Джон, герцог Бедфордский, регент Франции для короля Английского/Глава 2. Брат короля

Материал из Wikitranslators
(Различия между версиями)
Перейти к: навигация, поиск
(Умелая провокация)
(Война)
Строка 105: Строка 105:
  
 
30-тысячную армию вторжения собирался возглавить Генрих собственнолично. Молодой король был равно готов к победе и к гибели, как полагалось правоверному католику, перед отъездом, он исповедался и [[ru.wp:Евхаристия|причастился св. Тайн]], после чего на время своего отсутствия назначил лордом-регентом королевства своего младшего брата — Джона, герцога Бедфордского. В помощь ему давался совет из девяти наиболее приближенных к трону людей: архиепископа Чичела, епископов Винчестерского и Дурхамского, графа Уэстморленда, приора Сент-Джон, лордов Ратина, Беркли, Поуиса и Морлея.
 
30-тысячную армию вторжения собирался возглавить Генрих собственнолично. Молодой король был равно готов к победе и к гибели, как полагалось правоверному католику, перед отъездом, он исповедался и [[ru.wp:Евхаристия|причастился св. Тайн]], после чего на время своего отсутствия назначил лордом-регентом королевства своего младшего брата — Джона, герцога Бедфордского. В помощь ему давался совет из девяти наиболее приближенных к трону людей: архиепископа Чичела, епископов Винчестерского и Дурхамского, графа Уэстморленда, приора Сент-Джон, лордов Ратина, Беркли, Поуиса и Морлея.
 +
 +
=== Регент Англии ===
 +
Впрочем, в начале августа 1415 года подготовку вторжения на короткий момент прервало известие об очередном заговоре. Во главе его стоял [[ru.wp:Ричард Конисбург, 3-й граф Кембридж|Ричард, граф Кембриджский]], а важнейшие нити, как и следовало ожидать, тянулись из Шотландии, где изгнанник граф Перси и его присные никак не желали смириться со своим поражением.
 +
 +
Скорое расследование показало, что состав заговорщиков был достаточно пестрым: общая ненависть к правящей династии свела вместе столь непохожих друг на друга персонажей как сторонников идей лоллардов, приверженцев давно свергнутого и убитого Ричарда II и просто искателей легкой наживы и быстрой возможности достичь высших ступеней аристократической иерархии. Особенно тяжким ударом для короля, судя по всему, стало то, что к заговору примкнул его близкий друг, Скроуп лорд Маршам.
 +
 +
Мятежникам также удалось втянуть в свое предприятие Томаса Грея, коменданта замка Норхам, должного сыграть в будущем возмущении ключевую роль. В его задачу входило возмутить север, и застав короля врасплох, расправиться и с ним самим, и с его братьями.
 +
 +
Однако, тайну и в этот раз сохранить не удалось. [[ru.wp:Мортимер, Эдмунд, 5-й граф Марч|Эдмунд, граф Марчский]] поспешил уведомить Лондон. Молодой Генрих отреагировал решительно и скоро: уже через несколько дней вожди так и не состоявшегося заговора оказались за решеткой. Надо сказать, что лорд Маршам и его сообщник граф Кембриджский потребовали для себя суда [[ru.wp:Пэрство (британская система)|пэров]], на что по закону, имели полное право. Неизвестно, что думали по этому поводу тот и другой, возможно, оба проштрафившихся мятежника лелеяли надежду на то, что дело затянется до возвращения короля, так как ожидать с отплытием было нельзя: на Ла-Манше вот-вот могли начаться осенние шторма, а за немалый срок, который мог пройти до возвращения домой, самодержавный гнев имел полную возможность остыть и смениться более милосердным отношением к побежденным.
 +
 +
Так или иначе, надеждам этим суждено было рассыпаться в прах; молодой Генрих был не из тех, кто прощает угрозу своей власти, в самом порту Саутгемптон, где войско уже собиралось грузиться на корабли спешно устроен был суд, оба приговорены к смертной казни и приговор без всяких проволочек приведен в исполнение. Томас Грей, схваченный в [[ru.wp:Гэмпшир|Гемпшире]], и потребовавший для себя той же привилегии, также закончил жизнь на плахе. Три месяца спустя Парламент задним числом утвердит эти приговоры, во всеуслышание объявив их «''добрыми, справедливыми и законными''». Король отбыл прочь 11 августа, озаботившись тем, чтобы перед отплытием скрепить своей подписью соответствующий документ.
 +
 +
Можно сказать, что судьба щедро вознаградила нашего героя за все прежние лишения: по сути дела, в отсутствие брата, которое могло продлиться неизвестно сколько времени, он мог распоряжаться страной, обладая властью, лишь немного уступающей королевской. В самом деле, из всех полагающихся монарху прерогатив Генрих удержал за собой лишь право принимать присягу на верность у высших церковных иерархов страны — епископов и [[ru.wp:Архиепископ|архиепископов]], включая, конечно же, примаса Англии. Впрочем, отдадим должное нашему герою, власть и практическая вседозволенность совершенно не вскружили ему голову. Даже на высшей должности, уступавшей разве что королевскому достоинству, он оставался все тем же трезвомыслящим и даже несколько аскетичным правителем, каким знал его север, к счастью, уже навсегда оставшийся в прошлом.
 +
 +
Сейчас его новая служба проходила достаточно спокойно; важнейшей обязанностью нового правителя, которую он исполнял, как обычно с неукоснительной точностью, было следить за тем, чтобы корабли, тяжело груженные припасами для армии вторжения, в срок отправлялись через Ла-Манш. Кроме того, регенту выпало решить затянувшийся спор между Норвегией и английскими торговцами рыбой. Дело состояло в том, что средневековое общество, властью церкви принужденное едва ли в течение полугода воздерживаться от мяса, во время [[ru.wp:Великий пост|Великого Поста]], [[ru.wp:Адвент|Адвента]] и многочисленных дней, по тем или иным причинам полагавшихся постными, переходило на рыбу.
 +
 +
Для большинства населения страны рыбой этой была [[ru.wp:Атлантическая сельдь|норвежская сельдь]], в изобилии вылавливавшаяся английскими рыбаками у побережья Скандинавии. Конечно же, за подобную возможность приходилось платить особую пошлину, вносившуюся в таможенном центре в [[ru.wp:Берген|Бергене]]. Пошлины не любит никто, и посему ушлые английские рыботорговцы в 1412 году сумели разведать богатые рыбные места у побережья [[ru.wp:Исландия|Исландии]], куда с того времени повадились плавать, благополучно минуя и Скандинавию и необходимость раскошеливаться в пользу чужеземного государя. Как и следовало ожидать, подобное пришлось не по нраву норвежцам, и на стол регента легла официальная жалоба короля Эрика, требовавшего, чтобы пошлины исправно вносились в его казну безразлично к тому, где именно в северных водах шел вылов рыбы.
 +
 +
Английские купцы, со своей стороны, бурно протестовали, утверждая, что норвежские воды по причине многолетнего вылова рыбы практически истощились, а посему они просто вынуждены были искать новые места для своего промысла — отнюдь не из желания досадить норвежской короне, но по причинам чисто коммерческого характера.
 +
 +
Впрочем, Джон Ланкастерский был слишком проницателен, чтобы его можно было обмануть подобным образом. Сиюминутной выгоде в данном случае противостояла необходимость сохранить добрые отношения на севере, особенно важные в ситуации начавшейся войны. Посему, благополучно проигнорировав жалобы и протесты английских купцов, 13 ноября 1415 г. регент приказал им платить рыбную пошлину в прежнем размере, и для того, чтобы сделать свою мысль более доходчивой, приказал прилюдно объявить о принятом решении в шестнадцати важнейших портах.

Версия 21:58, 4 октября 2020

Глава 1. Третий сын герцога Болингброка "Джон, герцог Бедфордский, регент Франции для короля Английского" ~ Глава 2. Брат короля
автор Zoe Lionidas
Глава 3. Регент Франции




Содержание

Новое царствование

Коронация и служба

Henry5coronation3.png
Коронация молодого Генриха.
Неизвестный художник «Коронация Генриха V». — Джон Уоврен «Хроники Англии», т. 5. - ок. 1470-1480 гг. - MS 133 A 7 III, fol. 1r. - Королевская библиотека. - Гаага, Нидерланды.

Итак, новое царствование, как многим хотелось верить, начиналось под счастливой звездой. Молодой Генрих — двадцатичетырехлетний, прекрасно образованный, в отличие от отца не склонный к пустым авантюрам, зато показавший себя с самой лучшей стороны как на военном, так и на административном поприще, глубоко религиозный, терпеливый, умеющий и приказывать и слушать… разве можно было ожидать лучшего после многих лет гнетущего страха перед чумой, голодом, и постоянными заговорами, чем более всего запомнилось предыдущее правление?

Впрочем, у молодого короля были свои замыслы, которые он, собственно скрывать и не собирался. В течение многих часов вчитываясь в строчки древних хроник Англии и Франции, он чем далее, тем больше утверждался в мысли, что французский престол, так же как и английский принадлежит ему в полном соответствии с законом и правом; в конце концов, его прабабка, знаменитая Изабелла Французская, за свое неуемное властолюбие и неразборчивость в средствах прозванная в Англии Волчицей, приходилась старшей сестрой последнему Капетингу, и могла бы с полным правом претендовать на престол после пресечения прямой мужской линии, что, как известно произошло, после бездетной смерти Карла IV Красивого. Что касается т. н. «салического закона», лишавшего женщин права на французский престол, молодой король полагал таковой неуклюжей попыткой оттеснить английских потомков Изабеллы, в том числе его самого от законного наследства в угоду выскочке Филиппу Валуа, приходившемуся последнему каролингскому монарху всего лишь двоюродным братом.

Как было уже сказано выше, в те времена упорно не желала умирать сплетня, будто по причине того, супруга старшего брата Карла IV — Людовика, была особой весьма легкомысленного поведения, и вызвала нешуточный скандал, попавшись на измене с собственным конюшим — Филиппом д’Онэ, законность появления на свет единственной дочери Людовика Сварливого оказалась под вопросом, и скороспелый «салический закон», в срочном порядке выуженный легистами короны неизвестно откуда был всего лишь попыткой скрыть позор тогдашнего наследника престола. Так или иначе, молодой Генрих вполне справедливо считал, что семейные дрязги Капетингов не имеют к нему ни малейшего отношения, и посему, свое «законное» наследство собирался добыть себе добром или силой.

Впрочем, для похода во Францию требовалась долгая и терпеливая подготовка; несмотря на потрясения последних лет, эта страна была сильна и богата; кроме того, перед лицом внешней опасности арманьяки и бургундцы вполне могли забыть свои препирательства, и тогда небольшой английской армии пришлось бы худо. Однако, задавшись целью, молодой Генрих был готов идти к ней до конца, впрочем, начиная неторопливо, исподволь, чтобы грозный противник не заметил этих приготовлений раньше времени.

Посему, неопытному человеку показалось бы, что по сравнению с прежними временами, ничего не изменилось. Наш герой первым ощутил это обманчивое постоянство на собственной шкуре, так как по окончании коронационных торжеств, ему недвусмысленно было приказано возвращаться к прежней службе. Думается, что для Джона Ланкастерского это был достаточно тяжелый удар. Без сомнения — уже не сын, но брат короля, он надеялся занять видное место в совете при монаршей особе, и возможно, получить для себя высокий военный или административный чин; на худой конец, вслед за Томасом, стать во главе очередной армии вторжения. Как в тот момент могло показаться, мечты разбивались в прах. С тяжелым сердцем наш герой вынужден был возвращаться на постылый север — в полуразрушенный замок, продуваемый насквозь сырыми ветрами болот, к грубой солдатне, постоянно недовольной задержками жалования, шотландским набегам, и стычкам из-за похищенной отары овец или мелкой контрабанды, на которую горазда была и та и другая сторона.

Пока же Джону Ланкастерскому двадцать три года, из которых более десяти он провел на негостеприимном севере. Невысокий, кряжистый, очень сильный, с холодными серыми глазами и голосом, постоянно ровным, способным однако, вогнать в дрожь и своих и чужих, он был к этому времени уже закаленным воином, не боявшимся ни прямого столкновения ни атаки из-за угла, а также достаточно умелым дипломатом, успевшим многому научиться на горьком опыте проб и ошибок в постоянных переговорах, или скажем прямо, препирательствах с изворотливыми шотландцами.

Пока же на календаре 1414 год. В январе наш герой снова гостит у короля, в Элтемском дворце, в те времена располагавшемся вне лондонских стен. Здесь он провел Рождество, и готовится вновь вернуться к привычному прозябанию на северной границе, когда вместе с братьями неожиданно получает известие о новом заговоре. История не сохранила для нас сведений, как информация о нем достигла королевских ушей, однако, доподлинно известно, что за очередным покушением на жизнь короля стояли влиятельные лолларды. Чтобы дальнейшее стало понятным, в двух словах остановимся на том, кем были эти люди, попортившие немало крови королям Ланкастерской династии.

Очередной провалившийся заговор

WycliffeYeamesLollards 01.jpg
Лолларды.
Уильям Фредерик Йимз «Джон Уиклиф, дарующий бедным священникам свой перевод Библии». — Последняя четверть XIX в.- начало ХХ в. - Холст, масло. - Музей наследия Кентербери. - Кентебери, Великобритания.

Джон Уиклиф (ок. 1320—1384 гг), как и близкий его собрат по вере Ян Гус в Богемии, был одним из первых предшественников реформации, выступавшим с резкой критикой распущенности и продажности тогдашнего духовенства. Плантагенеты прислушивались к громам и молниям этого страстного проповедника с тем большей благосклонностью, что тогдашние папы прочно обосновались во французском Авиньоне и во всем поддерживали враждебную Англии политику первых Валуа.

Посему, в отличие от Гуса, Уиклиф мирно закончил свои дни, выпестовав немалое количество учеников, и оставшись в истории как автор изрядного количества богословских и политических трактатов, посвященных реформе церкви и королевского управления страной. После его смерти секта лоллардов, как стали называть многочисленных приверженцев Уиклифа, превратилась в серьезную политическую силу, не считаться с которой было уже невозможно. Эти «коммунисты от религии» по выражению Карлтона Уильямса, автора жизнеописания нашего героя, ставили себе весьма привлекательные в глазах тогдашнего населения, но совершенно недостижимые цели : всеобщее равенство, упразднение церковных владений и доходов, и наконец, всего католического богослужения. Потребуется немалое напряжение всей властной системы того времени, прежде чем утопические мечтания лоллардов исчезнут во мраке истории, однако, в те времена исходящая от них опасность для королевской власти была нешуточной.

Согласно очередному доносу, выступление должно было состояться 10 января, в день, приуроченный к очередному турниру (опять турниру!). Заговорщики в рыцарской броне, сопровождаемые многочисленными сторонниками в одежде оруженосцев и слуг, вопреки правилам, должны были захватить с собой не тупое турнирное — но острое боевое оружие, и по заранее условленному сигналу, разделаться с королем и его братьями. За спинами рядовых исполнителей маячила зловещая фигура сэра Джона Олдкасла, лорда Кобгемского. Впрочем, с этим пламенным сторонником уравнительной идеи нам еще предстоит познакомиться, пока же будем следовать канве событий.

Итак, донос опередил выступление заговорщиков на двое суток. Думается, нашему герою казалось в тот день, что время повернуло вспять, и как 14 годами ранее, вместе с братьями, ему пришлось буквально в чем есть, вскакивать с седло и нестись во весь дух к воротам столицы, моля Бога единственно о том, чтобы лондонцы оказались верны своей присяге. Но — и в этом случае обошлось.

Город с готовностью принял своего короля, который предпочел для себя сильно укрепленный Вестминстерский замок, проникнуть в который для заговорщиков было весьма проблематично. Впрочем, они и не пытались это сделать. Внезапный отъезд Генриха и его братьев внес в их ряды неизбежное смятение, и это стало концом так и не состоявшегося выступления. Король действовал с молниеносной скоростью: немедленно по его приезде, в Лондоне был арестован один из главарей несостоявшегося мятежа Джон Бергейт, и вместе с ним еще семеро сообщников. На допросе проштрафившиеся заговорщики не стали запираться, и почти немедленно раскрыли свои планы, оказавшиеся, как несложно догадаться, грандиозными. Кроме убийства королевской семьи, лолларды планировали захватить в свои руки столицу, разорить крупнейшие религиозные центры страны — лондонский собор Св. Павла и Вестминстерское Аббатство, и наконец, «уничтожить всех почтенных людей, обладающих состоянием и богатством». Планам этим, как вы уже догадались, сбыться оказалось не суждено.

В ночь с 8 на 9 января, по королевскому приказу, ворота столицы были заперты, к ним приставлена двойная стража. Будучи извещенным своими соглядатаями, что войска мятежников назначили местом сбора окрестности церкви Сент-Джайлс, в Холборне — в те времена городке, ныне — исчезнувшем в разросшейся столице. Во главе наскоро собранного отряда, Генрих самолично отправился навстречу бунтовщикам, и в момент, когда обе армии двигались навстречу друг другу, черное ночное небо вдруг пересек яркий метеоритный хвост. Это небесное явление настолько устрашающе подействовало на бунтовщиков, что они без дальнейшего сопротивления отдалить в руки вооруженных солдат. Заговор был полностью разгромлен, ускользнуть удалось немногим; среди прочих оказался рыцарь Олдкасл, должный, в согласии с их планом, дожидаться своих людей там, где ныне проходит Тоттенхем-Корт-Роуд — дорога, соединяющая церковь Сент-Джайлс с Вестминстерским дворцом. Вовремя узнав о том, что мятеж потерпел полное поражение, этот заклятый враг Ланкастерской династии повернул коня и растворился в темноте, чтобы исчезнуть на следующие четыре года. Пока же, после показательных судов и казней, Джон Ланкастерский вновь вынужден был вернуться на опостылевший север.

Война

Возвращение в Лондон

Besançon - BM - ms. 0864 f. 235(1).png
Иоанн II - пленник английского монарха.
Неизвестный художник «Иоанн II возвращается в английский плен». — Жан Фруассар «Хроники». - ок. 1412-1414 гг. - Besançon - BM - ms. 0864 f. 235 - Муниципальная библиотека. - Безансон, Франция

Серые будни, с привычным до зубовного скрежета укладом потянулись вновь, время казалось тягучим и неповоротливым, на северной границе по сравнению с прежними годами ничего не и изменилось, в мае Джон Ланкастерский уже в который раз вынужден направлять в королевский совет очередной доклад, в котором перечисляются набившие оскомину проблемы: замок Бервик по-прежнему нуждается в ремонте, грозясь в противном случае попросту обрушиться на головы своих защитников, солдаты недоедают, и уже потому готовы к бунту, если в ближайшее время не будут приняты хотя бы какие-то меры, защита северной границы рухнет как карточный домик. Надо сказать, что в этот раз его просьбы наконец-то были услышаны; на сумрачный север отправили дополнительный воинский контингент для укрепления пошатнувшейся линии защиты, гарнизону частично выплатили жалование… и наконец, та самая новость, которую Джон Ланкастерский уже отчаялся когда-либо получить: брат освобождал его от командования Восточной Маркой, и предписывал, передав дела своему преемнику, возвращаться в Лондон, где его ждет поручение первостатейной государственной важности.

Этим преемником оказался Эдвард Йорский, граф Ретланд, к слову, тот самый, что вовремя предупредил короля Генриха IV о готовившемся на него покушении в день Поклонения Волхов. Впрочем, несмотря на все понятное нетерпение Джона Ланкастерского, бюрократия уже в те времена поворотливостью не отличалась. Приказ о назначении нового командующего был подписан 29 сентября 1414 года, тогда как появиться на своем новом посту и принять наконец дела у заждавшегося королевского брата он сможет не раньше начала лета следующего 1415 года.

Но вот наконец, свершилось! После 11 лет беспросветности Джон Ланкастер с легким сердцем мог сказать прости блеклому северу, и уехать отсюда уже навсегда. Забегая вперед, скажем, что вернуться ему придется только один раз — причем весьма ненадолго. Это произойдет, когда шотландцы, воодушевленные отъездом короля в Северную Францию, где тот пожелает самолично возглавить армию вторжения, загорятся идеей прощупать соседскую границу на прочность, и Джону со спешно набранным войском придется срочно отражать нашествие. Но это случится не скоро.

Пока же наш герой спешит в Лондон, полный самых радостных надежд — и не без основания. В скором времени по приезду его ждет еще одна приятная новость: вслед за Томасом, которого отец успел сделать герцогом Кларенсским, брат жалует ему титулы графа Кендельского и герцога Бедфордского. Этот последний титул останется с ним в истории. Впрочем, братские щедроты на этом не заканчиваются, шесть месяцев спустя наш герой получает также графство Ричмондское со всеми его замками и пахотными полями; впрочем, этот титул, как и герцогское достоинство даются ему до конца жизни, после чего должны вернуться к короне. Столь именитому аристократу полагалась ежегодная выплата из казны в сумме 60 фунтов годовых, и кроме того, столь же пожизненная должность главного королевского сокольничего.

Впрочем, здесь, в Лондоне, нашему герою опять же приходилось в спешном порядке знакомиться с важнейшими новостями и событиями, которые успели произойти в его отсутствие. Как и следовало ожидать, парламент горячо поддержал желание короля решить внутренние проблемы страны за счет небольшой победоносной войны… как иногда повторяется история, читатель. Выступая во время очередного заседания, герцог Экзетерский не стеснялся в выражениях:

« Плодородная страна, изобильные земли, богатые города.... неисчислимое количество замков... более 80 густонаселенных провинций... более 1000 процветающих монастырей, и 90 тысяч церковных приходов. Ежели вам удасться овладеть Францией, Шотландия отдатся в руки без единого выстрела». »

Касательно Шотландии наш герой мог бы весьма серьезно поспорить, благо, успел, как мы помним, обзавестись солидным опытом в этом вопросе; однако, его в Лондоне на тот момент еще не было. Зато в августе 1414 года, английский король, как его далекий предок Вильгельм Завоеватель, старался представить откровенную агрессию против соседа в качестве взыскания с этой страны забытого долга. Для этого, опять же, из полувекового забвения был извлечен кабальный договор, который вынужден был когда-то подписать дед нынешнего французского короля Иоанн II, по собственной глупости оказавшийся в английском плену. В согласии с этой подметной бумагой, Англии следовало уступить Нормандию, Анжу, Мэн, Турень, Бретань, Фландрию — когда-то захваченные Генрихом II и затем вернувшиеся под власть французской короны. Впрочем, молодому Генриху этого было мало; посему его легисты также напомнили французам, что за пленного короля Иоанна был когда-то назначен выкуп в астрономическую по тем временам сумму в миллион 600 тыс. золотых экю. Для того, чтобы удовлетворить грабительские аппетиты англичан хотя бы частично, король был вынужден буквально запродать свою дочь в жены безродному, но сказочно богатому Джан-Галеаццо Висконти, самозваному герцогу Миланскому. По причине столь неравного брака, девочка навсегда лишалась прав принцессы крови, оставаясь скромной графиней Вертю, зато через Альпы перевалил длинный караван из осликов, груженных бочонками, полными золотых монет. Кроме того, со всех провинций королевства срочно взыскали дополнительный налог — однако, всех этих усилий не хватило даже для того, чтобы покрыть хотя бы половину требуемой суммы. Как это ни дико звучит, но возможно, ранняя смерть бездарного короля послужила ко благу его страны, так как остаток платежа вносить было уже не за кого. Однако, сейчас молодой Генрих благополучно вспомнив о событиях пятидесятилетней давности, категорически требовал недостачу.

Однако, и этого зарвавшемуся англичанину было мало; и в феврале следующего, 1415 года, Ла-Манш пересекло новое английское посольство, уполномоченное вместе со всем перечисленным он требовать для своего господина руки принцессы Катерины — младшей дочери безумного короля, и впридачу к тому 2 миллионов золотых ливров приданого; впрочем, «входя в положение» французского короля, обладателя хронически пустой казны, старательно обиравшейся тем и другим временщиком, англичанин опять же был «согласен» взять причитающееся территориями — французской частью Гиени, половиной Прованса, а также Бофортом и Ножаном. О том, что осталось бы от Франции, вздумай Карл VI выполнить подобные требования — промолчим из соображений деликатности.

Умелая провокация

Royal 19 A VI f. 2 King.png
Король на троне.
Неизвестный художник «Король на троне». — Гильом Филастр и др. «Золотое руно...». - последняя четверть XV в. -Royal 19 A VI f. 2 - Британская библиотека, Лондон
« По таковой же причине, - писал Генрих Английский своему французскому собрату, - избрав для того подходящее к тому время, соответствующим к тому же образом, мы желаем достучаться до вашей совести, дабы призвать вас к миру, надеясь, что усилиями нашими мы понудим вас наконец отозваться на этот стук. »

Предлагаем читателю самому оценить степень лицемерия, содержавшуюся в данном послании, и тем временем продолжим.

Пока что, отлично понимая всю невыполнимость подобных требований, король исподволь начал подготовку к будущему вторжению.14 марта следующего, 1415 года наш герой был срочно отправлен в Гилдхолл, резиденцию лорда-мэра Лондона с целью изыскать средства для финансирования будущего похода. Компанию нашему герою должны были составить его младший брат Хамфри (отныне герцог Глостерский), герцог Йоркский, Генри Чичел, архиепископ Кентерберийский и примас Англии, а также Генри Бофорт, епископ Винчестерский и по совместительству — дядя нашего героя. Надо сказать, что поручение сложностей не вызвало. Мэр Лондона в сопровождении олдерменов со всей почтительностью приветствовал королевского брата, и почти немедленно согласился дать королю в долг 10 тыс. золотых марок за счет таможенных сборов с шерсти, отправлявшейся из Лондонского порта. В качестве залога Джон Бедфорд (как теперь следовало именовать нашего героя), в свою очередь предоставил ему тяжелую кованую золотую цепь, бывшую частью сокровищ английской короны, украшенную изображениями корон и оленей, а также эмалевыми вензелями из букв SS.

16 апреля решение о начале военных действий было окончательно принято, объявленное на очередной сессии парламента королевским дядей, епископом Бофортом. В соответствующем заявлении подтверждалось желание короля с помощью силы взыскать с французов свое «законное наследие», причем нация призывалась полностью и безоговорочно поддержать в том своего короля. Что касается французов, им об этом знать было не обязательно.

Впрочем, на другой стороне Ла-Манша, как и следовало ожидать, ненасытная жадность английского короля вызвала отчаянный переполох. В качестве последней попытки купить мир, в Лондон прибыло посольство от имени безумца Карла VI, представшее пред ясные очи английского монарха 30 июня 1415 года. Король дал им аудиенцию в епископском дворце Уолвеси (Винчестер). Вместе с братьями, Джон Ланкастерский, по обычаю стоя по правую сторону монаршего трона, немигающим взглядом хищной птицы рассматривал кучку из семи оробевших французов, смелости ради сгрудившихся вместе. Итак, главой делегации был граф Вандомский (не лучший выбор…) ему должен был содействовать Гильом Буаратье, архиепископ Буржский.

После требуемых обычаем пышных представлений и вручения верительных грамот, 2 июля посольство наконец-то смогло приступить к работе. Итак, послы привезли с собой поручение французского короля обсудить будущий брачный договор его дочери с англичанином, причем в качестве приданого предлагалось 850 тыс. золотых ливров — куда больше, чем когда-то принесла английской казне старшая сестра принцессы, Изабелла Французская, когда-то выданная замуж за свергнутого с престола и убитого Ричарда II.

Кроме того, посольство было уполномочено уступить английскому королю в вассальное владение французский Лимузен, при условии если враждебности между двумя государствами будет раз и навсегда положен конец. Как и следовало ожидать, Генрих оставался непреклонен, более того, вместе со всем вышеперечисленным требовал, чтобы все желаемые им земли перешли во владение английской монархии на правах свободного владения, не состоящего в вассальной зависимости от Франции. Бессмысленный спор тянулся некоторое время, пока епископ Буаратье, наконец потеряв терпение, заметил, что Карл VI является законным владыкой своей страны — чего не скажешь о сыне узурпатора. Коротко говоря, Генрих и его братья могли себя поздравить: мышеловка захлопнулась, и красиво выглядящий в глазах всей Европы повод к войне был благополучно найден. Генриху оставалось изобразить приличествующий случаю гнев, после чего приказать выпроводить французских послов вон из страны, пообещав им новую встречу на французской территории.

30-тысячную армию вторжения собирался возглавить Генрих собственнолично. Молодой король был равно готов к победе и к гибели, как полагалось правоверному католику, перед отъездом, он исповедался и причастился св. Тайн, после чего на время своего отсутствия назначил лордом-регентом королевства своего младшего брата — Джона, герцога Бедфордского. В помощь ему давался совет из девяти наиболее приближенных к трону людей: архиепископа Чичела, епископов Винчестерского и Дурхамского, графа Уэстморленда, приора Сент-Джон, лордов Ратина, Беркли, Поуиса и Морлея.

Регент Англии

Впрочем, в начале августа 1415 года подготовку вторжения на короткий момент прервало известие об очередном заговоре. Во главе его стоял Ричард, граф Кембриджский, а важнейшие нити, как и следовало ожидать, тянулись из Шотландии, где изгнанник граф Перси и его присные никак не желали смириться со своим поражением.

Скорое расследование показало, что состав заговорщиков был достаточно пестрым: общая ненависть к правящей династии свела вместе столь непохожих друг на друга персонажей как сторонников идей лоллардов, приверженцев давно свергнутого и убитого Ричарда II и просто искателей легкой наживы и быстрой возможности достичь высших ступеней аристократической иерархии. Особенно тяжким ударом для короля, судя по всему, стало то, что к заговору примкнул его близкий друг, Скроуп лорд Маршам.

Мятежникам также удалось втянуть в свое предприятие Томаса Грея, коменданта замка Норхам, должного сыграть в будущем возмущении ключевую роль. В его задачу входило возмутить север, и застав короля врасплох, расправиться и с ним самим, и с его братьями.

Однако, тайну и в этот раз сохранить не удалось. Эдмунд, граф Марчский поспешил уведомить Лондон. Молодой Генрих отреагировал решительно и скоро: уже через несколько дней вожди так и не состоявшегося заговора оказались за решеткой. Надо сказать, что лорд Маршам и его сообщник граф Кембриджский потребовали для себя суда пэров, на что по закону, имели полное право. Неизвестно, что думали по этому поводу тот и другой, возможно, оба проштрафившихся мятежника лелеяли надежду на то, что дело затянется до возвращения короля, так как ожидать с отплытием было нельзя: на Ла-Манше вот-вот могли начаться осенние шторма, а за немалый срок, который мог пройти до возвращения домой, самодержавный гнев имел полную возможность остыть и смениться более милосердным отношением к побежденным.

Так или иначе, надеждам этим суждено было рассыпаться в прах; молодой Генрих был не из тех, кто прощает угрозу своей власти, в самом порту Саутгемптон, где войско уже собиралось грузиться на корабли спешно устроен был суд, оба приговорены к смертной казни и приговор без всяких проволочек приведен в исполнение. Томас Грей, схваченный в Гемпшире, и потребовавший для себя той же привилегии, также закончил жизнь на плахе. Три месяца спустя Парламент задним числом утвердит эти приговоры, во всеуслышание объявив их «добрыми, справедливыми и законными». Король отбыл прочь 11 августа, озаботившись тем, чтобы перед отплытием скрепить своей подписью соответствующий документ.

Можно сказать, что судьба щедро вознаградила нашего героя за все прежние лишения: по сути дела, в отсутствие брата, которое могло продлиться неизвестно сколько времени, он мог распоряжаться страной, обладая властью, лишь немного уступающей королевской. В самом деле, из всех полагающихся монарху прерогатив Генрих удержал за собой лишь право принимать присягу на верность у высших церковных иерархов страны — епископов и архиепископов, включая, конечно же, примаса Англии. Впрочем, отдадим должное нашему герою, власть и практическая вседозволенность совершенно не вскружили ему голову. Даже на высшей должности, уступавшей разве что королевскому достоинству, он оставался все тем же трезвомыслящим и даже несколько аскетичным правителем, каким знал его север, к счастью, уже навсегда оставшийся в прошлом.

Сейчас его новая служба проходила достаточно спокойно; важнейшей обязанностью нового правителя, которую он исполнял, как обычно с неукоснительной точностью, было следить за тем, чтобы корабли, тяжело груженные припасами для армии вторжения, в срок отправлялись через Ла-Манш. Кроме того, регенту выпало решить затянувшийся спор между Норвегией и английскими торговцами рыбой. Дело состояло в том, что средневековое общество, властью церкви принужденное едва ли в течение полугода воздерживаться от мяса, во время Великого Поста, Адвента и многочисленных дней, по тем или иным причинам полагавшихся постными, переходило на рыбу.

Для большинства населения страны рыбой этой была норвежская сельдь, в изобилии вылавливавшаяся английскими рыбаками у побережья Скандинавии. Конечно же, за подобную возможность приходилось платить особую пошлину, вносившуюся в таможенном центре в Бергене. Пошлины не любит никто, и посему ушлые английские рыботорговцы в 1412 году сумели разведать богатые рыбные места у побережья Исландии, куда с того времени повадились плавать, благополучно минуя и Скандинавию и необходимость раскошеливаться в пользу чужеземного государя. Как и следовало ожидать, подобное пришлось не по нраву норвежцам, и на стол регента легла официальная жалоба короля Эрика, требовавшего, чтобы пошлины исправно вносились в его казну безразлично к тому, где именно в северных водах шел вылов рыбы.

Английские купцы, со своей стороны, бурно протестовали, утверждая, что норвежские воды по причине многолетнего вылова рыбы практически истощились, а посему они просто вынуждены были искать новые места для своего промысла — отнюдь не из желания досадить норвежской короне, но по причинам чисто коммерческого характера.

Впрочем, Джон Ланкастерский был слишком проницателен, чтобы его можно было обмануть подобным образом. Сиюминутной выгоде в данном случае противостояла необходимость сохранить добрые отношения на севере, особенно важные в ситуации начавшейся войны. Посему, благополучно проигнорировав жалобы и протесты английских купцов, 13 ноября 1415 г. регент приказал им платить рыбную пошлину в прежнем размере, и для того, чтобы сделать свою мысль более доходчивой, приказал прилюдно объявить о принятом решении в шестнадцати важнейших портах.

Личные инструменты