Анна Бургундская, преданная сестра и верная супруга/Глава 2. Замужество. Герцогиня Бедфордская

Материал из Wikitranslators
Перейти к: навигация, поиск
Глава 1. Девичество. Герцогиня Бургундская "Анна Бургундская, преданная сестра и верная супруга" ~ Глава 1. Девичество. Герцогиня Бургундская
автор Zoe Lionidas




Содержание

Медовый месяц

Встреча

Edward2marriage.png
Первая встреча знатных супругов.
Неизвестный художник «Встреча Эдуарда II и Изабеллы Французской» - Жан де Уоврен «Древние и новые хроники Англии» - Ms. Royal 15 E IV, fol. 295v. - Ок. 1471—1483 гг. - Британская библиотека, Лондон

В Труа, между тем, уже кипела работа. Известно, что Жако Брокар, комнатный лакей Филиппа Доброго, а также по совместительству хранитель герцогских гобеленов, за украшение таковыми гобеленами стен для церемонии брака Анны и Бедфорда получил 20 франков. (А 457). Неторопливо движущийся эскорт принцессы достиг Труа 12 мая 1423 года. В честь прибытия столь высокой гостьи торжественно звонили колокола, горожане, вырядившиеся для такого случая в самое дорогое свое платье, оглашали воздух приветственными криками, под копыта лошадей летели цветы, пышные гирлянды и неизменные ковры десятками свешивались с балконов по обеим сторонам улиц, через которые двигался кортеж. Как и следовало ожидать, принцессу встречала не менее пышная свита жениха. Познакомимся с ней поближе, тем более что в этой толпе присутствуют весьма любопытные личности.

Робер Жоливе, аббат высокогорного монастыря Сен-Мишель. Когда-то верный сторонник французского короля, а ныне — почетный член Большого Совета Аглиии, канцлер Нормандии для короля английского. Монастырь, настоятелем которого он продолжает формально числиться, в одиночку противостоит в Нормандии английским полчищам — эту единственную твердыню несмотря на все усилия занять так и не удается. Придет время, и Бедфорд с достаточной изобретательностью попытается воспользоваться для этого услужливым Жоливе — его миссией будет уговорить защитников добровольно сложить оружие. Впрочем, не то парламентарий окажется никудышным, не то монахи слишком уж радикально настроенными, но Жоливе с позором вытолкают за ворота монастыря, и оборона будет продолжаться. Забегая вперед скажем, что осада монастыря затянется на долгих двадцать пять лет, и закончится полным поражением завоевателей, а Мон-Сен-Мишель останется в памяти одной из немногих крепостей, куда (по сей день!) не ступала нога завоевателя.

Томас Монтекьют, граф Солсбери. Когда-то его отец за измену против английской короны лишился головы и достояния, впрочем, последнее было королевской милостью благополучно возвращено его детям. Генрих V, обладавший буквально сверхъестественным чутьем на военные таланты, поднял Солсбери из неизвестности к высотам власти, богатства и славы. Этому безусловно одаренному полководцу его солдаты будете преданы безоглядно, и готовы пойти за ним, что называется, в огонь и воду. Французам Солсбери запомнится своей холодной жестокостью, с которой он будет избавляться от тех, кто по какой-то причине навлек на себя подозрение в нелояльности к новым хозяевам или попросту — стал более им ненужным. Впрочем, короткий и яркий путь этого военачальника, безусловно, одного из лучших на полях сражений Столетней войны оборвется неожиданно и нелепо, у стен Орлеанской крепости. Впрочем, обо всем по порядку.

Жан Ринель. Личность и блеклая и колоритная одновременно, тихий исполнительный секретарь, постоянно с бумагой и чернильницей на поясе, готовый приняться за дело по первому же знаку своего господина; а заодно — вот незадача, племянник Пьера Кошона, в недалеком будущем судьи и палача Орлеанской Девы. Впрочем, эта исполнительная личность останется верна своим английским хозяевам до последнего вздоха, но после смерти прославленного дядюшки, растворится в неизвестности, откуда ранее появилась.

Николя Роллен, канцлер Бургундии, правая рука своего господина, второй человек в герцогстве после собственно его властителя. Хитроумный и весьма изворотливый политик, мастер служения «вашим и нашим», впрочем, безоглядно преданный только своему господину, тогда как все прочие воспринимаются как средства для достижения поставленной задачи, или — как жертвы настоящего и будущего обмана, впрочем — для той же цели.

Кроме этих достаточно любопытных личностей, вскользь назовем Людовика Оранского, преданного сторонника бургундского герцога во всех его начинаниях, Жана Сальо, бальи Руана для короля английского, уже знакомого нам Жана де Куртиабля, гонца на службе герцога бургундского… и еще множество иных лиц обоего пола, более или менее высокой степени знатности. В этой разряженной, блещущей драгоценностями толпе, Анна, слегка приподнявшись в седле, в котором она сидела с грацией амазонки, выискивала глазами своего нареченного супруга. Впрочем, он и сам не заставил долго себя ждать.

На первый взгляд, Джон Бедфорд мог доставить романтично настроенной девушке только разочарование. Невысокий, коренастый, крепко сбитый, с крупной головой, горбатым носом и глубоко посаженными глазами, коротко стриженный по военной моде, и даже на собственной свадьбе — вежливый и невозмутимый. Конечно же, он помог своей невесте спуститься с коня, сказал ей несколько полагающихся по случаю комплиментов.

Впрочем, в первый день после приезда, новобрачной и ее свите предстояло смыть с себя дорожную пыль и как следует отдохнуть, чтобы назавтра предстать перед алтарем местной церкви Сен-Жан, рука об руку со своим нареченным супругом. Герцог Филипп, желая, чтобы его не слишком привлекательная внешне сестра затмила всех вокруг хотя бы пышностью своего наряда, заранее озаботился о том, чтобы закупить у Марка Гидешона, уроженца Лукки, торговавшего в Брюгге восточным товаром «тридцать девять с половиной „онов“ златотканого бархата ярко-алого цвета… дабы из такового изготовить длинный уппеланд с широкими рукавами, для мадемуазель Анны Бургундской, и таковой же уппеланд ей отправил, дабы ей в таковой же облачиться в день своей свадьбы». В качестве свадебного подарка от брата, ей было отправлено двадцать три «она» «простого черного бархата», из которого следовало сшит еще один уппеланд, должный служить новобрачной после окончания собственно церемонии. Для себя он предпочел военное одеяние, и шлем с пышным плюмажем.

Труа — Париж

Troyes - église Saint-Jean-du-Marché (24).jpg
Приходская церковь Сен-Жан-де-Труа. Здесь обвенчаются Анна и Бедфорд.

Собственно свадьбе следовало состояться на другой день после приезда — 13 мая 1423 года. Как было уже сказано, молодые получили благословение в скромной приходской церкви Сен-Жан. Это было памятное место. Здесь, в Труа безумным королем, как обычно, не понимавшем, что происходит вокруг и его трусливой супругой, всегда готовой перебежать на сторону сильного, был подписан «позорный договор», передававший в английские руки корону Людовика Святого. В этой же церкви королева Изабелла, вместо своего невменяемого супруга, положив руку на священные книги, торжественно клялась в нерушимой верности этому договору. И здесь же, несколько дней спустя после церемонии, король Генрих V венчался с Катериной Французской.

Бедфорд, судя по всему, не присутствовал на свадьбе старшего брата; этот холодный человек не был особенно падок до зрелищ и церемоний, а дела правления требовали его прибытия в столицу Нормандии. И вот теперь, стоя перед тем же самым алтарем, что и молодой король тремя годами ранее, Бедфорд произносил те же клятвы и отвечал на те же вопросы, обещая до самой смерти быть верным мужем Анне Бургундской.

После того, как затянувшаяся церемония наконец-то подошла к концу, молодожены скрепили своей подписью брачный договор. Как было уже сказано, герцог Филипп обязывался выплатить за сестру 50 тыс. золотых франков немедля, причем деньгами этими новобрачный мог «распорядиться по своей воле и желанию», в случае если молодому герцогу случилось бы скончаться бездетным, в качестве приданого к Анне (как опять же, было сказано) уходило многострадальное графство Артуа. Если бы наследники у ее брата все же появились, вместо компенсации молодой супруг получил бы еще сто тысяч полновесных золотых монет. За церемонией последовала неизбежная череда пиров и торжественных приемов, но всему когда-то приходит конец, и бургундская свита засобиралась домой «не без слез» — как отмечает хронист, расставаясь с любимой госпожой.

Надо сказать, что расходы на эту пышную свадьбу (а также на свадьбу старшей сестры — Маргариты, которая также последует в скором времени!) еще предстояло покрыть — впрочем, молодого герцога Бургундского в данном случае весьма выручал древний обычай, согласно которому вассалы и подданные, без всяких исключений, по причине столь радостного события, обязаны были выплатить особый налог. Документы, сохранившие суммы выплат сохранились практически в полной мере, и посему мы знаем, например, что депутаты Бургундского графства без всяких споров и пререканий, единодушно проголосовали за дополнительный налог, должный в январе 1424 года принести в герцогскую казну достаточно круглую сумму — 10 тыс. золотых франков. Забегая вперед, скажем, что деньги будут собраны до последней монеты, как бы из нашего исторического далека не относиться к Филиппу Бургундскому, придется признать, что подданные питали к нему глубокую привязанность.

Пока же медовый месяц молодожены провели здесь же в Труа, причем горожане, спеша выразить свою несколько официальную «радость» по поводу заключения этого брака, поднесли молодому супругу несколько кабаньих голов, добытых во время охоты в окрестных лесах, также несколько мешков пшеницы, а молодой герцогине — отрез отличного местного полотна. Для развлечения молодоженов силами горожан были поставлены несколько спектаклей и живых картин. Впрочем, когда наконец-то новобрачным пришло время отбыть прочь, жители Труа вздохнули скорее с облегчением: во-первых, содержание герцогской пары обошлось очень и очень недешево, во-вторых, прагматичный молодожен не преминул обложить гостеприимный город тяжелым налогом, общая сумма которого составляла также 10 тыс. золотых франков — пусть не в свой карман, а исключительно на дело осады ближайших крепостей, упорно не желавших признавать английскую власть; вряд ли горожане от этого чувствовали себя легче.

Но так или иначе, молодой герцогине предстояло отбыть прочь, сопровождая новонареченного супруга. Загодя приготовляясь к семейной жизни, прагматичный Бедфорд уже приготовил для жены и ее многочисленной свиты перестроенный и заново украшенный «отель с Башенками» — богатый парижский особняк, когда-то подаренный ему Карлом Французским. Надо сказать, что для этой новой резиденции Бедфорд покинул свое прежнее холостяцкое обиталище — тесный и скромный, но зато обжитой и привычный, отель де ла Ривьер… ну что поделаешь, семейная жизнь, должна была начаться с небольшой жертвы со стороны молодого супруга!…

Париж — Руан

Building of the Tower of Babel - British Library Add MS 18850 f17v (detail).png
Богато изукрашенный часослов — подарок Бедфорда молодой супруге.
Мастер Бедфорда «Возведение Вавилонской башни Французской» — «Часослов Бедфорда» — Add MS 18850, fol. 17v. — Ок. 1410—1430 гг. — Британская библиотека, Лондон

Впрочем, забегая вперед, скажем, что за все годы, сколько будет длиться семейная жизнь нашей героини, Джон Бедфорд ни разу не пожалеет о сделанном для себя выборе. Некрасивая и не слишком грациозная Анна Бургундская, как будто в качестве извинения от матушки-природы, обидевшей ее в этом отношении, отличалась редкостной наблюдательностью и умом.

Безошибочным своим женским чутьем молодая герцогиня Бедфордская почувствовала, что этот холодный и замкнутый по внешнему виду англичанин как никто другой отчаянно нуждается в поддержке и любви. И то и другое супруг получит в полной мере, и всем сердцем привяжется к той, кого выбрал себе в жены, так ни разу и не встретив до самой свадьбы. Эта неожиданная для него самого любовь найдет красноречивый, и весьма куртуазный выход, по всем правилам эпохи. Молодожены равно питали пристрастие к богато украшенным книгам, и посему в качестве свадебного подарка молодой жене достался богато разукрашенный часослов, на первых страницах которого молодожены были изображены в молитвенной позе каждый перед своим святым — св. Иоанном Богословом, и соответственно, св. Анной, матерью Богородицы. Но и этого по мнению влюбленного англичанина буде мало: с того же времени он сменит рыцарский девиз, и прежний — несколько загадочный «К желаемому» превратится в красноречивый «Я целиком ваш», который новобрачный прикажет начертать на одной из первых страниц, там где его супруга будет изображена в молитве перед Св. Георгием — покровителем Английского королевского дома.

На противоположной странице, где она же преклонила колена перед Св. Девой, на сей раз, по приказу молодой герцогини, появится простой и трогательный ответ: «Весьма этому рада»; но что еще красноречивее — прежний геральдический знак герцога Бедфорда — иссушенная ветвь, отныне как бы сам собой заменится на ветвь молодую и зеленеющую, отягченную пышными листьями ярко-алыми плодами. Еще один часослов, столь же пышный как и первый, нес в себе изображение вензелей обоих супругов, сплетенных вместе «узами любви».

Английское правительство также не преминуло выразить почтение новой герцогине, отправив ей личные письма, где в самых изысканных выражениях ее поздравляли с вступлением в законный брак и дарованием английского подданства. Анна ответила немедля, присягая на верность своему новому властелину, королю Английскому. Опять же, забегая вперед, заметим, что у молодой герцогини слова не расходились с делом; верная сестра, она станет столь же преданной супругой, твердо уверенной, что жена должна следовать за мужем «как нитка за иголкой», и полностью и всегда поддерживать и помогать ему во всех начинаниях… даже во вред своей (уже бывшей) родине — Франции. Но вернемся.

Итак, семейная жизнь начиналась самым радужным образом. В Париже герцогиню Анну трепетно любили — и как дочь обожаемого мученика за «народное дело», да и саму по себе, как женщину редкостно доброй души, «любезнейшую из всех дам, каковые в то время обретались во Франции», как вполне справедливо отмечает в своем «Дневнике» неизвестный Парижский Горожанин. Отныне и всегда — пусть даже во время уличных беспорядков, смятений и тревог, герцогиня Анна сможет безбоязненно перемещаться по Парижу, не избегая даже самых опасных его уголков.

Впрочем, что бы ни говорить о молодой герцогине, невозможно будет отрицать, что милосердие было одной из самых заметных черт ее характера. Уже медовый месяц у молодых супругов ознаменовался более чем характерной ситуацией: приблизительно в это время в очередной битве — при городке Орсе (на левом берегу Сены, недалеко от Парижа) англичане в очередной раз одержали убедительную победу. Многочисленных пленников, привязанных друг к другу словно скот, пригнали в Париж и заперли в тюрьму Шатле, в ожидании казни, посредством которой Бедфорд желал раз и навсегда показать несогласным, какая судьба ожидает всех тех, кто пожелает воспротивиться власти английского короля. Впрочем, его планы разрушила собственная супруга: увидев из окна, как обреченных ведут на казнь, герцогиня Анна бросилась на колени перед собственным мужем, слезно моля помиловать несчастных. Отказать новобрачной Бедфорд не мог, и к вящему изумлению и бурной радости парижан, не привыкших к подобным проявлениям христианского милосердия, пленники получили свободу.

Впрочем, надолго в Париже герцогская чета не задержится. Дела правления настоятельно звали его в Нормандию; этот плацдарм, который требовалось при любом повороте событий удержать за английской короной, так как именно там из раза в раз выгружались с кораблей все новые и новые полки английских войск, должных раз за разом проникать все глубже в самое сердце Франции.

Посему, несмотря на раскисшую от дождей и мокрого снега санную дорогу, «монсеньор регент вкупе с мадам регеншей», как именовали их официальные документы, перебрались в столицу Нормандии. Вряд ли после веселого и красочного Парижа сумрачный Руан пришелся по нраву нашей героине. Нормандцы, в отличие от парижан, отнюдь не питали пиетита к ее отцу, бросившему их на произвол судьбы во время английской осады. Кроме того, эти северные люди, известные своей замкнутостью и упрямым нравом, сносили английское господство скорее по необходимости, чем по доброй воле. Справедливости ради, отметим, что Бедфорд изо всех сил пытался расположить к себе местное население, категорически запрещая войскам грабить и притеснять его, а также приказывая весьма сурово, и что особо важно — прилюдно — расправляться с нарушителями. Кроме того, желая постепенно, исподволь приучить народ к новому положению дел, этот дальновидный администратор оставил на своих местах французских чиновников, и никоим образом не вмешивался в дела гражданского правления и не пытался изменить местные обычаи, ограничившись лишь тем, что все военные должности отдал англичанам и тем, кто кровью и мужеством доказал свою приверженность новой власти. Однако, несмотря на то, что простой народ с достаточной приязнью отнесся к подобным мерам, склонить нормандцев на свою сторону окончательно не получалось, да, по большому счету, получиться, видимо и не могло.

Война продолжается

Последняя победа и гибель французской северной армии

Gravure château de Rouen.jpg
Руанский замок. Сейчас в нем живет наша героиня, позднее в башне справа (отмечена как «Башня Девы» (Tour de la Pucelle)) будет заключена Жанна д’Арк.
Жак ле Льер «Руанский замок». — Гравюра. — 1525 г.

Знать предпочитала всеми силами держать «нейтралитет», вежливо уклоняясь от всех попыток завоевателей привязать ее к себе, и по сути дела, выжидала, как будет в дальнейшем складываться военная обстановка. Что касается простого народа, когда придет время возвращения Нормандиии, отряды местных партизан ударят в спину англичанам, превращая битвы в настоящую резню, а в самом Руане, едва лишь армия молодого короля приблизится к стенам, попросту вышвырнут прочь английский гарнизон. Однако, это случится куда позднее, когда нашей героини и ее деятельного супруга давным-давно не будет в живых.

Итак, сумрачный зимний Руан вряд ли пришелся по вкусу веселой и жизнерадостной Анне, но, как и следовало примерной супруге, прекрасно понимающей, какую тяжелую ношу и без того несет ее любимый муж, она скорее всего не подавала виду, и даже пыталась выказать полное удовлетворение сумрачным Руанским замком, где отныне ей предстояло ждать своего героя, собиравшегося вместе с первыми теплыми днями отбыть к действующей армии.

Впрочем, новой хозяйке было чем заняться — управление целой армией слуг и служанок, прилежные молитвы в домашней церкви, чтение, вышивка, а также музыкальные вечера, таким, судя по всему было ее ежедневное времяпровождение. Ко всему вышеперечисленному, конечно же, прибавлялось написание писем, и подспудное волнение от приезда каждого нового гонца, которых исправно посылал к ней супруг. Впрочем, новый 1424 год для английской армии складывался как нельзя лучше, Бедфорд достиг, что называется, пика своих военных и политических успехов.

Ему удалось на время подавить сопротивление французских партизан-тюшенов, и вслед за тем одержать громкую победу при городке Краване, наголову разбив войска дофина и поддерживавших его шотландцев. Впрочем, амбициозные планы регента на этом не останавливались, в текущем году он поставил себе целью загнать в ловушку и уничтожить армию графа д’Омаля, уже несколько лет портившую кровь английским захватчикам в самой Нормандии. Незадолго до того д’Омалю едва ли не впервые за несколько лет удалось нанести англичанам жестокое поражение у деревеньки Гравель и тем самым навсегда развеять миф о непобедимости островных захватчиков. Более того, опытный д’Омаль сумел разгадать тактику англичан, состоявшую в том, чтобы спрятавшись за острым частоколом, и тем самым оставаясь вне досягаемости тяжелой французской конницы, методически расстреливать наступающих из длинных луков — самого страшного ручного оружия Столетней войны.

Посему, д’Омаль взял для себя правилом бить врага на марше, не позволяя ему использовать подобного рода преимущество. Позднее новая тактика принесет французам окончательную победу, пока же Бедфорд — при всей своей несомненной проницательности — не сумел оценить по достоинству этой угрозы, и видел в лице опытного графа всего лишь досадную проблему, не дававшую ему покоя в самой Нормандии, уничтожить которую следовало как можно скорее.

Впрочем, для этого требовалось серьезное пополнение, и посему Бедфорд вновь поспешил в Руан, куда к величайшей радости супруги явился 20 июля 1424 года. Впрочем, на сей раз встреча любящих сердец была недолгой, запыленный, уставший с дороги молодой супруг, практически не давая себе отдыха, во главе новонабранной 20-тысячной армии опять выступил в поход. Участь французов была предрешена, загнанная в ловушку, лишенная пополнений и продовольствия северная армия потерпела жесточайшее поражение у г. Вернея. На поле боя навсегда остался сам главнокомандующий — граф Жан д’Омаль; один из убийц герцога Бургундского — виконт де Нарбонн, также погиб в этом бою, причем его бездыханное тело бургундские солдаты с позором вздернули на ближайшую осину, мстя таким образом за смерть любимого сюзерена.

Нашей героине подобные новости должны были доставить самое живейшее удовлетворение; более того, молодой супруг, покрытый славой, во главе своей победоносной армии, после неизменной благодарственной мессы в кафедральном соборе Руана, вновь поспешил к своей молодой жене, в качестве неожиданного гостя захватив с собой пленника — молодого герцога Жана Алансонского, попавшему к нему в руки во время всей той же злосчастной битвы. По словам хрониста Уоврена, как видно, лично наблюдавшего за этой сценой, Бедфорд заявил супруге: «Моя дорогая, это — ваш кузен Алансонский, наш пленник», после чего гостеприимная герцогиня «ему ответствовала, что весьма рада такового видеть, после чего заключила того в объятья и поцеловала». Впрочем, этот родственный поцелуй отнюдь не мог никого заставить забыть тот факт, что герцогство Алансонское — еще волей покойного Английского короля — полагалось конфискованным в пользу Бедфорда за «мятеж» законного владельца, посмевшего примкнуть к армии опального дофина. Посему, титул герцогини Алансконской теперь полагался Анне Бедфордской, против чего она, как примерная супруга, опять же, не возражала.

Ошибка, с более чем неприятными результатами

Relation de l'entrée de Henri II.png
Времена несколько более поздние, а нравы все те же.
Неизвестный художник «Торжественный въезд Генриха II в Руан». — «Сообщение о торжественном въезде Генриха II в Руан». - Ms Y 28 fol. 48. — 1550 г. - Руанская муниципальная библиотека. - Руан, Франция

Впрочем, пока что в англо-бургундской бочке меда, как то обычно бывает, исподволь появилась ложка с куда менее аппетитным содержимым, и как случается в подобных случаях, добавил ее туда собственной персоной герцог Бедфордский, несколько опьяненный своими оглушительными победами. Будем справедливы – подобные ошибки для этого дальновидного человека были нехарактерны, но тем более тяжелыми оказывались последствия. На сей раз Бедфорд насмерть рассорился со своим самолюбивым свояком – Артуром де Ришмоном, как мы помним, в недалеком будущем супругом старшей сестры нашей героини – Маргариты Бургундской.

Ришмон, попавший когда-то в плен при Азенкуре, счел себя свободным от уплаты выкупа и собственной клятвы внести требуемую сумму, после смерти Генриха V, которому эта клятва, собственно и была дана. Бедфорд, не терпевший ни в ком неверности собственному слову, раз и навсегда проникся к свояку жестокой неприязнью, и посему, категорически пресек все его попытки сделать карьеру в английской армии, отказав даже в просьбе поставить того во главе вспомогательного отряда, уничтожавшего разбойников в лесах под Парижем. Не менее самолюбивый Ришмон вспылил, и показательно хлопнул дверью, что на хладнокровного англичанина не произвело ни малейшего впечатления. Анна Бедфордская, как того и следовало ожидать, предпочла дипломатично отмолчаться, полагая супруга полностью и безоговорочно правым.

Ни ей ни ему пока еще невдомек, что эта несколько не вовремя проявленная принципиальность, толкнет в объятья дофина одного из талантливейших полководцев своего времени, который покроет себя славой, навсегда выгнав англичан с французской земли. Пока что промахом Бедфорда благополучно пользуется Иоланда Арагонская, дальновидная теща дофина, немедля предлагая изобиженному Ришмону чин коннетабля Франции – практически второго человека в государстве после собственно короля.

После недолгого колебания, и переговоров со старшим братом, предложение принято. С этого времени сестры раз и навсегда оказываются «по разные стороны баррикад», т.к. старшая, Маргарита, столь же привыкла во всем поддерживать и оправдывать решения супруга. Кроме того, для Бедфорда о союзе с бретонским герцогом приходилось забыть хотя бы на время, впрочем, англичанин мог утешать себя тем, что этот увертливый и двуличный человек вряд ли особенно поможет дофину Карлу – и был в этом в какой-то степени прав.

Зато нашей героине выпали в очередной раз приятные хлопоты: следовало готовиться к возвращению в привычный любимый Париж.

8 сентября навстречу регенту с супругой на поле Ланди, где обыкновенно происходили шумные ярмарки, вышли «советники короля, вкупе с иными чиновниками, а также горожане, проживающие и обитающие в городе Париже, в великом множестве, равно конные и пешие. И улицы были украшены, и огни зажжены по приказу королевских советников в знак радости и ликования.»

Парижский Горожанин, судя по всему, наблюдавший триумфальный въезд Бедфорда и его супруги собственными глазами, также не преминул описать его в своем Дневнике:

« Далее, у входа в Шатле представлена была весьма прекрасная мистерия, состоявшая из сцен Старого и Нового Заветов, в каковой участвовали парижские дети, представлявшие словно бы картины, изображенные на стене, без слов и телодвижений. Засим, насладившись вдосталь сказанной мистерией, он отправился в собор Нотр-Дам, где его принимали словно Господа, ибо те, что оставались в городе, а также каноники собора Нотр-Дам, принимали его с величайшей честью, и пели один за другим все гимны и псалмы, каковые только знали, а также играли на оргáнах и трубах, и все колокола звонили беспрестанно. Коротко говоря, даже римляне во время своих триумфов никого не чествовали столь пышно, каковые почести пришлись на долю ему и его супруге, каковая всегда сопровождала его, куда бы ему не довелось отправиться. »

Надо сказать, что увеселения только начинались; прагматичный Бедфорд, в глубине души невысоко ставивший пышность и показное геройство турниров, в данный конкретный момент собирался использовать этот инструмент, чтобы умаслить разгневанного шурина. Впрочем, Филиппу Бургундскому было на что негодовать. Чтобы и нам понять причину, грозившую самыми серьезными неприятностями англо-бургундскому союзу, казалось, бы раз и навсегда сплотившемуся против Франции и ее дофина, вернемся на несколько лет назад.

Англо-бургундский союз под угрозой

Анна мирит супруга и брата

Jacoba van Beieren door Hollandse school ca 1600.jpg
Якоба или Якобина Баварская.
Неизвестный художник «Якоба Баварская». — ок. 1660 г. - Дерево, масло. - Гаагский исторический музей. - Гаага, Нидерланды

Дофин Франции Иоанн был счастливо женат на пухленькой и веселой Якобине Баварской, наследнице огромного состояния, включавшего в себя графства Геннегау, Голландию, Зеландию, да и не мало прочих земель. До тех пор, пока был жив Иоанн, а за ним стояла достаточно сильная Франция, спорить с которой было, что называется себе дороже, многочисленные охотники за наследством Якобины вынуждены были скромно отмалчиваться, однако, дофин угас буквально в течение нескольких дней, судя по всему от мастоидита – воспаления височной кости, в те времена неизлечимого, и, как и следовало ожидать, вокруг его вдовы немедленно развернулась борьба.

Желая прибрать эти земли к рукам и превратить их во враждебный французам доминион, Генрих V спешно отправил в Геннегау послов, должных договориться о свадьбе Джона Бедфорда (тогда еще молодого и неженатого) на жизнерадостной Якобине. Однако, английские послы опоздали, у ворот графской столицы им категорически было приказано возвращаться назад, т.к. Якобина уже успела благополучно выйти замуж за Жана Брабантского, к слову сказать, двоюродного брата герцога Филиппа, с блеском провернувшего данную авантюру буквально на глазах у своих союзников.

Как известно, ссориться с бургундцем королю Генриху было слишком опасно, и посему хочешь-не хочешь, оскорбление пришлось проглотить, и позволить оборотистому бургундцу таким образом крепко привязать земли Якобины к собственному домену. Впрочем, семейная жизнь у новоиспеченной пары с самого начала не удалась: унылый и скучный Жан был явно не пара своей жизнерадостной супруге, а ко всему прочему оказалось, что он вряд ли способен подарить ей наследника... коротко говоря, терпение Якобины в скором времени лопнуло, и авантюрно настроенная графиня не нашла ничего лучшего как бежать на Британские острова, прося защиты у своего неудавшегося деверя, а также – как ни в чем ни бывало, предлагая свою руку Джону Бедфорду.

Как и следовало ожидать, беглянку встретили с честью, выделив на ее содержание немалые деньги а заодно и комфортные помещения в Лондоне, что вызвало бессильный гнев бургундца, но на сей раз сила была не на его стороне. Король Английский показал себя слишком хорошим полководцем, чтобы с этим можно было не считаться, и потому герцогу Филиппу пришлось собрать в кулак все самообладание и затаиться в ожидании того, что ситуация переменится в лучшую для него сторону.

Впрочем, пока что дело продолжало только ухудшаться: вместо Бедфорда оборотистая Якобина выбрала для себя его младшего брата Хамфри – ветреного красавца и записного сердцееда. Самое интересное, что Хамфри Ланкастерский также не оказался равнодушен к чарам голландки, и пара начала активно хлопотать о ее разводе с супругом-импотентом, и конечно же, новом браке. Но это можно было еще как-то перетерпеть, памятуя, что Хамфри, судя по всему, в принципе неспособен был долго жить с одной женщиной, и следовало лишь подождать, когда на горизонте появится очередная пассия. Но хуже того, англичанин вдруг загорелся идеей сыграть паладина и защитника обиженной красавицы, деятельно собирая войска, чтобы высадиться в Геннегау и силой завладеть землями своей без пяти минут супруги. Воля ваша, подобного герцог Филипп стерпеть уже не мог, да и Бедфорд был вне себя от волнения, прекрасно понимая, к чему может привести случайная прихоть избалованного братца.

Посему перед нашей героине стояла сейчас не самая простая задача: любой ценой помирить брата и мужа, не давая распасться союзу, начавшему давать опасные трещины. Впрочем, когда прошло первое потрясение и у наша героиня смогла взглянуть на ситуацию более трезвым взглядом, ей в скором времени стало ясно, что дело вовсе не безнадежно.

В самом деле, ни та ни другая сторона не собирались окончательно сжигать мосты – герцогу Филиппу вовсе не хотелось, чтобы, рассорившись с ним Бедфорд пришел на помощь младшему брату, и в вожделенные земли навсегда уплыли в руки англичан, с другой стороны прагматичный Ланкастер не мог не понимать, что без помощи деверя все его завоевания во Франции рано или поздно обречены... посему, стоило ждать, что новоявленные родственники, наговорив друг другу много неприятного и таким образом облегчив душу, рано или поздно придут к согласию.

Собственно, это и произошло, когда 20 октября явившись в Париж, герцог Филипп гневно обрушился с упреками и обвинениями на флегматично слушавшего англичанина. Современники в один голос утверждают, что бургундец был страшен во гневе – все его лицо багровело, глаза метали молнии, заставляя трепетать даже самых стойких людей, однако, к Джону Ланкастеру это явно не относилось. Выдержав первый натиск и позволив деверю основательно выдохнуться, англичанин столь же спокойно и обстоятельно принялся выдавать одно за другим встречные обвинения: Филипп Бургундский, действуя за спиной своего союзника вторым браком женился на Бонне д’Артуа, вдовствующей графине Неверской – дочери графа д’Э, одного из убежденнейших сторонников дофина! Кроме того (хотя об этом не стоило говорить вслух), самолюбивый Бедфорд не мог простить деверю того, что жители Парижа питали к этому последнему непонятную, но совершенно слепую любовь, практически полностью игнорируя его, регента Франции! Однако, для того, чтобы между спорщиками воцарился окончательный мир, Джон Бедфорд настоятельно попросил помощи супруги – и снова дипломатичной и умной Анне удалось уладить дело самым лучшим образом. Было решено вынести ситуацию на суд папы Мартина V, читай – потянуть время до тех пор, пока Хамфри не надоест игра в защитника слабых.

И делает то же самое еще раз…

HumphreyGloucester.jpg
Хамфри Ланкастер - виновник ссоры сановных союзников.
Неизвестный художник «Хамфри, герцог Глостерский». — Рисунок. - XV в. - Муниципальная библиотека. - Сен-Вааст, Франция.

Посему, желая окончательно помириться с обидчивым шурином, Бедфорд, прекрасно зная о слабости бургундца ко всякого рода пышным представлениям и устроил этот турнир. Официально — в честь свадьбы Жана де ла Тремойля, важного чиновника на бургундской службе с Жаклиной д’Амбуаз. Как то порой бывает, для того чтобы двое мужчин — гордецов и забияк окончательно помирились между собой, нет ничего лучше, чем добрая драка. Посему, вновь переступив через собственные убеждения и привычки, Бедфорд выступил на на турнирное поле против деверя. Схватка их продолжалась недолго, снискав при этом одобрительные возгласы и аплодисменты с трибун, при том, что по уверению английского хрониста Уоврена и тот и другой сражались «доблестно, как добрые рыцари.» А с высоты трибун брату и мужу улыбалась, как обычно разодетая и украшенная бриллиантами герцогиня Аннна.

Впрочем, ее своенравный и самоуверенный брат в очередной раз едва не погубил с таким трудом достигнутый мир, начав открыто и можно сказать, навязчиво, ухаживать за графиней Солсбери, супругой одного из лучших английских полководцев. Оскорбленный граф Томас вспылил, пригрозив бургундцу что собственными силами отнимет у него спорные земли и передаст их Хамфри Глостеру. И уже окончательно ситуация пошла прахом, когда не вовремя прискакавший гонец объявил, что Хамфри Ланкастерский собственной персоной, в сопровождении Якобины, которую уже открыто называл супругой, 17 октября 1424 года высадился в Кале, и повел свою 5-тысячную армию в направлении Геннегау.

Герцог Филипп, полагая себя обманутым и обиженным в лучших чувствах, немедля покинул Париж, не забыв на прощание высказать зятю все, что он думает о самоуверенном Хамфри, и о нем самом. Судя по всему, обходительной жене герцога Джона понадобилось все самообладание и выдержка, чтобы сохранить спокойствие даже в столь непростой ситуации, и в очередной раз показать себя верной опорой любимого супруга. Впрочем, и сам Джон Ланкастерский не считал дело окончательно проигранным. Время работало сейчас на англо-бургундский союз, а беспутного Хамфри следовало любой ценой заманить в Англию, откуда уехать ему уже никто бы не позволил.

Впрочем, как было уже сказано, несмотря на все гневные и даже оскорбительные заверения, окончательно рвать между собой никто из союзников не намеревался. Герцогу Филиппу нужна была доходная торговля с Англией, составлявшая немалую часть ежегодного дохода фламандских ткачей, а Джону Бедфорду — помощь бургундца в покорении Франции.

Посему, дела продолжали идти своим чередом, хотя молодую герцогиню наверняка не на шутку встревожила очередная выходка брата, в пылу тщеславия предложившего Хамфри Глостеру решить их разногласия поединком. Впрочем, и здесь Джон Бедфорд поспешил успокоить супругу — английская сторона не собиралась рисковать вторым по положению наследником престола ради его сиюминутного каприза! Хотя, в начале следующего 1425 года герцог Филипп начал (или сделал вид, будто начал) всерьез готовиться к столь рыцарственному поступку, заказав и собственных придворных портных пышные шатры и лошадиные попоны, расшитые гербами Бургундии, а также наняв для себя опытного учителя фехтования.

Между тем, как и следовало ожидать, Хамфри постепенно охладел к своей авантюре, тем более, что голландские города отнюдь не горели желанием признать его в качестве своего господина, да и сама Якобина постепенно наскучила ветреному королевскому сыну, переключившему свое внимание на обольстительную Элеонору Кобгем, фрейлину своей уже бывшей пассии. Существует предположение, что эту авантюрно настроенную красотку ловко подсунул ему не кто иной, как дядя Джона Бедфорда, епископ Винчестерский Генри Бофорт, по совместительству искусный политик и прожженный интриган. Так это или нет, до конца неизвестно, однако, проблема в самом деле была решена раз и навсегда. Хамфри столь же легко оставив обманутую им женщину, как ранее обещал ей свою вечную помощь и любовь, уже навсегда вернулся в Англию. Забегая вперед, скажем, что покинутая им Якобина после долгой и безнадежной борьбы станет пленницей Филиппа Бургундского, будет вынуждена уступить ему все свои владения и наконец, тихо угаснет в безвестности.

Но пока до этого далеко, а пока молодой герцогине Бедфордской в очередной раз предстояло выступить посредницей между своими мужчинами. В июне следующего 1425 года вместе с супругом она отправилась в бургундский Эсден, где оба они были встречены, что называется, с распростертыми объятиями. Известно, что они пустились в дорогу в конце июня, 28 числа того же месяца ненадолго задержались в Корби и наконец-то достигли Эсдена. За пирами и увеселениями, на который был как всегда щедр Филипп Бургундский, за плотно закрытыми дверями решались дела. В скором времени стороны пришли к полному соглашению.

Несколько забегая вперед скажем, что проформы ради, вопрос о поединке будет передан на суд Английского королевского совета. После основательной бюрократической волокиты, вопрос будет наконец решен в сентябре этого же года, когда совет своей властью запретит так и не состоявшийся поединок, объявив при том, что честь никого из противников не может считаться задетой. Вопрос будет решен таким образом, раз и навсегда, и обе стороны, к вящему своему удовольствию, смогут возвратиться к обычным делам.

Путешествие на ту сторону Ла-Манша

Дорога

Супруги вернутся затем в Париж, где герцог Бедфорд вновь окунется с головой в политические и военные заботы, а его супруга будет коротать время за молитвами, рукоделием и многочисленными «богоугодными делами». Завоевание Франции между тем, будет продолжаться, в руки англичан перейдет одна из мощнейших крепостей центральной Франции – г. Ле-Ман. Скорее всего, наша героиня обычным для себя образом примет эту новость с удовлетворением. Зато куда неприятней окажется ссора между обычно спокойным Джоном Бедфордом и графом Ришмоном, как мы помним, супругом Маргариты Бургундской. Все начнется,казалось бы, с пустяка, Ришмон, изнывающий от безделья, попросит Бедфорда назначить его командующим... ну хотя бы вспомогательными войсками, должными очищать от разбойников окрестности Парижа. Однако, по причинам не совсем понятного свойства, обычно разумный и понимающий герцог Джон на сей раз «пойдет на принцип», не желая ничего доверять человеку, нарушившему свое собственное обещание выплатить выкуп английской стороне. Ришмон вспылит, и показательно хлопнет дверью, что на его невозмутимого противника не произведет ни малейшего впечатления. Скорее всего, герцогиня Анна также не придала значения этой размолвке, как в скором времени окажется ,совершенно зря, т.к. изобиженный Ришмон с охотой примет предложение возглавить армию французского короля, и обе сестры – уже навсегда – окажутся «по разные стороны баррикад».

Сколь можно о том судить, Анна Бургундская втайне надеялась, что дело разрешиться само собой, тем более, что от печальных мыслей ее отвлекала вновь обеспокоенность супруга. На сей раз причиной новых волнений опять оказался беспутный Хамфри Глостер. Избалованный королевский сынок, не добившись на континенте желаемой славы и власти, перенес свою кипучую энергию на английскую землю, где сразу после приезда затеял скандальную ссору с дядей Винчестерским, пытаясь оттеснить его от регентской власти – конечно же, в пользу себя любимого. Дело дошло до открытого бунта, когда разгоряченной толпе сторонников Хамфри противостояли королевские солдаты... тогда как епископ, не без оснований опасаясь за собственную жизнь, в конце октября отправил послание к Джону Бедфорду, настоятельно требуя от него как можно скорее вернуться на родину.

Впрочем, для нашей героини первая в ее жизни поездка в Англию, на родину супруга... а ныне и ее собственную, была скорее увлекательным действом. Пока он привычным порядком пропадал днями напролет в Парижском Парламенте, распределяя задачи и обязанности на время своего отсутствия, Анне досталось распоряжаться слугами, а также готовить лошадей и багаж к длительному и достаточно сложному путешествию.

Герцог и герцогиня Бедфордские покинули зимний Париж 1 декабря 1425 года. Санный путь лежал через Амьен; осторожный герцог, как ему уже давно стало привычкой, раз за разом высылал вперед основного поезда конных разведчиков – и надо сказать, оказался целиком и полностью прав. Прямо на дороге в город очередной патруль, спешно вернувшийся назад, рассказал о западне, которую для герцога и герцогини устроил некий Соваж де Форманвилль. Нет, это не был фанатичный сторонник французского короля – речь шла всего лишь о рыцаре-разбойнике, предвкушавшем немалых размеров выкуп за столь высокопоставленных пленников. Не желая рисковать супругой, а кроме того, задерживаться в своем спешном движении, герцог попросту приказал свернуть на другую дорогу, и поставленная ловушка благополучно осталась пустой. Неизвестно, была ли герцогиня посвящена в ситуацию немедля, или же ей расскажут о случившемся когда опасность окажется далеко позади. В любом случае можно сказать, что для Анны Бургундской, как для любой романтической натуры, эта история останется надолго захватывающим воспоминанием, которым можно будет вечерами делиться с подругами и семьей.

Но, так или иначе, дорога осталась позади, и 20 декабря супруги благополучно сели на корабль, должный доставить их в английский порт Сэндвич. Вряд ли путешествие через бурный зимний Ла-Манш показалось молодой герцогине комфортным, однако, она обыкновенным образом не жаловалась, стоически пытаясь сохранить хотя бы внешне, присутствие духа и веселость. К счастью, изматывающее плавание продолжалось сравнительно недолго, и вот Анна Бургундская в первый и последний раз в своей недолгой жизни вступила на английскую землю.

Нам, опять же, неизвестно, научилась ли она к этому времени говорить по-английски; в любом случае, особого значения это не имело. Любой образованный человек островного королевства филигранно владел французским и латинским языками – чего для разговоров с герцогиней хватало даже с лихвой. Еще один короткий переезд, на сей раз до английской столицы, после чего супруги удобно расположились в старинном Вестминстерском дворце. Оба противника в ожидании приезда Бедфорда, которому вменено было в обязанность выступить судьей в их споре, благополучно затаились, и потому рождественские праздники прошли без всяких неприятных сюрпризов.

Личные инструменты