Соединив, как требовал в таких случаях закон, свои фамилии и гербы, они продолжили линию Монморанси-Лавалей. Фульк, представитель младшей ветви этого рода (ум. ок. 1358 г.), женившийся на Жанне де Шабо, «Безумной Жанне», приходился прадедом нашему герою[9][8]. Да, смешивание близкородственной крови не доводит до добра, как часто безумие посещало дома высшей аристократии, не избегая королевского!..

Ги II де Лаваль де Блезон, отец будущего маршала, унаследовал знатность и спесь своего семейства, однако, состояние отнюдь не соответствовало его запросам. С тем большим вожделением он обращал внимание на баснословно богатое баронство де Рэ, принадлежавшее в то время Жанне Шабо, тетке со стороны матери, пожилой и бездетной. Жанна Шабо, прозванная «Мудрой» прожила долгую, и очень непростую жизнь. Она была совсем юной, когда в 1344 году скончался ее отец – Жирар Шабо IV[10], и Жанна осталась на попечении старшего брата – в честь отца носившего то же имя. Семью годами раньше между королями Англии и Франции вспыхнула война, получившая в истории имя Столетней. Кровавый конфликт за обладание короной Франции представлял собой по сути дела череду военных столкновений и грабительских набегов англичан на территорию соседнего государства, причем то и другое сменялось короткими перемириями, в течение которых страна могла вздохнуть свободно и кое-как возместить разрушенное и награбленное. Бретань самим своим географическим положением близкая к английскому королевству не раз становилась ареной и битв и грабежей[11].

Впрочем, для юной Жанны следующие 20 лет пройдут в относительном спокойствии, пока (в сражении? от болезни?) в 1371 году не скончается единственный ее защитник. Годом ранее, он начал переговоры о будущем замужестве сестры. Ситуация была несколько щекотливой: потенциальный жених, Роже де Бофор, родной брат папы папа Григория IX, в это самое время занимавшего трон Св. Петра, был пленником англичан. Во время опустошительного рейда Черного Принца по территории Франции, Бофор служил в гарнизоне Лиможа. Город отчаянно сопротивлялся, но был захвачен 19 сентября 1370 года и брат папы римского, вместе с прочими пленниками, отправился на английские острова. Именно отсюда он прислал соответствующую бумагу Жирару Шабо, возможно, желая заплатить назначенный выкуп деньгами будущей супруги. Неизвестно, как обернулось бы дело, но старшего брата в скором времени не стало[12]. Жанна оставалась одна, владелицей громадного состояния, к которому по королевскому приказу были еще добавлены земли, недавно отбитые у англичан в сеньории Л'Иль де Буэн. Согласно официальным документам, это был дар «за добрую службу», которую Жирар Шабо нес при особе короля[13].

Для того, чтобы стали понятны последующие события, нам придется сделать короткое отступление, и пояснить вам, читатель, реалии и обычаи той эпохи. В эти неспокойные времена любое земельное владение (а в особенности столь обширное и богатое!) почти постоянно требовалось отстаивать с оружием в руках. Спору нет, средневековая эра знала аристократок, самостоятельно командовавших гарнизонами, которые в отсутствие братьев или мужей вполне уверенно справлялись с армией, снаряженной алчным соседом. И все же, подобное полагалось исключительным; в большинстве случае девица или вдова, желая избежать похищения и насильственного замужества, должна была искать себе супруга из могущественного и богатого рода. Если одинокая дама была связана узами вассалитета с неким могущественным сеньором, ситуация решалась просто. Не желая выпускать земли из рук (что неизбежно бы случилось, выйди она замуж за чужака), во многих землях господин имел право попросту пригласить ее ко двору, представлял на выбор несколько своих вассалов, равных ей по знатности, вслед за тем дама объявляла свой выбор, и шла под венец[14]. Гораздо сложнее дело обстояло, если речь шла о т.н. «аллодиальных», т.е. «вольных» владениях, не имевших над собой господина. Подобное к XV веку уже становилось редкостью (т.к. аллоды закладывали, продавали, а порой и самостоятельно отдавали под защиту ближайшего герцога или графа), и все же свободные земли еще встречались, в особенности на окраинах государства[15]. Возможно владения Жанны Шабо, «дамы де Рэ», были именно такой «свободной землей», или находились в подчинении непосредственно королю - в любом случае, законных оснований получить их ни у кого не было, но тем большим становилось желание их присвоить. Дело усложнялось тем, что за жирным куском потянулись сразу несколько рук.

220px
Блазон баронов де Рэ - «черный крест на золотом фоне».

Первым атаку развил Жан IV де Монфор, герцог бретонский, вовсе не желавший, чтобы эти земли (по некоторым данным – едва ли не превосходившие по богатству его собственные) достались какому-нибудь проходимцу. План бретонского герцога был прост и очевиден: обручить Жанну с одним из своих вассалов, и тем самым наложить руку на ее приданое. Однако, поползновения герцога потерпели полное фиаско, т.к. на пути осуществления его планов встал не кто иной как папа Григорий, напомнивший Жанне о предложении, сделанном ей годом ранее. Обычно предполагают, что за спиной папы Григория стоял французский король, не желавший усиления Бретонского дома. Не столь «мудрая», сколь расчетливая, и – как показали дальнейшие события – обладавшая железным характером, Жанна, прикинув все плюсы и минусы, выбрала Роже Бофора[13][12].

Источники расходятся в том, что произошло далее. Согласно одним сведениям, Жанна успела дать лишь устное согласие (per verba), произнесенное при свидетелях[12], по другим – свадьба все же состоялась, причем ввиду отсутствия жениха, сыграли ее «по представительству», в папском Авиньоне, причем охрана владений богатой невесты была поручена коннетаблю Франции Оливье де Клиссону[16]. Возможно, это было одной из причин, по которой бретонский дом затаил против него глухую ненависть. Мы еще увидим, как эта ненависть аукнется королевству, ввергнув его в состояние хаоса.

Итак, свадьба «вроде бы» состоялась, но неудачливый жених продолжал томиться в английском плену, и не было никакой гарантии, что он в обозримом будущем вернется домой. Дальше больше, в скором времени скончался папа Григорий и Жанна, справедливо опасаясь за судьбу своих поместий, стала искать нового супруга. Ее выбор на сей раз пал на Жана де л’Аршевека, сеньора де Партенэ, представителя могущественной пуатусской семьи. Сыграли свадьбу, но тут на несчастную обрушился гнев обоих соперников, жаждавших завладеть ее состоянием – герцога и папы. Григорий Х, незадолго до того принявший тиару, торжественно отлучил Жанну от церкви, обвинив ее в двоемужестве и кровосмешении (жених приходился ей кузеном). 18 августа 1381 года брак был аннулирован, опозоренная Жанна скрылась в замке Принсе. Здесь она вела образ жизни замкнутый и тихий, однако оставлять ее (точнее, ее владения) в покое, никто не собирался. Герцог Жан самолично наведался к ней в гости, и без обиняков предложил принести вассальную присягу и передать ему под опеку вожделенное баронство де Рэ. Жанна ответила категорическим отказом. Несколько раз герцог возобновлял свои попытки, затем понимая, что принудить упрямицу ему не по силам, попросту заманил ее в Нант и заключил под стражу в замке Тур-Нев. Тут же, не теряя времени, он разграбил ее поместья, и утвердил в ключевых крепостях свои гарнизоны, и на присвоенных таким образом землях вел себя как типичный временщик, вместе со своими людьми грабя и притесняя население. Расчет был прост, либо Жанна, сломленная заключением, подпишет все необходимые бумаги, либо просто тихо умрет (убить пленницу он по каким-то причинам не решался)[16].

Jean IV de Bretagne.png
Жан IV Бретонский.
Неизвестный художник «Жан Бретонский в окружении советников» — Жан Фруассар «Хроники». - B. M. Besançon, MS 865, f. 408 v° (деталь). - ок. середины XIV в. - Муниципальная библиотека. - Безансон, Франция.

Наслаждаться плодами разбоя ему удавалось в течение 20 лет, а заключенная упорно стояла на своем, и герцог в глазах всех соседей выглядел деспотом и узупатором (да, по всему, им и являлся!) В конечном итоге вся история дошла до ушей короля, который вызвал своего вассала в суд, и 4 мая 1496 года наконец-то обязал его выпустить из заключения даму Жанну, выплатив ей в качестве компенсации огромную сумму в 60 тыс. золотых экю. Естественно, герцог не согласился с подобным приговором, потребовал аппеляции, и тут неожиданно скончался. Поговаривали, что дело не обошлось без яда[17]. Наследник умершего Жан V, продолжил судебные разбирательства. Король Карл V к этому времени также скончался, и регент при особе юного Карла VI, Филипп Бургундский, а по совместительству - опекун юного герцога бретонского, уменьшил сумму выплаты до 16 тыс. экю. Сумма равная двухлетнему доходу от спорного владения. За 20 лет тюрьмы подобная «компенсация» смотрелась просто издевательски[18]. Однако, герцог был наказан уже тем, что спорные земли навсегда (как ему казалось в тот момент) уплывали из рук[16].

Жанна вышла из заключения дряхлой старухой. Ей было шестьдесят лет, по тем временам – уже очень почтенный возраст, и вполне логичным будет предположить, что ее здоровье было во многом подорвано годами заключения. На руку богатой наследницы нашлись бы желающие, но вот завести ребенка на седьмом десятке было просто немыслимо. Оставалось усыновление. Оглянувшись вокруг, Жанна Мудрая назвала своим наследником племянника Ги де Лаваля, как было уже сказано, отца нашего будущего героя[16]. В качестве условия от него требовали отказаться от собственной фамилии и герба, и принять блазон Рэ «черный крест на золотом щите». Отныне Ги должен был именоваться «сиром де Рэ»[K 2] и после смерти старухи получить в свои руки огромное состояние. То, что наследство Жанны с самого начала таило нешуточную угрозу, и ситуация могла закончиться войной, или смертью от рук наемного убийцы, его не смущало. Думаю, случись чудо, и узнай Ги каким позором и грязью это имя окажется покрытым несколько десятилетий спустя, это также его бы не остановило. Золотой блеск кружит голову даже самым стойким! Выгори все дело, и состояние Ги де Лаваля одним махом увеличивалось вчетверо. Ничто другое не имело значения. 23 сентября 1401 года он дал письменное согласие, и шестью днями позднее будущая приемная мать также скрепила бумагу своей подписью, несколькими месяцами позднее, согласно законам и обычаям, Ги де Лаваль закрепил за собой право на свой новый титул и герб[9].

Однако, «отравленное наследство» Жанны Шабо никому и никогда не доставалось без борьбы. Нам неизвестно, какая кошка пробежала между новоиспеченной «матерью» и ее приемным «сыном» Быть может, возраст и годы заключения сказались на характере Жанны де Шабо не самым лучшим образом, сделав старуху капризной и вздорной. Может быть также, не обошлось без интриг могущественного семейства Краонов, вассалов герцога Жана, также горевших желанием получить искомое владение. Но факт остается фактом: 14 мая следующего за тем 1402 года, Жанна Мудрая без всякой видимой причины вдруг заявила, что берет свои слова назад, и отныне ее наследницей становится престарелая Катерина де Краон (читай – ее энергичный сын Жан, о котором у нас также еще не однажды пойдет речь)[19]. Само собой, Ги не собирался сдаваться. Начались судебные разбирательства, дело само собой перетекло в руки Парижского Парламента (в те времена представлявшего в стране высшую судебную власть). Тяжба продолжалась в течение года (1403-1404), и закончилась поистине соломоновым решением. Предложено было обручить Ги де Лаваля с единственной внучкой Катерины де Краон - Марией, предоставив ей в качестве приданого спорные земли. Невеста, возможно, не столь влюбленная, сколь трезвомыслящая, охотно дала свое согласие. 5 февраля 1405 года соглашение было закреплено подписью обеих сторон. Окончательно все условия были оговорены 14 февраля того же года[20]. 24 апреля Жан де Краон подтвердил соглашение перед Парламентом, днем позднее это сделал Ги де Лаваль. 2 мая Парламент ратифицировал сделку. 24 июля 1404 года Жанна Мудрая наконец уступила приемному сыну часть своих владений: сеньории Рэ, Ла Мот-Ашар, Ле Шен и Ла Мовьер, оставив себе часть доходов в качестве пожизненной ренты[8]. По всей видимости, свадьбу сыграли поздним летом все того же, 1404 года[K 3][21]. По настоянию своих новых родственников Ги де Лаваль перебрался к жене – в замок Шамптосе[K 4], «предназначенный скорее для защиты, чем для удобства». Для XV века это распространенный обычай: несколько поколений одной и той же фамилии живут под одной крышей. Познакомимся с ними поближе.

Детство и отрочество

Champtocé-sur-Loire - Ruines (1).jpg
Замок Шамптосе-сюр-Луар (современный вид).

Средневековый городок Шамптосе в документах эпохи характеризуется как «бедная деревня или же поселение весьма сельского вида, расположившееся и обретающееся в сказанной земле, иными словами, в герцогстве Анжуйском… по соседству с Бретанью.» Возможно, поселение и вправду было скромным, однако замок, возвышавшийся над ним имел вид поистину циклопический. Замок Шамптосе хранил путь по Луаре, здесь взимались пошлины с торговцев и путешественников (и надо сказать, что до нашего времени сохранилось немало жалоб на вымогательство со стороны местных управляющих). Семейство Краонов было одним из знатнейших в Анжу, а в том, что касается богатства, уступало (по свидетельству современников) только самому герцогскому дому[22]. Так что можно сказать, Ги де Лавалю повезло со всех сторон; да и брак, заключенный по расчету оказался на удивление счастливым.

Свою волю в семье и в многочисленных владениях, железной рукой вершила бабушка – Катерина де Краон (урожденная де Машкуль), та самая наследница, со смертью которой земли Жанны окончательно переходили к новоиспеченному зятю. В те времена Катерине было уже 62 или 63 года (более чем почтенный возраст по тем временам), судьба отмерит ей еще шесть. Последняя представительница своего рода, после смерти отца - Луи де Машкуля, она сосредоточила в своих руках все богатства семьи; в 1376 оставшись вдовой с двумя сыновьями на руках, старшему из которых было 14, младшему 7 лет, Катерина отказалась наотрез от второго замужества, полностью положившись на собственные силы. Читатель уже может себе представить, каким бесстрашием и волей нужно было обладать знатной вдове, чтобы решиться на подобный шаг. Будучи к тому же очень религиозной, дама де Машкуль на собственные деньги содержала богадельню, построенную по соседству с одним из принадлежавших ей замков - Лоро-Боттеро. Ее старший сын, Жан де Краон, отныне тесть, полностью зависел от воли матери, и давным-давно смирился с таким положением. Он также успел потерять своего брата, и должен был после смерти матери наследовать все огромное состояние. Судя по тем отрывочным сведениям, которые мы находим в документах, это был бонвиван, любитель хорошо поесть и выпить, ловкий дипломат и интриган, храбрый солдат, один из лучших охотников своего времени – и законченный эгоист, ни во что не ставящий чужие интересы и желания[23]. Ему еще предстоит сыграть немалую роль в нашей истории.

Итак, девять месяцев спустя в колыбели уже подавал голос первенец молодой пары – Жиль[K 5]. XV век – осень Средневековья. Влияние множества близкородственных браков; дворянская спесь и замкнутость сословия медленно и неуклонно истощали сами себя. Множество знатных семейств угасало бездетными, или в лучшем случае – передавало свой герб и владения через дочерей. Потому рождение наследника, сына – это был настоящий повод для ликования. Документы того времени передают нам, что у постели роженицы творилось настоящее столпотворение – ликующая толпа родственников, вассалов, знатных соседей и друзей молодой семьи, каждый из которых спешил преподнести матери и малышу драгоценный подарок[24].

На церемонии крещения, в скромной приходской церкви Сен-Пьер-де-Шамптосе яблоку было негде упасть, свидетели этой церемонии через много лет вспоминали, что устроители торжества не поскупились на расходы: церковь была ярко-освещена множеством факелов, да и огромная толпа «рыцарей, оруженосцев, дам и девиц» держала в руках горящие свечи[25]. «Главным» воспреемником малыша от купели стал Жан де Краон, имя крестной матери (или матерей?) затерялось в истории. В полном соответствии с обычаем, он принял малыша из рук священника, и тут же облачил своего крестника в снежно-белую «крестильную рубашку»[K 6], должную, по существующему поверью, защищать его от всякого зла[24]. Здесь надо отметить, дорогой читатель, что во времена, о которых идет речь, несмотря на громкие протесты со стороны церковников, обычай, по которому для новорожденного полагалось множество крестных обоего пола упорно не желал исчезать. Более того, чем богаче и знатнее был новорожденный, тем большим становилось это число. Предположительно, его назвали в честь местночтимого Св. Эгидия (по-французски St-Gilles); чье святилище, прославленное многими чудесами, находится нынешнем департаменте Гар, на пути в один из важнейших центров средневекового паломничества: Сантьяго-де-Компостела. Выбор имени для первенца был делом ответственным и серьезным: чаще всего знатное семейство называло сына в честь основателя рода или же одного из прославленных предков; причем выбор возможных имен был крайне ограничен. Так в семействе Лаваль первенцев чаще всего именовали Ги, у Краонов за старшими сыновьями закреплялись имена Морис или Амори, в семействе Шабо особенно многочисленны были Жирары; но ни в одном из них никогда не встречалось имя Жиль. Эту маленькую загадку нам может помочь решить еще один средневековый обычай: именовать ребенка по имени святого, в праздник которого малыш родился или же был крещен. Именно это соображение подводит нас к дате 1 сентября 1405 г. - празднику Св. Эгидия Гарского[K 7][26].

La Romme coulant face au château de Champtocé.JPG
Речка Ромм, у замка Шамптосе.

Кормилицей юного барона была тут же назначена Гильметта, прозванная Суконщицей (La Drapière), родом из Тиффожа[27], причем кормить грудью малыша ей предстояло в течение следующих двух или трех лет[24]. Матье Гарсанлан, ранее исполнявший в замке обязанности слуги, превратился в личного повара и лакея Жиля де Рэ. Как позднее подтвердил он сам «мне было вменено в обязанность добывать по деревням молоко и варить кашку для ныне покойного барона»[K 8][24].

Жилю было всего лишь год, когда умерла Жанна Мудрая, и вторая часть огромного наследия перешла к его отцу. Полностью Ги де Лаваль должен был получить причитающееся после смерти своего тестя, однако доли, что уже сосредоточилась у него в руках хватало с лихвой. Устав от диктата старухи Катерины, Ги де Лаваль на следующий же год вместе с семьей перебрался в замок Машкуль, ставший нежилым после смерти тетки[28]. Катерины де Краон не стало 21 июля 1410 года, и ее сын, в кои то веки почувствовав себя свободным, со всей энергией взялся управлять своими поместьями, растить виноградники в Суше, отправляя телеги с вином на продажу в Нант и устраивая ярмарки в Бургнеф-ан-Рец[29]. Что касается пятилетнего Жиля, он скорее всего не слишком страдал по поводу случившегося, дети в этом возрасте еще не понимают, что такое смерть, и вряд ли мальчик испытывал особенно теплые чувства к своей суровой прабабке.

Нам почти ничего не известно о детстве будущего Маршала-Синей Бороды; ничего удивительного в этом нет. Хроникеры того времени не интересовались детьми, по определению не могущими сыграть никакой роли в истории страны. Вплоть до семи лет ребенку (infans) полагалось развлекаться и играть. Судя по тому, что нам известно о детстве в Средние Века, можно с высокой уверенностью прелположить, что вместе со своими сверстниками из местных аристократических семейств (союзниками и вассалами семей Краон и Лаваль), юный Жиль с азартом скакал на деревянной лошадке, играл в мяч и крутил палкой поставленный стоймя обруч[30]. Мальчик ни в чем почти не знал отказа, он рос как принц, окруженный роскошью, - избалованный и всеми любимый, окруженный целой тучей друзей и слуг[31].

В семь лет, по средневековым понятиям, заканчивалось детство. Ребенку предстояло принять первое причастие, и постепенно погрузиться в учебу. Отныне он был уже не ребенок (infans), но отрок (puer) с соответствующими возрасту обязанностями. Дворянскому мальчику открыты были три карьеры – церковная, военная и наконец, придворная. Впрочем, старшему сыну полагалось выбирать из двух последних. Первые уроки (чтения, письма, катехизиса, католической веры) ребенок должен был получить у матери. Вслед за тем, домашнее образование продолжали уже профессиональные учителя[32].

Под внимательным и любящим руководством отца его обучали, согласно обычаям времени, верховой езде, фехтованию, стрельбе из лука – иными словами, всем тем умениям, которые полагались молодому дворянину. В качестве преподавателей и менторов для юного Жиля были приглашены аббат Жорж де ла Буссак, лиценциат права и большой друг его отца (именно де ла Буссак в свое время устроил свадьбу Ги де Лаваля и Марии де Краон). Вторым был анжерский викарий Мишель де Фонтенэ – по всей вероятности, младший отпрыск знатной бретонской фамилии[32].

Судя по всему, будущему барону преподавались история, богословие, латынь и французский язык. Мальчик схватывал все на лету, и результат не замедлил сказаться. Друзья и соратники Жиля, помнившие его с лучшей стороны, в один голос утверждали, что барон де Рэ был тонким знатоком латыни, на которой свободно говорил и писал. Отец сделал из него ценителя поэзии и литературы, вплоть до самой смерти Жиль зачитывался римской историей и богословскими трудами прежней и современной для него эпохи, даже во времена военных походов он умудрялся возить с собой редкие и дорогие книги, во время коротких привалов с головой погружаясь в чтение. Вспоминали, что в его личной библиотеке были не только красочные Библии и Псалтири, но и произведения Светония, Валерия Максима, знаменитый в те времена труд Блаженного Августина «О граде Божьем» и прочие издания. Впрочем, чтоит заметить, что Жиль собирал не просто книги – но самые редкие, сложнодоступные и дорогие, в дополнение к тому, барон желал иметь у себя коллекцию драгоценных произведений искусства и украшений[33]. Подобное увлечение было не из дешевых; для сравнения стоит сказать, что брат короля – Жан Беррийский, в погоне за редкими книгами разорил целую провинцию, и вызвал бунт, который пришлось подавлять силой оружия[34]. Однако, в эти времена, юный Жиль еще не думал о деньгах, и мирно рос, как и полагалось дворянскому мальчику, под присмотром родителей, учителей и целого сонма медиков, призванных наблюдать за состоянием здоровья наследника[31].

Итак, в детстве Жиль подавал большие надежды. Он рос любознательным, смышленым ребенком, хватким в обучении и жадным до всего нового и необычного. Впрочем, в наследнике Ги де Лаваля выделялась одна весьма характерная черта – болезненное тщеславие, желание всегда и во всем быть первым. Так сказать, посыл для будущего…[35]

Детство в Средние века
Français 9140, fol. 105.jpg Français 995, fol. 7.jpg Latin 9333, fol. 8v (1).JPG Français 111, fol. 7.jpg
Мать и дитя.
Неизвестный художник «Мать» — Варфоломей Английский «О природе вещей». - Français 9140, fol. 105. - XV в. - Национальная библиотека Франции, Париж.
Детские игры.
Неизвестный художник «Дети на деревянных лошадках» — Неизвестный автор «Danse macabre». - Latin 9333, fol. 8v. - конец XV в. - Национальная библиотека Франции, Париж.
Шалости.
Неизвестный художник «Вишня» — Ибн Бутлан «Tacuinum Sanitatis». - Français 995, fol. 7. - XV в. - Национальная библиотека Франции, Париж.
Обучение.
Неизвестный художник «Обучение Ланселота» — Неизвестный автор «Ланселот». - Français 111, fol. 7. - ок. 1480-1490 гг. - Национальная библиотека Франции, Париж.

Под дедовской опекой

Maria de la Cerda Charles II of Alençon.jpg
Супружеское погребение времен Осени Средневековья.
Мария де ла Серда и Карл II Алансонский. - Кенотаф, реконструкция ок. 1700 г. - Сен-Дени, Франция

Гром грянул, когда будущему наследнику исполнилось девять лет. Неожиданно, и без ясной причины в январе 1414 года умерла его мать – Мария де Краон, ее похоронили в церкви Нотр-Дам-де-Рэ, принадлежавшей местному аббатству Бузей.[36][K 9]. Уже в настоящее время делаются предположения, что она скончалась от послеродового сепсиса, подарив жизнь младшему брату Жиля – Рене, позднее известному как Рене де ла Сюз[K 10]. 28 или 29 октября следующего, 1415 года, столь же скоропостижно скончался Ги де Лаваль. Он был еще не стар, и потому догадки историков касательно причин, диаметрально противоположны. Предполагается ранение на дуэли, несчастный случай на охоте, и наконец, смерть от болезни (в те времена в Вандее свирепствовала эпидемия малярии)[37][38]. Страдая «от величайших мук телесных» Ги отдавал последние распоряжения. Обоих сыновей, Жиля и младенца Рене поручал опеке «мужа нашей дорогой кузины Жанны де Саффрэ - Жана Турнемина де Юнодэ», причем преподавателями для обоих оставались де ла Буссак и де Фонтенэ[39]. Своими душеприказчиками он назначил отца Жанны - Алена де Саффрэ (бывшего в те времена капитаном крепости Машкуль), Жана де Роже, Юда де Соважа и наконец, Жоржа де Буссака. Десять тысяч ливров из своего огромного состояния, Ги завещал герцогу Бретонскому и епископу Нантскому. Завершив свои распоряжения длинным списком церквей, куда следовало внести пожертвования, чтобы клирики отныне служили заупокойные молитвы, он просил похоронить себя рядом с могилой «возлюбленной супруги нашей, Марии»[40]

Здесь нам, читатель, предстоит сделать еще одно небольшое отступление. В согласии с обычаями эпохи, когда молодой дворянин достигал подросткового возраста, его полагалось отдавать в обучение старшему родственнику или сеньору. Позднее та же схема будет в России воплощена Петром Великим: будущий защитник государства (а дворяне в первую очередь готовились для военной карьеры!) должен был начинать с низшей ступени иерархии. При дворе своего воспитателя мальчик должен был исполнять роль оруженосца и «благородного слуги». Ему полагалось прислуживать господину и его жене за столом, работать на кухне, чистить и кормить лошадей. Война не любит маменькиных сынков! Конечно, кроме черной работы полагалось обучение верховой езде, фехтованию, стрельбе , короче, полная подготовка будущего солдата, а кроме того умение сочинять стихи, играть на музыкальных инструментах и вести беседу в присутствии дам. Когда срок ее подходил к концу, молодой дворянин, получавший к тому времени звание оруженосца возвращался в семью, или из рук воспитателя принимал посвящение в рыцари[41].

Итак, перед смертью Ги де Лаваль назначил в опекуны своим сыновьям кузена, хотя у обоих мальчиков имелся куда более близкий родственник – дед по матери, Жан де Краон. По неким причинам, нам неизвестным по причине скудости документов, Ги всеми силами пытался удалить сыновей от дедушки. Дальнейшие события покажут, что он был прав[42].

Так или иначе, последняя воля умершего не была выполнена. Каким образом двое круглых сирот угодили под опеку родного деда также неясно. По всей вероятности, карты спутала битва при Азенкуре, практически уничтожившая весь род Краонов. Потеряв в этой битве единственного сына - Амори, Жан де Краон оставался отныне последним носителем своей фамилии и титула; единственным средством сохранить и то и другое было превратить в наследников обоих внуков. Таким образом, дедушка (возможно, пустив в ход свои немалые связи при анжуйском герцогском дворе, или куда проще - грубой силой) воспротивился исполнению последний воли зятя, и оба ребенка остались на его попечении[39], и были доставлены в замок Шамптосе[43].

Agincour.JPG
Азенкур.
Неизвестный художник «Битва при Азенкуре». — Томас Уолсингем «Сент-Альбанская Хроника». - Ms 6 f.243. - XV в. - Библиотека Ламбетского Дворца. - Лондон, Великобритания.

Дальнейшие несколько лет также восстанавливаются из документальных обрывков весьма приблизительно. Исследователи прошлого века полагали, что старик Жан, в силу более чем почтенного возраста и привычки жить под чужим диктатом, просто не мог справиться с парой своенравных юнцов, и оба внучка в скором времени наловчились вить из дедушки веревки, получая по первому капризу все, что желали[44]. По другому предположению Жан, попросту не уделял внимания обоим мальчишкам, будучи занят исключительно собственными желаниями и удовольствиями[29]. Спору нет, по-своему дедушка был очень привязан к обоим малышам – позднее мы увидим, как он изо всех сил будет способствовать карьере старшего внука; но – любовь и выматывающая каждодневная забота отнюдь не равнозначны между собой…

Уже заключенный в инквизиционную тюрьму, Жиль, горько пеняя деду (уже к тому времени покойному), обратился ко всем, имеющим собственных детей, заклиная их «ни в коем случае не потакать детским капризам». Выходит, потакали? И страшный конец будущего маршала Франции был предопределен с той самой минуты, когда родной дед озаботился делами двух сирот?…[39]

В любом случае, «курс молодого бойца» в классическом его состоянии Жиль по-видимому, не прошел. Зато из школы родного дедушки будущий барон де Рэ вынес не слишком хороший урок: единственным законом на этом свете является его каприз, а все, что не желает этому капризу подчиняться, следует принудить к тому силой… Вторая заявка на будущее, так сказать.

Это качество в полной мере проявилось, когда дедушка озаботился женитьбой своего старшего внука. Жиль не возражал, дворянину по обычаю полагалось иметь детей, причем как можно раньше[43], чтобы при любой неожиданности земли и деньги оставались в семье[K 11]. Обратите внимание, читатель, в этом поиске была одна странная закономерность. Создавалось впечатление, что сватовство к девушке, у которой живы оба родителя, и брак можно было оформить со всем соблюдением приличий, деда и внука отнюдь не устраивало. Из раза в раз Жан и его воспитанник Жиль, старались по возможности изыскать богатую сироту, на худой конец, единственную наследницу матери-вдовы; иными словами, наиболее беззащитных, имуществом которых можно было завладеть в полной (или большей мере), не довольствуясь собственно приданым невесты. Определенный (хотя и циничный) резон в таких поисках был, оба прохиндея упустили из виду лишь одно: «лакомый кусок» словно магнитом притягивал множество негодяев, и вокруг «нужной» невесты сразу же закипали нешуточные страсти.

Lisieux-Cathedrale.jpg
Лизье. Здесь, в монастыре Нотр-Дам закончит свои дни первая невеста Жиля.
Собор Св. Петра (ок. 1160-1230 гг.) - Лизье, Франция

Итак, первой, с позволения сказать «жертвой» матримониальных ухищрений деда и внука стала четырехлетняя нормандка Жанна Пейнель[K 12], дочь Фулька IV Пейнеля де Амбийе и его жены Маргариты де Динан[45]. Мимоходом отметим, что самому жениху в те времена едва исполнилось 13 лет. Маленькая Жанна осталась без отца, и согласно обычаю времени, король назначил ей опекуна. Им стал некий сеньор де Роше Гильон, который немедленно озаботился тем, чтобы выдать ее за собственного сына, которому едва исполнилось семь лет[46]. Однако, пользуясь тем, что Шарль де Динан, дедушка малолетней невесты оказался буквально по уши в долгах, изворотливый Жан де Краон пообещал ему 4 тыс. золотых экю (сумма, равная годовому доходу от крупной сеньории!) в обмен на руку его внучки. Нечего удивляться, что Динан тут же ухватился за эту соломинку. Помолвка была объявлена, и необходимое обязательство 14 января 1417 года скреплено подписями обоих стариков, однако – соперничающая партия отнюдь не пожелала сдаваться и дело закончилось в суде. Приговор был категоричен: девочку следовало отдать на попечение родной тетки, Жаклины де Пейнель, аннулировав обе помолвки, и не выдавать замуж вплоть до 21 года[47][26][39]. Возможно, борьба продолжалась бы и далее, однако, Генрих V Английский, оккупировав Нормандию, аннексировал среди прочего владения семейства Пейнель, преподнеся их в качестве дара одному из своих военачальников – графу Суффолку. Бесприданница в глазах Жиля и его дедушки немедленно потеряла всякий интерес, и поиск потребовалось начать сначала[K 13][48].

К слову, несостоявшаяся невеста надолго пережила Жиля де Рэ и закончила свои дни в 1457 году, будучи аббатисой монастыря Нотр-Дам-де-Лизье. Еще забавней представляется то, что некий Эдуард Пейснель, убийца и садист, в течение 11 лет (1960-1971 г.) державший в страхе английский остров Джерси, объявлял себя незаконным потомком Жиля и Жанны. Когда бы его предок успел появиться на свет – остается только гадать[49].

Второй договор, с Беатрисой, дочерью виконта Алена де Рогана и Беатрисы де Клиссон, племянницей герцога Жана V и сверстницей Жиля, был заключен 28 ноября 1418 года, в замке Эрмин (Ванн) в присутствии самого герцога Жана V и представителей знатнейших семейств Бретани[50]. Однако, и этой свадьбе не суждено было состояться. Немедленно отыскались недовольные (возможно, среди многочисленной дальней родни и претендентов на руку богатой невесты) начались интриги, и в конечном итоге, Жиль и Жан снова остались ни с чем. Документы умалчивают, почему расстроилась и эта свадьба[K 14][27]. Известно лишь, что в скором времени после неудавшейся помолвки, юная Беатриса умерла, не оставив никакого следа в истории своей семьи и Франции[49].

Без сомнения, Жиль и его энергичный дед продолжали бы свои попытки, однако, их матримониальным планам помешали события, взбудоражившие всю Бретань.

Семейные дрязги бретонского герцогского дома

Sceau et contre-sceau Jean IV de Bretagne.jpg
Противники. Герцог Жан IV.
Дом Морис «Прорисовка герцогской печати - аверс и реверс». — Дом Морис «Мемуары, призванные осветить церковную и светскую историю Бретани». - ок. 1742-1744 гг.

Соперничество семейств де Монфор и де Блуа уходило своими корнями в середину XIV века. И те и другие принадлежали по крови к дому герцогов бретонских; Блуа приходились потомками старшей – но к сожалению, дочери, в то время как Монфоры считали свой род пусть от младшего, но сына[51]. Средневековое право вступило в противоречие с самим собой; с одной стороны, получить наследство предполагалось старшему из детей, с другой – мальчики имели преимущество перед девочками. В результате герцогскую корону получили Монфоры, в то время как Блуа ни в коем случае не желали смириться с подобным положением вещей. Наследственная грызня продолжалась уже более века; в моменту, о котором у нас пойдет речь стороннему наблюдателю могло бы показаться, что удача окончательно отвернулась от семейства Блуа. В битве при Оре (1364 год) Монфоры одержали более чем убедительную победу, предводитель вражеской партии – Шарль де Блуа, пал на поле боя[K 15], герандский договор (1365 года) вроде бы примирил соперников, предоставив бывшим соперникам право поселиться в Нанте – столице герцогства и принять участие в управлении страной. Но для побежденных этого было слишком мало. Вражда возобновилась с новой силой, к семейству Блуа примкнули Пентьевры, родственники покойного по линии его жены – Жанны Хромоножки. Непререкаемым авторитетом среди них пользовалась Маргарита де Клиссон, вдова графа де Пентьевра, через посредство двух своих сыновей фактически возглавившая сопротивление правящему дому[51][52].

Да, Средневековье было временем сильных женских характеров. Чувствительным «тургеневским» барышням предстоит появиться не ранее, чем наступит сравнительно сытый и безопасный XIX век. Средневековым «дамам и девицам» было не до обмороков. Чтобы не умереть в первых же родах, а затем оградить от бесконечных опасностей своих детей, требовалась отменное физическое здоровье, отвага, нечувствительность к обидам и немалое личное мужество. Недаром высшей похвалой в те времена было «женщина с мужским сердцем». Против старинного патриархального образа жизни, насаждавшемся церковью и бережно сохранявшемся в дидактической литературе, восставала сама жизнь. Аристократке или богатой горожанке, управлявшей целой армией слуг, аббатисе, которой приходилось вести сложное монастырское хозяйство хочешь-не хочешь приходилось учиться читать, писать, владеть началами арифметики, медицины и т.д. Повсеместно при монастырях открывались школы для девочек, бесконечные осады и набеги воспитывали умение постоять за себя и своих детей, не теряя головы даже в самых отчаянных обстоятельствах.

Charles-de-blois.jpg
Противники. Шарль де Блуа.
Монсеньор Туше, епископ Орлеанский «Портрет Шарля де Блуа» (фрагмент). — Галерея портретов замка Богар. - ок. 1905 г.

Итак, борьба партий продолжалась, и все же Пентьевры-Блуа находились в достаточно проигрышном положении. Не хватало денег и войск для полноценных боевых действий, без внешней поддержки возможность победы казалась более чем сомнительной. И хотя неистовая Маргарита де Клиссон, горя жаждой мести, требовала продолжения борьбы, на практике все сводилось к мародерству и разбойничьим набегам на земли Монфоров – набегам достаточно чувствительным для их кармана, однако, не столь серьезным, чтобы представлять реальную опасность[53].

Все переменилось в один день, когда английское вторжение стало реальностью. Война, ранее ограничивавшаяся рейдами по тылам врага, после которых англичане стремились укрыться на своих островах и даже одержав победу, не всегда использовали ее до конца, вместе с новым, куда более энергичным монархом Генрихом Ланкастером, сменилась планомерным завоеванием и подчинением французского королевства. Впрочем, начало боевых действий показало, что силы у обеих сторон были в достаточной мере равны. Стремясь выйти из патовой ситуации, оба монарха лихорадочно вербовали себе союзников, и молодой бретонский герцог Жан V де Монфор и для того и для другого представлял более чем лакомую добычу. Герцог Жан колебался, с одной стороны, как вассал французского короля он был обязан ему повиновением и службой. С другой, торговые интересы накрепко привязывали его к Англии, да и чисто географически английское войско было куда ближе, и разгневанный Генрих мог крепко наказать несостоявшегося союзника. Однако, ведя секретные переговоры с Англией, он также не хотел открыто ссориться с французской партией, которую в это время представлял дофин Карл (будущий король Карл VII) герцог Жан тянул время, уклоняясь от прямого ответа[54]. Дофин правильно истолковав это затянувшееся молчание, решил, что Жана де Монфора следует заменить более сговорчивым правителем. Пытаться достичь этого с помощью грубой силы представлялось достаточно опасным, герцог пользовался поддержкой у подданых, и открытая война могла закончиться тем, что Бретань окончательно порвала бы с французами. Посему куда предпочтительней представлялся план использовать для решения проблемы внутреннего врага, читай, клан Пентьевров-Блуа. Да, будущий король Карл, которому в это время едва исполнилось 17 лет, был непревзойденным мастером тайной дипломатии и ударов из-за угла. Пентьеврам дали понять, что в случае победы старший сын Маргариты сможет рассчитывать на герцогскую корону при полной и безоговорочной поддержке монарха. Более того, дофин предоставлял клану Пентьевров столь же полную свободу в выборе средств для борьбы с Жаном V, которого отныне следовало почитать бунтовщиком и предателем[51].

Пентьевры воспряли духом. В короткое время был разработан план, усыпив подозрительность бретонского герцога притворным миролюбием, его пригласили замок Шамптосё[K 16], якобы на пир, должный послужить дальнейшему примирению между двумя партиями. 13 февраля 1420 года Жан Бретонский, ничего не подозревая, принял приглашение, и отправился в гости в сопровождении одного из своих братьев. Однако, у моста через речку Диветт обоих ожидала засада, и оба пленника вместо пиршественной залы оказались в подземной тюрьме, где у герцога Жана, закованного в кандалы, угрожая расправой, день за днем вымогали отказ от герцогской короны[55].

Однако, подобная низость, более приличествующая разбойникам с большой дороге, чем знатному семейству, возмутила всю Бретань. Супруга пленника, Жанна Французская (дочь короля Франции Карла VI и соответственно, сестра дофина), встала во главе герцогского совета, и собрав в Нанте Генеральные Штаты, призвала к оружию вассалов герцога, а также всех желающих, готовых способствовать сохранению независимости страны и наказанию виновных. Бароны единогласно поддержали этот призыв, поклявшись на свои деньги вооружить войска и предоставить все необходимое для ведения боевых действий. Среди толпы, запрудившей в этот день герцогский дворец, мы видим Жана де Краона и его воспитанника Жиля де Рэ. Несмотря на то, что несколько поколений их предков храбро сражались за дело Пентьевров-Блуа, будучи обязаны им вассальной присягой[56], Жиль и Жан, не без колебаний, решились перейти на сторону законного правителя, объясняя это тем, что не желают более служить клятвопреступникам и предателям. Шестнадцатилетний Жиль торжественно поклялся предоставить в распоряжение герцогини людей и средства, и в дальнейшем вместе со своим дедом встал под знамена генерального наместника Бретани Алена де Рогана[K 17]. Всего на призыв откликнулось до 50 тыс. человек - по тем временам более чем солидная армия[55].

Yates Thompson 35 f. 90v - Miniature by Jean Cuvilier, Chanson de Bertrand du Guesclin between c. 1380 and 1392.jpg
Битва при Оре.
Жан Кюливье «Битва при Оре». — «Песнь о Бертране Дю Геклене» - Yates Thompson 35 f. 90v. - ок. 1380-1382 гг. - Британская библиотека, Лондон.

Под руководством Алена де Рогана, герцогская армия принялась одерживать победу за победой. Война превращалась в погоню, упрямая и жестокая Маргарита де Клиссон не собиралась сдаваться. Пленного герцога раз за разом поднимали среди ночи, и взгромоздив на лошадь, галопом гнали от замка к замку, морили голодом, жизнь пленника постоянно висела на волоске[57]. В марте 1420 был достигнут решаюший перелом[55]; после четырех месяцев войны, последний оплот Пентьевров, замок Шамтосё, был осажден по всем правилам инженерного искусства, и 5 июля оба Монфора (наконец-то!) с триумфом выведены из темницы. Все клятвы и обещания дофина, как и следовало ожидать, остались пустым звуком, побежденные его не интересовали никоим образом[58]. Карла VII часто упрекают за то, что он бросил на произвол судьбы Жанну, по сути дела, подарившую ему корону Франции, забывая при том, что для короля Карла это был вполне привычный способ действий. Этот слабый духом монарх, как многие люди подобного склада, воспринимал окружающих единственно как орудия для исполнения своих желаний и воли, немедленно теряя к ним всякий интерес, едва они становились ему более не нужны. Как мы позднее увидим, Жилю де Рэ придется в полной мере испытать на себе эту особенность монаршего характера.

Война закончилась, однако, результаты ее для Жана де Краона и Жиля де Рэ оказались весьма неутешительны. В отсутствие своих сеньоров и защитников, земли, принадлежавшие деду и внуку, были разорены и разграблены солдатами Пентьевров, замок Мот-Ашар, сожженный и разрушенный, практически перестал существовать. Одна только добрая новость: в первой для него войне, Жиль де Рэ показал себя с самой лучшей стороны – и как руководитель отряда (который укомплектовал на свои же собственные деньги) и просто как храбрый и умелый воин, заслужив немалое уважение соратников по борьбе. Не будем забывать, Жилю в это время едва исполнилось 15 лет! Отныне, с полным правом, он мог носить свое первое воинское звание – оруженосца, ожидая скорого посвящение в рыцари, и дальнейшего развития воинской карьеры[59]. Мы знаем, что ему довелось сражаться при крепости Ламбаль, в конечном итоге подчинившейся герцогским войскам, и в составе герцогской свиты, со всей торжественностью въехать в Нант[55][K 18].

6 июня герцогиня своим приказом даровала «сиру де ла Сюз и сыну его, сиру де Рэ, земли, принадлежавшие ранее Оливье де Блуа, графу де Пентьевру». Освобожденный герцог, 10 июля подтвердил решение своей супруги, добавив к тому земли брата Оливье де Блуа - Шарля[55], затем решив, что это чересчур, 21 сентября ограничился рентой в 240 турских ливров[58], затем, решив, что подобная сумма явно недостаточна, неделей позже увеличил ее до 340, за счет средств, конфискованных у одного из сторонников Пентьевров – Понтю де ла Тура. Действительно, акт невероятной щедрости – если помнить о том, что одно только баронство де Рэ предоставляло Жилю до 8 тыс. ливров годового дохода. Среди прочих недостатков Жана V, скажем прямо, скупость была далеко не на последнем месте…[58] Зато Жиль из своего первого военного опыта извлек ценный урок: как следует действовать, чтобы добиться своего. Не беспокойтесь, читатель, скоро он применит его на практике.

Вернемся к нашему повествованию. Как и следовало ожидать, Пентьевры отказались признать правомочность герцогских приказов, лишавших их доходов и земель, и война возобновилась с новой силой. Энергичная герцогиня Бретонская сумела также выхлопотать у короля английского разрешения на то, чтобы из плена был отпущен ее деверь – Артюр де Ришмон – умелый полководец и храбрый солдат. Как многие другие он попал в плен при Азенкуре, и должен был оставаться в Англии вплоть до времени, пока не будет уплачен причитающийся за него выкуп. Деньги были внесены, и Ришмон немедленно взял на себя руководство, и война наконец-то подошла к своему логическому завершению. Под знаменами нового полководца, Жилю еще довелось сразиться при Эссаре и и Клиссоне[60]. На сей раз, могущество Пентьевров было окончательно сломлено. Маргарита де Клиссон и ее сыновья бежали из страны, за их головы были назначены денежные премии. Собравшиеся в столице герцогства Генеральные Штаты, после неявки подсудимых (в феврале 1422 г.), вынесли заочный приговор. Маргарита и обе ее сына обвинялись в предательстве, клятвопреступлении и оскорблении величества, на каком основании все трое были приговорены к смерти «посредством отсечения головы», бесчестью и лишению герба, их имущество конфисковывалось в пользу герцога. Характерная черта средневековых нравов: головы казненных Генеральные Штаты рекомендовали прибить к воротам Нанта, Ренна и Ванна – трех крупнейших бретонских городов. К счастью, их жители оказались избавлены от столь отталкивающего зрелища; виновные так и не были пойманы[58].

Женитьба рыцаря-разбойника

Fl 149, ms. 384 BM Angers, 14 s.jpg
Церковный брак.
Неизвестный художник «Церковный брак». — «Дополненное издание грациановых декреталий». - ок. XIV в. - Ms. 384, f. 149 - Муниципальная библиотека. - Безансон, Франция.

Итак, сложную ситуацию могла поправить выгодная женитьба, неутомимый Жан де Краон решил продолжать поиски, прерванные столь неожиданным образом. На сей раз его выбор пал на Катерину де Туар, наследницу миллионного состояния и обширных поместий в Пуату. Можно предположить, что Жилю приглянулась невеста, да и сама Катерина питала определенные чувства к блестящему кавалеру, каким в то время казался барон де Рэ. Ее мать, Беатриса де Монжан, вряд ли отнеслась к этому сватовству с благосклонностью, хотя бы потому, что ее супруг, которому в это время уже недолго оставалось жить, терпеть не мог Жана де Краона, и многочисленная родня, вкупе со всеми недовольными подобной перспективой, уже начала плести очередные интриги[58]. Однако, Жиль был уже сыт по горло подобной мышиной возней, отступать в третий раз он не собирался. С помощью собственного дедушки, он попросту умыкнул невесту (которая, как было сказано выше, вряд ли возражала), и тайно обвенчался с ней, причем обряд совершил никому не известный монах[46]. Французский исследователь румынского происхождения – Матеи Казаку, отдавший немало сил, чтобы по крупицам восстановить историю Синей Бороды, полагал, что эту роль сыграл все тот же аббат де ла Буссак, когда-то обучавший юного Жиля премудростям латыни и тонкостям богословия[61]. Подтверждения этой догадке нет… Позднее, суеверно вспоминая историю Синей Бороды, обращали особое внимание на то, что первая брачная ночь барона де Рэ и его молодой супруги пришлась на субботу, 30 ноября 1420 года, ночь Св. Андрея, на границе зимы, когда ведьмы и колдуны получают полную свободу вершить свои злые дела. Неизвестно, почему именно эту дату обозначили для себя Катерина и Жиль, однако, именно ею был помечен брачный контракт, до нашего времени, к сожалению, не сохранившийся[59].

Так или иначе, преступные супруги скрылись в замке Шамптосе, где провели весь следующий год, в то время как враждебная партия бурную деятельность, желая добиться аннулирования брака. Резон в этом был: невеста приходилась жениху кузиной (или как выражались тогда «родней в четвертой степени»)[46]. Дело в том, что оба они – и Жиль и Катерина, считали среди своих предков одно общее звено: Амори де Краона (ум. в 1333 г.). Для подобного союза требовалось папское разрешение, получить его было сравнительно несложно, но этим следовало озаботиться до свадьбы, и отнюдь не после нее[58].

Histoire de Renaud de Montauban, Bruges, 1468-1470.jpg
Свадебный пир.
Неизвестный художник «Свадебный пир». — «История Рене де Монтабана». - ок. 1468-1470 гг. - Arsenal, manuscrit 5073 fol. 148 - Национальная библиотека Франции, Париж.

Прознав об этом, Жиль (или стоявший за его спиной старый интриган – дедушка?) сделал достаточно ловкий ход, распустив слухи о беременности молодой супруги. Позднее окажется, что это утверждение не имело ничего общего с действительностью: единственный ребенок Жиля и Катерины – дочь Мария, появится на свет девять лет спустя. Однако, умело сработанная ложь подействовала; семейство Туар, захваченное врасплох подобными новостями, вынуждено было смирить свою гордость: скандала не желал никто[47].

В следующем, 1421 году, во время осады Мо от «горячечной лихорадки» скончался Миле де Туар, отец Катерины[47][62]. Его вдова сразу же перебралась в Шамптосе, к дочери и зятю. Вряд ли Жиля обрадовало подобное соседство, но тещу приходилось терпеть, хотя бы для того, чтобы де-факто иметь возможность управлять ее землями, а затем подыскать ей нового мужа, в достаточной мере покладистого и трусоватого, который не стал бы противиться желаниям деда и внука[47]. В качестве следующего шага к вожделенной цели, старик де Краон, 18 июня 1421 года потерявший свою первую супругу, Беатрису де Рошфор, буквально несколько недель спустя после похорон женился на Анне де Силье, бабушке новобрачной[63][64]. Пройдет время, и ее родственники станут самыми беспринципными, самыми наглыми пособниками Жиля в его преступлениях. Но пока до этого еще далеко…

Ни для кого не было секретом, в чем состоял реальный смысл этих скороспелых свадеб, т.к. Беатриса де Монжан, мать одной невесты, и соответственно, дочь другой, вдруг поняла, что ее достояние растаскивают по кускам. Пытаясь спасти хоть что-нибудь, едва лишь закончился срок ее вдовства[K 19] Беатриса де Монжан поспешно вышла замуж за молодого Жака де Мешена, оруженосца ее собственного покойного мужа[63]. Несомненно, это был мезальянс, но выбирать вдове уже не приходилось. Мешен был кастеляном при дворе дофина - будущего короля Карла VII, и по всей вероятности, она твердо полагалась на связи, которые новый супруг, бывший, кстати сказать, много моложе ее, имел дворе. Как мы увидим позднее, надежды эти не оправдались[47][64].

Пытаясь расположить к себе Жиля де Рэ и его деда, которые не скрывали своего недовольства, Мешен принялся хлопотать перед папским двором, чтобы преступным супругам – Катерине и Жилю, наконец-то было даровано прощение[63], а заодно уговаривать супругу простить обоих. Его старания в досточно короткий срок увенчались успехом. Беатриса де Монжан дала согласие[64], 24 апреля 1422 года, папский посланец, Журден, епископ Альбано передал ему апостолическую буллу; своей властью Мартин V объявлял недействительным брак Катерины и Жиля. Супруги обязаны были пройти процедуру официального развода, подвергнуться епитимье (достаточно, впрочем, легкой), после чего им давалось разрешение заключить новый брак[59]. Катерина и Жиль с готовностью подчинились, и новая свадьба, со всей полагающейся пышностью, была сыграна 26 июня 1422 года в церкви Св. Маврилия, при замке Шалонн. Обряд совершил собственной персоной епископ анжерский Адуэн де Бюэй[63], в церкви присутствовала вся местная знать, документы того времени отмечают, что на торжество были приглашены «рыцарь Жан де Ноэ, комендант крепости Пузаж», бывший воспитатель нашего героя Жорж де ла Буссак, и множество иных «рыцарей, оруженосцев, дам и девиц». Однако, по неизвестной нам причине, от участия в свадьбе уклонился Жан де Краон, вслед за ним члены семьи Туар также не пожелали явиться. Забавная деталь - чтобы церковь выглядела самым торжественным образом, королева Иоланда Арагонская распорядилась украсить ее драгоценными гобеленами с изображениями Апокалипсиса[45]. Запомните это имя, дорогой читатель. С королевой Иоландой, «женщиной, сделавшей Францию» мы еще не раз столкнемся на этих страницах.

Безнаказанность

Château de Pouzauges (ruines).jpg
Камень преткновения — крепость Пузаж (современный вид).

Надо сказать, что усилия Мешена пропали даром. Исключительно для того, чтобы соблюсти внешние приличия, Жиль в своем новом брачном контракте уступил в пожизненное владение тещи все владения ее покойного мужа, в частности, крепости Тиффож и Пузаж, однако, уступка эта с самого начала оставалась чисто бумажной[65]. Видя, что вожделенный кусок, для получения которого затрачено было столько сил, уплывает из рук, Жиль (вероятно, по совету многоопытного дипломата-дедушки), попытался ответить интригой на интригу, распуская слухи, порочащие новобрачных[66].Однако, в искусстве подковерной борьбы наш герой никогда не был силен, потому, в скором времени потеряв терпение, он отбросил всякие церемонии и прибегнул к средству, которое во все времена нельзя было назвать иначе как гнусностью. Для начала он сделал своим сообщником Жана де Ноэ, коменданта (или как тогда говорили, капитана) крепости Пузаж. Дело в том, что у нового супруга Беатрисы имелась младшая сестра, также не обделенная землями и деньгами. Ее-то руку Жиль пообещал сыну своего нового союзника. Капитан де Ноэ с готовностью ухватился за эту возможность округлить свой капитал, после чего помог Жилю водворить гарнизоны в обе крепости. Подобный шаг мало чем отличался от банального разбоя, однако, будущий маршал Франции не привык озадачиваться подобными пустяками. Свои обещания Жиль привык держать, похищенная вскоре девица была насильно выдана замуж за молодого де Ноэ[67].

В середине зимы 1423-1424 года, избрав день, когда Мешена и его людей не оказалось дома, достойная троица явилась к его жене, которой предложили себя в качестве охраны, если она желает отправиться в Бретань «в гости» к своей второй дочери - Марии. Пожилая дама, по-видимому заподозрив неладное, наотрез отказалась уезжать, ссылаясь на то, что за окнами уже начало темнеть. Ответ был весьма недвусмысленен: «Вы поедете сами, или я увезу вас силой, перекинув через седло как тюк.» Беатрисе де Монжан ничего не оставалось, как подчиниться. Пленницу вначале водворили в темницу замка Лоро-Ботеро, позднее переправили в Шамптосе[65]. За решеткой она провела несколько более чем скверных месяцев, в то время как Жиль пытался принудить ее передать ему спорные земли, угрожая в противном случае зашить в кожаный мешок и бросить в Луару[68].

Отчаявшийся Жак де Мешен, как видно, питавший к своей супруге некую привязанность, немедленно бросился в суд, требуя примерного наказания для похитителей. Друзья уговорили его все же попытаться решить дело миром, и Мешен попытался добиться аудиенции у Жана де Краона, разумно полагая, что старик может оказаться более податливым на убеждения. Однако, в замке Шамптосе ему пришлось испытать горькое разочарование. Жан де Краон, прекрасно умевший плести интриги за чужой спиной, всегда был слаб в психологическом поединке. Не рискнув показаться на глаза обездоленному супругу, он приказал ему передать, что Беатриса не выйдет на свободу, пока не согласится на все предъявленные требования. Оба грабителя, старый и молодой, в виде особого «одолжения» готовы были оставить ей второстепенную крепость Буэн, но и за нее пленница должна была выплатить тысячу ливров золотом, присовокупив к этому золотой кубок[65]. Мешену пришлось покинуть замок с пустыми руками.

Беатриса де Монжан, теща Жиля, продолжала оставаться в заключении. Судебная машина тем временем набирала обороты, и в замок для расследования обстоятельств дела, и поиска возможностей решить ситуацию мирным путем, был отправлен парламентский исполнитель. Жан де Краон не решился показаться на глаза и этому посланцу, отправив вместо себя коменданта де Ноэ, с солдатской прямотой объявившего представителю закона, что «Мешен не увидит своей супруги прежде чем она не выполнит всех поставленных ей условий, и ни королевский приказ, ни папская булла ему в том не помогут». Служителю Фемиды позволено было только переговорить с пленницей «через крошечное окошко, проделанное в камере», и наконец, чиновника вышвырнули вон, вслед ему летели грубые насмешки и оскорбления солдатни. Второй раз в замок была направлена делегация из трех человек – во главе ее Жак де Мешен поставил своего брата, Жиля. Жан де Краон немедленно приказал бросить всех троих в подземную темницу[69].

С большим трудом, надавив на мужа, Анне де Силье удалось выручить дочь из заключения. Впрочем, отступать от своего Жиль не собирался. Вместо того, очередному судебному исполнителю было объявлено, что Жилю де Мешену и его друзьям предстоит остаться заложниками и гарантами, что требования дедушки и внука будут выполнены без всяких условий[69].

Второго судебного исполнителя, с которым Жан де Краон опять же не соизволил встретиться, постигла та же участь, что и первого. Де Ноэ без обиняков потребовал, чтобы тот убирался прочь, т.к. «девица де Мешен» уже успела благополучно выйти замуж, а заключенные будут отпущены не ранее, чем Жиль де Рэ и его дед получат желаемое[69].

Royal Gold Cup without flash.JPG Charles VII, royal d'or, Lyons, 1429-1431. Department of Coins, Medals and Antiquities, 1378.jpg
Сумма выкупа: золотой кубок....
«Кубок с изображениями страстей Св. Агнессы» — последние годы XIV в. - Британский музей, Лондон, Великобритания.
...И тысяча полновесных ливров
Золотой ливр Карла VII. — ок. 1429-1431 гг. - Коллекция монет, медалей и древностей. - Французская национальная библиотека, Париж.

Между тем, пэры Пуату вынесли, как им казалось, соломоново решение. Беатрисе предоставлялась возможность вернуть одну из крепостей (по своему усмотрению), вторая навсегда переходила в собственность ее дочери и зятя. Решение осталось клочком бумаги, Жиль попросту не обратил на него внимания[70].

Адам де Камбрэ, председатель суда, самолично явился в городок Пузаж, сердцем которого была искомая крепость, желая проверить, как исполняется вынесенное решение. Дело закончилось тем, что некие «неизвестные лица» избили и ограбили его, скрывшись затем в столь же неизвестном направлении. Жан и Жиль при экзекуции не присутствовали, однако, всем было ясно, кто стоял за спиной явно оплаченных «бандитов». За оскорбление королевского чиновника барона де Рэ приговорили в тяжелому штрафу – он наплевал и на это решение[69].

Отчаявшись добиться справедливости, Жак де Мешен вынужден был заплатить выкуп за брата и его людей, и уступить Жилю и Жану почти все, на что они претендовали. Надо сказать, что здоровье младшего Мешена было подорвано пребыванием в сырой подземной тюрьме и (возможно) издевательствами охраны. Так или иначе, он в скором времени умер, а двое его друзей вынуждены были долго лечиться, приходя в себя после пережитого[69]. Спор затих сам собой, никто не решился открыто поднять голос против свирепого юнца, на деле доказавшего свою готовность при необходимости идти к цели, перешагивая через трупы. Формально, Жиль вышел из этой истории победителем. Однако, сумев извечь из своего первого опыта военных действий только один урок, он напрочь забыл о другом: захватить еще не значило удержать. Сохранить за собой обширные земельные владения в те времена было невоможно без мощной поддержки многочисленной родни, союзников и вассалов, обязанных своему господину службой. Жиль оттолкнул от себя всех. Более того, он сумел нажить себе могущественных врагов, среди которых было и семейство жены, и клан Мешенов, и наконец, бретонские пэры, возмущенные наглостью и безнаказанностью сеньора де Рэ. Врагов тем более опасных, что они обладали надежной памятью, и готовы были терпеливо дождаться, когда неуемный барон сам себя загонит в ловушку, потакая своим же сиюминутным желаниям. Пройдет 16 лет, и с Жиля де Рэ, уже беспомощного, заключенного в инквизиционную тюрьму, в полной мере спросят за прошлое. И тогда от него отвернутся все, включая супругу и младшего брата, Рене. Таким образом, следует ли понимать, что уже с этого момента будущий маршал Франции был обречен, своими же руками любезно спустив себе на голову последующую лавину?.. История оставляет этот вопрос открытым[68].

Так или иначе, в руках Жиля оказались огромные владения, мало уступавшие по величине и богатству землям самого герцога Бретонского. Кроме собственно отцовского наследства и земель Жанны де Шабо, составивших приданое матери, Жиль распоряжался приданым своей жены, Катерины де Туар, и большей частью владений ее матери. Огромное, невероятное богатство – но вот незадача, большая часть его могла быть оспорена в суде другими претендентами. Впрочем, вдохновленный своей победой Жиль, скорее готов был относиться к ним со всем полагающимся презрением. Полный сил, 18-летний – по тем временам уже взрослый мужчина, барон де Рэ в приказном порядке потребовал – и получил от собственного деда право распоряжаться огромным состоянием по собственной воле[71]. Уладив таким образом все материальные вопросы, ему оставалось сделать следующий шаг, отправившись бретонского захолустья, как и следовало молодому честолюбцу, покорять королевский двор.

Туда, на поле боя и в банкетную залу его настойчиво звал Артюр де Ришмон, предводительствующий, как мы помним, войсками Монфоров в первой для Жиля большой войне.

Комментарии

  1. Точная дата рождения будущего маршала Франции неизвестна, во многих работах называется ноябрь-декабрь 1404 года, т.е. от свадьбы родителей попросту отсчитывают десять месяцев. Указывая дату 1 сентября мы следуем за Матеи Казаку, автором новейшей и самой полной на нынешний момент биографии Жиля де Рэ, снабженной множеством новых документов.
  2. Его полный титул должен был звучать следующим образом: «Ги де Лаваль де Блезон, отныне сир де Рэ»
  3. Опять же, мы следуем в этом вопросе за Матеи Казаку, новейшим исследователем биографии Жиля. В более ранних изданиях дату свадьбы указывают обычно как 5 февраля, основываясь на том, что за день до того судом был издан решающий документ, который предписывал поженить Марию и Ги «к вящему удовлетворению Господа и матери нашей, Святой Церкви». Однако, указывая на то, что нотариальные формальности еще не были завершены, да и Жанна Мудрая приняла окончательное решение только в июле 1404 года, М. Казаку полагает, что свадьба могла быть сыграна никак не раньше, чем все основные документы были подписаны и соглашение окончательно достигнуто. Посему, и дата рождения нашего героя отодвигается на 1405 (а не 1404, как ранее полагали), год.
  4. В литературе также встречается написание «Шантосе»
  5. Опять же, в старых изданиях порой в качестве места рождения ошибочно указывается замок Машкуль. При том, что все источники сходятся на том, что крещение происходило в приходской церкви Шамптосе, а от этого городка до Машкуля более сотни километров, сложно себе представить, как новорожденного младенца (а в Средневековье крестили в возрасте нескольких дней) везли бы из одного поселения в другое по очень плохим дорогам. Как мы позднее увидим, путаница основывалась на том, что в замке Машкуль наш герой окажется в возрасте 2 лет, и там же родится его младший брат, Рене.
  6. Белый в Средние века воспринимался как цвет невинности и чистоты. По распространенному поверью, он должен был отпугивать нечисть и защищать ребенка от несчастных случаев и болезни. Дополнительно о символике цвета и ее развитии в истории прочитать можно здесь.
  7. Существует также предположение, что ребенка назвали в честь Жиля Бретонского - одного из младших детей герцога Жана IV. Однако, не стоит забывать, что отношения с бретонским герцогом после освобождения Жанны Шабо у Лавалей и Краонов были очень напряженными.
  8. Согласно врачебным предписаниям того времени, когда подросшему ребенку уже недостаточно было материнского молока, к рациону добавлялась т.н. «папина кашка» (ср. фр. «papine»): полужидкая смесь, состоявшая из муки, меда и пары капель вина (его медики рекомендовали для укрепления мышц), а позднее протертого разварного пшена, риса или даже мяса. Подробнее о возрастном питании в Средние века прочесть можно здесь.
  9. Аббат Боссар, первый биограф Жиля, издавший свою работу в 1886 году, ошибочно утверждает, будто Мария де Краон пережила Ги, и даже называет предположительное имя ее второго супруга. Эта ошибка была исправлена уже в современности, когда было опубликовано завещание Ги де Лаваля, в котором он просит похоронить себя рядом с женой.
  10. Это не более, чем предположение. В различных работах год рождения Рене де ла Сюза варьируется от 1407 до 1414. Матеи Казаку, за изложением которого вновь следует автор, указывает, что маршал де Рэ выделил из своих владений долю младшего брата в 1434 году, когда тот «вошел в соответствующий возраст», иными словами, достиг двадцатилетия. Ввиду того, что имя Рене опять же не характерно ни для одного из трех родственных семейств, мы снова приходим к дню его рождения (или крещения): 12 ноября 1414 года, день Св. Рената Анжерского (по-французски St-René).
  11. Матеи Казаку придерживается мнения, что Жана де Краона также насторожили развивающиеся у внука противоестественные наклонности, однако, прямых доказательств тому нет, ситуация вновь остается на уровне гипотез.
  12. Знатных девочек зачастую отдавали замуж очень рано. Малолетняя жена в подобном случае дальше воспитывалась в доме супруга, и брак считался окончательно завершенным, когда оба супруга достигали возраста половой зрелости.
  13. Аббат Боссар ошибочно утверждает, что Жанна Пейнель умерла в скором времени после несостоявшейся помолвки, явно путая первую и вторую невест Жиля. Ошибка будет исправлена уже в работах ХХ столетия, когда исследователям удастся проследить судьбу неудавшейся невесты вплоть конца жизни в монастыре Нотр-Дам.
  14. Французский исследователь Филипп Релике выдвигает гипотезу, что при ближайшем рассмотрении, этот брак с точки зрения финансовой оказался не столь выгоден, как то казалось изначально. Другие предположения состоят в том, что браку помешало многолетнее соперничество двух ветвей бретонского герцогского дома, о котором речь пойдет в следующей части; возможно также, что свое слово взял назад сам Жан де Краон, подобрав для внука лучший вариант. Однако, это не более чем предположения.
  15. В 1904 году католическая церковь причислит его к лику блаженных.
  16. Не путать с замком Шапмтосе-сюр-Луар, вотчиной Жана де Краона. Сходство этих названий существует только в русском языке, для французского уха - эти два имени произносятся и пишутся весьма различно: Champtocé-sur-Loire и Champtoceux.
  17. Забавная деталь, Ален де Роган был женат на Беатрисе, родной сестре Маргариты де Клиссон.
  18. Жорж Батай, один из ранних исследователей биографии Жиля, сомневается в том, что юный барон участвовал в военных действиях; указывая, что его имя в документах отсутствует, исключением является лишь дарственная, упомянутая нами выше. Однако, сам по себе подобный факт мало что значит, в документах времени обычно указывали имена высших воинских чинов, обозначая всех командиров низшего ранга под общим именем «иных начальников и капитанов». Скорее всего следует принять, что Жиль сопровождал своего деда, и бился рядом с ним. Для большинства юношей в те времена воинская карьера начиналась в возрасте как раз около 15-16 лет.
  19. По всей видимости, это произошло в том же 1422 году, однако, точная дата остается предметом дискуссий.

Примечания

  1. Koch, 2012, p. 122-123
  2. Koch, 2012, p. 163-164
  3. Coativy, 199, p. 26-27
  4. Troloppe, 1840, p. 265-268
  5. Bossard, 1886, p. 1-2
  6. Тайлор, 1989, p. 286
  7. Cazacu, 2005, p. 11
  8. 8,0 8,1 8,2 Cazacu, 2005, p. 17
  9. 9,0 9,1 Bossard, 1886, p. 3
  10. Heers, 1994, p. 210
  11. Reliquet, 1982, p. 31
  12. 12,0 12,1 12,2 Cazacu, 2005, p. 19
  13. 13,0 13,1 Heers, 1994, p. 21
  14. Лависс, 2002, p. 46-47
  15. Лависс, 2002, p. 54-55
  16. 16,0 16,1 16,2 16,3 Heers, 1994, p. 22
  17. Cazacu, 2005, p. 20
  18. Cazacu, 2005, p. 20-21
  19. Bossard, 1886, p. 4
  20. Cazacu, 2005, p. 23
  21. Cazacu, 2005, p. 24
  22. Reliquet, 1982, p. 42-43
  23. Cazacu, 2005, p. 41-42
  24. 24,0 24,1 24,2 24,3 Cazacu, 2005, p. 44
  25. Heers, 1994, p. 23
  26. 26,0 26,1 Cazacu, 2005, p. 25
  27. 27,0 27,1 Bayard, 2007, p. 47
  28. Reliquet, 1982, p. 43
  29. 29,0 29,1 Cazacu, 2005, p. 42
  30. Alexandre-Bidon, 2012, p. 83-85
  31. 31,0 31,1 Reliquet, 1982, p. 45
  32. 32,0 32,1 Cazacu, 2005, p. 45
  33. Bossard, 1886, p. 12
  34. Boudet, 1895, p. 19
  35. Bossard, 1886, p. 10
  36. Bataille, 1965, p. 105
  37. Bayard, 2007, p. 49
  38. Cazacu, 2005, p. 46
  39. 39,0 39,1 39,2 39,3 Heers, 1994, p. 24
  40. Cazacu, 2005, p. 46-47
  41. Лависс, 2002, p. 32-33
  42. Bossard, 1886, p. 14
  43. 43,0 43,1 Cazacu, 2005, p. 47
  44. Bossard, 1886, p. 14-15
  45. 45,0 45,1 Reliquet, 1982, p. 46
  46. 46,0 46,1 46,2 Heers, 1994, p. 25
  47. 47,0 47,1 47,2 47,3 47,4 Bayard, 2007, p. 54-55
  48. Cazacu, 2005, p. 53-54
  49. 49,0 49,1 Cazacu, 2005, p. 54
  50. Bayard, 2007, p. 54
  51. 51,0 51,1 51,2 Cazacu, 2005, p. 55
  52. Bossard, 1886, p. 18
  53. Heers, 1994, p. 33
  54. Bossard, 1886, p. 17-18
  55. 55,0 55,1 55,2 55,3 55,4 Bayard, 2007, p. 58
  56. Bossard, 1886, p. 17
  57. Bossard, 1886, p. 19
  58. 58,0 58,1 58,2 58,3 58,4 58,5 Cazacu, 2005, p. 57
  59. 59,0 59,1 59,2 Cazacu, 2005, p. 58
  60. Bayard, 2007, p. 60
  61. Cazacu, 2005, p. 57-58
  62. Bataille, 1965, p. 107
  63. 63,0 63,1 63,2 63,3 Heers, 1994, p. 26
  64. 64,0 64,1 64,2 Bataille, 1965, p. 108
  65. 65,0 65,1 65,2 Cazacu, 2005, p. 59
  66. Reliquet, 1982, p. 47
  67. Cazacu, 2005, p. 58-59
  68. 68,0 68,1 Heers, 1994, p. 27
  69. 69,0 69,1 69,2 69,3 69,4 Cazacu, 2005, p. 60
  70. Cazacu, 2005, p. 61
  71. Bataille, 1965, p. 110

Литература

  • Эрнест Лависс Эпоха Крестовых Походов. — Смоленск: Русич, 2002. — 671 p. — ISBN 5-8138-0196-0
Эрнест Лависс «Эпоха Крестовых Походов». Старая монография, вновь переизданная с дополнениями и исправлениями, и заново переведенная на русский язык. Кроме собственно описания Крестовых Походов, а также политики и экономики основных европейских стран, принимавших в них участие, книга содержит обширный справочный раздел, касающийся быта, нравов и религии феодального общества. Именно этим разделом пользовались мы для описания бытовых деталей, без которых повествование о Позднем Средневековье может быть непонятно читателю.
  • Эдуард Беннет Тайлор Первобытная культура. — М: Государственное издательство политической литературы, 1989. — 576 p. — ISBN 5-250-00379-6
Эдуард Беннет Тайлор «Первобытная культура». Строго говоря, это издание XIX века, и посему, в том что касается теорий автора, современному исследователю следует быть крайне осторожным. Однако, книга продолжает сохранять свою ценность, т.к. в ней собран огромнейший этнографический материал, соответствующий как древней и средневековой Европе, так и народам, находящимся на стадии, соответствующей каменному веку. Рекомендую книгу Тайлора в качестве настольной для любого, кто профессионально или в качестве хобби занимается этнографией. Перевод выполнен на очень высоком уровне, удовольствие от чтения гарантировано.
  • Jean-Pierre Bayard Plaidoyer pour Gilles de Rais, Maréchal de France, 1404-1440. — Paris: Editions Dualpha, 2007. — 550 p. — ISBN 978-2353740215
Жан-Пьер Байар «В защиту Жиля де Рэ, маршала Франции, 1404-1440». Жан-Пьер Байар относится к той когорте современных исследователей, что склоняются к оправданию Жиля, полагая что материалы процесса были сфабрикованы его врагами, и все дело состоялось исключительно благодаря массовому лжесвидетельству. Стараясь всеми силами обелить «подзащитного», Байяр находит оправдания всем его действиям (даже - добавим от себя крайне сомнительным). Однако, при всей спорности изложения книга написана со всей добросовестностью, и изобилует сведениями, касающимися времени, окружения и религиозных суеверий, сопровождавших жизнь нашего героя. Рекомендуется к прочтению всем, кто заинтересован в теме.
  • Abbé Eugène Bossard Gilles de Rais, Maréchal de France dit Barbe Bleu. — Paris: H. Champion, 1886. — 638 p.
Аббат Эжен Боссар «Жиль де Рэ, маршал Франции, прозванный Синей Бородой». Речь идет о раритетном издании, по сути дела, одной из первых полных биографий маршала Жиля де Рэ. Несмотря на то, что аббат Боссар для своего времени работал с исключительной добросовестностью, собрав все сведения, какие только мог найти в королевских архивах, книга требует осторожного к себе подхода. Дело в том, что в последние годы ХХ века, и соответственно, первое десятилетие века нашего, всплыло множество документов, распыленных по множеству семейных и провинциальных библиотек, к которым у о. Боссара при всей его добросовестности не было доступа; в результате, даже сами по себе факты, изложенные в этом издании, не всегда соответствуют современной точке зрения. Помните, без перекрестной проверки эту работу использовать нельзя. Однако, она по-прежнему остается исключительно ценной, т.к. содержит подлинные протоколы Инквизиционного процесса Жиля де Рэ.
  • Matei Cazacu Gilles de Rais. — Paris: Tallandier, 2006. — 382 p. — ISBN 978-2847342277
Матеи Казаку «Жиль де Рэ». Матеи Казаку, французский исследователь румынского происхождения, доктор исторических наук, палеограф, архивист, известен своим скрупулезным отношением к исследуемому материалу. Результаты поисков в провинциальных и аристократических семейных архивах позволили ему открыть и сделать достоянием исторической науки многие ранее неизвестные документы, касающиеся как самого барона де Рэ, так и его семьи и окружения. Также полагая барона преступников и детоубийцей, Казаку занимает очень сдержанную позицию, представляя читателю самому решить, насколько подобный взгляд заслуживает доверия. Кроме собственно биографии Жиля, книга содержит сведения о посмертных легендах, связанных с хозяином замка Тиффож, развитием в фольклоре образа Синей Бороды, многочисленными фотографиями и документами. Рекомендуется к прочтению либому, кто желает вновь взяться за биографию барона. Единственное, пожалуй, замечение, состоит в том, что Казаку, как впрочем, многие архивисты нашей эпохи обрушивает на голову читателю огромное количество имен и цифр, однако, при небольшом терпении, преодолимо и это. Автор данного исследования считает монографию Казаку одной из лучших и самых полных в том, что касается биографии и окружения барона Жиля де Рэ.
  • Yves Coativy La Bretagne ducale: la fin du Moyen Âge. — Plouédern: Editions Jean-paul Gisserot, 1999. — 126 p. — ISBN 978-2877473804
Ив Коативи «Бретань во времена герцогства, конец Средневековой Эры». Ив Коативи, профессор университета Западной Бретани, действительный член Общества Бретонских и Кельтских Исследований, хорошо известен в университетской среде как выдающийся медиевист, автор нескольких книг, посвященных истории, культуре и монетам бретонского герцогства. В нашем случае, его книга использовалась исключительно как справочник, для воссоздания картины раннего этапа бретонской истории.
  • Jacques Heers Gilles de Rais. — Paris: TEMPUS PERRIN, 2005. — 249 p. — ISBN 978-2262023263
Жак Хеерс «Жиль де Рэ». Жак Хеерс, или на французский лад, Жак Ээр, глава отделения медиевистики в Сорбонне (Париж) известен как автор нескольких интереснейших монографий, посвященных людям этого времени, оставившим заметный след в истории. Что касается маршала де Рэ, Хеерс настроен к нему чрезвычайно строго, представляя, если угодно, самое радикальный взгляд на жизнь и и преступления барона де Рэ. Хеерс полагает своего героя полнейшим ничтожеством, поднявшимся до определенных высот исключительно благодаря заступничеству королевского фаворита, бездарным воякой, и конечно же, преступником без всяких разговоров. С подобной точкой зрения можно соглашаться или спорить, но книга, о которой идет речь написана интересно и неоднозначно, и полна документальных свидетельств и авторских трактовок произошедшего.
  • John T. Koch The Celts. — Santa-Barbara: ABC-CLIO, 2012. — 877 p. — ISBN 978-2714414632
Джон Т. Кох «Кельты». Профессор Уэльского Университета Джон Т. Кох известен своими работами об языке, истории и культуре кельтских народов, написанных как самостоятельно, так и в соавторстве. Двухтомное издание, о котором идет речь представляет собой фундаментальную энциклопедию кельтистики, могущее стать настольной книгой для всех, интересующихся этой группой языков, а также историей и культурой британских кельтов. Однако, в нашем случае, книга использовалась сравнительно ограниченно, исключительно в целях ознакомления с ранней историей полуострова Бретань, или, если угодно, древней Арморики.
  • Philippe Reliquet Le Moyen Age: Gilles de Rais. Maréchal, monstre, martyre.. — Paris: PIERRE BELFOND, 1882. — 282 p. — ISBN 978-2714414632
Филипп Релике «Средние века: Жиль де Рэ. Маршал, монстр, мученик.». Автора интересует не столько биография нашего героя (и без того отлично известная современному французскому читателю), сколько время и окружение, в котором пришлось жить и действовать маршалу де Рэ. Уделяя собственно жизни барона де Рэ очень скромную часть своего произведения, автор приводит интереснейшие сведения касательно алхимии, колдовства, истории феодализма и основных классов общества той эпохи, работе инквизиционного процесса как такового, и т.д. Будучи твердо убежден, что Жиль действительно был виновен в тех преступлениях, которые ему инкримировал Нантский религиозный и светский суд, автор задается вопросом, каким образом и почему в заданной среде, в заданное время мог появиться и расцвести пышным цветом феномен Жиля де Рэ - убийцы и педофила.
  • Frances Milton Trollope A summer in Brittany. — London: H. Colburn, 1882. — 282 p. — ISBN 978-2714414632
Френсис Мильтон Тролопп «Лето в Бретани». Автор и этнограф, Ф. Тролопп, писательница и романистка, известна своими путевыми заметками, сделанными во время путешествий. Ее книги, написанные несколько архаичным для современного уха языком ХIX века, содержат наблюдения, сделанные с натуры, и культурологические сведения, соответствующие знаниям и памяти времени. Нами использовалась крайне ограничено, исключительно для восстановления ранней истории Бретани.

20px © Zoe Lionidas (text). All rights reserved. / © Зои Лионидас (text). Все права сохранены.


Личные инструменты