Америка от доисторических времен до европейской колонизации/Глава 3 Теории Века Просвещения

Материал из Wikitranslators
(Различия между версиями)
Перейти к: навигация, поиск
(Первооткрыватель Тресковой Земли)
(Первооткрыватель Тресковой Земли)
Строка 1074: Строка 1074:
 
Кроме того, молодой Васко Аннеш сумел отличиться при штурме [[ru.wp:Сеута|Сеуты]], одним из первых ворвавшись в осажденный город, за что получил от короля еще одну в высшей степени почетную награду: право изобразить на своем гербе руку с золоченым копьем, увенчанным серебряным флажком.
 
Кроме того, молодой Васко Аннеш сумел отличиться при штурме [[ru.wp:Сеута|Сеуты]], одним из первых ворвавшись в осажденный город, за что получил от короля еще одну в высшей степени почетную награду: право изобразить на своем гербе руку с золоченым копьем, увенчанным серебряным флажком.
  
Именно этот, без сомнения, выдающийся персонаж, стал отцом Жоао де Корте-Реала, о котором у нас и пойдет речь. К сожалению, об этом персонаже, в отличие от его собственного отца и затем двоих сыновей, мы знаем куда меньше. Генри Гэррис, английский исследователь, пытавшийся по крупицам восстановить биографию нашего героя, характеризует его как человека «''жадного, жестокого и несправедливого''», руководствуясь в этом материалами судебных приговоров, которые данный персонаж выносил в преклонные годы на данной ему в управление португальской Терсейре. Впрочем, для своего времени, возможно, характер этого [[ru.wp:Пиратство|флибустьера]] и одновременно — придворного обладателя достаточно серьезных должностей, не представлял собой чего-то из ряда вон выходящего.
+
Именно этот, без сомнения, выдающийся персонаж, стал отцом Жоао де Корте-Реала, о котором у нас и пойдет речь. К сожалению, об этом персонаже, в отличие от его собственного отца и затем двоих сыновей, мы знаем куда меньше. Генри Гэррис, английский исследователь, пытавшийся по крупицам восстановить биографию нашего героя, характеризует его как человека «''жадного, жестокого и несправедливого''», руководствуясь в этом материалами судебных приговоров, которые данный персонаж выносил в преклонные годы на данной ему в управление части португальской Терсейры. Впрочем, для своего времени, возможно, характер этого [[ru.wp:Пиратство|флибустьера]] и одновременно — обладателя немалых придворных должностей, не представлял собой чего-то из ряда вон выходящего. Известно, что Корте-Реал старший был Великим Кастеляном при особе[[ru.wp:Фернанду (герцог Визеу)|Фернанду, герцога де Визеу]], инфанта португальского двора, занимался крупной торговлей и сельским хозяйством, жертвовал немалые суммы на благотворительность, сумел умыкнуть из семьи и увезти прочь из ее родной Галисии прелестную Марию де Албарка, ставшую затем его супругой, как было уже сказано, управлял в качестве вице-короля половиной острова [[ru.wp:Терсейра|Терсейра]], а позднее - [[ru.wp:Сан-Жоржи (Азорские острова)|островом Сан-Жоржи]], и к старости сумел сколотить очень и очень немалое состояние, перешедшее по наследству к его сыновьям, таким же обладателям авантюрного и бесстрашного нрава.
  
 
== Древние египтяне в Америке ==
 
== Древние египтяне в Америке ==

Версия 23:20, 17 августа 2020

Глава 2 Забытое открытие и теории, связанные с правом владения новыми землями "Америка от доисторических времен до европейской колонизации" ~ Глава 3 Теории Века Просвещения
автор Zoe Lionidas
Глава 4 Новое время




Содержание

Век Просвещения заявляет о себе

Encyclopédie di diderot e d'alembert, 3a edizione, 1770-75 (milano, bibl. sormani).jpg
Французская энциклопедия - символ Века Просвещения.
Дени Дидро, Жан Лерон Д’Аламбер де ла Серна и др. «Энциклопедия, или Толковый словарь наук, искусств и ремёсел». - ок. 1770-1775 гг. — Библиотека Сормани. - Милан, Италия

Повторимся, что к величайшему счастью для науки и нашей цивилизации в целом, ложные теории второй половины XVI века не обратили на себя особого внимания, оставшись, прямо скажем, на периферии научного поиска. В начале нового века, позднее названного «Веком Просвещения» мы увидим в качестве главных несколько борющихся друг с другом тенденций. Во-первых, старая, спекулятивная традиция, привычно аппелировавшая к авторитету древних, благополучно продолжала существовать. Среди работ, посвященных все еще не решенной задаче о происхождении индейцев, в качестве их предков по-прежнему большей частью назывались карфагеняне; в частности ей отдает должное Аугусто Давила, Антонио де Эррера, о котором у нас еще пойдет речь в своих «Генеральной истории всех событий, произошедших с испанцами на островах, а также на твердой земле, что в море-океане», уверенно опирается на рассказ псевдо-Аристотеля, о котором мы уже говорили в первой главе. Еще один испанец — Флориан де Окампо, соглашаясь с тем, что Америка была изначально заселена выходцами из Карфагена, вновь ссылается в качестве подтверждения своих мыслей на перипл Ганнона.

С другой стороны Атлантида, столь активно занимавшая умы исследователей прошлых поколений, постепенно начинает сдавать позиции, в начале XVII века о ней почти не вспоминают, все прочие теории, активно обсуждавшиеся в первое столетие после открытия Америки, также постепенно теряют свои позиции, скатываясь до отдельных, зачастую мимолетных упоминаний.

Зато набирает силу и начинает активно заявлять о себе рационализм Нового Времени, уже прямо отметающий — а то и высмеивающий замшелые авторитеты Средних Веков. «Скажите на милость, что может быть смешнее таковых людей? — насмехается над древними авторитетами Питер Альбинус в своем „Трактате об иностранных языках и неведомых островах“ — Что, Господи, смогло их подвинуть, не исследовав даже пяди мира, в котором они обитали, грезить об иных мирах, доступ в которые был для них закрыт?» — заканчивая свою филиппику весьма значительным выводом: «Опыт — властелин всех вещей — поверг в ничтожество все выдвинутые ими спекуляции».

Со своей стороны, испанец Хуан де Карденас, настроенный к великим мыслителям древности несколько менее критично, задавался тревожным вопросом: как могло случиться, то опыт вступил в противоречие с логикой, и тропики оказались заселены и в Африке и в Америке, хотя логика и здравый смысл подсказывали совершенно обратное? В качестве ответа Карденас обращает внимание на перепад высот и и большую влажность тропического климата, обусловленную летними дождями. Также, скажем так, щадя авторитет древних мыслителей он делает осторожную оговорку, что люди в тропиках более худощавы и тоньше в кости, чем обитатели северных районов, и быть может потому меньше живут… — и сам того не зная, совершает очередной прорыв в логике и антропологии. Начнем со второго: антропология, наука, которой предстоит оформится лишь в будущих веках, действительно подтвердила со всей убедительностью, возможной для своего времени, что внешний вид, строение фигуры и даже рост жителей тех или иных географических широт в течение многих веков «затачивались» под местные условия так, чтобы предоставить человеческому населению наилучшие шансы для выживания. Что касается логики — Карденас, опять же, сам себе не отдавая в том отчет, поднял проблему недостаточности исходных условий. Чтобы понять о чем речь, представьте, себе, читатель, простейшую детскую головоломку из множества раскрашенных кусочков картона. В начале складывания игрок даже отдаленно не может предположить, что у него получится в конце, и разброс мнений здесь может быть совершенно полярным. Чем дальше продвигается работа, тем яснее вырисовывается картинка, в конце концов становясь однозначной и понятной. В общей теории информации мы также говорим об открытой и закрытой системах, — первая из которых неполна, позволяет огромное множество толкований, и соответствует случаю, когда в наших руках есть лишь обрывочные сведения, плохо сочетающиеся между собой, на основе которых можно «логически» решить что угодно, вторая же — моменту, когда накопленные факты позволяют сделать единственный возможный выбор, он же — правильный. Естественно, мы говорим о некоем «идеальном» случае, также как физики говорят об «идеальном газе»; в реальности не раз и не два случалось, что прежние воззрения, казавшиеся незыблемыми и единственно верными, благополучно разрушались под напором новых фактов, и все дело приходилось начинать сначала. Ну что же, тем интересней будет жить!…

И наконец, медленно, но неуклонно продолжала развиваться традиция, начатая гением Акосты. Теория его, пусть во многом еще недоказанная, по сути дела, догадка, опередившая свое время, была прекрасно знакома большинству исследователей конца XVI- начала XVII вв. Кто-то с ней соглашался, кто-то спорил и опровергал; кто-то пытался не замечать — не суть важно, главное, что зерно было посеяно, оставалось лишь ждать неизбежных всходов. И кроме того, один из последователей Акосты — Антонио де Эррера, продолжая начатое, предположил, что Гренландия и Эстотиландия (вновь привет лже-путешественникам братьям Дзено!) также могли быть соединены между собой — и посему, норвежцы, лапландцы и прочие обитатели Скандинавии, могли через эти две земли попасть в Америку «практически не замочив ног». Как мы помним, реальные расстояния из-за невозможности измерения долготы сильно преуменьшались. Все эти народы во многом сходны собой цветом кожи, продолжает свою мысль Эррера, и более того, в их среде обитания и древней культуре можно обнаружить много общего. В частности, все вышеперечисленные народы имели обыкновение населять пещеры, леса, и даже древесные дупла, одевались в звериные шкуры, основу рациона у них равно составляли рыба, дикие фрукты и ягоды. И вновь — в точку!… Не отдавая себе в том отчет, Эррера практически предвидел обнаружение исландской колонии в Винланде, и открытие ранних контактов Америки и скандинавских народов. Остается только удивляться, насколько богато было гениальными догадками начало XVII века, и сколь мало практических выводов в тот момент было из них сделано[1].

Херонимо де Мендиета и четыре его библейских теории

Испанца Херонимо де Мендиету со всем основанием можно назвать одним из последних великих миссионеров, каких знала Америка в начале колонизации. Столь мы можем о том судить, будущий каноник капитула в Тлашкале, с детства имел очень неприятный недостаток: заикание. Впрочем, это не помешало ему в юности поступить во францисканский орден, и в 1554 году прибыв в Новый Свет и успешно освоив язык мексиканских индейцев, выступать в роли проповедника.

По воспоминаниям современников, и его собственным запискам, мягкосердечный францисканец, в самом деле успевший привязаться к своей пастве, буквально разрывался пополам между желанием посодействовать освобождению индейцев от невольничьего труда, и попыткой вернуть им человеческое достоинство, отнятое завоевателями — и трезвым пониманием, что изменение существующего положения приведет к гибели колониального порядка. Желая усидеть на двух стульях, каноник из Тлашкалы в конечном итоге разработал химерическую теорию, которая должна была удовлетворить обе стороны; но конечно же, не пришлась по вкусу ни той ни другой. Мендиетта предложил физически разделить индейцев и испанцев, поселив первых внутри страны, а на вторых возложив обязанности по защите границ, причем привлекать индейцев к работе в шахтах и на полях деньгами и поощрениями.

Известно также, что в 1569 году ему случилось еще раз посетить Старый Свет, сопровождая провинциала Мексики Мигеля Наварро во Францию, где располагался капитул францисканского ордена. В Европе ему предстояло оставаться в течение двух лет. Вероятно, что именно в это время, коротая свой досуг за пером и листом бумаги, он сумел изложить свои мысли касательно политического устройства колонии, и конечно же, происхождения индейцев. В 1573 году генерал францисканского ордена приказал ему вернуться в Мексику, и несмотря на противодействие епископа г. Тукумана, по несколько неясным причинам питавшего неприязнь к Мендиете, последнему удалось выполнить полученный приказ. Последние годы своей жизни он провел на посту каноника в Санта-Ана де Тлашкала и Шочимилько, сопровождал визитатора Антонио де Понсе в его инспекционных поездках и наконец, скончался в Мехико в 1604 году[2].

Справедливости ради, следует заметить, что добросовестно перечислив «возможности» для библейских евреев оказаться в Новом Свете, и также упомянув, что некоторые из индейских племен также практикуют обряд обрезания, Мендиета с привычным для себя тактом, отказывается от авторства соответствующих теорий, указывая на о. Олмоса, выдвинувшего первые три из перечисленных ниже, что касается последней здесь Мендиетта ссылается на неких неназванных им по имени «прочих», а что касается самого себя, оговаривается следующим образом: «не существует причины или же обоснования для того, чтобы предпочесть одну из этих возможностей всем прочим, посему представляется за лучшее оставить вопрос открытым, позволив каждому решить для себя, какая из них покажется ему наилучшей.»

Строители Вавилонской башни

Pieter Bruegel the Elder - The Tower of Babel (Vienna) - Google Art Project - edited.jpg
Вавилонская башня - символ человеческого тщеславия.
Питер Брегейль-старший «Вавилонская башня». - ок. 1563 г. — Музей истории искусств. - Вена, Австрия

Откроем Библию еще раз.

«

1 На всей земле был один язык и одно наречие.
2 Двинувшись с востока, они нашли в земле Сеннаар равнину и поселились там.
3 И сказали друг другу: наделаем кирпичей и обожжем огнем. И стали у них кирпичи вместо камней, а земляная смола вместо извести.
4 И сказали они: построим себе город и башню, высотою до небес, и сделаем себе имя, прежде нежели рассеемся по лицу всей земли.
5 И сошел Господь посмотреть город и башню, которые строили сыны человеческие.
6 И сказал Господь: вот, один народ, и один у всех язык; и вот что начали они делать, и не отстанут они от того, что задумали делать;
7 сойдем же и смешаем там язык их, так чтобы один не понимал речи другого.
8 И рассеял их Господь оттуда по всей земле; и они перестали строить город.
9 Посему дано ему имя: Вавилон, ибо там смешал Господь язык всей земли, и оттуда рассеял их Господь по всей земле.

»

(Бытие, глава 11:1-9) Как обычно, библейский рассказ сух и в достаточной мере протоколен. Поясним, что речь идет о потомках спасшихся на Ковчеге, которые, по неким им одним известным причинам, от турецкого Арарата решили переместиться в междуречье Евфрата и Тигра, в землю Сенаар, которую современные исследователи уверенно отождествляют с Шумером. Именно здесь ими был основан город (будущий Вавилон), в котором несколько позднее закипела работа по строительству амбициозной башни, вершина которой должна была упереться в небесный свод (напомним, что по верованиям того времени, он представлялся округлым и твердым — на манер чаши, опрокинутой над землей. Подобная настойчивость не на шутку встревожила библейское божество, которое решило чудесным образом сделать строителей башни разноязычными, и таким образом раз и навсегда положить конец их работе. Стоит обратить внимание на множественное число, в котором Бог обращается не то к самому себе, не то к своим небесным советникам — библеисты видят в нем любопытный остаток старинного языческого многобожия, по невнимательности оставленный в священной книге более поздними компиляторами. Впрочем, не будем отвлекаться.

Позднейшая еврейская традиция поспешила дополнить это лаконичное повествование продуктами собственной фантазии. Так, по мнению позднейших комментаторов Библии, башня к концу строительства поднялась на такую высоту, что человек, несший снизу кирпичи, вынужден был тратить не менее года, чтобы добраться до ее вершины, и если таковой носильщик срывался и падал вниз, никто не жалел о человеке, но все плакали о кирпичах, так как чтобы заново доставить их по назначению, требовалось потерять еще год. Рвение строителей, по мнению раввинов, было столь огромных, что женщины, лепившие из глины кирпичи прерывали свое занятие единственно для родов, но покончив с тем, и привязав новорожденного к спине, немедленно возвращались к работе.

Что касается конечной цели столь непростого труда — Библия, как мы видим, определяет его как проявление простейшего человеческого тщеславия, и желания увековечить память о себе столь нетривиальным способом. Все те же позднейшие комментаторы не преминули к тому добавить, будто строительство Вавилонской башни было прямым мятежом против Божьего управления, и строители намеревались вломиться в саму Божью обитель, и изгнав прочь Вседержителя, водрузить на его место идолов для поклонения, другие, не заходившие столь далеко в своих дерзких желаниях, собирались «всего лишь» с помощью стрел и копий пробить небесный свод. Чего они желали таким образом добиться — остается неясным, однако, мятежники, якобы с высоты башни обстреливали небо, и стрелы падали вниз забрызганные кровью, и расходившиеся бунтовщики громко хвастались тем, что якобы, избили всех небожителей. Посему, Бог, который долгое время терпеливо наблюдал за подобным непотребством, быть может, втайне надеясь, что пыл строителей сам собой уляжется, наконец решил действовать. На заседании совета из семидесяти ангелов, он предложил смешать человеческую речь, и получив в том, как несложно догадаться, полное согласие и поддержку, спустился вниз и в одну ночь превратил бывших друзей и соседей в иностранцев, объясняющихся набором тарабарщины. Конечный результат оказался плачевным: строители перестали понимать друг друга, причем доходило до смертоубийства, в частности, когда один просил у другого смолу для укладки, а получал в ответ кирпич, он в ярости запускал этим кирпичом в голову своего напарника, и убивал его на месте. Перебив подобным образом, большое количество народа, и поняв, что дело зашло в тупик, строители приняли разумное решение оставить ставшую бессмысленной работу и мирным образом разойтись в разные стороны, вместе с женами и детьми. Надо понимать, что по мнению о. Олмоса и вполне согласного с ним Мендиеты, одна из групп этого первобытного человечества приняла мудрое решение отделиться прочь от кровожадных соседей, и поселиться на совершенно для них недосягаемый Западный материк. Вопрос о том, откуда она узнала о существовании такового остается открытым.

Любопытства ради стоит заметить, что прочие народы мира, не подвергшиеся (или в недостаточной мере подвергшиеся) христианскому или исламскому влиянию, имели собственные идеи о возникновения многоязычия, как вы понимаете, кардинально расходящиеся с библейской историей. В частности, племя ва-сена, обитающее в африканском Мозамбике, язык которого относится к обширной группе банту, рассказывают историю, которая кому-то может показаться образчиком т. н. «черного юмора». По их мнению, в древности люди, исконно принадлежавшие к одному племени и говорившие на одном языке, по причине жестокого голода потеряли рассудок и разошлись в разные стороны, бормоча под нос разнообразную тарабарщину, из которой и возникли многочисленные мировые языки. Еще забавней история, которую рассказывают на ту же тему туземцы Южной Австралии. По их мнению, давным-давно на свете жила вредная старуха по имени Вуррури. При жизни она изводила всех вокруг мелкими пакостями, в частности, имея обыкновение ночью разбрасывать своей клюкой костры, вокруг которых спали целые семьи. Посему, нет ничего удивительного, что смерть старой ведьмы народ встретил не просто с облегчением, но с подлинным ликованием. В честь столь радостного события было решено устроить праздник, должный сопровождаться каннибальским пиршеством, главным блюдом которого было иссохшее тело покойницы. Да простятся автору столь неприятные подробности, но этнография, как любая наука, не позволяет препарировать древние сказания, подгоняя их под наши сегодняшние представления о положенном и неположенном. Итак, пиршество началось, однако, в скором времени выяснилось, что даже после смерти старая перечница не изменила своим привычкам, и каждое племя, отведав ее мяса или внутренностей в скором времени начинало говорить на непонятном наречии. Возможно, любители человечины, в какой-то момент поняли свою ошибку — однако вернуть ситуацию к исходному состоянию было уже невозможно, и посему, в один момент растерявшие друзей и родных австралийцы, расселились по разным частям своей родины, чтобы продолжать жизнь уже внутри собственного небольшого круга.

Choghazanbil2.jpg
Один из наиболее сохранившихся зиккуратов.
Ок. XIII в. до н.э. - Территория древнего Элама, ныне - Дур-Унташ, Иран

Что касается индейцев Америки, у них также была своя точка зрения по этому поводу. В частности, калифорнийские майда полагают разделение языков, по всей видимости, результатом какого-то неотвратимого процесса, зависевшего скорее от воли рока, чем конкретного божества. Произошло это во время подготовки к некоему пиршеству, на которое собралось огромное количество людей. Во время ночного сна к индейцу по имени Куксу сошел с небес великий дух, и предупредив о грядущей беде, научил как себя вести. Посему, наутро, когда все присутствующие проснулись уже разноязычными — так что единое наречие оставалось лишь внутри каждой семьи, Куксу, волшебным образом освоивший все их языки, собрал присутствующих, после чего разъяснил им, как готовить пищу и как вести охоту на то или иное зверье, обучил религиозным церемониям и пляскам, после чего разослал в разные стороны, назначив каждому племени, где ему отныне предстоит обретаться. И наконец, племя сенека, обитавшее на месте, где сейчас располагается Нью-Йорк рассказывает следующую легенду. Когда-то, когда еще на свете было только одно племя и один язык, немногочисленные представители изначального человечества жили по двум берегам широкой реки. На одном из берегов жила шаманка по имени Годасийо, имевшая в своем распоряжении священную белую собаку — непременную участницу основных религиозных церемоний. Жители противоположного берега, наскучив необходимостью постоянно пересекать реку для молитв и жертвоприношений, пожелали заполучить собаку в свое единоличное владение. Естественно, жители другого берега воспротивились этому, и дело едва не дошло до войны. Никоим образом не желая стать причиной кровопролития, шаманка пожелала удалиться прочь, вместе с собакой и своими немногочисленными друзьями. Тайно погрузившись на каноэ, караван отправился в путь по реке, причем для Годасийо и ее собаки был сооружен помост между двумя лодками. Все шло хорошо, пока все вместе не достигли места, где река разветвлялась на два рукава. Немедленно между гребцами возникли разногласия, касательно того, какой из них избрать, и в результате, обе лодки, поддерживавшие помост, поплыли в разные стороны, и шаманка вместе со своей собакой, упав в воду, немедленно утонули. Ошарашенные индейцы попытались решить, как им действовать после столь невосполнимой потери, и неожиданно обнаружили, что не понимают друг друга. Как можно догадаться, в наказание за раздоры, их языки изменились до неузнаваемости, и бывшим соплеменникам осталось единственно разойтись в разные стороны, чтобы устраивать свою жизнь уже самостоятельным порядком.

Что говорит наука о Вавилонской Башне? Как ни забавно это может прозвучать, подобное сооружение существовало на самом деле. Его имя — Э-темен-анки, на шумерском языке, видимо, обозначает «Дом основания неба и земли». Роберт Кольдевей во время своих раскопок в Вавилоне обнаружил ее огромный фундамент. Исконная башня была, судя по всему, зиккуратом — ступенчатым храмом, посвященным Мардуку, верховному божеству Вавилона. Геродот, еще успевший увидеть это колоссальное сооружение своими глазами, утверждал, что оно состояло из восьми башен, поставленных друг на друга, причем, как несложно догадаться, каждая следующая была несколько меньше предыдущей. Нижний этаж служил храмом, где находилась огромная статуя Мардука из чистого золота — здесь совершались жертвоприношения; еще один храм — несколько меньший по размеру, находился на втором этаже, возвышающемся на тридцать метров от земли, на третий имело доступ только жреческое сословие, и наконец, на самой вершине, в сравнительно небольшом покое, располагались стол и позолоченное ложе, где специально избранная женщина коротала время, готовая в любой момент провести ночь с божеством. Царь Набопаласар в одной из своих надписей объявляет: «К этому времени Мардук повелел мне Вавилонскую башню, которая до меня ослаблена была и доведена до падения, воздвигнуть, фундамент ее установив на груди подземного мира, а вершина ее чтобы уходила в поднебесье». Его сын, знаменитый Навуходоносор, добавляет к этому: «Я приложил руку к тому, чтобы достроить вершину Э-темен-анки так, чтобы поспорить она могла с небом». Разрушаясь, и отстраиваясь вновь вавилонский зиккурат просуществовал вплоть до времен персидского завоевания, когда город впал в окончательное запустение, и восстанавливать разрушенное стало уже некому.

Современные исследователи спорят о том, послужила ли прототипом Вавилонской Башни знаменитая Э-темен-анки, или же другой зиккурат — т. н. Бирс-Нимруд, расположенный на другой стороне Евфрата — в г. Борсиппе. Этот зиккурат по неким причинам остался без крыши, и посему одним своим видом мог вдохновить древнего автора или авторов на сочинение легенды о башне, ставшей символом человеческой гордыни. Однако, для нашего рассказа это не имеет особого значения. Что касается наивной попытки библейского автора вывести имя Вавилон (точнее — Баб-Илу, то есть «Врата Бога») из арамейского «балал» — то есть «смешение», мы имеем удовольствие вновь наблюдать попытку свести между собой два «похожих» слова — о чем немало уже было сказано в предыдущих главах.

Обоснование любой теории — какой бы она ни была, всегда начинается с анализа ее основ, так как согласитесь, читатель, на неверном фундаменте сделать правильный вывод практически невозможно. Посему, желающий воспользоваться историей Вавилонской башни для того, чтобы отыскать прародину будущих индейцев должен будет каким-то образом доказать, что библейское смешение языков имело место на самом деле. Задача, как вы понимаете, невыполнимая в принципе своем, так как перед нами типичный миф, по классификации Э. Тайлора относящийся к «объяснительным» — то есть наивная попытка понять, откуда и каким образом появилось на свете то, или иное любопытное явление, в данном случае — многоязычие, наверняка смущавшее и даже пугавшее еврейских кочевников на многолюдных вавилонских улицах. Посему, говорить больше не о чем — дальше!…

Покинувшие Сихем

Dinah tissot.jpg
Похищение Дины.
Джеймс Тиссо «Похищение Дины». - XIX в. — Еврейский музей. - Нью-Йорк, США

Если взглянуть на физическую карту центральной Палестины (или если угодно — древнего Ханаана), на ней хорошо заметны горы Гаризим и Айбаль, между которыми располагается уютная долина, поросшая густой травой. Здесь также в достатке вода, что несомненно делало эти места весьма привлекательными для древних кочевников, гонявших по земле Палестины свои стада. На этом же месте, где в более поздние времена основан будет город Сихем, точнее — Шхем (ивр. ‏שכם‏‎ что переводят как «горб», «плечо» или «спина»). Здесь первый из прародителей будущего Израильского царства Авраам, сын Фарры, перекочевавший на эту землю из Харрана, что в Месопотамии, водрузил свой первый алтарь Богу Израилеву, и здесь же получил от Бога торжественный обет, что ему предстоит стать прародителем великого народа, через который благословение снизойдет на все народы земли. Здесь же располагался знаменитый Мамврийский дуб (по некоторым сведениям он существует и сейчас), под сенью которого Аврааму явился Бог, принявший вид трех путников (по другому толкованию Бога сопровождали двое ангелов, явление это у христиан именуется «Ветхозаветной Троицей». Приняв их по всем законам пустынного гостеприимства и угостив молоком и свежезажаренным на костре теленком, Авраам проводил гостей на дорогу в Содом, который они желали посетить, чтобы выяснить, соответствуют ли правде слухи о невероятном распутстве его обитателей.

Дальнейшее хорошо известно из Библии, Аврааму удалось выговорить у своих гостей обещание сохранить жизнь содомитам, если среди них найдется хотя бы небольшая горстка праведников, однако, за исключением родного брата Авраама — Лота и его семьи, таковых в городе не нашлось, и заблаговременно выпроводив единственного праведника вон, Бог уничтожил преступный город вместе с расположенной рядом с ним Гоморрой, так как жители ее отличались не менее распутным нравом.

Город Сихем как таковой, во времена первого патриарха еще не существовал, и начало ему, как полагается современными исследователями, было положено при внуке Авраама — Иакове. Эта земля принадлежала в интересующие нас времена племени евеев — представителей ханаанейской цивилизации, близких евреям по культуре и языку, согласно сообщению Библии (Бытие 10:17) они вели свое родоначалие от одного из младших сыновей Ханаана — Евея. Судя по всему, речь идет о личности совершенно легендарной, однако, для нас это дела не меняет.

Итак, внук Авраама — Иаков был человеком весьма примечательным. Не имея возможности претендовать на отцовское наследство, должное по местным обычаям целиком перейти к его старшему брату Исаву, этот хитрец изначально вырвал у брата согласие продать ему все свои права за миску чечевичного супа, когда явившийся с охоты брат изрядно проголодался, устал и потому вряд ли полностью отдавал себе отчет в том, что говорит. Не довольствуясь этим, при активном содействии своей матери Ревекки, Иаков надел на себя одежду брата, и, обмотав руки и шею косматыми овечьими шкурами, чтобы окончательно придать себе сходство с мужиковатым Исавом, предстал перед ослепшим отцом для того, чтобы принять у него торжественное благословение в качестве наследника. Ощупав обманщика и вдохнув привычный запах шкур и пота, старик совершенно успокоился, провел обряд, а когда ситуация выяснилась, отыграть ее назад, по тем же обычаям племени, было уже невозможно.

Однако, спасаясь от гнева брата, Иаков был вынужден бежать — ну конечно же, в долину Сихема, где наткнулся на миловидную Рахиль, дочь Лавана, остановившуюся у колодца, чтобы напоить водой овечье стадо. Иаков, судя по всему, человек достаточно черствый и расчетливый, неожиданно для себя потерял голову от любви, но, как изгнанник, не имея возможности заплатить за невесту положенный по закону выкуп, вынужден был в течение семи лет батрачить на будущего тестя. Впрочем, старик оказался не меньшим плутом, чем его будущий зять, и после окончания срока, подложив Иакову в постель свою старшую дочь — Лию, уступавшую сестре красотой. Когда Иаков обнаружил обман, было уже слишком поздно, а тесть, когда разъяренный новобрачный явился к нему, требуя объяснений, совершенно спокойно заявил, что младшей дочери не подобает выходить замуж ранее сестры. Вынужденный мириться с подобным положением, Иаков отработал еще семь лет, наконец, получил Рахиль в качестве второй супруги. Работать на тестя ему в это время уже изрядно надоело, и потому прихватив с собой жен, слуг и свою долю скота, он отправился прочь. Впрочем, Рахиль, как видно получившая в доме отца и супруга достаточные уроки хитрости и изворотливости прихватила с собой изображения домашних божков. Надо сказать, что эта деталь долгое время была непонятна, и лишь исследования XIX—XX веков сумели определить, что у ханаанеян обладание домашними божками также предоставляло права на львиную долю наследства. Возмущенный Лаван с трудом нагнав зятя, обвинив его в воровстве, на что Иаков, на сей раз действительно ни в чем не виновный (что случалось с ним совсем не так часто…) с готовностью предложил обыскать шатры, поклявшись что вор, ежели такой найдется, будет немедленно предан смерти. Однако, его изворотливая супруга и на сей раз нашла выход, усевшись на маленькие фигурки сверху, после чего ей оставалось лишь безмятежно наблюдать, как отец бессмысленно роется у нее в шатре. Ничего не обнаружив, и выслушав от зятя неизбежные обвинения в клевете, Лаван вынужден был вернуться к себе несолоно хлебавши — впрочем, когда обман раскрылся, Иаков, не желая пользоваться украденным (а может, потому, что у старика было попросту нечего взять?) закопал фигурки под дубом Авраама.

В следующий раз он вернется в окрестности Сихема уже очень пожилым человеком и многодетным отцом, и именно с этого момента и начинается история, которую преподобный Олмос пожелал сделать отправной точкой для путешествия в Америку. Иаков вместе со своим многочисленным потомством — двенадцатью сыновьями и юной дочерью Диной, которую ему родила старшая из жен — Лия, а также многочисленными слугами и рабами, прибыл в давно привычную ему долину, где уже располагался богатый торговый город Сихем. Сколь можно судить по документам и материалам раскопок, здесь шла бойкая торговля скотом — овцами, коровами, ослами, в которой также принимали участие кочевые племена, как можно о том догадаться, охотно обменивая свой товар на местную пищу, вино, и товары, произведенные руками здешних ремесленников. Здесь же, Иаков, выкупив у сихемского царя «за сто монет» участок зеленого луга, поставил здесь жертвенник своему Богу, и в этом же месте расположился вместе со своей семьей.

Во время одного из местных праздников, шестнадцатилетняя Дина не удержалась от соблазна пройтись по городу, — как уверяет Иосиф Флавий (о нем у нас еще предстоит долгий разговор) в своем труде «Иудейские древности». Еврейский Мидраш добавляет к этому, что Дина была одета несколько легкомысленным образом, что делало ее похожей на женщину легкого поведения; но так или иначе, дело кончилось тем, что местный царевич, вслед за городом также звавшийся Сихем, без лишних слов приказал своим слугам похитить красивую еврейку, и тут же обесчестил ее. Впрочем, в скором времени он успел раскаяться в своем поступке и отправился к отцу — царю Еммору, прося у него согласия на официальный брак с Диной. Надо сказать, что по обычаям, существовавшим в ханаанейских городах, насилие над девушкой не считалось особо тяжким преступлением; и насильник мог отделаться штрафом — в отличие от насилия над замужней женщиной, рисковавшей после подобного родить бастарда и тем самым поставить под сомнение законность наследования имущества супруга. Однако, здесь городской обычай пришел в резкое противоречие с суровыми правилами жителей пустыни, наказывавших за подобное оскорбление смертью.

Gebel el-Arak knife mp3h8791.jpg
Евейский (ритуальный?) нож.
«Кинжал из Гебель аль-Арак». - Клык гиппопотама, кремневое лезвие. — Ок. 3300 - 3200 гг. до н.э. - Луврский музей. - Лувр, Франция

Как видно, ни царь Еммор ни его сын не понимали с кем имеют дело, так как поспешили послать к Иакову официальных сватов с богатыми дарами, чтобы уже законным образом получить его дочь в жены царевичу. Неизвестно, как отреагировал на случившееся старик Иаков, однако два его старших сына — Симеон и Левий пришли в негодование. Мало того, что неразумный царь смертельно оскорбил их сестру, да еще и предлагал им породниться, чтобы отныне и впредь два народа слились в один; еще одно смертельное оскорбление для жителей пустыни, придирчиво выбиравших себе жен только среди соплеменников, чтобы обязательно сохранить «чистоту крови».

Впрочем, оба молодых негодяя были достаточно умны, чтобы притвориться польщенными царским сватовством, однако, выдвинули царю казалось бы неисполнимое условие: все мужчины города обязаны были в короткий срок подвергнуться обряду обрезания, который, как известно, практиковали у себя евреи, угрожая в противном случае откочевать прочь. Неожиданно для них, царь согласился, как видно потому, что сын его действительно всей душой привязался к Дине, а заодно и чувствовал угрызения совести за содеянное. О дальнейшем, опять же повествует книга «Бытие».

«

20. И пришел Еммор и Сихем, сын его, к воротам города своего, и стали говорить жителям города своего и сказали:
21. сии люди мирны с нами; пусть они селятся на земле и промышляют на ней; земля же вот пространна пред ними. Станем брать дочерей их себе в жены и наших дочерей выдавать за них.
22. Только на том условии сии люди соглашаются жить с нами и быть одним народом, чтобы и у нас обрезан был весь мужеский пол, как они обрезаны.
23. Не для нас ли стада их, и имение их, и весь скот их? Только согласимся с ними, и будут жить с нами.
24. И послушались Еммора и Сихема, сына его, все выходящие из ворот города его: и обрезан был весь мужеский пол, — все выходящие из ворот города его.
25. На третий день, когда они были в болезни, два сына Иакова, Симеон и Левий, братья Динины, взяли каждый свой меч, и смело напали на город, и умертвили весь мужеский пол;
26. и самого Еммора и Сихема, сына его, убили мечом; и взяли Дину из дома Сихемова и вышли.
27. Сыновья Иакова пришли к убитым и разграбили город за то, что обесчестили сестру их.
28. Они взяли мелкий и крупный скот их, и ослов их, и что ни было в городе, и что ни было в поле;
29. и все богатство их, и всех детей их, и жен их взяли в плен, и разграбили все, что было в домах.
30. И сказал Иаков Симеону и Левию: вы возмутили меня, сделав меня ненавистным для жителей сей земли, для Хананеев и Ферезеев. У меня людей мало; соберутся против меня, поразят меня, и истреблен буду я и дом мой.
31. Они же сказали: а разве можно поступать с сестрою нашею, как с блудницею!
(Книга Бытие 34:20-31)

»

Вряд ли можно поверить, что двое братьев, даже несмотря на то, что все мужчины Сихема были в достаточной мере ослаблены операцией, сумели захватить и разграбить целый город. Скорее, в качестве рабочей гипотезы, можно предположить, что речь шла о предательстве, открывшем им городские ворота, после чего оба юных грабителя во главе вооруженных представителей своего племени захватили и сожгли город — если вся эта история, конечно же. не является плодом воображения библейских компиляторов. При чем здесь Америка, автору этих строк совершенно непонятно; остается разве что предположить, будто часть жителей Сихема, сумевшая уцелеть после штурма города перепугалась насколько, что бросилась куда глаза глядят, и от страха соорудив себе корабли, оказалась на противоположном континенте. Предположение, как вы понимаете, совершенно не выдерживающее критики; впрочем как и сама «теория» являющаяся вполне типичной для догадок класса «пальцем в небо». Вся она построена исключительно на «факте», что кто-то откуда-то мог бежать, и этот кто-то стал родоначальником американских индейцев. Почему и как, видимо, не мог ответить сам ее сочинитель.

Нам осталось сказать несколько слов о дальнейшей судьбе древнего Сихема. Как видно, несмотря на ужасы, которые столь охотно рисует книга «Бытие», город благополучно продолжал существовать как евейская крепость еще в те времена, когда в Палестину вторглись еврейские завоеватели. Здесь, в окрестностях города, быть может, у алтаря самого Авраама, Иисус Навин перед смертью взял с соплеменников слово остаться верными религии Яхве, причем в память об этом событии приказал установить каменный обелиск под дубом Мамвре. Уже с этого времени и далее, Сихем постепенно превращается в еврейский религиозный центр, с вершин обеих прилегающих гор левиты возносят положенные молитвы божеству. Именно в Сихеме принял корону бунтарь Авимелех, сын Гедеона, после его пораженя и и гибели, город окончательно был присоединен к землям Израиля. Здесь короновался сын Соломона — Ровоам, и здесь же поссорился с представителями северных племен — о чем у нас уже шла речь в первой главе.

Ассирийцы, захватив земли Израиля, и выселив прочь местные племена, заселили город колонистами из Месопотамии, которых авторы Нового Завета именуют «самаритянами». Это немногочисленное, презираемая правоверными иудеями племя, сумело удержать в руках город лишь до начала серьезных конфликтов с Римом. Во времена Первой Иудейской войны, Веспасиан разорил и сжег Сихем, основав на его месте римскую колонию с незатейливым именем «Неаполис Флавиа» — которое в произношении местных жителей почти немедленно превратилось в Наблус[3], император Адриан превратил святилище Яхве на вершине ближайшей горы в храм Юпитера. Здесь в Сихеме существовала одна из раннехристианских общин, к которой принадлежал один из первых апологистов новой церкви - Св. Юстин. Вплоть до арабского завоевания на горной вершине существовала церковь Св. Марии, затем христианство в этих местах почти совершенно исчезло, вытесненное иудаизмом и исламом[4]. В настоящее время Наблус располагается на территории Палестинской Автономии и является вполне процветающим современным городом, на чем мы поставим точку.

Плавание в Америку во времена Иисуса Навина

Benjamin West - Joshua passing the River Jordan with the Ark of the Covenant - Google Art Project.jpg
Переправа через Иордан.
Бенджамин Уэст «Переправа Иисуса Навина через Иордан вместе с Ковчегом Завета». - 1800 г. — Холст, масло. - Художественная Галерея Нового Южного Уэльса. - Сидней, Австралия.

Ну что же, продолжим наше путешествие по книгам Ветхого Завета. Как известно, из всех своих многочисленных сыновей Иаков особенно выделял младшего — Иосифа, причем разбаловал его настолько, что тот своим высокомерием и чванством, довел старших братьев до бешенства. Решив как следует наказать зарвавшегося юнца, они продали его в рабство купеческому каравану, отправлявшемуся в Египет, а отцу сказали, будто младшего растерзали в пустыне хищники. Как мы видим, в семействе Иакова отношения были отнюдь не идиллическими.

Впрочем, изворотливый Иосиф, отличавшийся к тому же красотой и умом, в Египте отнюдь не погиб. Наоборот, взятый в дом сановника Потифара на правах слуги, он настолько очаровал молодую супругу своего господина, что она тут же решила превратить его в своего любовника. Впрочем, у Иосифа хватило ума не поддаться на соблазн, и оставив плащ в руках развратной женщины, он бросился прочь. Как известно, дамы, оскорбленные в своих лучших чувствах, способны на многое, посему жена Потифара попросту нажаловалась супругу, что слуга пытался ее обесчестить, и ни в чем не повинный Иосиф оказался в тюрьме. Кстати говоря, позднейшее мусульманское предание добавляет к этому красочную сцену, как подруги упрекают египтянку в грешной любви к собственному слуге. Желая заставить их замолчать, она приказывает подать им яблоки и столовые ножи для разделки таковых, после чего вызывает к себе Иосифа с каким-то поручением. Красота юноши настолько завораживает присутствующим дам, что они, засмотревшись на него, вместо яблок режут собственные пальцы, и со стыдом вынуждены замолчать.

Так или иначе, в тюрьме Иосиф оказался в компании фараонских виночерпия и хлебодара, и правильно растолковав их сны, посулил первому возвращение ко двору, второму же — казнь. После того, как слова молодого еврея в точности сбылись, виночерпий, не забывший пророчества, замолвил за него слово перед господином, и в скором времени Иосиф превратился в высокопоставленного египетского вельможу. Долго скучать в одиночестве ему не пришлось, так как наступивший в пустыне голод погнал его братьев и отца в Египет, где семейство, благополучно помирившись, поселилось с дельте Нила. Вместе с ними в гостеприимную страну перебрался весь небольшой еврейский народ, и в течение некоторого времени наслаждался покоем и благополучием.

Прошло какое-то время после смерти Иосифа и его братьев, и фараон, принадлежавший уже к новому поколению, стал не без опаски посматривать на малопонятных азиатов, вольготно устроившихся в Нильской дельте, которые, по его мнению, плодились как кролики. Желая пресечь подобную опасность, он распорядился изначально обратить их в рабов и использовать на самых тяжелых строительных работах. Мера эта не помогла, и следующей идеей тирана стал тайный приказ еврейским повитухам убивать всех новорожденных мужского пола. Хитрые старухи, согласившись для вида, ничего не сделали, а вызванные к фараону сумели отговориться тем, что роженицы, разгадав угрозу, просто перестали их к себе приглашать. Посему фараон не нашел ничего лучшего, как подключить к делу своих солдат все с тем же приказом — убивать всех новорожденных мальчиков, принадлежавших к еврейскому племени.

Одним из немногих удалось спастись юному Моисею, чья мать, положив малыша в тростниковую корзину, оставила его в заводях реки, куда приходила купаться дочь фараона. Так Моисей стал воспитанником царского семейства. Мы пропускаем его дальнейшие приключения, рассказ о которых занял бы слишком много места, и коротко упомянем лишь, что Бог Яхве, избрав подросшего Моисея и его брата Аарона, приказал им вывести «народ свой» из Египта в Землю Обетованную — Палестину, где им отныне надлежало навсегда поселиться. После многих споров, угроз и наконец, «казней» посланных Богом, чтобы сломить упрямство египетского владыки, разрешение было получено, и однажды ночью, по пути разжившись имуществом соседей-египтян, огромная колонна еврейских беженцев отправилась в Синайскую пустыню. Божьим чудом им удалось не замочив ног перейти Красное море, в то время как фараон, пустившийся их преследовать во главе своего колесничного войска, нашел себе конец в морских волнах.

Во время перехода, впрочем, Моисею и его соратникам пришлось несладко. Изначальный пыл еврейской толпы в скором времени угас, и большая часть людей стала тяготиться лишениями пути, недостатком воды и однообразной пустынной пищей. С сожалением они вспоминали «котлы, полные мяса» привычные им в Египте, благополучно забыв про обиды и рабский труд, эти самые котлы сопровождавшие. Ситуация обострилась донельзя, когда Моисей, поднявшись на гору Синай для беседы с божеством, и получением от него десяти каменных таблиц (или «скрижалей») с записью религиозных законов, по необходимости оставив своих людей без присмотра. Немедленно те пожелали создать себе идола для поклонения, которого тут же отлили из золота женских украшений. Вокруг «золотого тельца», должного, видимо, изображать самого Яхве, отщепенцы устроили оргиастическую пляску, так что Моисей, спустившись с горы и видя подобное отступничество, в гневе разбил полученные от Бога скрижали.

К счастью, и божество и его пророк оказались в достаточной мере отходчивыми, так что скрижали были написаны и получены заново, и для сохранности упрятаны в т. н. «Ковчег Завета», на многие столетия ставший главной святыней еврейского народа. Однако, подойдя к границам Земли Обетованной, евреи впали в очередную панику, когда несколько посланных вперед лазутчиков донесли о том, что земля эта населена устрашающего вида великанами, и посему получить ее для себя добром или силой совершенно невозможно. Подобное сомнение в его могуществе, по-видимому, окончательно переполнило чашу божьего терпения, так что отныне в качестве наказания, Яхве положил всем, родившимся в Египте и посему не могущим изжить свою рабскую психологию, странствовать по пустыне и в ней же найти себе вечное успокоение. Суровый приговор касался и самого Моисея, на некий миг усомнившегося в помощи божества. В качестве милости ему позволено было перед самой кончиной с вершины горы взглянуть на Землю Обетованную, куда ему не суждено было войти.

Исключение было сделано единственно для Иисуса Навина и нескольких его товарищей, остававшихся неизменно стойкими во всех испытаниях, и посему чудом избегнувших смерти от рук беснующейся толпы. Иисус Навин был избран божеством в качестве главнокомандующего для покорения Ханаана, и миссию эту, как и следовало ожидать, блестяще довел до конца.

Библия повествует о многочисленных чудесах во время покорения ханаанейских городов Иерихона и Гая, стены первого из которых пали от звука серебряных труб, в которые дули жрецы, сопровождавшие Ковчег Завета, и воинственных кликов еврейского воинства. В настоящее время касательно этого «чуда» была выдвинута остроумная догадка, будто речь шла о минировании — одним из древнейших методов, применявшихся для осады крепостей. В согласии с ним, под стены подкапывались саперные команды, после чего в вырытые ямы закладывались бревна. В последующие времена с подобной целью будет использоваться порох, пока же, за отсутствием такового, бревна попросту поджигали, после чего стены рушились, открывая осаждающим доступ в город. Что касается труб и криков, в согласии с мнением авторов подобной теории, они представляли собой всего лишь военную хитрость, чтобы подобным образом отвлечь внимание стражи на стенах и заглушить шум земляных работ. Впрочем, как бы ни была привлекательна подобная теория — против нее существует одно серьезное возражение: с древности и до полного исчезновения крепостей как таковых в начале Нового Времени, ведение противником земляных работ отслеживали с помощью кувшинов с водой, установленных возле стен. Постоянная рябь на воде тут же давала понять, что под стены ведутся подкопы — и скрыть подобную улику звуками труб и криками было, как вы понимаете, невозможно. Остается лишь предположить, что жители Иерихона проявили беспечность, в буквальном смысле проглядев грозную опасность.

JoshuaSun Martin.jpg
Чудо Иисуса Навина.
Джон Мартин «Иисус Навин, останавливающий Солнце и Луну». - 1816 г. — Холст, масло. - Национальная Художественная Галерея. - Вашингтон, США.

Что касается Гая, здесь евреи вначале потерпели чувствительное поражение, и победоносный царь гнал их прочь с поля проигранной битвы. Обратившись к Богу за объяснением, Иисус Навин услышал в ответ, что один из его людей присвоил часть добычи, полагавшейся в жертву божеству (или для подношения священникам), и разгневанный Яхве, в полном согласии с обычаями времени, за его преступление покарал весь народ. Преступника удалось в скором времени определить благодаря жребию, причем он тут же сознался в содеянном и даже показал место, где закопал свою добычу. По законам пустыни, его ждал костер, однако, нравы к тому времени уже, видимо, стали смягчаться, и преступник сумел отделаться более «гуманным» наказанием — быть побитым камнями. На следующий день, посредством очередного чуда (Яхве остановил течение Иордана, позволив изначально жрецам с Ковчег Завета, а затем и всему воинству переправиться через реку), город был занят сравнительно легко, его царь убит, а население попало в плен к захватчикам.

Дальнейшее покорение Южного Ханаана происходило, можно сказать, в молниеносном порядке; судя по тому, что Иисус Навин (по свидетельству той же Библии) ниспроверг тридцать одного царя, страна была крайне раздроблена, что позволило еврейским племенам по сути дела, разбить каждый из немногочисленных народов поодиночке. Библия рассказывает, что в одном из боев, Иисун Навин, бояшийся, что из-за наступающих сумерек ему не удастся завершить начатое, собственным приказом остановил Солнце и Луну, терпеливо дождавшихся конца боя.

Что касается Северного Ханаана, его правители долгое время беспечно следили, как евреи расправляются с их южными соперниками, спохватившись слишком поздно, когда опасность приблизилась к их собственным городам. Однако, даже наспех объединившись в коалицию, они уже не смогли оказать сколько-нибудь серьезного сопротивления. В скором времени, пришельцы стали хозяевами страны, вне их власти остались только несколько сильных крепостей, в частности Иерусалим, где племя иевусеев сумело удержаться вплоть до воцарения Давида, и приморских долин, где прочно обосновались филистимляне — владыки «железных колесниц», которые в недолгом времени сами подчинят себе евреев. Пока же, закончив свой славный путь, в Сихеме или его окрестностях (библеисты несколько расходятся между собой в этом вопросе), Иисус Навин возобновил союз с Яхве и взяв со старейшин всех племен клятву нерушимо соблюдать верность Богу Израилеву, испустил дух и «приложился к народу своему». В качестве знака особого уважения, в пещере, в которой он был похоронен, израильтяне сложили кремневые лезвия, использовавшиеся ими для обрезания.

Современные археологические раскопки во многом подтвердили библейский рассказ, обнаружив в части городов, которые скрупулезно перечисляет Книга Иисуса Навина в качестве им завоеванных, огромный слой золы и пепла, поднимавшийся в разрушенных домах на метр и более в высоту, причем не только многочисленные следы грабежей и убийств, но и разбитые статуэтки богов — однозначное свидетельство иноземного завоевания. Другое дело, что города Иерихон и Гай, покорение которых столь красочно описывает Библия, были, судя по всему, разрушены более чем за сто лет до еврейского вторжения. Вопрос, каким образом в народной памяти их имена оказались связанными с его главой, так и не нашел себе однозначного ответа. Назовем лишь две теории, призванные разрешить возникшее противоречие. Первая состоит в том, что развалины, прекрасно известные позднейшим компиляторам Библии, стали ассоциироваться для них с историей завоевания, каждому верующему еврею известной с детского возраста. Вторая еще более экзотична: согласно ей, Ханаан пережил две волны еврейского завоевания, причем в обоих случаях предводителями выступили полные тезки, в памяти позднейших поколений превратившихся в одного человека. Нет, дорогой читатель, это предположение выдвинул не известный любитель склеивать разные эпохи в одну — да и не он был изобретателем подобного «метода».

Однако, вопрос о том, какое отношение имеет история Иисуса Навина к заселению Америки опять же повисает в воздухе. Ее создатель, к сожалению, не оставил на этот счет никаких сведений, так что остается только гадать — либо часть евреев, разочаровавшись в возможности обосноваться на обещанной Богом земле и не желая возвращаться в Египет, с горя построила себе корабли и отправилась на Запад, куда глаза глядят. Или же наоборот, понуждаемые стать рабами новых владык страны ханаанеяне предпочли отправиться в плавание через океан, и таким образом, оказались в Америке. В любом случае, и та и другая возможность настолько нелепы, что говорить о них более не стоит. Дальше!

Беженцы времен Первой Иудейской войны

Josephusbust.jpg
Противники и друзья - Иосиф бен Маттафия (Флавий).
Неизвестный скульптор «Бюст, предположительно изображащий Иосифа Флавия». - I в. н.э. — Мрамор. - Новая глиптотека Карлсберга. - Копенгаген, Дания.

В этом разделе от мифов и сведений, еще во многом требующих подтверждения, мы переходим на твердую историческую почву. Итак, перенесемся во времена, отстоящие на тридцать лет от момента распятия Иисуса (если мы положим в основу хронологию, принятую церковью). 66 год н. э. — Иудея, южное из двух еврейских царств, сумевшее пережить и ассирийское вторжение, и вавилонян, и персов, и власть македонских царей, в это время находилась на положении данника могущественного Рима.

Говоря очень коротко — в 63 году до н. э. Помпей Великий, ловко вклинившись в распрю двух наследников царя Александра Янная — Гиркана и Аристобула, практически подчинил себе страну. В качестве «друга римского государства», на трон был посажен Иоанн Гиркан, позднее — Антипатр Идумеянин; и страна, как было уже сказано, де-факто оказалась под римской властью Рима[5]. Пока был жив сам Антипатр, а позднее его сын Ирод I Великий, страна сохраняла еще некое подобие самоуправления, однако, после его смерти, слабые последователи великого царя сохраняли за собой лишь тень былого великолепия, в то время как страной практически единовластно распоряжались римские прокураторы.

Нельзя сказать, что на этой земле им приходилось очень легко: еврейский народ, гордый своей «богоизбранностью», постоянно мятежный, зорко следил за уважением своих религиозных и светских обычаев, изводя римский сенат — а позднее и цезарей бесконечными жалобами на своеволие наместников, и требованиями особых для себя привилегий. Впрочем, римские наместники также не отличались «высокими нравственными качествами», доводя населения до отчаяния бесконечными поборами как в пользу метрополии, так и просто — в собственный карман, принудительными работами и просто — унижениями национального и религиозного чувства.

Об одном из таких столкновений мы знаем из сохранившихся документов того времени, и героем его стал ни кто иной, как Понтий Пилат — будущий палач Иисуса из Галилеи. В 26-м году н. э., едва лишь заняв эту не слишком высокий по римским меркам пост, он немедленно вызвал негодование своих новых подданных, введя вместе с собой в Иерусалим отряд, знаменосцы которого торжественно несли впереди процессии изображения императора Тиберия. Как известно, иудейский обычай запрещал рисунки и скульптуры, изображающие людей, полагая, что подобное представлялось бы как дерзкий вызов Богу-Создателю. Бушующая толпа фанатиков заполонила собой центральные улицы Кесарии — города, служившего резиденцией римской власти, и окружила дворец, желая криками и угрозами добиться того, чтобы изображения были немедленно вынесены прочь из Иерусалима. Пилат в течение пяти дней терпеливо ожидал в своей резиденции, под охраной солдат, что толпа в конечном итоге успокоится и разойдется сама собой, и обманувшись в своих надеждах был вынужден пойти на переговоры. Приказав иудеям собраться на городском ипподроме, где, явившись перед ними во всем блеске своей власти, грозным голосом приказал бунтовщикам разойтись под угрозой смерти. Реакция толпы оказалась неожиданной: фанатичные последователи религии Яхве обнажили спины и бросились на землю, готовые скорее умереть, чем отступиться от своего. Пилат был потрясен: едва лишь вступив в должность перебить двадцать тысяч человек (а именно столько вмещал старинный ипподром) значило бы вызвать бунт, а может быть, и войну с непредсказуемым финалом. Посему, скрепя сердце, властолюбивому прокуратору пришлось поступиться своей гордостью и обязать солдат вынести изображения прочь из священного города[6].

Впрочем, ни этот, ни многие другие подобные инциденты, не вразумили ни самого Пилата, ни его столь же властолюбивых последователей. Мятеж постоянно тлел в более или менее латентном состоянии, порой переходя в открытое противостояние, когда стихийные бунты вспыхивали то там, то здесь, и с разной степенью успеха подавлялись римской властью. Невозможность открыто противостоять тирании вызвала к жизни движение «сикариев» — кинжальщиков, начавших открытый террор против римлян и их приспешников из местной аристократии, в частности, жертвой сикариев стал первосвященник Ионатан, причем, убийство по некоторым данным, произошло в самом Иерусалимском храме. Кроме того, в стране рос накал мистицизма и фанатизма самого оголтелого толка. Не имея возможности сбросить с себя гнет, люди тысячами поддавались обещаниям многочисленных «царей израильских», пророков и просто сумасшедших, призывавших к новому Исходу в пустыню или на другой берег Иордана, который должен был, конечно же, чудесным образом расступиться перед ними, чтобы на новой родине начать жизнь свободную от захватчиков. Римляне в подобных случаях действовали жестоко и быстро, бросая армию на истребление фанатиков, причем солдаты рубили и резали не разбирая пола и возраста, так, что жертвами их становились и грудные младенцы и дряхлые старики. Одним из последних отголосков памяти об этом мрачном времени остается короткое упоминание Нового Завета о некоем «египтянине», главе подобного стихийного движения, который в отличие от своих последователей, сумел ускользнуть от карателей и благополучно исчез в никуда. Как известно, следствие изначально заподозрило, что именно он вернулся под видом Иисуса Галилеянина, однако, быстро отказалось от этой идеи.

Как известно, грубая сила способна лишь загнать проблему вглубь, но отнюдь ее не решить, так что, не стоит удивляться, что в ответ на попытку очередного римского прокуратора Гессия Флора кофисковать в пользу Рима и самого себя сокровища Иерусалимского Храма, восстание вспыхнуло уже повсеместно. Если верить рассказу Иосифа Флавия — летописца этой войны, первыми руководителями возмущения были некий Иуда из Гамлы и фарисей по имени Цадок. Пытаясь в зародыше подавить возмущение, Флор с помощью запугивания и казней пытался принудить к повиновению жителей Иерусалима, однако, возмущение только усилилось. Царь Агриппа II после безуспешной попытки договориться с восставшими, послал три тысячи всадников, чтобы занять город, однако войска его были в скором времени выбиты вон, солдаты Флора вынуждены спасаться в нескольких башнях крепостной цитадели, откуда безуспешно слали парламентеров, пытаясь договориться о разрешении уйти прочь. Разрешение это им было дано, при том, что едва легионеры показались наружу, и в согласии с принятой договоренностью отдали оружие, их истребили до последнего человека. Наместник Сирии Цестий Галл потерпел от повстанцев жестокое поражение и вынужден был бежать, бросив обоз и все армейское имущество.

Vespasianus01 pushkin.jpg
И Тит Флавий Веспасиан.
Неизвестный скульптор «Импетатор Тит Флавий Веспасиан». - I в. н.э. — Мрамор. - Гипсовая копия мраморного оригинала, хранящегося в Луврском музее. - Пушкинский музей. - Санкт-Петербург, Россия.

Именно в это время наместником Галилеи, должной в первую очередь подвергнуться удару со стороны римлян, был назначен Иосиф бен Маттафия — более известный как Иосиф Флавий. Этот потомок первосвященников и маккавейских царей (чем он сам безудержно хвастает в одном из своих сочинений), он сумел проявить недюжинный военный талант, укрепив ключевые крепости, собрав под свое начало способных людей, и также озаботившись запасти в стратегических точках достаточные запасы продовольствия и фуража. Успехи нового командующего вызвали зависть среди иерусалимской верхушки, однако, Иосиф попросту проигнорировал приказ первосвященника о своем освобождении от должности и как ни в чем ни бывало действовал далее. Ситуация для Рима становилась угрожающей: потеря богатой провинции могла чувствительно затронуть казну, более того, победа одного вассала немедленно бы подвигла к сопротивлению прочих, так что восстание нужно было подавить любой ценой в как можно более короткий срок.

Эту задачу печально известный император Клавдий Нерон возложил на уже 58-летнего, умудренного опытом Флавия Веспасиана и его сына Тита. Выступив из Акко весной 67-го года во главе 60-тысячной армии Веспасиану после нескольких месяцев тяжелых боев удалось занять Галилею. Командующий Иосиф бен Маттафия оказался в плену — и далее с этим любопытным человеком, чей характер, видимо, никогда не будет окончательно разгадан, стали твориться удивительные вещи. Для начала он сумел настолько очаровать молодого Тита, что этот последний сумел уговорить отца вернуть пленнику свободу, и позволить ему как союзнику присоединиться к римской армии. По легенде, в благодарность Иосиф предсказал обоим, что они по очереди станут римскими императорами, и пророчество это, как и следовало ожидать, в точности исполнилось.

Между тем в Иерусалиме началась междоусобица между тремя враждующими группировками, для которых, как то обычно бывает, национальные интересы были куда менее важны, чем собственные амбиции. По выражению все того же Иосифа, город в это время напоминал собой зверя «пожирающего собственное тело», что, конечно же, облегчило римлянам штурм и окончательный захват столицы. Последними очагами сопротивления стали несколько горных крепостей, одна из которых — Масада, навсегда осталась в истории тем, что последние участники мятежа, собравшиеся в ней, понимая, что разгром неизбежен, предпочли смерть римскому рабству, и предварительно убив своих жен и детей, погибли до последнего человека. Это случилось летом 73 года н. э. по современному счету времени[7]. Веспасиан и его сын вернулись в Рим, однако, эта жестокая война подействовала на них достаточно угнетающе, так, что отказавшись от почетного звания «победителей Иудеи». Зато вместе с ними в Вечный Город вернулся многажды упомянутый Иосиф бен Маттафия. Как было уже сказано, его предсказание сбылось пунктуальнейшим образом: Веспасиан, возглавивший мятеж против полубезумного Нерона, благополучно сверг того с вершины власти и принудил к самоубийству, после чего в Риме воцарилась династия Флавиев.

Бывший пленник, а ныне друг римлян Иосиф также не был забыт. С этого времени ему было предоставлено римское гражданство, пожизненная пенсия, богатые поместья в Италии и Иудее, и наконец, в качестве особой милости, право носить фамилию победителей. Под именем Иосифа Флавия он навсегда останется в истории. Как сам Веспасиан, так и оба его сына — старший Тит и младший Домициан, будут неизменно благосклонны к этому удивительному человеку, более того, последний из них пойдет так далеко, что освободит его от всяческих налогов. Превратившись в богатого римского вельможу, Иосиф Флавий, однако, не поддастся соблазну разменять свое существование на череду удовольствий, но вместо того добьется для себя доступа в императорский архив, и станет одним из самых прославленных историков древней Иудеи, сохранив ее для потомства в своих сочинениях «Иудейские древности», «Иудейская война», «О древности иудейского народа» и «Жизнь». В качестве благодарности за все его свершения, римляне после смерти установят ему памятник. Что может быть противоречивей подобной судьбы?…

Однако, пытливый читатель и в этом случае захочет узнать, при чем здесь Америка и ее население?…. Опять же, автор (или по крайней мере, популятизатор этой идеи Херонимо де Мендиета не оставил нам никаких сведений на этот счет, однако, мы попытаемся выдвинуть правдоподобную догадку. Начнем с того, что в наказание за мятеж Веспасиан разграбил и сжег Иерусалимский Храм — главную из иудейских святынь. После этого многие семьи уже ничего не удерживало на земле предков и (здесь мы уже переходим на твердую историческую почву), началось массовое выселение из Иерусалима и страны как таковой. Именно в это время на землях империи возникают многочисленные еврейские диаспоры, крупнейшая из которых располагалась в самом Вечном Городе. Иудейская религия будет оказывать серьезное влияние на умонастроения в Риме, где около того времени начинает складываться и крепнуть новое христианское вероучение. Еще одним центром иудейской философии и культуры станет Александрия Египетская — где проведет свою жизнь один из величайших мыслителей этого времени — Филон, которому новая религия обязана будет идеей Логоса.

Посему, сколь мы можем о том, судить, по мнению автора подобной теории, часть иудейских беженцев решила погрузиться на корабли и отправиться на противоположный континент, куда Риму было по определению не добраться. Вопросы — откуда они узнали о существовании Америки, и как сумели ее достичь без компаса и умения ориентироваться в открытом океане — остаются на совести автора. На чем поставим точку и будет двигаться далее.

Индейцы родом из Прибалтики

Tumblr static livonian-coast-sights-mazirbe-1.jpg
Претенденты на родственные связи с американскими индейцами - ливы.

Кем был Энрике Мартин, или как его чаще именуют — Энрике Мартинес, в точности так и остается неизвестным. Порой его называют уроженцем испанской Андалусии, знаменитый естествоиспытатель Александр фон Гумбольдт полагал его немцем, современные исследователи скорее склоняются ко мнению, что он был французом по имени Анри Мартен, натурализовавшимся в Испании, и посему изменившим свое имя на испанский манер. Переводчик святой Инквизиции, личный космограф короля, книгоиздатель, знающий инженер-гидравлик… ему вряд ли было в чем пожаловаться на судьбу, когда вице-король испанской Мексики дон Луис де Веласко поручил ему исключительно сложную задачу по осушению долины Мехико.

Надо сказать, что первые испанцы, увидевшие этот город по праву именовали «американской Венецией» — многочисленные водоотводные каналы, переброшенные через них легкие мостики, живописная зелень и цветы тропиков, окружающие водную гладь… Впрочем у всего этого великолепия была и обратная сторона: обильные весенние ливни из раза в раз приводили к тому, что разлившиеся озера Зумпаго и Сан-Кристобаль превращали низкую, закрытую со всех сторон долину Мехико в огромный водный резервуар. Огромные наводнения, как несложно догадаться, несли с собой разрушения и смерть, так что именно подающему надежды инженеру была поручена непростая миссия решить этот вопрос раз и навсегда.

Мартинес загорелся идеей прорыть закрытый канал, сбрасывающий избыток воды из озера Зумпаго. Работа начавшись в 1607 году благополучно завершилась двумя годами спустя, однако же, Матринес не учел разрушительной работы воды и быстрого изнашивания подземной галереи, и потому уже в 1611 году проблемы начались снова. В Испанию, к королю от местного архиепископа полетело письмо, обвинявшее Мартинеса в непрофессионализме, по каковой причине вице-королевству требовались дополнительные средства и дополнительные рабочие руки, чтобы все же избавиться от проблемы. Впрочем, не менее искушенный в плетении интриг, инженер послал королю собственные выкладки, не оставлявшие камня на камне от ученых епископских построений. Чтобы разрешить спор, Филипп III, назначая нового вице-короля, поручил тому исследовать вопрос и при необходимости, подыскать нового знающего инженера. Таковым стал голландец Адриан Боот, предложивший собственный план тоннеля, для чего, по его расчетам, из казны требовалось 185,900 испанских реалов. Мартинес немедленно отреагировал на выпад соперника, предоставив собственный план, стоимостью куда меньшей — и в этом конкурсе вновь победил. Королевское разрешение на возобновление строительства было получено в 1616 году, после чего работы возобновились, однако, по причине возникших разногласий с чиновниками, и прочих проблем того же года, вновь застопорилось, и одиннадцать лет спустя, когда выход канала окончательно забился песком и илом, очередное наводнение едва не снесло город о основания. На сей раз Мартинесу дали в помощники Боота и еще нескольких человек, однако, споры и несогласия от этого только усилились, и работа застопорилась вновь, пока в 1619 году очередное наводнение не унесло с собой жизни 30 тыс. человек. Мартинес угодил в тюрьму по обвинению в саботаже, однако же, через несколько дней был отпущен на свободу. Очередной начальствующий над строительством весьма нелицеприятно отнесся к его работе — и в конечном итоге, постаревший инженер умер в 1632 году, оставив свое детище незавершенным. Лишь столетием позднее, в 1789 году проблему удалось решить, сделав канал открытым, после чего он исправно работал в течение долгого времени, лишь в новейшее время сменившись более современным проектом, решившим проблему раз и навсегда[8].

Так или иначе, кроме собственно гидравлики, Мартинес прославил свое имя несколькими сочинениями научного толка, среди которых нас будет интересовать «Описание времен и естественная история Новой Испании», вышедшая из печати в 1606 году. Именно здесь Мартинес излагает собственное видение проблемы происхождения индейцев Американского континента.

Надо сказать, что среди всех предположений, высказанных как ранее, так и позднее, теория Мартинеса занимает совершенно особое место, и существуй приз за самый оригинальный взгляд на проблему, она могла при претендовать на него одной из первых.

Мартинес начинает с того, что заселение Старого Света облегчено было тем, что известные древним континенты располагаются сравнительно неподалеку друг от друга и потому легко доступны для перехода сухопутным путем или на примитивных лодках. Что касается Америки, дело усложняется тем, что этот континент, по крайней мере, на Западе, отделен от Европы широким простором Атлантики, пересечь который без компаса и достаточно солидных знаний по судоходству в открытом море было попросту невозможно. Эта невозможность, так же как невозможность для людей и животных перебраться на свою новую родину воздушным путем, по необходимости предполагает, что между Старым и Новым светом существует (или по крайней мере, существовал) некий сухопутный мост, решивший эту задачу. Нет никакого сомнения, что Мартинес был прекрасно знаком с теорией Акосты, и по сути дела, двигался в ее русле как и многие другие его современники.

Таким образом, единственным способом для людей и животных попасть в Америку был и остается пролив Аньан — как мы помним, ныне известный под именем Берингова. Этот пролив, в те времена еще не найденный и не описанный никем из европейцев, виделся Мартинесу как достаточно узкая полоска воды, которую можно было легко перейти вброд, или на худой конец, пересечь вплавь или на лодках.

A Lapp family, Norway-LCCN2001700768.png
И саамы.
«Саамское семейство на севере Норвегии в начале ХХ в.». - ок. 1890-1900 гг. — ppmsc.06257. - Отдел эстампов и фотографий. - Библиотека Конгресса. - Вашингтон, США.

Таким образом, продолжает свою мысль Энрике Мартинес, это должен был быть некий европейский или азиатский народ, имевший возможность добраться до пролива Аньан, и что еще более важно — напоминавший индейцев своим внешним видом. И вот здесь нашему исследователю приходят на память обитатели Курляндии — части нынешней Латвии, где он в молодости успел ненадолго побывать. По утверждению Мартинеса, народ этот отличается теми же «чертами, цветом кожи, повадками и пылкостью» как индейцы Америки, при том заметно отличаясь от своих соседей внешним видом и языком. Суммируя все вышесказанное, он приходит к выводу, что индейцы и курляндцы принадлежат к единой народности — хотя, как добросовестный исследователь, он отмечает, что курляндцы отличаются от своих американских «сородичей» более крепким сложением.

Кроме сказанного — и это немаловажно, курляндцы, по его мнению, сумели сохранить свой исконный внешний вид и языковые особенности по той причине, что вплоть до XI века н. э. существовали в относительной изоляции от прочих народов Европы. К сожалению, конечный вывод так и не сделан, и невозможно на основе соответствующей работы понять, переселились ли древние курляндцы в Америку через залив Аньян (проделав тысячи километров через весь Евроазиатский материк?) или же индейцы и курляндцы являются потомками некоего единого народа, существовавшего в незапамятные времени в Сибири, или на Дальнем Востоке — куда ближе к искомому заливу? Несомненно, для современного человека, знакомого с историей Прибалтики и России смешной покажется уже сама мысль, что американские индейцы приходятся родней подданным Анны Иоановны, герцогини Курляндской, и временщика Бирона, оставившего в русской истории весьма недобрую о себе память. Но все же, давайте постараемся сколь это возможно, разобраться в данном вопросе.

Итак, Курляндия (точнее Курземе) — это область на крайнем Западе современной Латвии, представляющая собой полуостров с округлыми очертаниями, вдающийся в Балтийское море, с древности эта земля была населена балтоязычными племенами куршей, семгаллов и ливов, чье наречие относится к финно-угорской языковой семье. Здесь в самом деле долгое время сохранялся патриархальный строй и древние языческие верования в силы природы, пока в XII веке на эти земли не вторглись немецкие колонисты — изначально торговцы, несколько позднее представители воинственного ордена Меченосцев, сменившиеся затем рыцарями-тевтонцами, более известными в литературе на русском языке как «Ливонский Орден». Именно с рыцарями-меченосцами, пытавшимися увеличить свои владения за счет новгородских земель воевал у Чудского озера знаменитый Александр Невский. Орден сумел удержать свою власть сравнительно недолго: уже в середине XVI века он окончательно сходит с исторической арены, а Курляндия превращается в герцогство под властью последнего орденского магистра Готхарда Кетлера. Курляндское герцогство формально состояло в ленной зависимости от Польши, однако, пользовалось известной самостоятельностью; в дальнейшем эта земля не раз становилась яблоком раздора между Польшей, Швецией, и наконец, Россией, до тех пор, пока последний герцог этой земли — Петр, сын временщика Бирона, отказался от власти в пользу России. Посему, в начале XIX века на месте прежнего герцогства была образована Курляндская губерния[9], благополучно просуществовавшая под разными именами вплоть до развала Советского Союза. В настоящее время Курземе является одной из областей независимой Латвии.

Как несложно убедиться, единственным народом Курземе, разительно отличающемся от соседей по языку и культуре являются ливы, близкие по происхождению к эстонцам и финнам, живущие в плотном окружении балтоязычных соседей. В настоящее время этот народ близок к полному исчезновению — людей, считающих ливский язык родным осталось не более 500. Однако, как несложно убедиться любому желающему, ливы по виду своему практически не отличаются от немцев, латышей и прочих северных народов, и сколь сильно бы мы не стали напрягать наше воображение, вряд ли можно в них разглядеть хотя бы отдаленное сходство с американскими краснокожими. Посему, еще более смелым предположением будет, что Мартинес вел речь о саамах. В Курляндии как таковой их нет, однако, саамские поселения находятся в сравнительной близости от ее границ, так что иностранец Мартинес, не знающий местного языка и географии легко мог принять пришлых саамов за один из народов полуострова. Саамы по языку также являются представителями финно-угров, однако внешним видом своим как и обычаями вполне могут навести на мысли об эксимосах или северных индейцах Америки. Повторимся, это не более чем предположение, тем более, что это сходство, как несложно догадаться, имеет своим происхождением конвергенцию — независимое появление сходного типа внешности и поведения в сходных природных условиях.

Однако, несмотря на то, что ни саамы, ни ливы не имеют (да и не могут иметь) ничего общего с американскими индейцами, сама идея происхождения нескольких народов от единого предка весьма плодотворна, и получит свое полное развитие в лингвистической науке XIX—XX веков, причем финно-угры (и в этом Мартинес, судя по всему, совершенно случайно угадал!) вполне вероятно ведут свое происхождение из Заволжья или даже Западной Сибири, где и сейчас живут их дальние родственники — ханты и коми-зыряне, и действительно принадлежат к огромной языковой семье, распавшейся на группы несколько тысяч лет назад, причем осколки ее распространились на огромном пространстве от Балтики до Сибири. Удивимся тому, сколь трезвые зерна можно при небольшом напряжении сил обнаружить в теории заведомо неправильной, однако основанной на верных исходных посылках — и последуем далее.

Грегорио Гарсия и теория «множественных контактов»

D. Frei Aleixo de Miranda Henriques.png
Доминиканский монах. Таким же клириком ордена Св. Доминика был Грегорио Гарсия.
Епископ Алейхо де Миранда Энрикес «Портрет доминиканского монаха». - ХIХ в. — Холст, масло. - Музей Абаде-де-Басал. - Браганса, Португалия.

О фра Грегорио Гарсия нам известно очень немного. Неизвестна даже точная дата его рождения — обычно называется период от 1556 до 1561 гг. Родившись в деревеньке Косар в испанской Андалусии, он там же вступил в доминиканский орден. Перебравшись в Вест-Индию в качестве проповедника новой веры, он три года провел в Новой Испании и Tierra-Firme — на территории нынешней Венесуэлы, и последующие девять — в вице-королевстве Перу, где наряду со своими непосредственными обязанностями прилежно занимался сбором и классификацией местного фольклора и рассказов индейских стариков о временах, предшествовавших появлению в этих краях испанских конкистадоров.

Трудолюбивый священник вернулся на родину в 1605 г., и видимо, тогда же завершил самый знаменитый свой труд «О происхождении индейцев» (которому, как несложно догадаться, мы уделим основное внимание), который вышел из печати двумя годами позднее. Кроме него доминиканец оставил после себя трактат богословского характера «О проповеди Св. Евангелия в Новом Мире во времена апостольские», и наконец, еще манускрипт, к сожалению, утерянный, о котором мы знаем единственно из отрывочных упоминаний современников «Индейская монархия в Перу»[10].

С высоты знаний нашего нового века стоит заметить, что труд Гарсии представляет собой удивительное месиво, где сквозь напластования устаревших догм и отживших свое время теорий, словно изюминки в пудинге проглядывают догадки, на многие столетия опередившие ход научной мысли, и — как водится — в то время оставшиеся незамеченными и непонятыми. И это при том, что традиция, восходящая к Гарсии, благополучно существует вплоть до настоящего времени, да и в будущем, сколь то можно судить, не сдаст своих позиций. Впрочем, судите сами.

Начиная свой фундаментальный труд, автор со всей старомодной основательностью берется за классификацию источников знаний, известных для своей эпохи. С первых же страниц предупреждая читателя, что собирается рассматривать проблему с точки зрения католической веры и теологии, он определяет, что доступные для человека возможности исследования мира можно разделить на четыре основные группы:

  1. Божественное откровение (исп. fè Divina) — по определению своему незыблемо-истинное, явившееся человечеству в книгах Ветхого и Нового Завета.
  2. Наука (под которой, сколь мы о том можем судить) имеются в виду твердо установленные факты, а также все, могущее быть объясненным посредством здравого смысла и опыта поколений.
  3. Человеческое откровение (исп. fè humana) — то есть мнение признанных авторитетов, истинность которых определяется степенью доверия к тому, кто данное мнение высказал
  4. Мнение — то есть предположение, могущее быть высказанным кем и когда угодно, проверке в конкретный момент времени не поддающееся.

Посетовав на то, что в Библии найти ответ на искомый вопрос невозможно, и что наука совершенно бессильна в том, что касается происхождения индейцев, так что волей-неволей ему приходится в основном опираться на мнения и собственный здравый смысл, Гарсия задается вполне естественным вопросом, который почему-то не пришел в голову его предшественникам: почему Америку должен был населить один-единственный народ? В самом деле, что мешает нам предположить, что Новый Свет «открывался» и «закрывался» множество раз, и друг на друга наложились одна за другой волны переселенцев из различных стран, с течением столетий, благополучно забывших о своем происхождении и своей прежней родине?

Выяснив для себя этот вопрос, о. Гарсия останавливается на пространном доказательстве, что существование Нового Света было известно древним; более того, в их времена эта земля была, по-видимому, уже заселена. В самом деле, Ной, как известно, отдал Африку — Хаму, Азию — Симу, и наконец Европу — Яфету. Об Америке заметьте, ни слова, посему, следует заключить, что она была заселена несколько позднее, причем заселение это по необходимости могло идти лишь с одного из материков Старого Света. Возможно ли было предположить, что древним было известно о существовании Америки? Автор не видит в этом ничего невероятного: в самом деле, Птолемей по его мнению, был вполне осведомлен о существовании Китая и Великой Татарии, от которых до Нового Света рукой подать. Другое дело, что античные мыслители полагали эти земли незаселенными, так как они располагаются в тропической зоне — и посему, обходили их полным молчанием.

Вопрос лишь в том, что если все три континента, составляющих Старый Свет достижимы по суше, Америку отделяют океаны, так что первые поселенцы по необходимости должны были двигаться из Европы на лодках или кораблях, или из Азии, через гипотетический пролив Аньан, в чем автор совершенно солидарен с Акостой. Забегая вперед скажем, что обе эти возможности и сейчас берутся за основу во всех существующих теориях заселения нового материка, так что можно смело сказать, что в этом вопросе мы и в настоящее время следуем традиции, впервые предложенной Гарсией.

Споря со сторонниками идеи, будто древние не в состоянии были пересечь Атлантику за отсутствием компаса, наш автор выдвигает оригинальную гипотезу, что искусства мореплавания было отлично известно уже Ною (в самом деле, как-то ведь он управлял своим знаменитым ковчегом!), тогда как Господь открыл Адаму знание всех вещей — читай: и компаса, а ежели так, знание это, переходя от отца к сыну, могло благополучно дожить до исторических времен. В самом деле, евреи времен Соломона достигали морским путем Офира (кстати, почему не согласиться, что под этим именем скрывалась Новая Испания? — вопрошает автор, воскрешая таким образом полузабытую в его время теорию Педро Мартира. Известно, что финикийцы обогнули весь африканский континент, что по времени и даже по расстоянию во много раз превосходит путь до Америки, таким образом, большие расстояния для древних не были помехой, уверенно заключает автор, забывая, добавим от себя, что во всех случаях речь шла о плаваниях вблизи берегов; тогда как выход в открытое море для древних времен никем и никогда не был с убедительностью доказан. Однако, продолжим.

Более того, стоит на своем о. Гарсия, Атлантида Платона, остров псевдо-Аристотеля, цитата из «Медеи», о которой у нас уже шла речь, и наконец, таинственные «иные Спорады» Плутарха (мифический архипелаг, должный располагаться в районе Британских островов) — разве все это не говорит, что древние были отлично знакомы с Западным океаном, так что будущие поселенцы прекрасно знали, куда и зачем плывут. В конце концов, не о Новом ли Свете говорит Исаия в главе 66 своей книги?

«

18. Ибо Я знаю деяния их и мысли их; и вот, приду собрать все народы и языки, и они придут и увидят славу Мою.
19. И положу на них знамение, и пошлю из спасенных от них к народам: в Фарсис, к Пулу и Луду, к натягивающим лук, к Тубалу и Явану, на дальние острова, которые не слышали обо Мне и не видели славы Моей: и они возвестят народам славу Мою
20. и представят всех братьев ваших от всех народов в дар Господу на конях и колесницах, и на носилках, и на мулах, и на быстрых верблюдах, на святую гору Мою, в Иерусалим, говорит Господь, — подобно тому, как сыны Израилевы приносят дар в дом Господа в чистом сосуде. (Исаия 66:18-20)

»

И не являются ли «дальние острова» прямым указанием на Эспаньолу и Кубу? Возвращаясь к псевдо-Аристотелю, о свидетельстве которого мы подробно рассказали в первой главе, о. Гарсия охотно соглашается с одним из самых ярых приверженцев этой теории — Ванегасом Бустосом в том, что часть поселенцев, приговоренных в Карфагене к смертной казни, могла бежать и скрыться от соплеменников на благословенном острове, а оттуда практически без помех перебраться на континент. В самом деле, и карфагеняне и индейцы (по мнению Гарсии) приносили детей в жертву своим божествам, писания индейцев неуловимо напоминают пунические символы, и наконец, развалины, обнаруженные испанцами на Юкатане имеют явно «карфагенский вид». Кроме того, и те и другие имели жреческую касту, молились идолам и Солнцу, любили выпить (доказательство солидное!) и наконец, были полностью лишены тщеславия. Что касается явного несходства пунического языка к индейскими, а также огромного множества последних, Гарсия прямо возлагает в том вину на Врага Рода Человеческого, устроившего в Америке смешение языков, чтобы миссионерам было трудно проповедовать свое учение. На возражение о разнице в костюме, он совершенно резонно указывает, что костюм прямо связан с климатическими условиями, в и том в очередной раз попадает в точку. Вопрос, как практически безбородые индейцы могли произойти от карфагенян, обладателей пышной растительности на лице, так же легко отметается указанием на приспособление человеческого тела к климату — и снова наш автор на столетия опережает свое время и предвосхищает привычную для нас теорию складывания расового разнообразия человечества.

Знаменитая задача Акосты касательно происхождения американских животных, не имеющих видимых аналогов в Старом Свете, как признается сам автор, потребовала у него нескольких лет напряженных размышлений, после чего он пришел к остроумному выводу, что часть из них могла быть доставлена переселенцами на кораблях в качестве будущей охотничьей добычи (в самом деле, добавим от себя, римляне практиковали подобное, доставляя для своих цирков львов, страусов и бегемотов из Африки), а часть — перебраться на новое место через пролив Аньан, после чего приобрела современный вид таким же образом, как у вполне привычных животных рождаются порой совершенные уроды, мало напоминающие родителей, или посредством скрещивания между собой. Надо сказать, что и та и другая идеи опять же на века опередили свое время, так как и мутации (как это именуется в современной науке), и естественная гибридизация реально существуют, и против предложенного сценария вряд ли возразит кто-то из современных биологов.

Amerikanska folk, Nordisk familjebok.jpg
Разнообразие внешнего вида, языков и обычаев американских индейцев, по мнению Гарсии, обуславливается разницей в их происхождении.
Лейпцигский библиографический институт «Коренные жители Америк». - 1904 г. — «Шведская энциклопедия», т. 1. - Иллюстрация к изданию.

Далее, продолжает Гарсия, в Америку столь же легко могли попасть и представители Десяти Пропавших Колен. В конце концов, французский теолог Жильбер Женебрар, на которого он опирается в качестве основного источника, рассказывает о якобы еврейских могильных камнях, найденных на Азорских островах, также как и Америка, окруженных со всех сторон водой! В конце концов, Пропавшие Колена вполне могли попасть в Новый Свет через Татарию и монгольские земли, или через Китай, в любом случае, оказавшись у берегов пролива Аньан, и переправившись через который они бы оказались в «королевстве Аньян» (оно же — Арзарет псевдо-Ездры), и там благополучно сохраняются до современного ему времени. Заметим от себя, что в этом случае беглецам из ассирийского плена пришлось бы на своих двоих пересечь весь евразийский континент, но чего не сделаешь с Божьей помощью!… Длительное общение с язычниками привело к тому, что беглецы, отставив в сторону собственное желание на новой земле свято чтить Закон Моисеев, превратились вслед за монголами в солнцепоклонников, и вернулись в полудикое состояние. На возражение, что согласно Библии, царь Салманасар разделил своих пленников и расселил их в разных мидийских городах, о. Гарсия с готовностью возражал, что часть из них несомненно осталась на месте, в то время как прочие благополучно перебрались на новую родину. В самом деле, индейцев и северных евреев в равной степени можно было назвать племенами робкими (в самом деле, иначе как объяснить, то их смогла покорить буквально горстка авантюристов?), любителями пышных церемоний, идолопоклонниками и лгунами. Разве, в качестве образца еврейского героизма не приводилось из раза в раз племя иудино, тогда как северные его соплеменники отнюдь не могли похвастаться подобным? Кроме того, у индейцев, равно как и у евреев были крупные носы, гортанная речь, для обоих была характерна недоверчивость и неблагодарность, отсутствие щедрости, ношение одежд с короткими рукавами (надо сказать, что автор в этом моменте противоречит самому себе, напрочь забывая о роли климата в вопросе ношения платья). И те и другие хоронят своих мертвецов на «возвышенных местах», целуются в знак мира, опьяняются вином или соответственно, пьянящими растениями, в волнении поднимают руки к небу, зовут «братьями» родичей второй и третьей степени, разрывают на себе одежды в знак скорби, и т. д. Все, что касается видимой разницы между культурами индейцев и евреев, Гарсия привычно списывает на одичание и забвение, а также на некую «катастрофу», случившуюся в пути, и приведшую к тому, что индейцы напрочь разучились читать и писать.

Америку могли также заселить атланты Платона, в конце концов, он брал за основу реальную историю, а отнюдь не выдумку! Аристотель также упоминает о том, что Атлантический океан был не слишком глубок — конечно же, по причине осевшего на дно острова! Корень atl- со значением «вода», характерный для языка ацтеков также не мог возникнуть ниоткуда, замечает автор, отдавая должное наблюдательности Овьедо, первого автора подобной «теории». Что касается знаменитого утверждения Платона, будто Атлантида была размером больше чем Ливия (то есть «Африка») и Азия вместе взятые — это значит лишь то, что древним была известна небольшая часть этих земель. Платон полагает, что Атлантида затонула девять тысяч лет назад, то есть ранее Потопа, однако, столь же возможно предположить, что он использовал «годы» более короткие по отношению к солнечным (в чем с нашим автором будут вполне согласны многие из современных исследователей, продолжающие отстаивать реальность платоновского рассказа). На Американский материк атланты могли переселиться еще до катастрофы, точнее, они могли колонизировать близкие к Америке острова в океане, а оттуда, как водится, перебраться на материк. Кроме того, не следует забывать, что и на Атлантиде и в Перу на трон возводили первородного сына своих правителей, молились золотым изображениям богов, знали употребление меди, и наконец, полагали землю общественным владением — какие еще доказательства нужны, чтобы утвердить «атлантическое» происхождение индейцев?

Наконец, благожелательно воскрешая никем и никогда всерьез не признанную теорию Овьедо о «древних испанцах», якобы заселивших Америку, о. Гарсия также пытается подыскать аргументы в ее пользу. В самом деле, древние испанцы (Овьедо бы несколько удивился услышав подобное, правда, в это время его уже не было в живых), отличались грубостью, варварством, неприятием науки а также полным отсутствием управления. Все это было также характерно для индейского населения, доказывая тем самым его древнеиспанское происхождение. Кроме того, развивает далее свою теорию Гарсия, испанцы могли проникнуть в Новый Свет уже во времена Римского владычества. В самом деле, разве добротные дороги инков, наличие домашних собак, пристрастие к пурпурным тканям, гадание на внутренностях животных, и наконец, подобные весталкам жрицы — разве все это не говорило о явственном влиянии Вечного Города? И наконец, в кечуанском языке Гарсия сумел расслышать множество слов, сходных с современными ему кастильскими — все это давало возможность предположить миграцию в более позднее время, после победы мавров над королем Родриго в 711 году.

Кроме того, вслед за Сармьенто де Гамбоа, Гарсия был готов поверить в греческое происхождение хотя бы юкатанских индейцев, имевших в своем языке слова, по мнению исходного автора, схожие с греческими.

Таким образом, проанализировав все, для своей эпохи, известные возможности заселения Америк из Европы морским путем, Гарсия обращается к Азии, и племенам, потенциально имевшим возможность перебраться в Новый Свет через пролив Аньан. Для него в первую очередь это скифы, татары, китайцы и прочее население Восточной Азии — которое для него представляется как некий единый конгломерат. Эти «китайцы» имеют множество характерных черт, их роднящих с индейцами Америки: черты лица и общее сложение, отсутствие бороды. Что касается культуры, для тех и для других характерно идоло- и солнцепоклонничество, счет месяцев по фазам Луны, использование в качестве инструмента веревок с узлами, и наконец, у китайцев, также как и у индейцев существовал закон, практически неизвестный в других местах: предпочтительным правом наследования владели племянники в ущерб сыновьям. Разве это не позволяет предположить, что Америка заселялась из Китая?

Можно сказать, что гипотеза Грегорио Гарсии, наряду с гениальной догадкой Акосты составляют собой венец работы испанской мысли в этом направлении; ни до ни после — никто из мыслителей Пиренейского полуострова не смог подняться на подобную высоту. Вопрос, почему это произошло, вместе с анализом теории Гарсии как таковой, оставим для следующей «философской» вставки, так как она требует достаточно долгого и терпеливого анализа, а пока просто последуем дальше.

Испанская творческая мысль XVII в

В новом XVII в. испанская творческая мысль, столь плодотворная в прежние века, начинает стагнировать столь явно, что это бросается в глаза всем без исключения исследователям этого периода времени. Можно сказать, что Акоста, и Гарсия были двумя последними крупными авторами, завершившими первоначальный этап поиска; после них количество новых предположений начинает заметно идти на спад, доказательность их также стремится к нулю (как читатель в скором времени сам убедится). Прежние теории повторяются от одного автора к другому, несколько модернизируясь или наоборот — теряя доказательность и постепенно сдавая свои позиции, пока наконец, пальма первенства в поиске прародины индейских племен окончательно не переходит к авторам из Северной Европы. Впрочем, обо всем по порядку.

Начало XVII века ознаменовалось в первую очередь тем, что в европейской литературе впервые прозвучал голос самих аборигенов американского континента. Это был, в первую очередь, ацтекский принц Фернандо де Альва Иштлилшочитль, отдавший не один год своей жизни объемистому труду касательно истории его народа (впрочем, несколько приукрашенной), а также тольтеков и чичимеков; впрочем книга эта увидит свет уже много лет после смерти своего создателя. За перо взялся также чистокровный инка Хуан Санта-Круз Пачакути, оставивший не менее объемный труд под названием «Доклад о древностях сказанного государства Перу» и его земляк Гарсилиасо де ла Вега, обогативший литературу «Подлинными комментариями инков».

Однако, все трое авторов не смогли или не пожелали ничего добавить к интересующей нас теме. Иштлилшочитль, пространно описывая миф о творении, бытовавший у индейцев-тольтеков, по сути дела, иллюстрировал тем самым характерную для многих индейских племен точку зрения, будто предки их ниоткуда не «приходили», но были непосредственно созданы богами на своей земле. Пачакути ограничился тем, что объявил об индейском происхождении от Адама (ставя таким образом окончательный крест на давно уже мертвой недо-теории об их «животном» происхождении), де ла Вега, де-факто опровергая «офиритов» доказывал, что слово «Перу» было совершенно неизвестно жителям соответствующей земли вплоть до испанского завоевания.

Индейским авторам вторил Франсиско де Авила, в своем «Трактате и докладе, касательно заблуждений, лже-богов и суеверий… Уарочири», также отстаивал происхождение индейцев от общечеловеческого праотца Адама, а также идею, согласно которой заселение нового материка произошло во время после Всемирного Потопа.

Что касается теорий, более или менее дискутируемых в предшествующие времена, Атлантида в начале XVII в. стала весьма явно сдавать свои позиции; при том, что большинство исследователей просто обходили молчанием такую возможность (как видно, не придавая ей серьезного значения), Хуан де Солорсано (о котором речь у нас пойдет ниже), достаточно прямолинейно назвал «эту историю неправдоподобной и по мнению моему, вымышленной», ему вторил Хуан Виллагутейре де Сотомайор, полагавший все тот же платоновский остров «неправдоподобной выдумкой».

Что касается финикиян и карфагенцев на американской земле, а также неизбежного в таких случаях вопроса о происхождении американских животных, мнения исследователей в этом случае разделились. Если уже упомянутый нами Торквемада категорически отвергал подобную возможность, его коллеги Педро Симон и Бернардо де Лисано склонны были отнестись к рассказу псевдо-Аристотеля с полным доверием. Поправляя изначального автора, Симон готов был предположить, что карфагенские моряки не только не вычеркнули из памяти существование диковинного острова, но вернулись на него вместе с женами и детьми, основав, таким образом, полноценную колонию, и также захватили с собой диких зверей, чтобы не тяготиться невозможностью милой им сердцу охоты.

Анонимный автор «Исагогики» (1711 г.), придерживавшийся мнения, будто в Америке располагался библейский Офир также полагал, что к ее заселению позднее приложили руку карфагеняне, и что «статуи, сооружения и письменность Гватемалы» свидетельствуют о несомненном влиянии Карфагена. Впрочем, его оппонент, Диего Лопес Коголлудо, подвергший исследованию все вышеперечисленное не нашел в том ни малейшего сходства с пуническим искусством или же письменностью. Еще один, мягко говоря, оригинальный автор — Фернандо де Монтесинос, по некоему капризу неизменно именовавший новый континент «Хамерикой» (Hamérica), готов был достаточно смело предположить, что переселение произошло вскоре после выхода из Ковчега, так как потомки Ноя оказались слишком многочисленны и в Старом Свете места для них в скором времени принялось недоставать. Посему Офир вместе со своим семейством счел за лучшее перебраться в Новый Свет… и дальнейшее ясно. Впрочем, согласно его же мнению, в дальнейшем офиритов дополнили на новом континенте финикийцы из Тира и карфагеняне. Кстати, что касается самого наименования, один из позднейших исследователей творчества этого автора, Маркос Хименес, полагал, что Монтесинос предпочитал производить его не от банального имени «Америго», но от таинственной латиноязычной анаграммы Haec Maria — то есть «Эта Мария» (имея в виду, конечно же, Мать Спасителя). Действуя в том же русле, Алонсо де Самора полагал, что Америка досталась в наследство старшему из сыновей Ноя — Яфету, и уже потому индейцы имеют общее происхождение с европейскими народами.

Зато история Десяти Пропавших Колен продолжала пользоваться неизменной популярностью. Уже упомянутый анонимный автор «Исагогики» не поленился проследить предположительный путь еврейских племен через Татарию и неизменный пролив Аньан в Новый Свет, где они заселили собой все пространство к северу от перешейка Теуантепек, причем заходит так далеко, что неизменно именует Америку именем «Арсареф». Что касается южной части страны, ее, по его же мнению, населили карфагеняне, и предположительно — египтяне и испанцы (по-видимому, древние). И наконец, уже упомянутый Педро Симон, доводя «еврейскую» теорию до логического завершения, предполагает, будто этими поселенцами были не кто угодно, а весьма конкретно — племя Иссахара. В качестве доказательства, он ссылается на «пророчество» праотца Иакова, касательно каждого из его сыновей, причем в этом случае оно гласит: «Иссахар осел крепкий, лежащий между протоками вод…» (Книга Бытие 49:14) Несколько вольно толкуя библейский текст как «лежащий между двумя оконечностями» Симон ничтоже сумняшеся, помещает его в Америку, располагающуюся между двумя океанами (или — по другому толкованию, «между водой и тропиками». Что касается самого пророчества, Симон также толкует его несколько оригинальным образом, полагая, что будущим индейцам требовалась «ослиная» выносливость, чтобы достичь новых мест, и также в Новое Время их ожидала «ослиная» участь — стать слугами испанцев.

Впрочем, этот же исследователь, ссылаясь на обещание библейского Бога отдать людям всю землю, полагал, что Америка была населена задолго до Потопа. В качестве доказательства, он ссылался на мнение неких неназванных перуанцев, по словам которых высоко в горах был якобы найден корабль — ну конечно же, занесенный туда водами Потопа. Кроме того, в Мексике находили кости «слонов», которые без сомнения, были частью допотопной фауны. Надо сказать, что в этом вопросе он был не так уж не прав: американский слон действительно существовал и действительно вымер задолго до появления европейцев в Новом Свете. Кроме того, продолжал развивать свою мысль Педро Симон, на американском континенте не раз находили гигантские кости — в полном согласии с Библией, нечестивые великаны, населявшие Землю до потопа были им полностью уничтожены — какие еще доказательства требовались для подтверждения подобной теории? Что касается великанов, мы уже в достаточной мере обсудили этот вопрос в первой главе, и потому к нему возвращаться не стоит.

Еще один испанский исследователь, родившийся в Мексике (на языке того времени — «креол»), Алонсо де Бенавидес в своем собственном сочинении «Memoria» («Памятное», 1634 г.) указывал, что якобы у индейцев, живущих на побережье Мексики (к сожалению, не проясняя, о каком именно из двух океанов идет речь), якобы сохранилось предание о том, что предки их происходят из Китая. Впрочем, и в этом случае мы,похоже, имеем дело со сведени

Беглецы времен Синаххериба

Sanherib-tr-4271.jpg
Синаххериб.
Неизвестный резчик по камню «Синаххериб». - VII в. до н.э. — Изображение на одной из гор хребта Аль-Джуди. - Турция.

О человеке по имени Антонио Васкес де Эспиноса известно очень мало; впрочем, то же самое можно сказать о множестве иных испанских авторов того времени, посвятивших себя исследованию Нового Света. Для нашего автора неизвестна даже точная дата его рождения; в качестве предположительного интервала называют обычно последнюю треть XVI в. Родился будущий писатель в городе Херес-де-ла-Фронтера (Кадис, Испания), где, видимо, и принял монашеский постриг, в достаточно раннем возрасте вступив в кармелитский орден. Однако, размеренная монашеская жизнь, посвященная работе и молитве, как видимо, не в достаточной мере удовлетворяла нового адепта, и молодой монах со всем пылом окунулся в изучение теологии, что позволило ему в короткий срок превратиться в одного из ведущих знатоков этой дисциплины. Известно, что будущий автор «Путешествия и плавания, совершенных в 1622 году флотом Новой Испании и Гондураса» (1624 г.), отличался искренним благочестием и оставил след в религиозной жизни своей епархии многочисленными пожертвованиями на дело укрепления католической веры. По всей видимости, этот искренний порыв не остался незамеченным, и Васкесу предложили применить свои таланты в качестве миссионера в среде туземного населения Новой Испании.

Посему, оказавшись на американской земле, и вслед за тем исколесив вдоль и поперек все вице-королевство Перу и Мексику, проповедуя среди индейцев «слово Божие», после чего вернулся в Испанию около 1622 г. Уже пожилой по тому времени монах, выбрал своей резиденцией Малагу, однако не отказывал себе в удовольствии время от времени посещать Мадрид, Севилью, и другие города. Известно, что в течение некоторого времени он исполнял обязанности цензора Св. Инквизиции, а также оставил после себя несколько сочинений богословского и географического характера, из которых нас будут интересовать уже упомянутое «Путешествие…» а также «Обстоятельства заключения договоров и соглашений в Перуанских Индиях, и Новой Испании, а также описание Индий». Скончался этот незаурядный человек в Севилье, в 1630 г.[11]

Что касается интересующего нас вопроса, для начала стоит заметить, что о. Васкеса не обошла повальная «мода» отправлять в Америку библейских персонажей. Постулируя, что Америка была изначально заселена офиритами в 1943 г. до н. э. (только не спрашивайте, читатель, откуда взялась такая точная дата!), полагает, что в дальнейшем в Новый Свет прибыли евреи колена Иссахарова (или как он сам передает звучание этого имени «Иссакара»), или цитируя самого исследователя: «Лучшие люди тогдашнего мира, иными словами… Десять Колен Израилевых, сосланных королем Салманасаром (заодно путая ассирийских царей, так как как мы помним, речь идет о Саргоне II) в необитаемые земли … в особенности же — племя Иссахара», причем датирует это переселение 943 г. до н. э.

Позднее к первоначальным поселенцам, по всей видимости, присоединились иудеи, бежавшие от полусумасшедшего тирана Синаххериба, карфагеняне, скандинавы, татары, и наконец, китайцы — коротко говоря, в Новом Свете не побывал только ленивый, при том, что автор не дает себе труда ответить на вопрос, почему об Америке и ее населении нет ни единого слова в древних источниках.

С офиритами и карфагенянами все уже ясно, о татарах мы поговорим несколько позднее. Что касается китайцев и скандинавах — ввиду того, что автор ни единым словом не проясняет далее свою мысль, остается только гадать имелись ли в виду совершенно реальные плавания в Гренландию и Винланд а также путешествие Чжэн Хэ, о котором уже шла речь — или же автор выбрал эти народы из соображений чисто умозрительного свойства, одних — как географически близких к проливу Аньан, других — как умелых мореходов. Однако, на этот раз давайте остановимся на возможность переселения в Америку при Синаххерибе, царе Ассирии.

Этот своеобразный правитель, получивший у потомства нелицеприятное прозвище «Бесноватый», начал свое правление с того, что отказался от собственного отца — Саргона, после чего объявил себя полубогом, и соответственно, прямым потомком царей-полубогов, правивших до Всемирного Потопа — Адапы и Гильгамеша. Засим же, как это часто бывает с правителями, искренне поверив в собственное сочинительство, новый правитель посчитал прежнюю столицу своей империи — Ашшур, недостаточно пышной для своего величия, и перевел свой двор в провинциальную доселе Ниневию, ставшую, опять же, в глазах иудеев и последующих за ними христиан, воплощением всевозможных пороков и мерзостей. Как то ни удивительно, найденные на стенах города барельефы и другие археологические свитедетельства во многом подтверждают библейский рассказ; по меткому замечанию немецкого историка археологической науки К. Керама

« Это был город, где власть принадлежала узкой прослойке господ независимо от того, на чем они основывали свое право господства: на праве крови или происхождения, расовом превосходстве, деньгах, насилии или же на изощренной комбинации всех этих «достоинств». »

Итак, новый правитель Ассирии был человеком без сомнения наделенным природой многими талантами; известно, что он увлекался искусством (в частности — архитектурой), техникой, наукой, принимал участие в спортивных состязаниях, однако же, нрав у первого правителя Ниневии оказался вполне под стать будущей репутации своей столицы: неукротимый, бешеный, уничтожающий все на пути к вожделенной цели. Известно, что в первые годы своего правление Синаххериб едва ли не разорил страну всевозможными поборами на строительство, которому предавался со всей страстностью, присущей его неукротимой натуре. Судите сами, читатель, выстроив гигантский храм бога Ашшура в одноименном городе, новый цезарь отнюдь не удовлетворился этим, но на прилегающей площади величиной ни много ни мало 16 квадратных километров, приказал пробить глубокие ямы и наполнить их землей, чтобы вопреки самой природе, вокруг храма раскинулся пышный сад.

Впрочем, все это было только началом, ибо царь, как водится, желая придать непреходящий блеск своему имени за счет соседей, вел бесчисленные войны — с касситами, галлеями, и наконец, иудейским царством. Впрочем, в последнем случае ему не повезло. Несмотря на то, что ассирийские надписи хвастливо сообщают, будто Синаххериб уничтожил в «земле иудейской» 46 крепостей и деревень без счета, сильно укрепленную столицу — Иерусалим, ему взять не удалось.

Peter Paul Rubens 082.jpg
Гибель войска Синаххериба.
Питер-Пауль Рубенс «Гибель армии Синаххериба». - Первая половина ХVII в. — Холст, масло. - Старая пинакотека. - Мюнхен, Германия.

Как известно, пророк Исайя, состоявший на службе иудейского царя Езекии, предсказал:

« Посему так говорит Господь о царе Ассирийском: «не войдет он в этот город и не бросит туда стрелы, и не приступит к нему со щитом, и не насыплет против него вала.

По той же дороге, по которой пришел, возвратится, а в город сей не войдет, говорит Господь.
Я буду охранять город сей, чтобы спасти его ради Себя и ради Давида, раба Моего».
И вышел Ангел Господень и поразил в стане Ассирийском сто восемьдесят пять тысяч человек. И встали поутру, и вот, все тела мертвые.
И отступил, и пошел, и возвратился Сеннахирим, царь Ассирийский, и жил в Ниневии.
(Исайя 37:33-27)

»

В настоящее время историки склонны полагать, что войско завоевателя погубила некая эпидемия — возможно, тропическая лихорадка.

Так или иначе, покинув Иудею, Синаххериб отнюдь не пожелал оставаться бездеятельным. в 689 г. до н. э. очередной его жертвой стал опять же прославленный Библией Вавилон, который несмотря на все усилия прежним царям не удавалось привести к покорности на сколь-нибудь продолжительное время. Посему, Синаххериб со свойственным ему размахом, решил вопрос радикальным образом: приказав перебить население города от мала до велика, превратить в развалины дома и храмы, знаменитую Вавилонскую башню и главный городской храм обрушить в канал Арахту, и наконец, отвести воды Евфрата, чтобы они затопили город, превратив его в гигантское озеро. Да, бесноватому фюреру ХХ века было с кого брать исторический пример!… В довершение всего, он решил закончить уничтожение города символическим (или магическим — это уж как судить), образом. С этой целью взятая из Вавилона земля была погружена на корабли, отвезена в порт Дильмун, что в Персидском заливе, и наконец, развеяна по ветру.

Конец тирана, как водится, оказался плачевным. Проникшись страстью к одной из своих наложниц — Накии, сколь о том можно судить, принадлежавшей к низшему сословию, он пожелал в обход старших сыновей сделать своим наследником ее сына Асархаддона. Забегая вперед, скажем, что выбор оказался правильным, и Ассархаддон Великий станет одним из самых прославленных правителей Междуречья, однако для самого Синаххериба подобное решение оказалось роковым.

Принудив оракула одобрить царскую волю, Синаххериб, конечно же, не успокоился на этом, но приказал собрать солидное представительство, в которое вошли аристократы, простолюдины и наконец, его собственные старшие сыновья, и в категорической форме потребовал от них согласия с новым законом о наследовании. Конечно же, согласие было единогласным, и как водится, лживым. Однако, Синаххериба, по-видимому, успокоили всеобщие заверения в покорности его царственной воле, и это станет для ассирийского владыки последней ошибкой. Старшие сыновья, видя себя несправедливо обделенными, вскоре после этого события подкараулят отца в храме и зарежут его прямо перед статуей божества.

Проницательный читатель опять же пожелает понять, при чем тут Америка и ее население, однако, увы, ясного ответа на этот вопрос, по-видимому, не знал и сам автор искомой теории. Сколь о том можно догадаться, по его мнению часть иудеев, теснимая войсками ассирийского тирана, впала в такую панику, что наскоро выстроив корабли, погрузилась на них вместе с детьми и женами и пустилась в плавание в никуда, пока волею судеб, не уперлась в американский континент. Иными словами, перед нами опять чисто гадательное предположение, будто некто мог отплыть откуда-то там и прибыть куда-то еще, причем автору, безапелляционно объявляющему даты подобного путешествия, явившегося его воображению, требуется безоговорочно верить на слово. Посему, оставляем эту теорию как явно бесперспективную, и движемся далее.

Татары в Новом Свете

Как мы уже видели, первым попытку разглядеть в азиатских татарах предков американских индейцев предпринял все тот же Гарсия, после него — Диего Роча, о котором речь пойдет чуть ниже, и затем на некоторое время эта теория стала достаточно модной в Европе, прежде чем окончательно исчезнуть где-то на рубеже следующего века; однако, в качестве исследователя, посвятившего этой теме достаточно пространное упоминание в своих работах следует безусловно считать Антонио де ла Каланча (1584—1654 гг.)

Вслед за Хуаном Суаресом — автором представления, будто индейцы восходят по прямой линии к библейским ханаанеям, Каланча был креолом — испанцем, появившемся на свет в в одной из американских колониях. Его отцом был капитан испанского флота Франсиско де ла Каланча и доньи Марии де Бенавидес. Будущий писатель появился на свет в Чукисаке, на территории современной Боливии. Судя по всему, это семейство отличалось ревностным благочестием, так как двое старших (?) братьев Антонио постриглись в монахи, сам он также вступил в августинский орден четырнадцати лет от роду. Как видно, способный молодой монах быстро сумел обратить на себя внимание духовного начальства, так как вскорости был отправлен в одно из старейших учебных заведений испанской Мексики — иезуитскую коллегию Сан-Ильдефонсо, которую, как видно, закончил с очень хорошими результатами, так как уже во время обучения был рукоположен в священники.

Каланча продолжил свое образование в университете Сан-Маркос, где в это же время подвизался еще один будущий исследователь происхождения индейцев — Диего Андрес Роча, о котором речь пойдет ниже, однако, о том, насколько были знакомы эти двое (и были знакомы ли вообще), история умалчивает. Так или иначе, закончив обучение со степенью доктора теологии, Каланча вернулся в коллегию Сан-Ильдефонсо, где изначально занял пост преподавателя, а несколькими годами позднее был повышен до ректора всего учебного заведения. Известно, что в эти годы любознательный монах как минимум дважды посетил земли вице-королевства Перу, старательно собирая и записывая крупицы информации, которые станут позднее основой его фундаментального труда «Моральная хроника Ордена Св. Августина и Перу, включающая в себя также памятные достижения таковой монархии, посвященная Cв. Деве Милосердной, единственной госпоже и покровительнице сказанного же Ордена», в котором он посвящает интересующему нас вопросу две объемистых главы.

При жизни трудолюбивый монах успел издать ни много ни мало — четыре объемистых тома своего сочинения, причем этот основательный труд почти немедленно получил самое широкое признание и стал настольной книгой для многих исследователей Нового Света. Сам автор, не удовлетворяясь достигнутым, собирал материал и готовил продолжение начатого, когда на семидесятом году жизни скоропостижно скончался от апоплексического удара, как утверждают документы того времени, «1 марта 1654 года, во второе воскресенье Великого Поста, в 7 часов утра», перед утренней мессой[12][13].

Итак, в уже упомянутом сочинении, Каланча начинает с того, что попросту отвергает возможность заселения Америки из Карфагена (никак свою точку зрения не обосновывая), и столь же лаконично расправляется с попытками заселить американский континент выходцами из древней Испании. Столь же решительно он расправляется с гипотезой о Десяти Потерянных Коленах, указывая, что во-первых, Третья Книга Ездры является источником апокрифическим и уже потому не заслуживающим доверия к себе в полной мере, во-вторых, вряд ли можно предположить, что ассирийский царь не приглядывал за своими пленниками и дал им столь беспрепятственно улизнуть. Кроме того, даже самое пристальное изучение индейских языков и обычаев по его мнению, не выявило ни малейшего сходства с древнееврейской культурой (и этот вывод, в самом деле, сложно оспорить). Ироничный автор далее попросту насмехается над историей о «колене Иссахара», называя ее «глупостью», Отвергая, в самом деле сомнительный, «довод» Педро Симона, в согласии с которым рабское состояние индейцев было явным «доказательством» их происхождения от Хама — дурно воспитанного сына Ноя, Каланча вполне резонно указывает, что во-первых, в соответствии с буквой Священного Писания проклят был не Хам, но сын его Ханаан, во-вторых, подобный подход с равным успехом применить к христианам, оказавшимся волею судеб под мусульманским владычеством, африканским неграм, в те времена ставшим предметом работорговли — да мало ли к кому еще, отправляя вслед за тем «ослиное» толкование индейцев как потомков Иссахара.

Впрочем, оставаясь в русле традиции, начатой, как мы помним, Акостой, этот автор вслед за францисканцем Педро Симоном, впервые выдвинувшем соответствующую гипотезу, готов был согласиться, что по крайней мере, до Потопа Старый и Новый свет составляли единое целое, и кроме того, Адам, обученный всевозможным «наукам» и вслед за ним праотец Ной вполне могли освоить искусство кораблевождения.

Кроме того, Каланча, уже успевший ко времени написания своей книги ознакомиться с отчетами братьев Бартоломе и Гонсало Гарсия де Нодал (1621 г.), обогнувшими вслед за Магелланом южную оконечность американского континента. Братья Нодал, подобным образом, сумели убедительно доказать, что (по крайней мере) Южная Америка, нигде не соприкасается, и даже не приближается на сколь-нибудь близкое расстояние к иной суше. Посему, Каланче уже из соображений здравого смысла оставалось заключить, что единственная возможность достичь Нового Света была воспользоваться неким перешейком, должным располагаться в Азии, соединяя северо-восточную часть Старого Света с северо-западной частью Нового. На то, что речь могла идти исключительно о сухопутном пути его наводил факт населенности американского континента хищными зверями — как мы помним, не раз выступавший камнем преткновения для той или иной теории.

Таким образом, наилучшими кандидатами на заселение нового континента по его мнению, должны были выступить татары — как самые географически близкие к оконечности Азии и гипотетическому проливу Аньан. Столь же вероятной ему представлялась возможность, что материк Северной Америки где-то в своей оконечности подходит близко или и вовсе соприкасается со Скандинавскими странами (напомним, что в те времена определение географической долготы еще оставалось непосильной задачей!) и посему, в Новый Свет могли с легкостью перебраться лапландцы и курлянцы, которые также по его мнению, происходили от татар. Как мы видим, теория Энрике Мартинеса в лице Каланчи нашла своего верного продолжателя!

«Я уверен — писал в своем сочинении Каланча — что когда схлынули воды Потопа и море вернулось к прежнему своему дну а вода — прежним своим очертаниям, все это составляло единый континент, не разделенный ни единым проливом от Татарии до Чили.» Желая подкрепить свою точку зрения, он, по обычаю времени, приводит далее длинный список «сходств» в обычаях, религии, и наконец — внешнем виде и цвете кожи (принимая последний не без оговорок, так как сами индейцы достаточно сильно разнятся между собой в этом вопросе). Временно остановимся на этом и обратимся к сибирским татарам как вполне реальному (в отличие, к примеру, от платоновских атлантов), народу и рассмотрим гипотезу об их возможной связи с жителями обеих Америк.

Итак, первые сведения о «народе, именуемом татар», появляется в китайских хрониках V в. н. э. Современные специалисты расходятся во мнениях касательно рода, к которому восходили эти исконные «татары», порой их считают монголоязычными, «Британская энциклопедия», в свою очередь, настаивает на их тюркском происхождении. Как видно, из всех кочевых племен, татары чаще всего соприкасались с китайцами, торговало с земледельческим населением, и попросту располагались в сравнительной близости от китайских границ, так что удобный этноним постепенно распространился на все кочевые народы, обитавшие в этой части азиатского континента. Конечно же, в огромной массе кочевников различали «белых», «черных», и наконец, «лесных» татар, однако, общее их обозначение сумело пережить века, в XI—XIII вв. став окончательно общепринятым. Из Северного Китая хорезмские и арабские путешественники и купцы понесли весть о «татарах» далее, на Ближний Восток, и наконец, в Европу, где удобное название также нашло себе место на страницах ученых сочинений.

Надо сказать, что само это племя исчезло в то же время, когда название его распространилось на огромную территорию. Дело в том, что татары сумели насолить персонально будущему покорителю Вселенной. Как видно, эти два народа жестоко враждовали, так как первым «потерпевшим» оказался его прадед, захваченный татарами в плен и вслед за тем проданный в Китай в качестве раба. Впрочем, на этот заклятые враги не успокоились, и когда отец юного Чингиса, Есугей — оставив девятилетнего сына «в зятьях» у Дэй-Сечена, с дочерью которого — Борте, мальчику предстояло со временем вступить в брак, возвращался домой через татарскую степь. Разглядев в том для себя возможность расправиться с врагом, татарский военачальник с притворным миролюбием пригласил Есугея разделить с ним обед. По обычаям Степи, отказ был бы воспринят как оскорбление, Есугей вынужденно согласился, и за обедом был отравлен. Позднее, уже захватив власть, Чингисхан разгромит татарское войско, и мстя за отца, прикажет вырезать всех мужчин татарского племени «ростом выше колеса телеги» — обычный, надо сказать, способ для кочевников тех времен разделываться с врагами. В результате подобной расправы племя татар окончательно исчезает с исторической сцены, по всей видимости, попросту растворившись среди монгольского большинства.

Однако же, ненависть великого завоевателя к татарам была столь велика, что он пожелал вычеркнуть даже имя татар из памяти народа, и запретил всем своим подданным именовать его народ «татарами». Впрочем, логика языковых законов в этом случае оказалась сильнее воли завоевателя, и этноним «татары» благополучно уцелел на европейском континенте, превратившись в наименование любого азиатского кочевого народа. В XIII веке, богатом на красочные описания диковинных земель, на карте появляется «Великая Татария», населенная великанами и мифическими чудовищами, зачастую сопоставлявшаяся с Великой Сарматией а также родиной библейских Гога и Магога, которые, как известно из «Апокалипсиса Иоанна» должны явиться в мир в конце времен. Географические очертания Великой Татарии несколько менялись с веками, однако, можно сказать, что по мнению средневековых жителей Европы, она охватывала собой едва ли не всю Азию, причем наряду с Великой существовала и Татария Малая, занимавшая скифские степи между Азовским и Черным морями на западе, а на востоке — протягиваясь вдоль до Татарии Великой.

Один из выдающихся географов Эпохи Возрождения — Дионисий Петавиус уверенно писал о Великой Татарии в одном из своих сочинений («Истории мира или же Трактате о Времени»):

« На востоке она ограничена Китаем, Морем Цин (или Восточным Океаном) и Анианским проливом. На западе горой Урал. На юге реками Ганг и Оксус <ныне Абиам> Индостана и верхней частью Китая »

Диего Андрес Роча и его теория трех миграционных волн

О человеке по имени Диего Андрес Роча нам известно также сравнительно немного. По всей видимости, это был уроженец колоний, так как он закончил одно из старейших учебных заведений вице-королевства Перу — Университет Сан-Маркос (Лима), после чего всю свою жизнь провел в Лиме и Кито, выступая в роли судебного чиновника королевской аудиенсии (Лима), и преподавателя все в том же Университете Сан-Маркос[14][15]. Оставаясь полностью под влиянием традиции, заложенной Грегорио Гарсия, этот автор в свою очередь выпустил сочинение под претенциозным наименованием «Трактат общий и единый, касающийся происхождения индейцев Перу, Мексики, Санта-Фе и Чили». Полностью соглашаясь со своим учителем, касательно того, что генезис индейцев предусматривал наложение друг на друга нескольких волн миграции, он выдвигает в качестве основного предка американских краснокожих — басков Испании и Франции, а затем, во вторую и третью очередь, Десять Колен Израилевых, и наконец, загадочный народ «готских скифов», вскользь также упоминая офиритов, атлантов, татар, и наконец, курляндцев.

Что касается Десяти Колен, вклад Рочи в уже существующие концепции сравнительно невелик. В качестве доказательств он пытается утверждать, что кечуанский язык имеет «видимое сходство» с древнееврейским, что индейцам и евреям свойственны плащи и прически более-менее единого типа, и что слово «Юкатан» имеет без сомнения, еврейские корни. И наконец, принимает всерьез «доказательство», над которым немало посмеялся его предшественник — Антонио де ла Каланча. Смысл сего глубокомысленного рассуждения состоит в том, что слово iudio — «иудей» отличается от «indio» — индеец одной кем-то не понятной буквой. Можно ли доказать искомый факт с большей неопровержимостью?…

В качестве следующего пункта наш автор переключается на вопрос, каким образом евреи могли достичь Американского континента, отводя на подобное исследование ни много ни мало — шестьдесят страниц убористого текста. Соглашаясь с Гарсией он полагает, что движение шло через азиатский пролив Аньан, и покинув Ассирию и Мидию, представители Десяти Колен пересекли Персию, Скифию и Татарию, благополучно достигнув таким образом Мексики (не будем забывать, что в то время полумифический пролив Аньан путешествовал по прихоти географов от крайнего севера до тропических широт, так что в этом конкретном случае упрекать нашего автора явно не стоит).

Повторив вслед за Гарсией аргумент, в наше время признанный совершенно правильным, что цвет кожи, как и наличие и отсутствие растительности на лице и теле в первую очередь определяется климатом и далее вновь выдвигает удивительно точную догадку, что подобное изменение требует изоляции и множества поколений, набирая силу очень и очень постепенно. Напомним, до до появления дарвиновской теории пройдет еще не одно столетие. Стоит удивиться, читатель, что вполне здравые соображения, касательно естественнонаучных вопросов в это время столь у многих авторов продолжают смешиваться с полной бессмыслицей, когда дело доходит до лингвистики.

В самом деле, что касается «сходств» iudio — indio, полная нелепость подобного рассуждения бросалась в глаза уже современникам нашего автора. В самом деле, индейцы никогда не именовали себя таким образом, слово «indio» в научный обиход ввел собственной персоной Христофор Колумб, до конца жизни отстаивавший идею, будто ему удалось достичь Индии и земель «Великого Хана». Посему прежде чем утверждать что-либо подобное, Роче следовало взять на себя труд по разысканию доказательств, будто понятие «indio» существовало ранее того, или слепо в это поверить, сославшись на им же сконструированную «историю» праотца испанцев — Тубала, который якобы заселил своими потомками Новый Свет. Впрочем, поговорим об этом подробнее.

Баски на американской земле

Basques.jpg
Баски в национальных костюмах.

Итак, в начале своей работы коротко остановившись на предыдущих попытках решить проблему, а также соглашаясь с Гарсией касательно того, что «мнение» представляет собой (пока что) единственный источник и возможность докопаться до истины, автор переходит к собственно доказательной части своей работы, объявляя, что

« Таковые Вест-Индии заселены были вскоре после Всемирного Потопа потомками Яфета, сына Ноя. От Яфета произошел Тубал, заселивший… Испанию своими потомками… а те же, непосредственно соседствуя с островом Атлантида, через его посредство достигли в качестве колонистов материковой Америки. »

Впрочем, не ограничиваясь подобным рассуждением, автор, продолжая двигаться в русле «доказательств» предложенных Гарсией, отмечает, что «древние испанцы», заселившие собой все пространство «от Магелланова пролива до пролива Аньан», передали своим потомкам — арауканам и карибским индейцам присущую им воинственность, тогда как робость, которую отмечали у многих индейских племен путешественники и конкистадоры, обязана своим происхождением последующим двум волнам миграций. Древние обитатели Испании, по мнению Рочи, жили в дикости, и спали под открытым небом, в точности как многие из индейских племен, и те и другие были грубыми варварами, поклонявшимися идолам. И те и другие отличались простотой нравов, невысоким ростом и коренастым сложением. И те и другие практиковали жертвоприношения маленьких детей, а если присмотреться получше — их праздники и музыкальные инструменты также имели между собой много общего. И те и другие носили одеяния с бахромой, и круглые плащи-пончо с дыркой для головы работали в поле, разделяли мужские и женские занятия, мотыжили землю и не знали денег, убивали своих детей, чтобы те не попали в рабство и наконец, занимались собирательством, жили небольшими группами, имели сходное оружие и сходные методы ведения войны, использовали военную окраску для лица и тела, подавали сигналы дымом, и наконец, включали в состав своей армии женщин.

Кроме того, по мнению все того же автора, язык кечуа у чилийских инков продолжал сохранять следы древнейшего языка Испании — баскского, как единственного оставшегося незамутненным со времен прародителя Тубала, в то время как прочие языки благополучно смешались с языками соседей. В качестве примера, он приводит следующие «соответствия»

  • gache или gacha (Баскск.) — cacha (Кечуа) — равно обозначают «соль».
  • vura (Баскск.) значит «вода», в то время как jurac на языке инков обозначает «белый» — то есть по мнению автора, в виду имеется «цвет воды».
  • upia (Баскск.) значит «бочонок», — upiai на кечуа переводится как «пить» — то есть по мнению автора, речь шла о питье из некоего сосуда (бочонка?)
  • mucho (Баскск.) — muchar или mochar на кечуа равно обозначают «церемониальный поцелуй».

Само же переселение, как он полагает, произошло около четырех тысяч лет назад, в то время, когда язык Тубала все еще существовал в своем первоначальном и незамутненном состоянии. Сделав столь глубокомысленный вывод, автор обрушивает на голову оторопевшего читателя очередную порцию «сходств» на этот раз топонимического характера. В частности, по его заявлению, древнейшим именем Америки было «Anaguac», которое он тут же мастерски раскладывает на «ana» и «gua», трактуя это как «окруженная водой» — и тут же обращает внимание, что корень «гуа» (или «гва» — в российских переводах) так же характерен для Испании — вспомнить хотя бы реки Гвадалквивир и Гвадиану. Точно также в Америке существуют территории и селения по имени Гуахака (то есть «Оахака» в Мексике), Гватемала, Гуанако (имеется в виду г. Уануко в Перу), и т. д. и т. п. — называя вслед за тем еще несколько похожих наименований. Кроме того, по мнению Рочи «Анды» были когда-то наименованием всего континента, и слово это имеет испанское происхождение.

Во Флориде существует селение «Тобал» — разве не ясно, что его имя было дано в честь библейского Тубала-прародителя? Брата Тубала звали Иаван, и конечно же, в его честь названа кубинская столица Гавана. Библейский Ектан, ясное дело, подарил свое имя полуострову Юкатан, древнее имя Испании «Пания», осталось в памяти индейцев, давших одному из полуостровов в современной Венесуэле имя «Пария». Селение Либичука, ясное дело, хранит память о староиспанской Либисуке или же Либисоке, а Гуйякилу конечно же, соответствует арагонский Гуарте Аракил, инкское имя Пауллу явно восходит к Павлу, и получено от римлян через посредство карфагенян.

Кроме того, добросовестно продолжает автор, и древние испанцы, и индейцы красили свои лица алым, у них процветало пьянство, и те и другие использовали лодки на кожаной основе, практиковали многоженство, не знали грамоты, не сеяли злаков, но вместо того «древние испанцы», по мнению автора «варили напиток по имени cesía или cería из пшеницы и ячменя, и с тем иных кореньев», были склонны к меланхолии, имели сказания о Потопе и наконец, были равнодушны к серебру и золоту.

Несомненно, соглашается автор, Норвегия и некоторые части Африки чисто географически лежат к Новому Свету ближе, чем современная Испания, однако следует помнить, что Атлантида, ныне затонувшая, начиналась едва ли не у современного порта Кадис, и почти упиралась в Мексиканский залив, так что испанцы могли достигнуть противоположного континента без всякого труда, в то время как до Гренландии из северных земель были многие недели пути. И наконец, завершая первую часть своего исследования, автор триумфально заявляет:

« После Потопа испанцы перебрались в Новый Свет, и после многих столетий Господь возвратил его Испании по праву собственности… О сколь безмерны мудрость и ведение Всевышнего, постановившего, дабы по истечении стольких веков острова эти вернулись к Испанской Короне через посредство Колумба. »

Ох… прежде чем у читателя пойдет кругом голова от огромной массы нестыкующихся между собой сведений, остановимся и предметно поговорим о первой и основной по мнению Рочи волне миграции — басках[16].

Наш автор затронул очень интересную тему, обратив внимание именно на этот народ. Положим, к индейцам баски вряд ли имеют какое-либо отношение, но сами по себе они уже заслуживают самого пристального внимания. Начнем с того, что этот небольшой горный народ, занимающий Пиренейские долины, и в современности разделенный пополам границей между Испанией и Францией, является единственным народом в Европе, говорящим на т. н. «изолированном языке». Вам знакомо это понятие, читатель? Изолированным в лингвистике называется язык, не имеющий на планете Земля ни живой ни вымершей родни. Попросту говоря, никто не знает, когда и откуда пришли в Европу баски — хотя столь же логичным будет предположение, что они являются последним остатком древнейшего населения этой части света, прочие представители которого исчезли, ассимилировавшись с волнами пришлых захватчиков? Мы этого не знаем. Баскский пытаются чисто умозрительно сблизить с кавказскими, с вымершим иберийским языком (на котором говорило коренное население Испании, в дальнейшем романизированное), существуют и другие предположения, однако, полных и окончательных доказательств как не было, так и нет. Существуют еще более смелые гипотезы, пытающие вывести баскский из некоего гипотетического пра-языка, породившего также айнский в Японии, и многочисленные наречия австралийских аборигенов. Однако, дальше чистых догадок дело пока не идет.

Первые упоминания о басках, предположительно, восходят к римскому времени, когда среди прочих племен Пиренейского полуострова упоминаются некие «васконцы», занимавшие территорию, грубо-приблизительно соответствующую современной испанской провинции Наварра. Через эти земли одна за другой прокатывались волны завоеваний: римляне, вестготы, норманны, франки — однако же древний баскский народ каким-то чудом сумел уцелеть до настоящего времени, сохранив практически в неприкосновенности свою древнюю культуру и язык. Единственно, что удалось навязать горным баскам — это христианство католического толка, вытеснившее традиционный для этих мест анимизм.

Eubalaena glacialis with calf.jpg
Бискайский кит - по мнению последователей Рочи, причина, приведшая басков в Америку.

Реальность также состоит в том, что в армиях первых конкистадоров на Американском континенте было немало басков, охотно покидавших родные места в поисках лучшей доли. Немало их и сейчас в современных Соединенных Штатах; однако вопрос — мог ли Американский континент быть известен баскам до Колумба, надо сказать, остается в числе дискутируемых вплоть до настоящего времени. Начнем с того, что основой экономики баскского региона с древнейших времен служит сельское хозяйство. Однако, ввиду того, что пиренейские долины сравнительно невелики, и плодородная земля здесь служит немалой ценностью, обычай басков неукоснительно требует, чтобы владение отца полностью переходило в руки одного из наследников, ни в коем случае не дробясь и не распадаясь на более мелкие уделы (в перспективе — не могущие более прокормить своего владельца и его семью). Посему, для отпрысков, оставшихся при этом не удел, важнейшим источником пропитания становилось море. Рыбный промысел для этого региона так же стар, как и сама его история, баски с давних времен основательно изучили Бискайский залив, в течение поколений ведя в нем вылов рыбы и китобойный промысел, причем выловленная в немалом количестве добыча мгновенно расходилась на французских и испанских рынках[17].

Сам Роча не касается вопроса о том, какая необходимость гипотетически могла привести баскских мореходов на американский континент, однако, за него это сделали уже в ХХ веке новоявленные сторонники «баскской» гипотезы. В первую очередь среди таковых следует назвать Анни Безант, сменившую знаменитую Елену Блаватскую на посту главы теософского общества. По ее, несколько экзотическому мнению, баски были потомками древних атлантов, и в этом качестве достигли американского континента. Достаточно известный в начале этого столетия популяризатор науки Льюис Спенс со своей стороны безуспешно пытался доказать свою точку зрения, выискивая языковые сходства (опять эти сходства!) между баскским и американским языком науатль. По крайней мере, его носители, в отличие от инков, находились и находятся на Атлантическом побережье, однако, на этом достоинства теории исчерпываются. Признания она не получила. И наконец, Барри Фелл отстаивал свою, также никем не признанную точку зрения, согласно которой баски были одним из целого числа народов, наведывавшихся в Америку в течение Бронзового века (ок. 1500—500 гг. до н. э.). Впрочем, автор пошел еще дальше, объявив далекими потомками баскских первооткрывателей канадских индейцев-беотуков, вплоть до XIX века заселяющих остров Ньюфаундленд.

Впрочем, наиболее распространенной оказалась точка зрения, согласно которой баски появились на Североамериканском континенте не ранее чем за сто лет до Колумба. Причиной этого, по мнению авторов подобной идеи, послужили бискайские киты. В самом деле, охота на них началась, как минимум, во времена Средневековья. Бискайский (или как его еще называют северный гладкий) кит тяжел и малоповоротлив, ему трудно уйти от погони — и что особенно важно, огромная туша убитого кита долгое время остается на поверхности. Все это делало именно эту разновидность желанной добычей китобоев; положим, китовое филе достаточно жестко, и не отличается хорошим вкусом, однако, его охотно покупали те, кому были не по карману более дорогие разновидности мясной пищи. Зато мягкий и жирный язык был и остается деликатесом в соседней Франции, прочная китовая кожа могла использоваться для многих нужд, а вытопленный из туши жир — освещать и даже отапливать жилище. В связи с этим опять извлекли на свет божий изрядно пообтершуюся историю о «загадочном штурмане», конечно же, баске.

Реальность состоит в том, что баски уже около 1526—1528 гг. в прибрежных водах незадолго до того открытого Лабрадора с размахом организовали вылов трески, приносившей владельцам флотилий немалые барыши. Прибавьте ко всему сказанному привычку баскских мореходов держать в тайне свои маршруты — и сам собой возникал вопрос: не был ли им известен Американский континент много раньше, чем он был официально «открыт»? И не могло ли так случиться, что некий корабль, увлекшийся погоней за очередным гигантом случайно не уперся в североамериканский континент? Даже если баски не были его исконным населением, что мешает предположить, что прибывая небольшими партиями в течение все того же Средневековья, они основательно успели смешаться с местным населением?

Однако, гипотеза эта, сколь бы ни казалась солидной на первый взгляд, к сожалению, не выдерживает мало-мальски основательной критики. Начнем с того, что бискайские киты не живут в открытом море, предпочитая держаться у берегов Европы и (в самом деле) Северной Америки. Но допустим, с некоторой натяжкой, что в те ранние времена китовое поголовье, бывшее явно много больше современного, распространялось и на куда больший ареал, вплоть до всей Атлантики. Но и в этом случае вопросы остаются. В самом деле, выходя в плавание, корабль мог взять с собой сравнительно ограниченный запас пищи и воды, когда то и другое уменьшалось до критического уровня, никакой азарт и никакая погоня не заставить моряков продолжать движение вперед, представлявшееся чистейшим самоубийством. И наконец, как уже было сказано, случайным образом парусный корабль достичь Америки не может. Для этого существовали (и существуют) лишь два пути из Европы — северный (для чего потенциальным баскским первооткрывателям пришлось бы подняться до широты Исландии), либо же наоборот, обогнуть весь Пиренейский полуостров, спустившись до широты Лиссабона и Кадиса (будущий путь Колумба). Посмотрели на карту?…

Вообще-то говоря, дорогой читатель, история и география представляют собой две самые «вредные» отрасли человеческого знания для любого шарлатана или пустопорожнего болтуна от науки (как сейчас принято говорить — «научного фрика»), так как именно история и география мешают ему фантазировать в свое удовольствие. Посему, вторую он будет по возможности замалчивать, избегая проверок всему возможными методами, а первую замалчивать, или же «опровергать» по мере сил. Но вернемся.

Откуда взялся «Тубал» проследить несложно. Речь идет о пятом сыне библейского Яфета. Положим, сама Библия упоминает о нем весьма скупо. Согласно пророку Иезекиилю, Тубал и его потомки вели торговлю с финикийским Тиромвыменивая товары твои на души человеческие и медную посуду») (Иез. 27:13). Апокрифическая «Книга Юбилеев» утверждает, что потомки Тубала расселились по Малой Азии, став таким образом, соседями лидийцам. В Испанию их помещает в первую очередь Иосиф Флавий, полагая, что Тубал породил уже известных нам иберов, ему вторим Ненний, называющий потомками этого мифического персонажа иберов, италийцев и испанцев.

Что касается всех прочих «доказательств» — о т. н. «языковых сходствах» мы уже говорили не раз, и в будущем опять вернемся к этому вопросу. Вновь заметим, что «вредная наука география» решительно против. Даже если допустить, что баски неким таинственным путем смогли достичь Америки, один взгляд на карту покажет нам, что инки (которым они, якобы, передали свой язык), находятся не на атлантическом, а на тихоокеанском побережье Южной Америки. Посему гипотетическим мореплавателям пришлось бы дополнительно пересечь континент на своих двоих, или обогнуть его целиком, оказавшись на другой стороне через Магелланов пролив (кстати говоря, отлично известный в те времена). Или же, двигаясь по столь же загадочной причине через Азию, им бы пришлось мало того, что пересечь весь Евразийский континент, но еще и оставить за собой всю Северную и Мезоамерику, прежде чем достичь «новых мест» обитания. Кроме того, заметьте, чтобы получить искомое «сходство» Роче поневоле приходится искусственно подгонять слова друг к другу, произвольно обращаясь с их звучанием и смыслом. Пока этого достаточно — проследуем далее.

«Готские скифы» — часть первая: готы

Evariste-Vital Luminais - Goths traversant une rivière.jpg
Готские воины.
Эварист-Витель Люмине «Готы на переправе». - Вторая половина ХIХ в. — Холст, масло. - Частная коллекция. - Кельн, Германия.

У праотца Манна было три сына — Инге, Иске и Эрмине, от которых в свою очередь пошли все германские племена… Надо сказать, что отголоски этого древнего сказания в лингвистической науке сохраняются и сейчас, так как нам привычно делить древних германцев вслед за Плинием-старшим, который в своей знаменитой «Естественной истории» приводит в своем сочинении эту легенду, на ингевонов или западных германцев (в частности, в эту подгруппу входят англы, саксы и юты — будущий костяк английской нации), эрмионов, или гермионов — население современной Германии и южных стран, среди которых выделяются квады, лангобарды и алеманны), и наконец, искевонов или истевонов — восточных германцев, племенной союз, основой которого были готы.

Справедливости ради, заметим, что список Плиния на этом не далеко исчерпывается, желающим узнать больше, мы, как обычно, советуем открыть нужную литературу; ограничившись здесь тем, что непосредственно относится к заданной теме.

Сами готы, если, опять же, верить тому немногому, что излагает в своей готско-византийский автор Иордан (6 в. н. э.) сами они полагали себя выходцами из южной Скандинавии. Предки их под предводительством короля Берига, якобы на трех кораблях, пересекли Балтику, высадившись на южном ее побережье, где посредством военной силы оттеснив или уничтожив местные племена вандалов и ругиев, на какое-то время осели в этих местах. Впрочем, как видно, Балтийское побережье и устье Вислы показались им слишком неприветливыми, так что при Филимере — пятом по счету готском короле после Берига, движение возобновилось. Путь готского племенного союза в точности проследить не удается, дальнейшие сведения о нем относятся ко временам когда искомый союз попадает в поле зрения римлян. Тацит, коротко упоминая о готах, рассказывает, что в бою они пользовались короткими мечами и небольшими щитами округлой формы, а также о том, что среди многих «варварских племен» они выделялись строгой дисциплиной на поле боя, и повиновением своим вождям.

Так или иначе ко второму в. н. э. готы появляются на берегах Черного Моря, причем их военная сила настолько велика, что под натиском этих новых завоевателей в движение приходят многочисленные германские племена, издавна заселявшие эти места, во времена Марка Аврелия начинающие мощное наступление на границы империи. Весь следующий век проходит в бесконечных войнах готов и римлян за имперскую провинцию Малая Азия и Балканский полуостров. Дряхлеющая империя уже не в состоянии противиться этой новой силе, так что император Аврелиан вынужден навсегда покинуть Дакию; впрочем, и сам готский союз, распространившийся на слишком уж большой территории, не может более оставаться единым, в IV в.н. э. распавшись на две половины: западных (вест-) и восточных (ост-) готов, которые в дальнейшем будут существовать сами по себе.

Что касается вестготов, изначально заселив покоренную ими Дакию, они вновь были вынуждены сняться с места под натиском новой волны завоевателей: азиатских гуннов; в 376 году спасаясь от наседающей орды, они вынуждены форсировать Дунай, чтобы отдаться в руки бывших врагов — римлян, добившись от них статуса пограничных поселенцев, обязанных своим новым хозяевам военной службой.

Впрочем, злоупотребления римских чиновников в скором времени истощили терпение бывших кочевников, и поселенцы восстали, огнем и мечом пройдя Балканский полуостров, в чем к ним, видимо, присоедилась и часть остготского союза. Император Валент, выступивший против мятежников, 9 августа 378 г. потерпел от них жестокое поражение под Адрианополем, и сам пал в этом бою. Преемник убитого, Феодосий I предпочел договориться с победителями, в октябре 382 года отведя им изрядные земельные владения на Балканах (в римской провинции Мезия), с обязательством отстаивать имперскую границу от новых варварских орд.

Успокоившись на небольшое время, бывшие воины переключились на земледелие и мирные ремесла, и тогда же, вслед за прочими имперскими подданными, попали под влияние стремительно распространявшегося христианства — впрочем, в его арианской, «еретической», форме. Впрочем, упадок империи и связанный с тем нарастающий разрыв хозяйственных связей и падение уровня жизни, в 395 г. подвигли их на очередное переселение под руководством энергичного и храброго Алариха, на сей раз в Грециию и затем в саму Италию, где они появляются около 401 г., и пройдя огнем мечом большую часть страны, в 410 г. подвергают страшному разграблению Вечный Город.

Вскоре после разрушения Рима, Аларих умирает, и уже под руководством его преемника — Атаульфа, вестготы вторгаются в южную Галлию, и затем в Испанию, где появляются пятью годами спустя.

В 418 г. усилиями императора Констанция III это вечно непокорное племя удается уговорить переместится в Аквитанию, где в союзе с римлянами им удается отстоять эти земли в знаменитой битве на Калатаунских полях против гуннов Аттилы. Вождь вестготов Теодорих нашел в этой битве смою смерть, зато многократно усилившийся племенной союз продолжал увеличивать территорию своего владычества, покорив большую часть римской Галлии а также большую часть Испании, пока сын Теодориха — Эйрих в 475 году не объявляет себя независимым от Рима правителем.

Так возникает королевство вестготов, достигающее своего наивысшего расцвета при первых королях. Эйрих издает законы, поощряет латинскую образованность; впрочем, с севера вестготов уже теснят франки, и знаменитый Хлодвиг наносит жестокое поражение прежним владыкам в битве при Пуатье. Вестготский король Аларих II в этом сражении находит свою смерть, и владение его, постепенно сокращаясь, становится по большей части «испанским», если не считать небольшую полоску земли за Пиренеями, столицей его отныне вместо французской Тулузы становится Толедо.

Evariste-Vital Luminais-L'invasion.jpg
Пленницы.
Эварист-Витель Люмине «Нашествие». - Вторая половина ХIХ в. — Холст, масло. - Музей Изящных Искусств. - Бостон, США.

В подобном положении ситуация оставалась до начале XVIII в. н. э., когда вестготский король Витица умер, оставив после себя лишь двоих малолетних сыновей. Несмотря на все усилия их матери, а также немногих, оставшихся верными дому Витицы, большая часть вестготской знати избрала на престол наместника Бетики Родериха (или на испанский манер — Родриго), в те времена уже зрелого мужчину, по всей видимости, уже успевшего положительно зарекомендовать себя во время военных походов. Сыновей Витицы вместе с их матерью выгнали прочь из столицы, и освободившийся престол занял узурпатор. По всей видимости, это случилось в 710 году, после чего, как и следовало ожидать, страна разделилась на сторонников и противников подобной смены власти. Родериху пришлось силой подавлять выступление басков на севере, а также громить один за другим крупные и мелкие заговоры, когда год спустя на испанской земле высадились новые завоеватели.

Это были мусульмане, представители Омейядской династии. Эти новые хищники на исторической арене, в конце VII-начале VIII вв. покорили себе разрозненные берберские племена Северной Африки, и отсюда с вожделением заглядывались на богатые испанские земли. Вестготские короли чисто теоретически отдавали себе отчет в опасности, исходившей от африканских соседей, тем более, что первые омейядские корабли в 674 г. пытались силой проложить себе путь в испанский порт Альхесирас, но были с уроном изгнаны прочь. Теперь же будущее завоевание готовилось неторопливо и основательно, в то время как страна, поглощенная внутренними раздорами, менее всего могла этому противостоять.

Нам с точностью неизвестно, действительно ли мусульман призвали на помощь своему делу немногие сторонники Витицы, или те просто удачно воспользовались моментом, однако, 7-тысячная омейядская армия под руководством Тарика ибн-Зийяда — наместника марокканского Танжера, высадилась в Гибралтаре. По свидетельству сохранившихся документов, она состояла большей частью из берберов, йеменцев и сирийцев. Не встречая основательного сопротивления (и наоборот — пользуясь тайной, а порой и явной поддержкой испанских евреев, основательно притеснявшихся вестготами, а также сторонников Витицы), Омейяды без особых помех в достигли долины реки Гуадалете, где в мае 711 года вступили в бой со спешно набранным для отпора войском узурпатора. Фортуна в этот день явно была настроена против Родериха, который вместе с короной лишился самой жизни, тогда как победитель беспрепятственно вступил в Толедо, и практически вся Испания подчинилась завоевателям. Вдова Родериха — Эгилона, благополучно вышла замуж за Абд-аль-Азиза ибн Мусу — сына одного из видных арабских военачальников[18]. Страна будет оставаться под исламским владычеством вплоть до 1492 года, когда падет последний форпост мусульман в Испании — гранадский эмират, и последний его властелин вынужден будет спасаться бегством.

Пока же остатки вестготов, вытесненные прочь в пиренейские долины, окончательно исчезнут с исторической арены, смешавшись с местными романизированными племенами, и окончательно утратят собственную культурную идентичность и язык.

Что касается остготов, о них известно и того менее. Отделившись от общего корня приблизительно в III в. до н. э. этот племенной союз смог образовать по всей видимости, огромную империю, простиравшуюся от Дона до Днепра, и с севера на юг — от Припятских болот (в современной Белоруссии), вплоть до Черного моря. Археологические раскопки под Киевом выявили множество могил остготского времени, однако исследования эти нуждаются в продолжении и перепроверке. Пока же мы знаем, что остготское государство, видимо, поддерживало оживленную торговлю с Римом, имело свою письменность и собственные документальные памятники — от которых, к сожалению, мало что осталось. Так или иначе, оно сумело благополучно просуществовать вплоть до гуннского нашествия в 370 г. н. э. Как видно, это раннее государство не смогло выдержать массированного удара гуннских орд, так как на следующие 80 лет всякие упоминания об остготах полностью исчезают. Сколь о том можно судить, остатки разбитой армии вместе с семьями также как из западные соплеменники предпочли за лучшее отдаться под римское покровительство. 80 лет спустя они появляются на берегах Дуная в провинции Паннония, и кроме того от уничтожения сумело спастись остготское население Крымского полуострова. Как видно, перекопские болота для гуннов стали неодолимым препятствием, и степная конница повернула прочь. Именно в это время остготы принимают христианство, опять же, в его арианской ипостаси, и вере своей останутся непоколебимо стойки до конца.

После уничтожения гуннской империи в 455 году, остготы вновь приходят в движение. Под предводительством Теодориха I Великого они опустошают римскую Мезию, после чего развивают наступление на Италию. Уже в достаточной мере ослабевшая страна не в состоянии сопротивляться новым захватчикам, и в 493 г. н. э. Теодорих торжественно надевает на себя итальянскую корону. На престоле он будет оставаться до самой смерти в 526 г. Как то часто бывает, после смерти выдающегося правителя, слабые потомки вступили между собой в борьбу за престол, после чего на следующие десять лет страну захлестнула гражданская война. Этой неразберихой ловко воспользовались византийцы, высадившиеся на итальянской земле в 535 г. Война с этими новыми захватчиками продолжалась с переменным успехом в течение следующих 20 лет, после чего Италия окончательно перешла под власть Восточной Империи, а немногие оставшиеся остготы окончательно исчезли из истории, смешавшись без остатка с местным населением.

Что касается крымских готов, они просуществуют как отдельная народность вплоть до конца XVIII века, причем один из пришлых европейцев еще успеет составить по словам представителей этого народа, короткий глоссарий — и также исчезнут навсегда, растворившись в толще местного населения.

Что касается нашего автора, он, к сожалению, ничем не объясняет, почему в качестве первых американцев полагает именно готов (точнее «готских скифов»), оставив в стороне даже милые его сердцу словесные и культурные «сходства». Сколь мы можем о том догадываться, Роча имел о готах (и тем более, о скифах, о которых речь пойдет далее) представление весьма поверхностное, твердо зная, что они когда-то жили в Испании, а также распространились далеко на Восток — в «скифские» степи, по каковой причине громко требовал отдать и эти места испанской короне, имеющей на них полное и неоспоримое право. Конечно же, требование куда более скромное, чем желания Ди, требовавшего, как мы помним, для английской королевы все земли вплоть до Северного полюса — но также немалое. Вопрос, каким образом потенциальные готы могли оказаться в Америке, и затем превратиться в россыпь индейских племен, таким образом, мог иметь два решения. Во-первых, как мы помним, образованные европейцы того времени имели весьма смутное представление о реальных размерах Азиатского материка, смело направляя в Америку бывшее население Средиземноморского региона. Пересечь Азию вплоть до пролива Аньан казалось делом вполне реальным, так что (с точки зрения нашего автора и ему подобных) остготы могли проделать подобный путь без всяких на то усилий.

Что касается вестготов, об их возможности оказаться в Америке после проигранной битвы при Гуадалете, писал еще Франциско Лопес де Гомара (о теориях которого мы подробно поговорили в первой главе), не придавая, впрочем, подобной идее особого значения. Оно и понятно — в те времена представить, что белокожие, голубоглазые германцы могли превратиться население обеих Америк — казалось немыслимым. Однако, как мы видели, Роча изящно преодолел это затруднение, выдвинув свою теорию изменения внешнего вида человека под действием климата и особенностей питания. В самом деле, именно в это время начинается оживленный спор о том, зависит ли внешний вид человека от его наследственности или окружающей среды — и вопрос этот был далеко не ясен. Окончательно решить его сумеет только теория Дарвина и позднейшие генетические исследования, пока же вполне разумной для многих казалась точка зрения, позднее озвученная Ламарком. Суть ее состояла в том, что окружающая среда и привычки, развивающиеся для выживания (сам Ламарк в качестве примера приводил длинную шею жирафа), каким-то образом передаются потомству и закрепляются вплоть до очередного изменения окружающей среды. Таким образом «готская» теория стала возможной — однако, внимания к себе не привлекла, и по большому счету, ни у кого, кроме собственного автора энтузиазма не вызвала. Продолжим.

«Готские скифы» — часть вторая — скифы

Scythian comb.jpg
Бой - скифы против грека.
Гребень из кургана Солоха. - Начало IV в. н.э. — Золото. - Государственный Эрмитаж. - Санкт-Петербург, Россия.

Сколь о том можно судить из нашего исторического далека, Роча имел о скифах представление весьма расплывчатое, почерпнутое разве что из скупых сообщений древних авторов. Впрочем, это было весьма характерно для его эпохи, когда имя «скифов» (татар, сибиряков) механически присваивалось любому народу, кочевавшему в древности или в Средневековье между Каспийскими степями и Сибирью. Но в любом случае, поговорим о скифах вполне реальных и посмотрим, какое отношение они имеют (и имеют ли вообще) к американским индейцам.

Скифы (самоназвание, возможно «саки»), ираноязычные кочевники, по всей видимости, впервые попадают в поле зрения древних около IX в. до н. э., когда они начинают неспешное движение на Запад. По всей видимости, они пришли из Сибири по т. н. «великому степному коридору», который в позднейшие времена приведет в Европу также гуннов и татар. Предполагается, что в конце VIII — начале VII в. до н. э. из первоначальных мест обитания их вытеснили более воинственные массагеты, после чего, из необходимости, покинув свою историческую родину, дикие орды скифов оказались в Передней Азии.

Геродот, из сочинений которого наш автор черпал свои скудные сведения о скифах, возводит их родословие к мифическому праотцу Тартигаю, сыну Зевса и дочери реки Борисфен (нынешний Днепр). По всей видимости, речь идет о неких скифских божествах, которых греческий исследователь, по обычаю своего времени, сближает с привычными ему олимпийцами. Этой версии, как утверждает Геродот, придерживались сами скифы, тогда как греки считали их потомками героя Геракла и некоей полудевушки-полузмеи, родившей трех сыновей, один из которых носил имя Скиф.

Как обычно полагают, именно скифский союз племен (в клинописных табличках обозначаемый как «ишкуза» или «ашкуза» под предводительством царя Мадия, сына Прототия (или в согласии с клинописными текстами — Бартатуа) вторглись в Переднюю Азию в конце VII в. до н. э. Первыми их жертвами оказались киммерийцы, потерпевшие в схватке с новыми захватчиками полное поражение. Преследуя постоянно отступающего противника, и по словам Геродота «оставив по правую руку Кавказ», 28 лет спустя оказались на территории древней Мидии, где тут же вмешались в междоусобные войны местных царей. Предполагается, что этот народ одним из первых сумел освоить верховую езду, и подобные умения одновременно восхищали прочие народы, и вселяли в них ужас. Свирепые всадники на косматых азиатских лошадках, вооруженные короткими копьями и дугообразными луками, раз за разом одерживали победы над местным населением.

Итак, следующими под удар попали мидийцы, до тех времен безраздельно властвовавшие над переднеазиатским регионом. Воспользовавшись тем, что мидийский царь Киаксар в это время воевал с Ассирией, и главные силы противника на время оказались выведенными из игры, скифы благополучно завладели новыми землями и обосновались там на следующие 28 лет, согласно Геродоту положив начало «несправедливости». Впрочем, закрепиться здесь им все же не удалось, так как разбив ассирийцев и сравняв с землей их столицу, мидийский царь с победой вернулся домой, и выгнал вон непрошеных гостей, которым не оставалось более ничего, как перебраться в причерноморские и прикаспийские степи, откуда они распространились вплоть до границ Сирии и Иудеи на западе, и до Персии на востоке, устроив некое подобие кочевой «империи», обычно именуемой «Великой Скифией», центр которой, видимо обретался в Крыму.

Надо сказать, что в этот момент сведения древних приобретают несколько путаный характер, так как утверждается, что скифы посетили Причерноморье ранее того, и оставили здесь своих женщин, которые, томясь долгим отсутствием мужей, вступили в связь с «рабами», и позднее, рожденные от них дети попытались с оружием в руках воспрепятствовать возвращению скифов к оставленным без присмотра половинам. Впрочем, среди современных исследователей существует точка зрения (правда, особого распространения не получившая), будто скифы ниоткуда не «приходили», но были исконным населением этого региона, лишь временно снявшимся с места, чтобы отправиться в набег на Переднюю Азию.

Так или иначе, раскопки греческих городов-колоний, возникших все на том же черноморском побережье в VII—VI вв. до н. э. показывают характерное отсутствие мощных фортификационных укреплений, что скорее наводит на мысль, будто в указанное время грозных кочевников в причерноморских степях еще не было, и они появились несколько позднее, когда греки сумели достаточно прочно здесь обосноваться и показать себя противниками достаточно сильными, чтобы у новых пришельцев отпало всякое желание пробовать их на слом. В любом случае, вначале заселения, дело, как видно, обходилось без крупных войн за главенство, тем более, что внимание скифов скорее отвлекали более слабые местные племена (возможно, те самые, которых Геродот именует «рабами»), а позднее, в конце VI в. до н. э. здесь появился противник куда более опасный.

Pektoral111.JPG
Скифы-скотоводы.
Золотая пектораль из кургана Толстая Могила. - IV в. до н.э. — Золото. - Музей исторических драгоценностей Украины. - Киев, Украина.

Это был персидский царь Дарий I, появившийся в этих местах около 512 г. до н. э. Судя по всему, перс рассчитывал на легкую победу, в чем ему пришлось в скором времени разочароваться, так как скифы, умело пользуясь приемами партизанской войны, и постоянно уклоняясь от генерального сражения, сумели заманить огромную персидскую армию вглубь своих степей, где та оказалась без пищи для людей и фуража для коней, и посему, была вынуждена в буквальном смысле спасаться бегством, бросив на произвол судьбы раненных и больных. В отместку за вторжение, скифы опустошили Фракию, и дошли до Херсонеса.

В IV в. до н. э. скифы продолжали войны за первенство в этом регионе, причем постоянным противником степняков выступал Боспорский царь Перисад I, войны эти шли с переменным успехов, и после смерти этого правителя, скифы даже на какое-то время объединились с его сыном Сатиром II, оспаривавшим отцовское наследство у брата Евмела. Как известно, в этой затянувшейся борьбе победу одержал узурпатор Евмел, и сын побежденного, вынужденный бежать из родной страны сумел найти себе убежище при дворе скифского царя Агара.

Впрочем, не довольствуясь уже завоеванным, скифы продолжали наступление на Запад. Руководил этой следующей волной завоевания царь Атей, сумевший сплотить на некоторое время разрозненные племена, обитавшие между Доном и Дунаем. Как видно, этот властелин оказался талантливым полководцем, так как сумел частично покорить Балканы, заставив считаться с собой Фракию, и наконец столкнулся с хищником не менее сильным и властолюбивым, чем он сам. Это был Филипп, царь македонян, отец будущего великого завоевателя Александра. Судя по всему, противники в течение какого-то времени пытались решить разногласия с помощью переговоров, но безрезультатно, и наконец в 339 г. до н. э. Филипп со своим хорошо организованным войском вторгся на скифские земли. На берегах Истра (совр. Дуная), произошло генеральное сражение, где смертью храбрых пал сам 90-летний Атей, а скифам, по всей видимости, подавленным смертью своего дальновидного руководителя пришлось отступить на Восток. Впрочем, продолжения эта экспансия не имела, так как три года царь Филипп был предательски убит, и его место на троне занял юный Александр. Надо сказать, что самим скифам эта передышка не пошла впрок, так как сколь мы можем судить по косвенным данным, после гибели старого царя в самой Великой Скифии началась борьба за власть.

В 331 году македонский полководец Зопирион вновь появился в Причерноморье, хотя, сколь о том можно судить, его целью были в первую очередь греческие города. Какое-то время он осаждал Ольвию, но вынужден был уйти прочь, так ничего и не добившись, а на обратном пути его отряды были почти полностью уничтожены скифами — этими великими знатоками степной войны. Позднее, Александр III Македонский не спешил предпринимать против скифов враждебных действий; наоборот, обменялся с ними несколькими посольствами и даже получил предложение выдать за него местную царевну. Предложение было вежливо отклонено, однако, карательный поход против скифов был отложен до времени покорения Индии, которое, в полном объеме так и не состоялось, как нам то известно из истории. Уже после смерти великого полководца, один из его сподвижников и правителей государств, возникших на осколках великой империи, Лисимах, сумел нанести чувствительное поражение скифам, бывших союзниками Каллатии, Истрии и Одессоса, которые он желал себе подчинить. Второй поход против скифов был им устроен в 292 г. до н. э., однако, пытаясь для того пересечь земли гетов, македонец потерпел от этих последних жестокое поражение и отказался от своего первоначального намерения.

Vas d'or amb representació d'escites, kurgan de Kul-Oba, segona meitat del segle IV aC.JPG
Отдыхающие воины.
Золотая ваза из кургана Куль-Оба. - Вторая половина IV в. до н.э. — Электрум. - Государственный Эрмитаж. - Санкт-Петербург, Россия.

Как было уже сказано, «великий степной коридор» из раза в раз приводил в Европу новые толпы завоевателей, которым, по тем или иным причинам, становилось тесно на прежних местах обитания, и со временем скифов принялись все более теснить родственные им сарматы. В течение следующих ста лет (II в. до н. э.) эти новые кочевники сумели благополучно вытеснить скифов из их прежних мест обитания, в свою очередь подчинив себе Причерноморские степи, так что «Великая Скифия» сократилась до Скифии Малой, границами которой стали нижнее течение Днепра и Южный Буг, при том, что «сердцем» скифского государства по-прежнему оставался Крымский полуостров. Оттесненные прочь из степи, скифы постепенно превращались из беспорядочной орды в правильное государство, из источников, датируемых от конца III в. до н. э. до III—IV вв. н. э. мы узнаем о скифских крепостях в Крыму, одна из которых носила греческое имя Неаполь, а две других именовались Палакий и Хаб, о царе Скилуре и его сыне Палаке. Сарматы в это время, повторяя историю своих противников, обосновываются в новых местах, выступая порой союзниками скифов против Херсонеса, или же наоборот, вероятно, в зависимости от сиюминутной политической выгоды. В это же время скифы ведут упорную борьбу против греческих колоний, подчиняют себе Ольвию, и даже облагают данью Боспор. Митридат VI Евпатор, попытавшийся прийти на помощь жителям Херсонеса против скифов, отправил в эти места своего полководца Диофанта, который потерпел жестокое поражение от царя Скилура, однако, затем, пополнив свое войско, вторгся в Крым и захватил уже упомянутые крепости, которые затем принялись переходить из рук в руки.

В дальнейшем ослабевшее государство, сколь о том можно судить, попало в зависимость от понтийского Митридата, полагаясь при том «союзниками» понтийцев. Как и следовало ожидать, «союз» этот оказался краткоживущим, и благополучно распался в 63 г. н. э. после гибели Митридата в войне с собственным сыном — обычный случай в те времена. Войны за причерноморский регион, судя по всему, продолжались в течение двух первых веков н. э., что привело к дальнейшему ослаблению скифского царства. Во II в. скифы потеряли контроль над Ольвией, а затем потерпев тяжелое поражение от готов, вынуждены были скрыться в труднодоступных горных районах, где последние остатки когда-то мощного царства смели азиатские гунны, после чего бывшие хозяева Причерноморья окончательно исчезают с исторической арены, как видно, растворившись среди соседних народов[19].

Из всего многообразия скифских племен, Геродот в особенности выделяет т. н. «царских скифов», по его словам «самых храбрых и самых многочисленных, которые считают других скифов своими рабами». Так или иначе, как показали раскопки скифских крепостей и курганов в ХХ веке, этот степной народ менее всего напоминал кровожадных и неотесанных дикарей. У скифов, как уже было сказано, существовала царская власть, передававшаяся от отца к сыну. Царя окружал богатый и влиятельный аристократический класс, о котором мы можем составить достаточно полное представление по многочисленным курганам, разбросанным от Украины до современного Кызыла (республика Тыва, Сибирь), наполненных богато украшенным оружием, одеждой, предметами обихода и украшениями из чеканного золота, сердолика и бирюзы. Простой народ занимался земледелием, разводил скот, питаясь хлебом, молоком и мясом.

Скифское войско состояло из лично свободных воинов, каждый из которых обязан был иметь как минимум одного боевого коня, при том, что богачи зачастую располагали огромными стадами. В походе каждый солдат снабжался едой и одеждой, при том, что не получал специальной оплаты за свои услуги. Впрочем, предъявив голову убитого врага, он получал возможность принять участие в дележе захваченной добычи. Как видно на сохранившихся изображениях, скифы в бою носили высокие шлемы и металлические кольчуги на греческий манер, как было уже сказано, их важнейшим оружием были изогнутые луки, стрелы с трехгранными наконечниками, короткие копья и мечи, а также кривые персидские сабли. Скифская религия требовала богатых жертвоприношений после смерти воина, причем вместе с покойным убивали и закапывали его супругу, коней, и нескольких рабов. Что касается знаменитого «скифского звериного стиля» — он известен на весь мир, и требовал бы особого рассказа о себе, что увело бы нас слишком далеко от заявленной темы.

Без сомнения, скифы были исконно сибирским народом, однако, к заселению Америки, судя по всему, не имели ни малейшего отношения; по крайней мере, на этом континенте не было найдено ни единого артефакта, имевшего бы отношения к скифскому ремеслу или искусству, языковые сходства также отсутствуют. Роча не смог их найти, по всей видимости, из-за полного незнакомства со скифским языком, позднейшие исследователи в этом отношении не также не продвинулись ни на шаг. Посему, оставляем и это направление как бесперспективное, и движемся далее.

Эдем на благословенной американской земле

The Fall of Man.png
Грехопадение.
Хендрик Гольциус «Грехопадение». — 1616 г. — Холст, масло. — Национальная картинная галерия. — Вашингтон, США.

Впрочем, существовала еще одна возможность, быть может, несколько неожиданная, но вполне оправданная в глазах людей того времени. Она заключалась в том, что индейцы никогда не «появлялись» на американском континенте, но существовали на нем с самого начала, и оставались там вплоть до того времени, когда их обнаружили европейские путешественники. Однако, если держаться буквы и духа библейского сюжета (отступление от которого в те времена для многих еще казалось немыслимым), следовало предположить, что именно в Америке было сотворено человечество и именно отсюда оно расселилось по всем прочим континентам.

Кратко напомним читателю библейскую легенду о происхождении человечества и Всемирном Потопе. Итак, Господь, которому, как можно догадаться, надоело существовать в пустоте и полном одиночестве, сотворил небо и землю, населил новый мир всевозможной живностью, и наконец, на седьмой день после начала работы, пришел к «венцу творения» — разумным существам. Из красной глины (в русском синодальном переводе «из праха земного») он вылепил праотца Адама, «вдохнув в него дыхание жизни» (причем знатоки древнееврейского языка отметят, что само имя прародителя рода человеческого хранит память об этом, так как «адама» на семитских языках значит «красная земля» или же «красная глина». Что касается сотворения женщины, исследователи Библии отмечали в начальных главах книги «Бытие» любопытные разночтения: в самом деле, изначально утверждается, что женщина создавалась одновременно с мужчиной, по образу и подобию Божьему, все из той же глины, и чуть позднее, вразрез с уже сказанным неожиданно заявляется о создании ее из ребра Адама, специально усыпленного для данной процедуры. Исследователи ХХ и XXI вв. чаще всего объясняют это противоречие механическому соединению двух богословских текстов, т. н. «Яхвиста» (по имени Бога Яхве, в нем постоянно употребляющегося) и «Элохиста» (опять же по имени божества «Элохим»). Предполагается, что первая из этих протобиблейских записей была создана в IX в. до н. э. и отличается большей архаичностью, в то время как вторая, относится к последнему периоду существования иудейского царства. Впрочем, продолжим наше повествование.

Итак, мужчину и женщину Бог поселил а райском саду (известном также как «Эдем»), где стояла вечная весна и не было ни зол ни болезней, но ручные звери, составлявшие им компанию, охотно шли на зов, и как несложно себе представить, брали из рук вегетарианский корм. Идиллии наступил конец, когда Господь, по-видимому, решив испытать свои создания на верность, запретил им есть плоды с Дерева Познания Добра и Зла, после чего удалился прочь. Как и следовало ожидать, запрет был в скором времени нарушен, когда хитрый Змей, представ перед Евой, предложил ей полакомиться запретными плодами и угостить ими же супруга, под предлогом того, что Господь опасается что испробовав искомое, его создания сравняются с ним всеведением. Праматерь Ева легко попалась в расставленную ловушку, правда, ни ей ни Адаму, который также не отказался от возможности испробовать то, что пробовать было нельзя, искомый плод не принес ни всеведения, ни мудрости. Единственно, оба прародителя устыдились своей наготы, и срочно стали сооружать себе одеяния из листьев.

Таким образом, когда по вечерней прохладе Бог решил прогуляться по райскому саду, ему не составило труда догадаться о том, что запрет был самым наглым образом нарушен. Разгневавшись на обоих супругов и на змея-искусителя, и прокляв их всех, вместе с землей, которой отныне запрещено было растить нечто, подобное райским деревьям, и к тому же опасаясь, что люди вслед за тем потянутся за плодами дерева Жизни, после чего станут бессмертными, одел преступных супругов в кожаное платье, и приказал своим ангелам выпроводить их прочь из Рая, вход в который им был отныне раз и навсегда запрещен. Оказавшись на пустынной земле, без доступа к вечным источникам пищи, прародители волей-неволей вынуждены были заняться физическим трудом, причем Адам пахал и сеял, а Ева занималась домашним хозяйством.

Уже после изгнания из Рая у прародителей появились трое сыновей — Каин, Авель, и затем — Сиф, и еще несколько детей обоего пола, по именам не названные. В дальнейшем Каин, как известно, повздорил со своим младшим братом, так как Господь по некой, одному ему известной причине, благосклонно принял жертву скотовода-Авеля, тогда как жертва земледельца-Каина была им благополучно проигнорирована. Уже поздние толкователи Библии пытались доказать, что Богу, которому, как известно, не составляет труда читать в человеческих сердцах, уже тогда было известно, сколь порочен был старший брат и чист и невинен младший, однако, в самой Библии об этом нет ни слова. Так или иначе, разгневавшись на столь вопиющую, как ему показалось, несправедливость, Каин убил брата на месте, и соответственно был навеки проклят Божеством и обречен на вечные скитания. Третий сын Адама — Сиф, появился на свет уже после убийства; его далеким потомком стал праведник Ной.

Этот Ной жил в эпоху, когда изрядно расплодившееся человечество, окончательно отставив всякое понятие о чести и морали, пустилось, что называется, во все тяжкие. Гсподь, которому надоела мерзость, творившаяся внизу, решил уничтожить свое неудавшееся творение; возможность спастись в грядущей катастрофе отводилась лишь очень немногим праведникам (как то Ною и его многочисленному семейству), а также птицам и животным, которых праведник должен был захватить с собой в строго определенном количестве. Посему, побуждаемый к тому Создателем, явившемся ему во сне, Ной вместе с сыновьями принялся строить огромный корабль или «Ковчег», в котором намеревался спастись во время грядущего Апокалипсиса. Когда строительство было закончено, и все, кому на роду было написано пережить катастрофу, благополучно скрылись внутри, Господь собственноручно затворив за ними двери, обрушил на землю невиданной силы ливень. Позднейшие толкователи иудейской Библии полагали, что для этого из небосвода было вынуто две звезды — но так или иначе, реки и моря вышли из берегов, и суша целиком исчезла под водой, покрывшей даже самые высокие горы. Ковчег носился по волнам в течение 150 дней, после чего благополучно пристал к горе Арарат. Вода постепенно начала спадать, и голубь, выпущенный Ноем из ковчега в качестве разведчика, изначально вернувшись ни с чем, второй раз принес в клюве оливковый лист, а в третий и вовсе решил не возвращаться. Таким образом, догадавшись, что земля уже в достаточной степени высохла, Ной вывел из Ковчега свое семейство и оно, вновь постепенно расплодившись, населило собой землю.

Как мы помним, пытаясь привязать заселение Америки к изложенному выше, известный философ и врач Филипп Теофраст фон Гогенгельм (более известный под латинизированным именем «Парацельс») предпринял смелую попытку предположить, будто Господь создал не один, а два райских сада — соответственно для Старого и Нового Света, и также двух Адамов, двух Ев… и дальнейшее несложно понять. Впрочем, в конце XV-начале XVI вв., на которые пришлось время его жизни, подобная гипотеза, как мы помним, показалась многим чересчур смелой, граничащей с ересью, и потому поклонников себе снискать не смогла. Другие исследователи того же времени, пытаясь вновь и вновь обойти проблему, как в Новом Свете появились животные и растения, столь разительно отличающиеся от всех прочих, выдвигали еще более смелые гипотезы, входившие уже в прямое противоречие с Библией, в частности — будто Всемирный Потоп не был таким уж всемирным, и американский континент по некоей причине оказался им не затронут.

Noah's Ark on Mount Ararat by Simon de Myle.jpg
Выход из ковчега.
Симон де Миль «Ковчег на горе Арарат». — ок. 1570 г. — Дерево, масло. — Частная коллекция. — Юго-запад Франции.

В несколько иной форме теорию Парацельса попытался в интересующее нас время возродить анонимный автор «Исагогики» достаточно смело предположил, что Райский Сад располагался не в Месопотамии, куда его привычно было помещать, начиная со времен Отцов Церкви, но на американском континенте. Именно потому, по его мнению, Америка столь разительно отличается от Старого Света флорой и фауной, так как и та и другая остались здесь начиная с библейских времен. Что касается истории о Ноевом Ковчеге и гибели всего прочего человеческого и животного населения Земли, за исключением немногих спасшихся, безымянный автор также изящно выходит из положения, предполагая, что Ковчег первоначально сделал остановку в Америке, и выпустив часть своих обитателей, отправился далее в Старый Свет, где пристал к горе Арарат… и далее все развивалось в полном соответствии с библейским текстом.

Ему вторил Антонио Леон Пинело, в свою очередь предположивший, что «грехи современников Ноя» настолько пропитали собой население Индий, что Ковчег, изначально отплывший из Америки, был направлен Богом к горе Арарат, чтобы «зараженная грехами» земля оказалась в подобии карантина, отрезанная от всего прочего мира. Жертвенная смерть Христа по его мнению, искупила среди прочего, грехи индейцев и Новый Свет вновь открылся для исследования. Вопрос, почему открытие заставило себя ждать как минимум 15 веков, автор предпочитает попросту не касаться.

Подобная мысль (известная больше под именем «полигенезиса», то есть «множественного творения») многим бы показалась чересчур смелой, и потому особой популярностью изначально не пользовалась, пока вторую жизнь этой старой теории, позволивший ей просуществовать, и получить немалую популярность в течение следующих ста пятидесяти лет, подарил французский гугенот Исаак де ла Пейрер. Жизнь этого человека напоминает нравоучительную историю в христианском вкусе, впрочем, судите сами. Вплоть до 1643 года этот необычный мыслитель ничем, кроме своей веры (вызывавшей в тогдашних властях скорее глухое раздражение, чем нечто большее) неожиданно выпустил книгу под именем «Преадамиты» (точнее — на латинском языке «Praeadamita»), вызвавшую в тогдашнем ученом и религиозном сообществе, мягко говоря, недоумение. Впрочем, продолжая ту же мысль, неугомонный француз двенадцать лет спустя дополнил уже начатое более чем смелым продолжением, которое вышло под именем «Теологическая система, вытекающая из гипотезы по преадамитах».

На сей раз терпение властей лопнуло окончательно, Парижский Парламент приказал уничтожить еретическое сочинение рукой палача, а его автор вынужден был скрываться в Голландии — в те времена открыто враждовавшей с Францией и потому дававшей приют едва ли не всем беглецам из соперничающей страны. Впрочем, Пейреру не повезло, инквизиция, успевшая прослышать о еретических взглядах француза, арестовала его в Антверпене. В прежние времена смелый гугенот закончил бы костром, однако, в просвещенном XVII веке нравы уже несколько смягчились. Посему упорствующего еретика переправили в Рим, где после нескольких задушевных бесед с папой Александром VII (а может, попросту убоявшись заключения или казни?) Пейер без дальнейших уговоров перешел в католичество, и даже написал опровержение собственных трудов. Насколько он был искренен — неизвестно.

Папа предложил ему должность, однако, Пейер, видимо, не чувствуя себя в Риме в достаточной безопасности, предпочел вернуться во Францию, где провел последние годы в качестве библиотекаря Великого Конде. Предположительно, в это время он продолжал искать свидетельства своим теориям, но неизвестно, насколько преуспел на этом поприще. Так или иначе, неординарный исследователь скончался в 1673 году, в возрасте 80 лет.

Итак, какие же взгляды проповедовал этот человек, и чем вызвал против себя подобную бурю негодования? По высказанной им гипотезе, Адам и Ева отнюдь не были первыми людьми на Земле. Ранее их существовало племя «преадамитов», созданных на шестой день творения. В своих заключениях Пейер основывался на неких двусмысленностях, которые можно при желании отыскать в тексте библейской книги «Бытие». В самом деле, Каин просит Бога пометить его некоей «печатью», которая спасла бы его от людей, жаждущих отомстить убийце брата. Однако, в соответствии с буквой библейского текста, на Земле еще никого не было за исключением обоих прародителей и их беспутного сына. Кому же было преследовать убийцу и призывать его к ответу?… Кроме того, согласно Библии, от Адама до Ноя сменилось всего девять поколений; каким образом они сумели заселить собой всю Землю? Подобных несоответствий можно при желании отыскать еще несколько, что и позволило смелому исследователю сделать столь далекоидущий вывод. Впрочем, сказав А, он столь же решительно добавил к этому Б, объявив, что Всемирный Потоп не распространялся далее Палестины, и был всемирным лишь для населения Старого Света, то есть потомков Адамовых, тогда как «преадамиты» в Америке остались им не затронуты.

Неудивительно, что у правоверных католиков, для которых любое отступление от буквы и духа Священного Писания казалось прямой дорогой в преисподнюю, от подобных заявлений буквально захватило дух. Впрочем, времена узколобого фанатизма уже навсегда остались в прошлом, и у Пейера появилось множество последователей, как среди современников, так и потомков, и теория «множественного творения», или «преадамитов» благополучно просуществовала вплоть до начала XIX века, когда вместе с религиозным воззрением на мир окончательно ушла в прошлое.

Таким образом, дорогой читатель, перед нами очередное гадательное предположение на библейской основе, подобное всем прочим, о которых мы уже говорили. Впрочем, для нас, людей ХХI века, важным представляется скорее то, что упомянутый исследователь, скорее всего сам того не желая, ввел в научный и околонаучный обиход «метод чтения между строк», являющийся едва ли не основным во всевозможной демагогии, начиная с политики и кончая новейшими околонаучными фриками. Суть метода, в том виде, в каком его использовал сам Пейер, состоит в том, что если в Библии прямо не написано, что Господь не создавал людей раньше Адама, вполне возможно допустить, что это было, при том, что автор книги «Бытие» по тем или иным причинам решил об этом событии умолчать. В дальнейшем «может» без всяких объяснений и доказательств превращается в «неопроверживый факт», на котором автор строит свое дальнейшее повествование. А уж доказать все, что угодно, вырывая из того или иного труда исключительно цитаты, подходящие для облюбованной теории, и замалчивая (а то и и прямо искажая) все прочие — труда не составляет. Запомним этот момент, и последуем далее.

Финикийский след

Постановка проблемы. Андрес Гонсалес де Барсия

RK 1403 9731 Ermita de la Virgen del Pino Blick zur Cumbrecita.jpg
Канарские острова. Отсюда был родом Андрес де Барсия.
Райнхард Крааш (фотограф) «Вид, открывающийся из монастыря Св. Марии-дель-Пино». — 2014 г.

Пожалуй, из всех многочисленных теорий и догадок, перечисленных до этого момента, лишь одна не могла быть оспорена с той легкостью, с какой это можно было совершить в отношении всех прочих. Это была (и есть до сих пор) теория финикийской миграции. Познакомимся с ней поближе.

О человеке, по имени Андрес де Барсия известно не так уж много, несмотря на то, что это была воистину выдающаяся личность. Начнем с того, что Барсия выступил одним из основателей Испанской Королевской Академии Наук, благополучно существующей и поныне, а также Колониальной Библиотеки в Испанской Америке[20]. Однако, сам он при жизни предпочитал держаться подчеркнуто незаметно, и даже многочисленные свои литературные труды подписывал разнообразными псевдонимами, так что до настоящего времени представляет немало труда в точности восстановить полную библиографию его трудов.

На основании тех крупиц сведений, которые все же сумели уцелеть до нашего времени, можно с уверенностью заключить, что Барсия был уроженцем Канарских островов, младшим сыном Алехандро Гонсалеса де Барсия и его супруги Магдалены де ла Мора-и-Кастаньедо.

23 июля 1733 г., опять же, вместе со старшим (?) братом Педро, он благополучно закончил курс канонического права в Университете Сигуэнсы, получив степень бакалавра, после чего, четыре года спустя, все в том же Университете благополучно защитил докторскую диссертацию. Некоторое время он преподавал каноническое право в Академии Санта-Мария-де-Регла, затем, сменив несколько мест работы (каждый раз с повышением), закончил свою карьеру в должности королевского советника в Мадриде, куда был назначен 13 ноября 1774 года и оставался на этой должности до самой смерти, последовавшей пятью годами позднее[21].

Нас будет, впрочем, интересовать одна из его ранних работ, изданная, по всей видимости, еще в студенческое время — в 1729 году, представляющая собой на первый взгляд всего лишь переиздание труда о. Грегорио Гарсии, о котором у нас уже шла речь, однако, к первоначальному ядру «Происхождения индейцев» издатель добавил не менее сотни страниц убористого текста, в которых дополнял текст своего прославленного предшественника новые многочисленные предположения о происхождении индейцев, как существовавших ранее, но по каким-то причинам не включенными первоначальным автором в общий список, так и появившимися уже после его смерти.

Из всего множества, которое мы, конечно же, постепенно разберем детальным образом, стоит лишь упомянуть, что Барсия вводит в испанскую науку разработанное английскими исследователями учение о путешествии св. Брендана в Америку, которую уверенно отождествляет с «островом Блаженных» или «островом Брендана», множество раз упоминающемся в старинных хрониках. Также вводя в научный оборот «евреев колена Иссахара» и «прибалтийских индейцев» Мартинеса (о чем речь у нас уже шла выше), Барсия особенно тщательно останавливается на анализе возможности колонизации Америки финикийцами, выделяя для этого ни много ни мало, 38 страниц своего объемистого сочинения.

Надо сказать, что теория эта была не нова, другое дело, что предшествующие авторы зачастую смешивали финикийцев и карфагенян, в то время как Барсия впервые строго разграничив сферы влияния обоих народов (финикийской метрополии и карфагенской колонии), выступил адептом первых.

Приведем его «доказательства» в достаточно сжатом виде, так как они находятся в пределах воззрений века. Итак, делая следующий, исключительно важный шаг в становлении сравнительного метода, который и был и остается одним из краеугольных камней науки Нового Времени, Барсия вполне справедливо замечает, что всевозможные культурные «сходства», которыми оперировали его предшественники, не имеют ни малейшей цены, если речь идет о том, что имеет распространение у многих народов Земного Шара (как то, к примеру, использование лука и стрел). Не годятся для этого также «сходства» языкового плана — по причине, которая любого современного лингвиста поставила бы в тупик (ничего удивительного, как было уже сказано, до рождения лингвистической науки оставалось чуть менее ста лет, и посему ученые этой эпохи, не имея в своем распоряжении надежного инструментария, вынуждены были выдвигать свои гипотезы чисто гадательным методом). Итак, Барсия, отвергая значимость «языковых сходств», категорически утверждает, что один и тот же народ может говорить на совершенно разных, несходных между собой языках. В какой-то мере с этим можно согласиться, для случаев, когда некими другими способами надежно установлено, что речь идет об одном и том же народе, силой обстоятельств разделенном на несколько ветвей. В качестве примера, можно избрать евреев, северная ветвь которых вплоть до недавнего времени объяснялась ни идише (германском по своему происхождению языке), южная — по-сефардски (языке с латинской основой). Другое дело, что и у тех и у других сохранились в речи следы давно забытого древнееврейского языка, общая религия, а также общая история, хорошо прослеживающаяся по документам времени позволяют с уверенностью говорить, что речь идет действительно об одном народе, а языковые различия имеют в своей основе лишь приспособление к той или иной среде. Другое дело, что Барсия категорически утверждает, что к единому народу принадлежат испанцы и баски (что с большим трудом еще можно принять) или хуже того — японцы и китайцы, не исторически, ни лингвистически не имеющие между собой ничего общего, кроме, конечно же, принадлежности к единой расе.

Однако же, отвергнув легковесные «сходства», столь часто заводившие в никуда его предшественников, Барсия попросту не предлагает ничего взамен, ограничиваясь замечаниями, что «сравнительный метод» имеет свои ограничения (никак эти ограничения не оговаривая), и что «оружие, знаки отличия, и общие верования и священные ритуалы, а также письменность и архитектура могут служить куда более надежными проводниками в искомом вопросе».

Посему, «прослеживая» происхождение индейцев из древней Финикии, Барсия приводит в качестве доказательств поклонение огню, использование шкур животных в качестве одежды, привычку употреблять в пищу собак, и наконец, жестокость по отношению к пленникам и вероломство — согласитесь, читатель, «доказательства» ничем не лучшие, чем у его предшественников. Вряд ли Барсию стоит винить за подобное упущение, он использовал все возможности, которые предоставлял его век и присущие этому веку знания; другое дело, что ни то ни другое решить задачу по определению не могли. Посему, теория «финикийского заселения Америки» вслед за многими другими благополучно повисла в воздухе и была забыта вплоть до 1872 года, когда ее «возрождению» послужило одно любопытное событие. Но прежде чем мы перейдем непосредственно к нему, остановимся на несколько минут, чтобы вспомнить, что нам известно о древней Финикии.

Финикия и ее народ

Hippos 2.jpg
Загрузка финикийского торгового корабля ливанским кедром.
«Корабль финикийцев». — VIII в. до н.э. - Барельеф из дворца Саргона II в Хорасабаде. - Лувр, Франция.

Народ семитического происхождения, близкий по языку и культуре древним евреям и вавилонянам, свою будущую родины (совр. Ливан небольшой зоной побережья, в настоящее время находящейся в пределах границ Сирии и Израиля) уже во III тысячелетии до н. э. Самоназвание финикийцев неизвестно, предполагается, что таковым было «кена’ане», (аккадск. «кенахна»), то есть «ханаанеи». Современные исследователи обращают внимание на любопытный факт, что в древнееврейском языке это слово может также значить «купец» — в полном соответствии с занятием, которые будущие финикийцы себе избрали. Также неизвестно, где находилась их прародина, чисто гадательным образом иногда полагают, что таковой было побережье Персидского залива, колыбель множества семитических культур.

Итак, важнейшими городами Финикии в скором времени стали Сидон, Тир, Библ, и Берот (совр. Бейрут); но в отличие от соседей, избравших для себя занятие скотоводов-кочевников или оседлых земледельцев, финикияне в скором времени превратились в лучших мореходов Древнего мира. Первые контакты Финикии с Египтом прослеживаются уже во время правления Египетской IV династии (ок. 2613—2494 гг. до н. э.) Вполне вероятно, что в это время централизованный и сильный Египет сумел утвердить свое главенство над большей частью финикийской территории, причем сбросить с себя иноземное иго финикийцам удалось лишь два века спустя.

В течение следующего, II тысячелетия до н. э. могущество и богатство финикийских городов постоянно возрастают, финикияне основывают множество колоний на берегах средиземноморского Леванта, крупнейшими из которых без сомнения можно назвать Дор и Угарит, в северной Африке таковой стал знаменитый Карфаген, также, сколь о том можно судить по материалам археологических раскопок, во времена высшего расцвета финикийской цивилизации, ей принадлежал также о. Кипр.

Форпостом Финикии в Испании стал Кадис (или Гадес) на южном побережье, иногда полагают, что само имя «Испания», исторически восходит к финикийскому «zapan», то есть «кроличий берег». Известно, что финикийцы торговали практически со всеми народами средиземноморского бассейна, причем важнейшими экспортными товарами по все время существования этой страны, оставались знаменитый ливанский кедр (бывший одним из важнейших материалов для тогдашнего кораблестроения, а также для возведения особенно величественных зданий, к примеру, храма Соломона), а также сосна, тонкие полотна из Библа, вышитые одежды из Сидона, расписной фаянс, кованые изделия из железа, вино, и конечно же, знаменитый финикийский пурпур, продававшийся в буквальном смысле на вес золота.

Судя по всему, финикийцы были первооткрывателями стеклодувного мастерства, однако же, величайшая их заслуга состоит в изобретении первого в мире алфавита, который затем заимствовали и значительно усовершенствовали греки. Финикияне, по всей видимости, молились ханаанейским Ваалу и Астарте, города-государства управлялись по всей видимости, царями (по крайней мере, на одном из финикийских известковых саркофагов, датируемый XI столетием до н. э. несет на себе надпись, в согласии с которой в нем был похоронен Ахирам, царь Библа. Предпожительно, власть царя в значительной мере ограничивалась местной торговой аристократией, но так или иначе, высшие слои общества по большей части ладили между собой вплоть до того времени, когда в начале IX в. до н. э. Финикии начала серьезно угрожать возросшая мощь Ассириийской державы.

Царям Ассирии удалось даже подчинить себе часть финикийской территории, хотя, сколь о том можно судить, их власть здесь оставалась непрочной. Постоянные войны и жадность соседей, желавших любой ценой подчинить себе столь прибыльную область, привели к тому, что в 538 г. до н. э. Финикия добровольно отдала себя под власть Персии, видно, полагая это меньшим из зол, причем финикийцы, по всей видимости, составили костяк персидского флота. Позднее эти земли подчинил себе Александр Македонский, и наконец, в 64-м году н. э. Финикия окончательно исчезает, превратившись в одну из частей римской провинции Сирия. Города Арвад, Тир и Сидон какое-то время сохраняют самоуправление, но затем и они приходят в упадок, и финикийская культура окончательно растворяется в окружающей ее семитической среде. Впрочем, это время нас уже не будет интересовать. Вернемся к возможности финикийских посещений Америки.

Очередной камень, на сей раз Параибский

Ladislau de Souza Mello Netto.jpg
Ладислау Нетто, первый дешифровщик надписи.
Фотографическая Студия Карнейро-и-Товарес «Виконт Ладислау де Соуза Мелло Нетто». — 1887 г. - Национальная библиотека Франции, Париж.

Подобным вопросом в 1781 году вновь задался француз Антуан Кур де Жебелен, категорически, но к сожалению, совершенно бездоказательно утверждавший в своих трудах, будто уже в XIX столетии до н. э. между Америкой и Финикией поддерживался постоянный контакт. Сходных идей придерживались сэр Джордж Джонс в своем объемистом труде «Изначальная история доколумбовой Америки» (1843 г.), и Джон Б. Ньюман («Происхождение краснокожих», 1852 г.) За неимением хоть каких-либо положительных доказательств все догадки подобного сорта благополучно повисали в воздухе.

Впрочем, двадцатью годами позже того, как вышло из печати это последнее издание, появилась надежда, что старинная загадка близка к разрешению. Все началось 13 сентября 1872 года, когда виконт Ладислау де Соуза Мелло Нетто получил некое любопытное послание. Оговоримся, Нетто ни в коем случае нельзя было заподозрить в легковерии или невежестве — это был в самом деле крупный ученый, ботаник, специалист по бразильской флоре, исполнявший в те времена обязанности директора Национального Музея истории, географии и этнографии в Рио-де-Жанейро, к слову, одного из старейших научных учреждений на этом континенте.

Строго говоря, письмо было адресовано президенту научного общества музея, виконту до Сапукаи, и посему, первый секретарь научного общества, в полном соответствии с правилами, зачитал его в слух на одном из заседаний. Короткое и деловое послание читалось следующим образом:

« Господин виконт,

Когда по моему приказу, в поместье в Поузо Альто, что соседствует с Параибой, шло перемещение камней, рабы принесли мне один из них, уже успевший расколоться на четыре части; на камне этом читалось множество знаков, которых никто не мог понять. Я поручил своему сыну, кое-что понимающему в рисовании, их скопировать, чтобы затем отправить эту копию Вашей Светлости, полагая, что либо вы сами в качестве президента Исторического и Географического Института Бразилии либо какой иной человек, сможете понять, что обозначают эти письмена. Я же, прибыв в столицу, не имел времени для того, чтобы передать их лично в руки Вашей Светлости, и потому отправил их почтой.

Засим, остаюсь с величайшим почтением и уважением
к Вашей Светлости,

Нижайший, покорнейший и преданнейший ваш слуга,
Жоаким Алвес да Коста

Рио, 11 сентября 1872 года.

»

К письму была приложена бумага, вплоть до настоящего времени остающаяся единственным изображением Параибского (или «Бразильского», как его порой именуют) камня. Заметим еще раз, Нетто не имел лингвистической подготовки, да и не мог ее иметь, наука лингвистика оставалась еще в пеленках, да и занималась только языками индо-европейской семьи. Посему, прекрасно понимая ограниченность своих знаний в подобных вопросах, он пожелал изначально всего лишь взглянуть на искомую надпись и определить, к какому типу письменности она принадлежит. Три дня спустя, первый секретарь передал ему копию, приложенную к письму да Косты, вместе со своим коротким комментарием. Возможно, не случись этого, история Параибского камня никогда не увидела бы свет. К счастью, или наоборот. Но вернемся.

Итак, приписка, к письму, принадлежавшая секретарю гласила:

« Сеньор,

По приказу Исторического, Географического и Этнографического Института Бразилии, я посылаю вам копию письма сеньора Жоакима Альвеса да Косты вкупе с иной, несущей на себе изображения графических символов, найденных этим же сеньором Костой на ферме его в Параибе, дабы археологическая и этнографическая комиссия, весьма достойным членом каковой вы являетесь, высказала свое мнение касательно сказанной же надписи, в соответствии с решением Института от 13 числа текущего месяца.

Храни вас Бог. Дано секретариатом Института, в городском императорском Дворце, 16 сентября 1872 года. Сеньору Ладислау де Соуза Мелло Нетто, члену археологической и этнографической комиссии Исторического и Географического Института Бразилии.

Жоаким С. Фернандес Пиньеро, I-й секретарь.

»
Lettre a monsieur Ernest Renan a propos de l'inscription phénicienne apocryphe soumise en 1872 a l'Institut historique, géographique et ethnographique du Brésil (page 38 crop).jpg
Копия надписи на Параибском камне, приложенная к письму

Бегло ознакомившись с надписью, Нетто предположил в качестве рабочей гипотезы, что она сделана на финикийском языке. В течение некоторого времени Нетто боролся с искушением, однако, любопытство и желание вникнуть в смысл таинственных знаков наконец, взяло верх. Это было вполне понятно, XIX век был временем настоящей революции в деле прочтения текстов на забытых языках, стоит лишь назвать имя великого Шампольона, дешифровавшего древнеегипетские иероглифы, и немца Гротефенда, сумевшего прочесть древнюю клинопись. Неудивительно, что Нетто не сумел устоять перед искушением добавить свое имя к великой плеяде европейских исследователей… но в данном случае, судьба явно ему не благоприятствовала.

Позднее, защищая свою точку зрения, он будет указывать, что Перипл Ганнона (о котором у нас уже шла речь в первой главе этой части), беспримерное плавание вокруг Африки, открытие Гибралтара финикийцами (совершенно реальное и безусловное), а также полумифическое посещение «острова» лже-Аристотеля, с убедительностью доказывали, что древние финикийцы были опытными и смелыми мореходами, не боялись больших расстояний… и чем черт не шутит? могли в самом деле достичь американского побережья. Кроме того, южное экваториальное течение, когда-то доставившее в Бразилию корабли Педру Кабрала в самом деле достигает бразильского побережья, откуда рукой подать до устья реки Параибы… Искушение сделать открытие мирового масштаба оказалось непреодолимым, и молодой ученый засел за изучение древнееврейского языка, единственного близкого родственника финикийского, известного и в достаточной мере изученного в это время.

После трех лет и отчаянных усилий Нетто стало казаться, что он в состоянии проникнуть в смысл загадочной надписи. Успех окрылил его, однако, маячащую на горизонте радужную перспективу портило одно лишь неприятное соображение: почему таинственный да Коста по-прежнему не дает о себе знать? Нетто были хорошо известны несколько мошеннических попыток заявить о нескольких не существующих в природе «финикийских надписях», якобы найденных в Бразилии, и, что называется, под шумок, получить у правительства серьезные денежные средства или высокие должности. Конечно же, в данном конкретном случае «фермер» не просил ничего в обмен за свое «открытие»… но осторожности ради следовало провести необходимые проверки.

Lettre a monsieur Ernest Renan a propos de l'inscription phénicienne apocryphe soumise en 1872 a l'Institut historique, géographique et ethnographique du Brésil (page 39 crop).jpg
Древнееврейская транскрипция и черновой перевод авторства Нетто[22].

Однако, первые же шаги в этом направлении принесли весьма обескураживающий результат. Начать следует с того, что в Бразилии имеются две реки, носящие имя «Параиба» — Северная, по имени которой названа соответствующая провинция, и Южная, пересекающая провинции Минас-Жерайс, Сан-Паулу и Рио-де-Жанейро. Селений по имени «Поузо Альто» (то есть «возвышенность») оказалось также множество, но даже самые тщательные расспросы и проверки не сумели выявить ни в одном из них человека по имени Жоаким да Коста. «Все было словно специально подстроено, чтобы затруднить поиски» — жалуется Нетто в своем письме знаменитому Эрнесту Ренану — за этим документом мы сейчас следуем.

Итак, ни расспросы, ни самые тщательные поиски ничего не дали, Жоаким да Коста (если он действительно существовал) канул в никуда вместе со своим камнем. В качестве последнего средства Нетто дал объявление во всей печатных изданиях столицы, прося о помощи всех, кому было хоть что-то известно о сеньоре да Коста и находке загадочного камня. Как и следовало ожидать, и эта попытка ни к чему не привела. История становилась все более и более запутанной. Более того, несколько опрометчивое решение поставить в известность газетчиков, привела к невероятному буму, который перекинулся даже на европейский континент, и вся история (далеко еще не доказанная и не проверенная!) приобрела сомнительный вид сенсации, причем утверждали, что надпись была найдена на некоей перуанской колонне, опознана как весьма древняя… коротко говоря, несложно понять, что писалось для падкой на любую «диковину» публики.

Впрочем, европейские ученые, как и следует быть людям образованным и несколько скептически настроенным, оценили газетную шумиху вполне по достоинству, и вслед за Ренаном, первоначальным адресатом письма, обрушили на несчастного бразильца такой поток язвительной критики, что тот счел для себя лучшим навсегда откреститься от всего, связанного с тем, что отныне следовало полагать искусной, хотя и весьма безнравственной фальсификацией. Однако же, при подобном подходе возникал другой, и весьма немаловажный вопрос: кому и зачем потребовалось тратить свое время и силы на столь сложный и неординарный розыгрыш?

Надо сказать, что показав себя не слишком умелым лингвистом, Нетто куда более удачно проявил себя в роли «детектива». Составив проживающих в Бразилии ориенталистов, способным по уровню своих знаний справиться с чем-то подобным, он стал отправлять одному за другим осторожные письма. Всего в его списке оказалось пять имен, из них — один бразилец, и четверо иностранцев, причем с первым из них Нетто был прекрасно знаком и полагал его неспособным на столь сомнительного вкуса розыгрыш, других едва знал, но при том со скрупулезностью человека, решившего идти до конца, ответы, полученные от всех пятерых сравнивал с почерком лже-Акосты — до тех пор, пока ему не показалось, что фальсификатор найден. В своем письме Эрнесту Ренану, знаменитому французскому исследователю-библеисту, в котором излагается вся эта история, Нетто, как видно из осторожности, не называет имя «подозреваемого», однако, раз и навсегда ставит точку в исследовании того, что отныне и до нашего времени большинством исследователей будет полагаться искусной подделкой.

Но сохранилась пропись, и сохранился предварительный перевод, который сделал Нетто по истечении трех напряженных лет Виновный в подделке никогда не был назван, неудачливый дешифратор вернулся к своему основному призванию — ботанике, и даже сумел прославить свое имя, исследованиями южноамериканской флоры.

Современное состояние вопроса

Однако, признание «Параибского камня» подделкой отнюдь не снимало вопрос о возможных контактах между финикийцами и индейцами Америки. Дразнящий вопрос о возможных контактов Финикии с Новым Светом продолжал тревожить воображение ученыхé Основной проблемой в этом направлении поиска было твердое убеждение, что древним не было известно применение компаса (или даже магнитного камня), а без такового попытка пересечь океан представлялась бы чистейшим безумием. Однако, столь же хорошо известно, что финикийцы, как и прочие народы того же времени, имели обыкновение утаивать свои технические знания, и делали это весьма умело… кто поручится, что наши знания об их цивилизации полны и пересмотру более не подлежат?…

Посему, вопрос опять же повисал в воздухе, вплоть до того времени, пока в начале нового, ХХ века, Томас Крофорд Джонсон не попытался решить старинную загадку иным, достаточно остроумным путем. В своем собственном сочинении «Не была ли Америка открыта финикийцами?» (1913 год), он ставит вопрос достаточно неожиданным образом. Как мы помним, царь Хирам отправлял свои корабли из гавани Ецион-Гавер, в Красном море, и не могло ли так случиться, что финикийцы за два года странствий достигли Америки через Индийский океан? Догадка эта, надо сказать, особого ажиотажа не вызвала, единственным, кто примкнул к ее автору, оказался Джозеф Кери Аюб постаравшийся развить ту же мысль в своем собственном труде «Не случилось ли финикийцам стать первооткрывателями Америки?» Книга эта выдержала два издания в 1951 и 1964 году, но опять же, по причине полного отсутствия доказательств оказалась благополучно забыта, при том, что очередной сторонник этой идеи, Чарльз М. Боланд попытался отнести гипотетическую финикийско-индейскую торговлю к периоду предшествующему 480 г. до н. э., после которого она, по мнению автора, прервалась на небольшое время и затем благополучно продолжалась в период между 310 и 146 гг. до н. э. Его сочинение под многообещающим названием «Они все открыли Америку» (1961 г.), опять же натолкнулось на резкую критику, автору вполне резонно указывали, что он смешал в кучу финикийцев и карфагенян, и обычным образом, не представил для своих воззрений ни одного зримого доказательства.

Проблему отсутствия таковых, опять же, достаточно остроумным образом попыталась решить г-жа Констанс Ирвин в своем собственном труде «Белокурые боги и каменные лица» (1963 г.) Для обоснования своих воззрений писательница привлекла одну действительно нераскрытую загадку американского континента, т. н. «каменные головы» ольмеков (позднее мы будем говорить об этом более подробно). Пока достаточно будет заметить, что в джунглях древней Мексики, не раз и не два обнаруживались каменные головы, с лицами явно африканского вида. По какой причине и кем они были выполнены с точностью неизвестно до сих пор, однако, г-жа Ирвин безапелляционно утверждала, что причиной их появления стали все те же финикийцы, прибывшие на американскую землю около 800 г. до н. э. с неграми-рабами. Последние, якобы, настолько поразили местное население, что оно поспешило запечатлеть их черты в камне. Впрочем, не останавливаясь на этом она также утверждала, будто финикийцы обучили ольмеков разведению риса, и они же стали прототипами известной легенды о «белых богах», для которой, вплоть до настоящего времени так и не найдено внятного объяснения.

Все в тех же 60-х годах прошлого века, как мы видим, весьма богатых на теории подобного рода, семитолог Сайрус Гордон пожелал извлечь из небытия историю «Параибского камня», и по следам Нетто придать окончательный вид дешифрованному и переведенному тексту. В его интерпретации надпись читается следующим образом:

« Мы – Ханаанеи из Сидона, города жадного царя. Нас выбросило на этот дальний берег, на землю, покрытую горами. Мы принесли юношу в жертву небесным богам и богиням, и (это же случилось) в 19-й год правления могучего Хирама-Царя, когда мы покинули гавань Эцион-Гебер, выйдя в Красное море. Мы плыли на десяти кораблях, и совместно морским путем обогнули Африку. Затем рука Ваалова разделила нас, и мы потеряли из вида своих товарищей. И посему же, мы прибыли сюда, двенадцать мужчин и трое женщин, на этот Новый Берег. Я же, кормщик, стану ли в страхе бежать? Нет! Да будут также милостивы к нам небесные боги и богини. »

О литературных и прочих достоинствах подобного текста, читатель, судить можете сами. Со своей стороны, отметим, что свое убеждение в том, что Параибский камень, несмотря ни на что, является подлинным, Гордон аргументировал тем, что во времена когда находка якобы имела место, финикийский язык еще не был изучен в достаточной мере, однако, прочие семитологи категорически не согласны с подобной точкой зрения; более того, те же конструкции использовались и используются в научных работах для доказательства фальсификации — характерный признак того, что язык (по крайней мере, на тот момент) не был изучен в достаточной мере, и это позволяло на основе одних и тех же данных делать прямо противоположные выводы…

Все новые и новые бездоказательные утверждения сводились к тому, что финикийцы могли бежать в Центральную Америку из Тира, скрываясь от ассирийских завоевателей, причем их прибытие послужило мощным толчком к развитию местных цивилизаций. Ольмеко-финикийские контакты пытались отнести ко временам куда более ранним, вплоть до 1500 г. до н. э. — что уже совсем невероятно; Джеймс Бейли, автор сочинения с претенциозным наименованием «Божественные цари и Титаны» (1973 г.), и вовсе счел возможным предположить существование финикийских колоний в Америке.

Споры не утихают до сих пор, для обоснования той или иной точки зрения привлекают «словесные сходства» (это в наше-то время! похоже, что невежество — на редкость живучая штука.)

Что же мы имеем в сухом остатке? Индейские изображения, которые сторонники подобных «теорий» полагают финикийскими (в частности, в одном из них пытаясь разглядеть семитскую Астарту), погребальные маски индейцев, в которых также видят «финикийское влияние», сообщения иезуитских миссионеров, якобы получивших из рук индейцев в бразильском штате Минас-Жерайс бронзовые статуэтки с финикийскими надписями (причем язык этих надписей, опять же, якобы опознали в качестве финикийского ватиканские знатоки древностей). История о потерянном городе, сообщенная также миссионерами в 1754 году. В соответствии с этой легендой, некий разрушенный город из камня, обретается где-то в джунглях Амазонии, причем стены его покрыты, конечно же, финикийскими надписями; как и следует ожидать, и статуэтки и город канули в никуда. Пара очередных каменных находок, которые большая часть исследователей полагает современными подделками, но энтузиасты идеи — подлинными финикийскими надписями. Спор о финикийцах в Америке еще далек от завершения…

Предположительно «финикийские артефакты» в Америке
British Museum Huaxtec 1-2.jpg Bat Creek Exam 5-28-10.JPG Olmeca head in Villahermosa.jpg Dighton Rock-Davis photograph.jpg
В женских богинях Мезоамерики авторы подобных теорий склонны видеть изображение финикийской Астарты.
Неизвестный скульптор «Тоци, праматерь богов.» - ок. 900–1521 гг. (Древняя Мексика) - Am1989,Q.3 - Британский музей, Лондон.
Надпись из Бэт-Крик.
Скотт Уолтер (фотограф) - «Камень из Бэт-Крик». - Предположительно конец XIX в. - Бэт-Крик, Тенесси, США
Каменные головы ольмеков.
Неизвестный скульптор «Голова с негритянскими чертами» — ок. 1500-400 гг. до н. э. - Культура ольмеков. - Парк-Музей Ла-Вента. - Вильяэрмоса, Мексика.
Петроглифы на скале Дайтон-Рок.
Фрэнк С. Дэвис (фотограф) «Петроглифы на скале Дайтон-Рок» — 1893 г. - Дайтон, Массачусетс, США.

Датчане в Новом Свете

Великие мореплаватели Раннего Средневековья

Wikinger.jpg
Корабли викингов.
Неизвестный художник «Корабли викингов». — ок. 1130 г. - «Житие св. Эдмунда и прочие сочинения». - MS M.736 fol. 9v. - Библиотека и музей Моргана. - Нью-Йорк, США.

К сожалению, упоминая о теории заселения Америки датчанами, Барсия ни единым словом не упоминает ее автора, возможно, не придавая искомой теории слишком важного значения. Столь же можно предположить, что, как то часто бывает, сам исследователь или его информатор, и сам забыл, где прочел или же услышал о чем-то подобном; однако же, Барсия, как добросовестный ученый, все же решил, хотя бы вскользь, упомянуть о существовании подобного взгляда на вещи.

Ну что же, займемся средневековыми датчанами, или точнее, теми их представителями, которые навсегда оставили свой след в истории под именем викингов.

«

Истинно! Исстари
     Слово мы слышим
О доблести данов,
     О конунгах датских,
Чья слава в битвах
     Была добыта!

»

Так начинается староанглийская поэма о герое Беовульфе, победителе чудовища Гренделя.

Здесь можно напропалую и совершенно бессмысленно гадать, касательно того, могли бы достичь слуха нашего автора реальные сведения о плавании исландцев Эйрика Рыжего и его сына (действительно, чьи предки без сомнения имели датские корни!) в Гренландию и Винланд. В самом деле, как мы увидим позднее, датчане и немцы служили порой принимали деятельное участие в экспедициях, отправленных в плавание инфантом Энрике Португальским, и его последователями — или же речь идет об очередной догадке методом «пальцем в небо», причем, по той же методе, по которой на роль первооткрывателей назначены были финикийцы — в обоих случаях для подобной миссии «назначались» лучшие мореплаватели своего времени. Проанализируем подобную возможность и мы.

Итак, датчане по языку и происхождению своему относятся многочисленной группе германских народов, точнее, северной их ветви, «гиллевионов» Плиния Старшего. Известные античному миру уже во времена Римской Империи. На своей будущей родине эти завоеватели появляются не позднее 200 г. н. э., каким датируется древнейшая руническая надпись, выполненная на одном из северо-германских диалектов. Можно весьма условно предположить, что вслед за готами и прочими народностями германского корня, их погнало прочь на Юг стало постепенно развивающееся похолодание и связанное с тем ухудшение условий жизни в Южной Швеции и прилежащих территориях. Еще раз оговоримся, читатель, это не более чем гипотеза, так как прародина и пути расселения германских племен все еще остаются предметом ожесточенных споров.

Но, так или иначе, уже с достаточной уверенностью можно говорить, что первые века расселения на новой для себя родине, оказались для будущих датчан временем совсем не простым. Постепенное похолодание, известное под именем «Раннесредневекового пессимума», угнетяюще действовало на сельское хозяйство — основу экономики этих мест, а пробиться далее на Юг, по всей видимости, оказалось сложно из-за не менее воинственных соседей и вполне ощутимой угрозы со стороны сильнейшего в те времена государства — Рима, более чем успешно охранявшего свои границы. Посему, следующие века заполнены борьбой за выживание в стремительно ухудшающемся климате, и постоянными стычками между мелкими племенами, каждое из которых стремилось прибрать к рукам как можно больше земельных и человеческих ресурсов. Жестокая вспышка чумы в VI в. н. э. (возможно, принесенная из Галлии?) также не способствовала процветанию. Впрочем, два века спустя, на исходе эры Железа, первые признаки перемен к лучшему, ок. VIII в. н. э. у фьорда Шлей появляется поселение Хедебю, которое позднее превратится в один из важнейших торговых центров этого региона, в том же веке закладывается город Рибе, на юго-западе страны.

В следующем за тем IX в. н. э., страна вступает в эпоху «викингов», мореплавателей, завоевателей и торговцев, своими грабительскими набегами наводивших ужас на все окрестные народы. Удивляться здесь опять же, было нечему: сравнительно небольшая территория Дании, с ее суровым климатом и неплодородной землей в какой-то момент попросту не в состоянии оказалась прокормить растущее население. Выходом из ситуации, как и в случае басков, о которых у нас уже шла речь, стало море — промысел, торговля и война. Само слово «викинг», сколь о том можно судить, в переводе со скандинавских языков того периода обозначает «пират». Надо сказать, что датчане были в этом не одиноки, в том же столетии к немногочисленным представителям датской народности в сомнительном промысле морского разбоя присоединились шведы и норвежцы, испытывавшие те же самые трудности, и посему, решавшие их тем же самым путем, еще веком спустя экипажи викингских кораблей стали пополняться также исландцами. В буйные отряды викингов вливались младшие сыновья местных зажиточных слоев населения, на долю которых не доставалось земли, вольные вожди кланов и их дружин, как несложно догадаться, весьма охочих до войны и сопутствующей добычи, а также авантюристов всех родов и видов, охотно стекавшиеся под их знамена.

Викинги были искусными моряками, и что особенно важно — умели ориентироваться в открытом море, по Солнцу, Луне и звездам; при наступлении облачной погоды, отыскивая местоположение небесных светил (повторимся) через посредство кристалла кварца, через который кормщик (а позднее — штурман) корабля вглядывался в небо. Это воистину неоценимое умение сыграло свою роль в стремительной экспансии викингов к северу, открытии Исландии, о чем у нас уже шла речь, Гренландии и Винланда.

Известно, что торговые дороги викингов связывали их с Новгородом, Киевом и даже Византией. Предметами торговли становились янтарь, драгоценные камни, золото и серебро, стеклянная утварь, ткани, меха, и наконец, рабы. Впрочем, не удовлетворяясь меновой (а позднее и денежной) торговлей, викинги превратились в настоящую грозу прибрежных земель. Викинги покорили себе часть Северной Франции, позднее известной под именем Нормандии (то есть «земли северных людей»). Не имея возможности выдворить отсюда свирепых завоевателей, слабый французский король Карл III предпочел купить их верность, так что конунг Роллон превратился в первого герцога этой земли, а заодно и надежного стража на границах Франции, обязавшегося не пускать на отданную ему во владения землю своих же соотечественников, не менее охочих до грабежа.

Удара викингов не выдержала также средневековая Англия, и немалое владение, известное под именем «области датского права», вполне вольготно раскинулось от Темзы до будущего Йорка. Потребовалось не менее трех столетий, и отчаянные усилия англо-саксонских королей, чтобы наконец вынудить завоевателей убраться прочь вместе с женами и детьми, успевшими появиться на свет на новой родине.

Во времена Горма Старого, родоначальника датских королей, его изначально скромное владение поглотило Ютландию, сын Горма, знаменитый Харальд Синезубый, сумел объединить под своей властью всю территорию будущего королевства Датского, заодно подчинив своей власти Норвегию, и обратить своих подданных в новую для этих мест религию — христианство.

Впрочем, владычество над Норвегией оказалось недолгим и прекратилось сразу по смерти завоевателя, тогда как его сын, Свен Вилобородый сумел вернуть себе потерянное. Доведя своими набегами до полного отчаяния англо-саксов, он добился признания себя в качестве короля Британских островов, однако, в скором после того времени умер. Его сын и наследник Кнуд I Великий сумел на короткое время объединить под своей властью Англию и Данию.

К концу XI века эра викингов постепенно подошла к концу. Можно долго спорить, насколько важную роль сыграло в этом христианство, не одобрявшее традиции морских набегов (в которых часто видели традицию поклонников Одина), воля утвердившихся на троне королей, желавших как можно скорее избавиться от буйной и плохо управляемой вольницы, или наконец, монгольское нашествие, перерезавшее важнейший нерв северной торговли — «путь из варяг в греки», но так или иначе, после этого столетия Дания превращается в типичное средневековое государство, а мы ставим в своем рассказе точку.

На вопрос, могли бы в принципе своем викинги добраться до Северной Америки, ответ безусловно будет утвердительным. Могли, и даже добирались, через Исландию — на территорию своей кратковременной колонии — Винланда. Другое дело (опять же повторимся), что мы в этом случае можем лишь предположить, какими идеями и предположениями руководствовался первоначальный автор теории, и что он собственно пытался доказать. За неимением дальнейших сведений, поставим точку и посмотрим, как «датская» теория развивалась в дальнейшие времена, где мы оказываемся уже на твердой фактической почве.

Маунды Западной Америки и их неизвестные создатели

Ludshøj 06-07-2013.JPG
Маунд Лудшё, Дания.
Томас Ведельсбёл (фотограф) «Маунд Лудшё». — 6 июля 2013 г.

Полу- а то и вовсе напрочь забытую «датскую» теорию, скорее всего, не зная о своем «предшественнике», на недолгое время воскресил Бенджамин Смит Бартон, правда, опираясь на основания совершенно иного порядка. Это был во многом выдающийся научный деятель, естествоиспытатель, ботаник, врач. Уроженец Ланкастера (Пенсильвания) он в 14 лет остался без обоих родителей и вынужден был какое-то время обретаться на попечении старшего брата (в те времена студента Филадельфийского колледжа). Приблизительно в те же времена, его дядя по материнской линии, Дэвид Риттенхаус, священник реформатской церкви, отправился с миссионерским визитом на Западную границу штата, захватив с собой племянника. Знакомство с индейскими племенами потрясло мальчика, и вызвало в нем острый интерес к их истории и культуре; увлечению этому он останется верен до конца дней.

Впрочем, основной специальностью для Бартона станет все же медицина, которую он успешно изучит в Эдинбурге и Геттингене, возвратившись домой уже в качестве зрелого специалиста в этой области. Он проживет достаточно долгую для своего времени и весьма насыщенную жизнь, удостоившись высоких научных наград, станет автором нескольких книг по медицине, ботанике, и наконец этнографии индейских племен Соединенных Штатов (как легко в те времена совмещались столь разные науки!), в течение последних лет будет выпускать «Медицинский и Физический Журнал», покровительствовать молодым талантам, и наконец, в 1815 году скончается от тяжелой болезни легких[23] Однако, из всего наследия этого большого ученого, нас будет интересовать его ранний труд «Размышления касательно некоторых разделов естественной истории» (1787 г.), который он в позднейшие годы будет считать незрелым и незавершенным, однако, по тем или иным причинам, к нему уже не вернется.

Именно в этом труде, посвященном среди прочего, этногенезу индейцев, он впервые смело сравнивает между собой индейские маунды – внушительные земляные сооружения курганного типа, которые действительно в немалом количестве присутствуют в американском штате Огайо. Цепкая память медика и яркие впечатления, оставшиеся после путешествий в Европу, приводят его к смелой мысли, что внешний вид этих «маундов» слишком уж явно сходен с языческими курганными погребениями древней Дании. С уверенностью дилетанта совершая следующий шаг, он объявляет во всеуслышание, что индейцы, в том состоянии, в каком их застала европейская колонизация, не имели ни строительных навыков, ни достаточно развитой техники, чтобы самостоятельно построить столь грандиозные сооружения. Посему, авторами их без сомнения стали датчане, водным путем перебравшиеся в Америку и далее (еще один не менее смелый шаг!), что именно датчане были предками индейцев-тольтеков, строителей грандиозных дворцов и храмов. Вслед за тем, словно испугавшись собственной смелости, ученый благоразумно уклоняется от необходимости ответить на вопрос когда и по какой причине жители языческой Дании прибыли на американский континент, и что подвигло их к сооружению гигантских маундов, объявляя только, что имеющихся данных недостаточно для ответа на этот вопрос, и следует подождать, пока наука не будет к этому готова.

Ну что же, в этом случае нам придется углубиться в века, куда более далеко отстоящие от эпохи викингов и даже, судя по всему, предшествующие европейской античности.

Итак, первые люди появляются на территории того, что куда позднее станет Данией, около 12 тыс. лет до н.э., т.е. к концу последней ледниковой эры, когда отступающие на север льды освобождали все большие и большие территории. Судя по т.н. «кухонным кучам» в изобилии оставшимся после этого первоначального населения, первопроходцами оказались кочующие племена, занимавшиеся охотой на крупного зверя. В те далекие от нас времена, на земле, оттаявшей после многолетнего оледенения бурно разрослись деревья, и в скором времени вся территория Дании оказалась покрыта густыми хвойными лесами. Леса эти вместе с прячущейся в них живностью, а также море и несколько глубоких озер, которые оставил после себя отступающий ледник, исправно обеспечивали растущее население одеждой и пропитанием.

Около 4 тыс. лет до н.э., во времена Неолита, здесь появляются первые постоянные поселения, зарождается земледелие, и первые, еще полукочевые, крестьяне, рубят и выжигают лес, чтобы на отвоеванной у столетних сосен и елей территории вспахивать поля и выпасать скотину. Именно в это время, возможно, в качестве погребальных комплексов для нарождающейся знати, или центров религиозного значения, появляются первые «маунды» или мегалитические могилы. Маунды эти представляли собой высокие искусственные холмы, в центре которых изначально деревом, позднее – из камнем – выкладывалась квадратная погребальная камера. Иногда маунды дополняли каменной же оградой из грубо обтесанных блоков, порой – оставляли как есть[24] Предположительно, маунды были связаны с культом предков, однако, подобная точка зрения все еще нуждается в дополнительных исследованиях.

Около 2800 г. до н.э. дальнейшее развитие технологий во времена энеолита, развитие земледелия (в особенности выращивания ячменя как основной культуры), окончательно вытесняет старинный охотничий быт, и древние гигантские могильные сооружения исчезают, сменяясь т.н. «культурой одиночных погребений», представляющих собой невысокие холмы, а то и попросту насыпи, едва выступающие над поверхностью земли. Неизвестно, связано ли подобное изменение с некоей переменой устоявшихся традиций, или с тем, что первоначальных поселенцев вытеснил с насиженных мест некий народ-завоеватель; среди исследователей нет на эту тему единого мнения, однако, этот позднейший период нас интересовать уже не будет.

Cleiman Mound with village.jpg
Клейман Маунд (Иллинойс, США).
Ниттенд (фотограф) «Клейман Маунд». — 2 ноября 2013 г.

Так вот, увидев эти древние холмы, о подлинном назначении и эпохе создания которых в те времена еще никто не знал, молодой медик испытал настоящее потрясение – увидев в них практически идеальные копии того, что с детства было ему знакомо на американском континенте. Привычный и любимый довод – а похоже! Для того, чтобы подтвердить (или опровергнуть) подобную точку зрения и мы займемся американскими маундами поближе. В современности их относят к т.н. культурам Хоувелл и Адена (более раннее обозначение «Строители Маундов» в современности полагается устаревшим. Культура Хоупвелл, названная по имени фермы, возле которой располагается один из самых колоритных маундов, по всей видимости, пережила свой расцвет в период от 200 г. до н.э. до 500 г. н.э. Известно, что палеоиндейцы Хоупвелл жили в деревнях, располагавшихся на берегах рек, выращивая кукурузу, и (предположительно) кабачки и фасоль. Для своего времени это была культура весьма высокого уровня, характеризующаяся искусно выполненной керамикой, украшенной прихотливым линейным орнаментом, столь же искусно выполненными курительными трубками с изображениями животных и рыб, ожерельями а также разнообразными изделиями из серебра, кости и метеоритного железа. Распространившись в пределах северо-востока Соединенных Штатов, культура Хоупвелл, по всей видимости, вела торговый обмен с такими отдаленными территориями как Скалистые Горы и побережье Мексиканского залива. Да простит нас читатель за столь краткое изложение; как известно, объять необъятное в одной небольшой главе нечего даже пытаться, и гораздо подробнее о Строителях Маундов мы поговорим несколько позднее. Родственная Хоупвеллу культура Адена (ок. 100 г. до н.э. – 500 г. н.э.), не сумевшая, впрочем, достичь подобных высот, располагалась на Юге нынешнего штата Огайо. Известно, что палеоиндейцы Адена занимались собирательством и охотой, и примитивным сельским хозяйством. Деревни Адена представляли собой ряды округлых хижин с конической формы крышами, поддерживаемой высокими столбами, со стенами, для создания которых использовалась кора, древесина и ветки ивы, некоторые жители предпочитали по-старинке использовать для жилья пещеры. Орудия Адена были по большей своей части каменными, в частности, в поселениях Адена обнаруживаются каменные топоры, мотыги, курительные трубки, а также характерная грубая керамика. Небольшое количество изделий из меди, как полагается в современности, могло быть продуктом обмена, полученным от соседних племен.

Итак, маунды – погребальные холмы столь далеко отстоящих друг от друга народов, как индейцы США и древние датчане, оказались столь явно схожими между собой, что Бартон счел для себя возможным выдвинуть смелую теорию о путешествии пра-датчан на Американский континент.

Однако, ни хронологически, ни археологически, между этими культурами нет ничего общего. Врач, но отнюдь не профессиональный археолог Бартон, наступил на те же самые грабли, против которых столь благоразумно предупреждал Барсия: прежде чем полагать сходство между культурами двух народов признаком их единого происхождения, следует в первую очередь произвести тщательную проверку, насколько распространено то или иное явления. Последуй Бартон этому трезвому совету, он с удивлением бы понял, что погребальные маунды не являются чем-то исключительным; в Старом Свете они встречаются не только в Дании, но в Англии, на Балканах, в славянских странах, у скифов, и даже в Африке, Индии и Японии. Говоря о Новом Свете, укажем, что погребальные маунды характерны для палеоиндейских культур Канады и США, причем разбросаны на огромной территории, никогда не относившейся к тольтекской (или если угодно – пра-тольтекской культуре).

Однако, дорогой читатель, нечего смеяться, и тем более негодовать касательно подобной точкой зрения (а также утверждениями Бартона, будто индейцы были слишком примитивны для того, чтобы выстроить подобные циклопические сооружения). В этом случае мы всего лишь сталкиваемся с общим мнением, характерным для Века Просвещения, и следующих на ним XVIII-начала XIX столетий. (а некоторые, не слишком отягощенные образованием личности и до нынешнего времени его придерживаются!) Согласно тогдашней доктрине, история виделась в качестве прямой палки, устремленной в небеса, могущей двигаться исключительно по пути прогресса, от хорошего к еще лучшему. Периоды борьбы, стагнации, и даже упадка – все это станет ясным уже позднейшим исследователям, так что в ошибке Бартона нет ничего возмутительного, и тем более крамольного. Однако, теория Бартона, если ее так можно назвать, судя по всему, оказалась очередным тупиком научной мысли. Посему, проследуем дальше.

Пининг и Поторст, современное продолжение идеи

«Отъявленные разбойники»

Carta Marina1.png
Фрагмент [Carta marina]. Между Гренландией и Исландией находится искомая скала с изображением похожим на циферблат часов или румбы морского компаса.
Олаф Магнус «Carta marina». — Иллюстрация к сокращенному изданию (лат. «Opera breve»). - 1539 г. - Венеция

Об этих двоих мы имеем очень смутное представление, сохранившиеся сведения отрывочны и уже потому их можно толковать на множество ладов. С полной уверенностью можно утверждать лишь то, что двое пиратов, в дальнейшем превратившихся в респектабельных шкиперов на службе датских королей Христиана I и Ханса, были совершенно реальными людьми.

Итак, Дидрих Пининг. В прежние времена его полагали мелким дворянином, по национальности своей датчанином или норвежцем, сейчас раздаются голоса в защиту мнения, что искомый пират и мореплаватель был немцем, родом из Хильдесхайма. Будущий капитан родился около 1430 года, и практически одновременно с Хансом Поторстом начал свою службу в Гамбурге, Пининг на какое-то время покинул этот город в поисках приключений и доходов (а как же иначе?) приблизительно в то же самое время, когда его соотечественник Христиан, граф Ольденбургский, под именем Христиана I занял датский трон. Также известно, что в Ольденбурге герцогстве оставался кузен или другой дальний родственник искомого капитана, носивший также фамилию Пининг, с которым наш герой, возможно, поддерживал переписку.

Надо сказать, что в истории Дании и ее исландской колонии вторая половина XV века была временем достаточно неспокойным. Т. н. «тресковые» конфликты между Англией, Данией и Ганзой уходят своими корнями в первые годы XV век, когда разведав возможность вылавливать у исландских берегов рыбу в огромных количествах, предприимчивые английские и немецкие шкиперы стали постоянно наведываться сюда, к великому ущербу Дании уклоняясь от пошлин, которые в прежние времена вынуждены были платить, вылавливая рыбу у берегов Европы, опять же, во владениях датского короля.

На этой почве раз за разом вспыхивали конфликты (к примеру, в 1447 году, пытаясь ослабить противников, Дания закрыла им доступ на Балтику), причем одним из важнейших способов отвадить конкурентов от столь прибыльных мест для Дании были юркие пиратские суда, из раза в раз нападавшие на богатые и неповоротливые купеческие корабли конкурентов в открытом море. С достаточной уверенностью мы можем утверждать, что Пининг и его закадычный приятель, в те времена двадцатилетние, были именно такими приватирами и пиратами на службе Его Величества, в достаточной мере поживились за счет этого промысла, и сумели заслужить немалое уважение в среде корсарской вольницы. Впрочем, оба показали себя достаточно умелыми двурушниками, благополучно совмещавшими разбой со служением купеческому Гамбургу, так что в ганзейских документах Пининг называется «гамбургским шкипером»; также обоим в 1468 году случилось принять участие в конфликте между Гамбургом и Любеком на стороне, конечно же, своего города. Надо сказать, что эти первые двадцать лет морской службы (или морского разбоя?) практически не оставили следа в документах, что открывает возможности для самого неприкрытого гадания. Приведем одну из подобных, более чем смелых теорий.

Известно, что время Великих Географических открытый оставило свой след также в истории маленькой Дании, в частности, норвежцу Софусу Ларссену, которому удалось извлечь из забвения историю плавания Пининга-Поторста после как минимум 400-летнего забвения, удалось также отыскать письмо португальского короля датскому Христиану I, в котором выражалось желание поддерживать между странами деятельное сотрудничество. Известно, что на службе у знаменитого Генриха Мореплавателя Португальского состоял некий близкий датской короне «Лааланд», причем этот персонаж столь ярко проявил себя во время одной из битв против африканских мавров, что инфант Генрих удостоил его рыцарского звания, и обласканный на чужбине датчанин вернулся на родину с письмом, полным славословий в свой адрес, вкупе с настоятельным советом датскому королю поближе присмотреться к столь одаренному воину. В настоящее время пытаются доказать, что под псевдонимом «Лаааланд» опять же скрывался наш добрый знакомый Дидрих Пининг; причем подобное, скажем так, несколько неожиданное мнение, пытаются подтвердить тем, что в 1462 году (то есть год спустя после возвращения «Лааланда») Дидрих Пининг преподносит богатые дары церкви Сан-Адреас в Хильденсхайме. Сторонники подобного взгляда пытаются трактовать подобный шаг как несколько запоздалую благодарность Господу за благополучное возвращение домой — однако, теория эта была никаких иных подтверждений не имеет, и как была так и остается по большому счету гадательной.

В любом случае, имя Дидриха Пининга в период 1468—1472 года во время морской войны между Англией и Данией вновь появляется в документах, причем бравого моряка, вкупе с его другом Хансом Поторстом английская сторона именует «отъявленным разбойником», и «пиратом, покрывшим себя дурной славой»; при том что, соглашаясь с первооткрывателем этой истории — Софусом Ларссеном, стоит отметить, что в те времена разница между «военным моряком на службе у своего короля» и «пиратом и флибустьером» была исчезающе малой; морской разбой против англичан едва ли не открыто поощрялся датской короной. Кроме пиратских подвигов, закадычные приятели, опять же, по всей вероятности, не раз навещали гренландские берега, с целью разведать районы скопления рыбных косяков и лежбища гренландских тюленей.

Как видно, храбрость и исполнительность нашего героя в это время привлекли к нему благосклонное внимание короля, так как в 1470 году, когда бравый моряк поднимается по служебной лестнице до положения адмирала датского флота и первого губернатора Исландской колонии, причем обязанности свои он исполнял, по всей видимости, в очередь с Торлейфом Бьёрнсоном (опять же, если речь не идет об одном из младших отпрысков рода Пинингов, полном тезке своего предка-пирата). Любопытства ради стоит заметить, что вилла губернатора Пининга в Исландии существует до сих пор: это Бессатадир, в настоящее время являющийся официальной резиденцией главы Исландской республики. Так или иначе, синекурой подобное положение назвать было трудно, губернатор Пининг продолжал вести напряженную борьбу с ганзейцами и англичанами, причем противостояние выливалось порой в прямые схватки, во время одной из которых сложил голову уже упомянутый Торлейф Бьёрнсон (66), сменивший нашего героя в губернаторском кресле. Впрочем, мир, заключенный между противниками в 1473 году был достаточно выгоден для Ганзы, получившей постоянный доступ к рыбным богатствам Исландии, тогда как англичане, за неимением лучшего, были вынуждены вести свой промысел западнее, что в свою очередь привело их к канадскому Ньюфаундленду, и — кто знает? — быть может содействовало ускоренному освоению британцами Нового Света.

Nordenskirker Helsmarie(60)1.png
Ханс Поторст (справа), опоясанный лентой, с именем. Левая фигура, полустершаяся от времени, дополняется надписью: «художник».
Неизвестный художник «Автопортрет вкупе с изображением Ханса Поторста, и его же гербом». — Церковь Св. Марии. - Конец XVI в. - Хельсингёр, Дания

В 1481 году губернатору Пинингу ненадолго пришлось вернуться на континент на похороны своего благодетеля, короля Христиана I, однако, Ханс, преемник усопшего на троне Дании вновь подтвердил полномочия Пининга в качестве губернатора Исландии. Существуют также краткие сообщения об официальных визитах исландского губернатора в последующие за тем годы в Копенгаген и Берген, его участие в победоносной войне за Готланд против отрядов шведского короля, а также о том, что за безупречную службу в эти годы он возводится в достоинство рыцаря норвежской короны.

Кроме всего прочего, до нашего времени дошло немалое количество указов и документов, относящихся ко времени его губернаторства, в частности, знаменитый «закон Пининга» (датск. Piningdomyr) от 1490 г., впервые официально утвердившем права и обязанности иностранных рыбаков на территории Исландии и в прибрежных водах. Современные исследователи предполагают, что новоиспеченный губернатор не чурался сепаратизма, спуская на тормозах исполнение королевских приказов, и подспудно пытаясь превратиться в полу- а то и вовсе независимого правителя. Так или иначе, все в том же 1490-м году видим нашего героя в Вардё (Норвегия) где он принимает участие в строительстве оборонительных укреплений против русских, причем по мнению известнейшего исследователя севера Фритьофа Нансена, Пининг в это время становится «верховным главнокомандующим в северных водах, равно на суше и на море». Годом позднее он получает назначение губернатором Вардёхуса, и предпринимает путешествие в Финнмарк, которое становится для него роковым. Нам в точности неизвестно, умер ли он своей смертью или же с бывшим пиратом расправились англичане и ганзейцы, как мы помним, имевшие к нему весьма длинный счет. В этом случае полагается, что бывший морской разбойник оказался в плену у своих врагов и закончил жизнь на виселице в качестве которой, опять же, возможно, выступила корабельная рея.

Посему, опять же по всей видимости, на исходе 1490 года, в Исландии его сменяет затем 24 или 26-летний морской адмирал Дидрих Пининг-младший, племянник и, по всей видимости, крестник нашего героя, вызванный с этой целью из немецкого Хильдесхайма. На этом посту ему предстоит оставаться в течение двух лет, после чего решением альтинга он теряет свою должность «ибо у такового — гласит сохранившийся до нашего времени документ — не было в наличии ни денег, ни собственности, дабы выплачивать штрафы и покрывать издержки, случись ему совершить несправедливость в отношении другого человека». Вслед за тем Пиниг-младший благополучно возвратился в Хильдесхайм, где еще некоторое время занимал должность бургомистра; и на этом наши сведения о столь примечательном семействе теряются окончательно.

О Хансе Поторсте, закадычном друге и соратнике Дидриха Пининга, известно куда меньше. Томас Хью, автор одной из немногих научных работ, посвященных двоим гипотетическим «первооткрывателям Америки» полагает, что он, возможно, в юные годы проживал по соседству и посему, опять же возможно, c детства дружил с будущим губернатором Исландии. Первый документ, связанный с именем Ханса Поторста, обнаруженный в 1930 году в Гамбургском городском архиве, датируется 1473 годом, и сообщает о том, что Ханс Поторст оставил службу на корабле «Бастиан», принадлежавшем ганзейскому флоту. Нам неизвестно, какую должность он занимал; чисто предположительно полагают, что корабль этот исполнял военную миссию, и Поторст вслед за своим приятелем, принимал участие в датско-английском конфликте, выступая на стороне короля Христиана I. Что с ним происходит в последующие годы — неизвестно, опять же, по всей видимости, он в это время вполне успешно занимался морским разбоем, так как документ, датируемый 1483 годом отмечает, что шкипер Поторст у берегов французской Бретани, взял на абордаж три испанских купеческих корабля и благополучно доставил свою добычу королю Хансу Датскому.

Столь же возможно, что после 1486 года Ханс Поторст временно или даже постоянно поселился в гамлетовском Эльсиноре, и судя, по всему, в результате своей бурной карьеры превратился к этому времени в достаточно состоятельного человека. По крайней мере, опять же предположительно, желая замолить прежние грехи, он принялся щедро снабжать деньгами местную церковь Св. Марии, в результате чего благодарные священнослужители распорядились украсить его портретом и гербом одну из восьми потолочных фресок. Портрет этот сохраняется до сих пор, и потому о внешнем облике бывшего пирата мы имеем достаточно полное впечатление, чего нельзя сказать о его дальнейшей жизни. После 1486 года Ханс Поторст окончательно исчезает из документов — возможно, превратившись к тому времени в респектабельного, но достаточно безликого датского буржуа, или сложив голову во время очередного приключения. Не будем гадать на пустом месте.

Экспедиция — реальная или мифическая

BremenHoetgerHdG02.jpg
Мемориальная доска в честь «первооткрывателей Америки».
Бернхард Хётгер «Пининг, Поторст и американский индеец». — 1934 г. - Бремен, Германия

Сведения об экспедиции, якобы предпринятой этими двумя к Северной Америке впервые появляются на т. н. «Парижской карте», выполненной Иеронимом Гурмоном, и изображающей остров Исландию и прилегающую к нему часть океана. Тему вслед за ним продолжает Олаф Магнус, который в своей «Истории северных народов», вышедшей из печати в Риме в 1555 году. Оба автора достаточно согласно рассказывают о двоих пиратах «покрывших себя весьма дурной славой», которым заказано было возвращение во все скандинавские королевства, в 1494-м году сумели достичь некоей скалы или небольшого островка, располагающегося по мнению картографа между Исландией и Гренландией, и далее, «по некоей своей пиратской надобности», украсить скалу грубым изображением морского компаса[25]. На своей карте добросовестный ученый даже показывает эту скалу с выбитым на ней изображением, и далее, по моде своего времени, остров Гренландию, на котором «скрелинг» (эксимос) дерется на копьях с высокорослым европейцем (M 89).

Следующим документом, столь же коротко рассказывающем об этом событии является письмо бургомистра германского Киля Карстена Грипа, составленное в 1551 году на имя датского короля Христиана III. Предположительно, Грип был отправлен в путешествие на средства датской королевской казны с заданием собрать для короля-библиофила как можно больше книг и карт, представляющих интерес для монаршей коллекции. Посему, уведомляя своего августейшего нанимателя о том, что в Париже появилась в продаже новая карта, «на которой отмечается, что Исландия размерами своими вдвое превосходит Сицилию», и столь же мимоходом упоминается (Л 32):

« Двое шкиперов, Пинингк и Пойдторст, которых дедушка вашего королевского величества король Христиан I по ходатайству короля Португалии, с некими (или возможно - несколькими, прим. переводчика), судами направил для изучения новых стран и островов, что располагаются на севере, соорудили и установили на скале Видтжерк, по соседству с Гренландией, большой навигационный знак, лицевой стороной своей обращенный к морю, в сторону Сна́йфедльсйёкюдля, что в Исландии в предупреждение грендандским пиратам, что на своих многочисленных малых кораблях без киля имеют обыкновение во множестве нападать на прочие корабли. »

В современности этот навигационный знак, который Грип в своем письме именует по-датски «eyn groidth baa» обычно понимают как высокую пирамиду из камней — обычную практику для исследователей северных морей. Итальянское издание работы Олафа Магнуса, выполненное в то же время окончательно запутывает ситуацию, именуя все тот же знак «солнечными часами», или «циферблатом» (ит. uno horologio) (Л 48), и также добавляя к тому, что обоим в конечном итоге пришлось принять «жалкую смерть в море, или же на виселице, или наконец, от рук своих дружков». Об этом путешествии — уж неизвестно, реальном или мифическом, благополучно забыли на следующие четыреста лет, пока чисто случайно письмо Карстена Грипа не нашлось в датском государственном архиве, после чего за дело рьяно взялся норвежец Софус Ларсен, выпустивший в 1925 году собственное сочинение с броским названием «Открытие Северной Америки двадцатью годами ранее Колумба».

Книга получилась, на наш взгляд достаточно затянутой и скучной, однако, в ней можно отыскать несколько небезынтересных моментов. Во-первых, Ларсен попытался внести ясность в вопрос о полумифических «гренландских пиратах». Соглашаясь с мнением коллег в том, что речь идет об эскимосах, Ларсен, однако, спорит с неубедительной гипотезой, будто те имели обыкновение «сверлить дыры в кораблях ниже ватерлинии, и подобным образом их топить», вполне резонно указывая, что у гренландцев не было ни соответствующей техники, ни навыков, и скорее всего, недружелюбно настроенные к новым поселенцам эскимосы скорее предпочли бы рубить якорные канаты во время шторма, отправляя чужие корабли прямиком на рифы. Кроме того, «навигационный знак», уж чем бы он ни был, скорее должен был свидетельствовать о том, что искомая земля принадлежит отныне королевству Дании, и посему, не должна стать объектом посягательства никого иного(Л 49).

Профессор Ларсен предпринял, что называется, титанические усилия, чтобы установить местоположение искомой скалы по старым морским документам и лоциям начала XVI века, но в том не преуспел; найденные сведения оказались слишком расплывчатыми и скорее затруднили, чем приблизили решение загадки. Впрочем, судите сами(Л 44):

« Далее, ежели кому-либо случится оказаться к югу от Бреедерфьорда, что в Исландии, ему следует двигаться далее к Западу, пока он не увидит Хвидзерк (т.е. искомую скалу - прим. переводчика), что в Гренландии, и оттуда двигаться далее на Юго-Запад, до тех пор, пока вышеназванный Хвидзерк не окажется от него к северу, после чего таковому с Божьей помощью следует смело двигаться по направлению к Гренландии, более не опасаясь льдов, после чего с Божьей помощью достигнет Эриксфьорда. »

Разнобою в написании удивляться не следует, для той эпохи, когда еще была очень распространена запись на слух — это явление обычное. Но продолжим.

« Далее, ежели кому случиться оказаться к северу от Бреедефьорда, что в Исландии, ему следует двигаться на Юго-Запад, до тех пор пока Хвидсерк не окажется к северу, после чего с Божьей помощью ему следует искать землю, как о том писано в лоциях… Далее, ежели кому-то случиться оказаться на полпути между Гренландией и Исладнией, в ясную погоду, когда видимость хороша, ему случиться заметить некую весьма высокую гору, именуемую Снефеллсс Йохелл, что располагается в Исландии, о каковой сказано было ранее, а также Хвидзерк в Гренландии… »

На основании этих, достаточно смутных сведений, профессор Ларсен пытается доказать, что искомая скала располагалась на восточном побережье Гренландии, и отнюдь не в открытом море, как то ошибочно пишет Магнус, скорее всего получивший и эту информацию из вторых рук. Так это или нет, сказать невозможно, хотя бы потому, что нет полной уверенности, что речь идет об одной и той же географической точке. Но дискуссии бесполезны и по другой причине: таинственная скала вместе с изображением благополучно успела за прошедшие века исчезнуть в никуда, по крайней мере, до сих пор, несмотря на все приложенные усилия, ее не удалось ее обнаружить. Удивляться тут нечему, не раз и не два случалось, что особо сильные шторма уродовали прибрежные скалы до неузнаваемости, а каменную пирамидку (если речь все же идет о таковой) могли развалить враждебно настроенные к завоевателям эскимосы.

Впрочем, вступая в прямое противоречие с сохранившимися документами, Софус Ларсен полагает, что путешествие состоялось не в 1594 году (как, по его мнению, ошибочно полагали Гурмон и Магнус, явно оперировавшие сведениями из вторых рук), но в в 1473 году, когда оба наших героя благополучно покинули Гамбург и превратились в свободных флибустьеров, ответственных лишь перед самими собой. Современные метеорологические исследования показывают, что именно это десятилетие было наиболее благоприятно для плавания в северных морях, где в это время стояла на редкость теплая и тихая погода. Также по мнению все того же исследователя, портом отплытия был норвежский Берген, посетив Исландию и Гренландию (в чем не было ничего удивительного — и та и другая страна представляли собой датские колонии), наши герои отправились далее, «к тресковым землям», или попросту говоря, к Лабрадору или Ньюфаундленду, оказавшись, подобным образом, у американских берегов на двадцать лет ранее Колумба, за которым уже в позднейшие времена закрепился совершенно несправедливый приоритет в открытии Америки, при чем, по мнению того же исследователя, высокий пост губернатора Исландии оказался для Дидриха Пининга своеобразным вознаграждением за открытие Нового Света. На чем основываются подобные утверждения? В сохранившихся документах (см. выше), ни о чем подобном речи не идет, однако, будничное путешествие в колонии для автора, как видно показалось слишком уж пресным. На каких (пусть и шатких) основаниях профессор Ларсен пытается утвердить свое рискованное суждение мы увидим в двух следующих разделах, а пока остается сказать о громкой посмертной славе нашедшей двух «отъявленных разбойников» в недавно закончившемся ХХ веке.

Как было уже сказано, книга профессора Ларсена вызвала в скандинавских странах живейший интерес, после 400-летнего забвения «первооткрыватели Америки» Пининг и Поторст превратились едва ли не в национальных героев, их именами принялись называть улицы, в честь их устанавливать мемориальные доски и выпускать почтовые марки, ситуация дошла до того, что на красочных часах, украшающих ратушу одного из датских городов изо дня в день разыгрывается представление: из раскрывающихся механических створок, едва лишь закончиться отбивание часов, выплывают фигуры обоих пиратов, и торжественно движутся перед зрителями, после чего спустя некоторое время показывается «проштрафившийся» Колумб. Курьеза ради заметим, что один из современных поклонников «забытых первооткрывателей» договорился до того, что Америку давно пора переименовать в «Дидрику» — но, как того и следовало ожидать, предложение интереса к себе не вызвало. На этом поставим точку и будем двигаться далее.

Польский капитан, открывший Новый Свет

Неизвестный на картах севера

John of Kolno.jpg
Сколвус (Ян из Кельно).
Артур Шик «Ян из Кельно, первооткрыватель Америки». — 1939 г. - Портрет, выполненный для Всемирной Выставки 1939 года в Нью-Йорке

Дорогой читатель, вы сильно ошибаетесь, если думаете, что славянские государства остались равнодушными к какой-то там «Америке» на краю света. Положим, интерес их пробудится не сразу; и Московская Русь Ивана III, направлявшая в те времена все усилия к тому, чтобы окончательно избавиться от татарского владычества, и Польша едва-едва пришедшая в себя после затяжной борьбы с тевтонцами, в самом деле не слишком-то интересовались столь отдаленным и посему малополезным владением. Однако, с некоторым опозданием и голоса этих стран благополучно присоединятся к общему хору, требующему признания своего и только своего безусловного приоритета в открытии нового континента. О том, что Америку «на самом деле» открыли русские первопроходцы, а Колумб, что называется «так, остальной», нам предстоит еще услышать, а пока остановимся на притязаниях на славу первооткрывателей со стороны Республики Польской.

Итак, из года в год польская диаспора в Америке наряду с Днем Колумба, который в этой стране является официальным праздником, пытается добиться установления дня Яна из Кельно, но постоянно терпит в том поражение. Впервые имя этого полумифического путешественника называет нидерландский картограф Реньер Фризиус Гемма. На его знаменитом глобусе, изготовленном в 1537 году, там, где обозначен в те времена гипотетический Северо-Западный проход (впервые по нему удастся проплыть лишь Руалю Амундсену в 1903—1906 гг.), обретается краткая отметка: «Пролив Трех Братьев, посредством которого португальцы пытались проникнуть на Восток, к Индиям и Молуккам»), и рядом с тем «Каковых же народов Иоанн Сколвус, датчанин, достиг в году около 1476 г.».

Ту же тему развивает уже хорошо знакомый нам Франициско Лопес де Гомара, попытавшийся, как мы помним, отправить в Америку население гибнущей Атлантиды вместе с карфагенянами Ганнона, в своем труде «История Индий и завоевания Мексики»(Севилья, 1553 г.) не менее лаконично отмечая, касательно «Лабрадорской земли» (в настоящее время этот географический пункт в указании Гомары отождествляют с Гренландией — прим. переводчика) «Здесь также побывали норвежцы вкупе со штурманом Хоаном Сколво, и англичане с Себастьяном Каботом».

В третий раз то же имя, без всяких дополнительных пояснений, всплывает в одном из документов британского морского архива, который адмирал Моррисон в своей книге «Открытие европейцами Америки» (за которой мы сейчас следуем), полагает относящимся к 1575 г. — когда полным ходом шла подготовка к экспедиции Мартина Фробишера на поиски все того же знаменитого Северо-Западного прохода. «Северную часть указанного прохода, — гласит документ — Джон Сколвус, норвежский штурман, посетил в году 1476 от Рождества Христова

Так называемая «карта Майкла Лока» (1582 г.) выполненная, по всей видимости, на основании материалов экспедиции Фробишера, столь же кратко отмечает на изображении северо-западной части Гренландии: «Jak. Scolvus. Groetland» (то есть «Як. Сколвус, Гренландия».

И наконец, последнее по времени упоминание об этой в высшей степени загадочной личности принадлежит перу брабантского картографа Корнелиуса ван Вифлита. В своем фундаментальном «Дополнении к Птолемею», вышедшем в год смерти автора (1597 г.), содержащем карты и достаточно подробные по тому времени описания известных земель и частей света, автор, безоговорочно отдавая приоритет открытия Америки лже-мореплавателям «братьям Дзено», о которых мы весьма подробно успели поговорить во второй главе этой части, в качестве того, кому выпало посетить новооткрытые земли во второй раз называет все того же штурмана по имени «Johannus Scolvus Polonus» (то есть «Иоанн Сколвус, поляк»). Дословная цитата из вышеупомянутого сочинения звучит следующим образом[26]:

« [Честь] второго открытия [Америки] выпала на долю Иоанна Сколвуса, поляка, что в год 1476… проплыл мимо Норвегии, Гренландии, Фрисландии, и проник в Северный Пролив, что у самого Полярного Круга, и побывал на землях Лабрадора и Эстотиляндии. »

Ситуация дополнительно запутывается тем, что на старых картах под именем «Terra Laboratores» (то есть «земля тружеников») зачастую обозначается современная Гренландия, что, как вы понимаете, сторонников «новых» теорий никак не устраивает.

Гадание без кофейной гущи

К сожалению, за исключением этих отрывочных упоминаний о Сколвусе неизвестно ровным счетом ничего, так что порой в научных работах всплывают понятные сомнения насчет реальности — или мифичности этого персонажа. Но даже если этот человек реально существовал, неизвестна ни его национальность, ни его имя — в записи на его родном языке. Посему, известный полярный путешественник Фритьоф Нансен желал видеть в нем норвежца или датчанина, полагая, что подлинным именем загадочного штурмана было «Юхан Сколфссон». Уже упомянутый нами Софус Ларсен счел для себя возможным «присоединить» загадочного мореплавателя к Пинингу и Поторсту; в самом деле, если Сколвус был штурманом — кто-то должен был быть на этом же корабле капитаном? Впрочем, его оппоненты, полагающие, что трое первооткрывателей сразу — уже некоторый перебор, желают предположить, что Поторст и Сколвус — одно и то же лицо. Доказательств, как водится, никаких не предъявляется — а зачем? Еще одна идея, столь же революционная как и все прочие, предлагает считать Сколвусом Жоао де Корте-Реала, португальца, о котором речь пойдет в следующем разделе. Не ищите логику, читатель, ее там нет.

Что касается малопонятного слова «поляк», которое как мы уже знаем, всплывает только один раз, в самом позднем из всех известных документов, Нансен достаточно рискованно предполагает, что перед нами всего латинское pilotus («штурман») случайно превратилось в polonus («поляк») — в по причине опечатки. Надо сказать, что объяснение смотрится несколько натянуто, хотя бы потому, что оба эти слова достаточно отличаются друг от друга - причем не на уровне одной, случайно перепутанной буквы. В качестве чистой догадки куда предпочтительней было бы в этом случае предположить не письменную, а устную передачу, где «Клеопатра», как известно, превращается в «леопард» — для чего хватает одного человека, не слишком образованного, или наделенного чересчур богатым воображением. Но повторимся, именно догадки, так как доказательств ни тогда ни сейчас подобным измышлизмам предъявлено не было.

Очередная теория, столь же бездоказательная как и все предыдущие, выдвинутая перуанским исследователем Луисом Ульоа предполагает, что под именем Сколвуса прятался собственной персоной Христофор Колумб, чье настоящее имя в свою очередь было Жоан Баптиста Колом. Надо сказать, что этот последний в самом деле существовал, это был каталонец по происхождению, зарекомендовавший себя закоренелым борцом против испанского владычества. Однако, следы исторического Колома теряются, и это дает в свою очередь возможность перуанцу Ульоа полагать, что бывший мятежник, чтобы уйти от наказания, весьма изобретательно превратился в «Колумба», чтобы заставить забыть о себе в 1470 году или около того времени посетил Ирландию и Исландию, а затем вместе с датской экспедицией в 1477 году отправился в Америку. Датчане, будучи не в состоянии правильно выговорить его имя, превратили его в «Сколома» и «Сколвуса». Теория, без сомнения, «солидная и остроумная», как выразился бы маэстро Воланд. Думаю, об ее обосновании вы уже отлично догадались сами, ибо основание это уже успело всем набить оскомину: «Ну ведь похоже!»

Впрочем, всех оставил далеко позади польский исследователь Иоахим Лелевел, в 1842 году опубликовавший в познанском сборнике «Oredownick Naukowy» («Страж науки»), том 2 № 41 статью с красноречивым названием «Об открытии Америки Яном из Кельно». Судя по всему, именно со времен этой работы и начинается шумиха вокруг «польского приоритета в открытии Америки», не утихающая до сих пор. Давайте определимся. Кельно — небольшой городок в польской Мазовии, где автор, как обычно, с величайшим апломбом и уверенностью в собственной правоте, поселяет своего героя.

Желая получить нужный результат, Лелевел интерпретирует его имя как «Сколнус» (оговоримся, подобное написание не зафиксировано ни в одном из сохранившихся документов, однако, смелого первопроходца от науки это не останавливает). Никаких пояснений подобному шагу г-н Лелевел не дает, и нам остается только догадываться о ходе его мыслей. По всей видимости, прихотливому авторскому воображению рисовался некий не слишком старательный и не слишком грамотный печатник, принявший рукописное «n» за «v». Написание «Сколнус» сразу дает две соблазнительных возможности: интерпретировать его как «Ян из Кельно» (если уж речь идет о поляке!) или «Ян Школьный». Как эти две взаимоисключающие гипотезы соотносятся между собой, автор, как водится, подумать не побеспокоился. В качестве «доказательства» второй возможности, он не поленился поднять сохранившиеся списки студентов Краковского университета, и о чудо! нашел среди прочих некоего Яна из Кельно, и наконец триумфально предъявляет своим читателям еще одну находку, в Гданьске (тогдашнем Данциге) в самом деле обреталось в те времена семейство не то купцов, не то моряков по фамилии Colno или Cholno.

А теперь оставим шутки, читатель, и разберем эту, с позволения сказать, теорию, более основательно — так как подобными же доводами и в наше время обожают оперировать всевозможные приверженцы «революционных» и «ниспровергающих официальную науку» теорий.

Ошибка «часть от целого» и с чем ее едят

Запомните, дорогой читатель: подобную ошибку может совершить (и зачастую совершает!) отнюдь не лгун и не шарлатан, а совершенно искренне верящий в свое открытие человек, чья вина состоит исключительно в том, что он не в состоянии совладать со своими эмоциями. Посему, следует запомнить раз и навсегда: чем более некая теория льстит вашему самолюбию и возносит вас над простыми смертными, тем более суровой проверке она должна подвергаться, ибо в 99 случаях из ста, как бы это ни было печально, вам придется столкнуться либо с самообманом первооткрывателя, настолько увлеченного собственной идеей, что у него элементарно не хватает мужества взглянуть на нее под критическим углом, либо с обыкновеннейшим жульничеством, причем в этом последнем случае высокопарные слова и попытка сыграть на ваших эмоциях есть всего лишь весьма несложная психологическая уловка, призванная к тому, чтобы с первого же момента отключить у слушателей и читателей скепсис и желание задавать неудобные вопросы, заменив разумное обсуждение эмоциональной бурей.

Увы, наука и патриотизм не имеют между собой ничего общего, государства приходят и уходят, а познание мира будет продолжаться, пока существует человечество как таковое. Однако же, патриотическая струнка весьма сильна у абсолютного большинства, и почему, вы смеетесь над «Сколвусом-поляком» в первую очередь потому, что для вас самих Польша — это в лучшем случае место, где приятно провести отпуск, а в худшем — и вовсе малопонятный рисунок на карте.

Будьте честны с собой, если бы вместо «Яна из Кельно» речь шла об «Иване из Коломны» ситуация могла быть совсем иной. И посему, если вы не желаете в один прекрасный момент превратиться в барана на веревочке, которого тянет в любую желаемую сторону любой речистый мошенник или фанатик (да простится автору столь резкое высказывание!), придется хочешь-не хочешь научиться собирать волю в кулак, и прежде всего включить разум и критичность взрослого человека. Посему, начнем.

Для начала, стоит еще раз обратить внимание, что те немногие источники, которые упоминают загадочного Сколвуса, именуют его 1) датчанином 2) норвежцем и только в последнюю очередь 3) поляком. Посему, приступая к подобной работе, потенциальный исследователь должен был одну за другой исследовать все три возможности, и аргументировано отвергнуть две из них, оставив «польскую» версию единственной на основе неких доказательств и фактов. Однако же, г-н Лелевел попросту замалчивает первые две возможности, непосредственно обращаясь исключительно к той, которая ему интересна и близка. Это и есть часть от целого: замалчивание и бездоказательное игнорирование того, что не желает укладываться в заранее облюбованную теорию. Повторюсь, в данном конкретном случае мы, скорее всего, имеем дело с самоослеплением автора, настолько увлеченного своей идеей, что в какой-то момент он попросту перестал замечать какие-либо иные варианты. Подобное умолчание в теории научного спора именуется обычно «внешним» — то есть для того, чтобы уличить в нем автора, недостаточно прочесть его собственный опус (где все шероховатости, попросту не указываются), но поднять дополнительную литературу по интересующему вопросу, желательно произведения оппонентов и критиков.

Однако, примем сейчас авторские правила игры, и согласимся с его польским происхождением. Однако, даже при подходе «а может быть», у нас немедленно возникают не одна, а несколько возможностей. Собственно, почему, наш гипотетический Ян должен быть из Кельно? А почему не из Ковно (современного Каунаса, в те времена — городе в дружественном Польше Великом княжестве Литовском?) — при Ягеллонах там было очень немало поляков. А почему не из германского Кельна, благо этот город также входил в ганзейский союз! В данном случае, мы имеем замалчивание «внутреннее»: возможности, которые неизбежно исходят из собственных посылок автора, но при этом благополучно игнорируются.

Ну а что касается «Яна Школьного» — это и вовсе смешно. Университеты тогдашнего времени готовили исключительно медиков, священников или юристов, но никак не моряков. Семья Colno, которую наш автор силится сделать «доказательством» своей гипотезы (как видно, и сам понимая ее шаткость) тоже ни о чем не говорит. Во-первых, совершенно неизвестно, был ли в ней некий «Ян» нужного нам возраста, штурман дальнего плавания, во-вторых, столь же неочевидно, что речь не идет просто об однофамильцах.

Посему, суммируя выводы Лелевела, мы получаем следующее. Предположим, что Сколвус реально существовал. Предположим, что он был поляком родом из г. Кельно. Опять же, предположим, что семейство Colno в самом деле относится к нашему герою, а не является попросту однофамильцами. Также предположим, что гипотетический отпрыск этого семейства по какой-то неведомой причине закончил университет, и что «Ян Школьный» и наш герой — одно и то же лицо. И наконец предположим, что он доплыл именно до Лабрадора, а не до гренландских колоний, и самое главное — опередил в этом Колумба. На этом поставим точку, читатель. Делайте выводы сами.

Португалец, сделавший то же самое

Секретность и слухи

Лиссабон, 1 ноября 1755 года. День начинался как обычно — в церквах весело звонили колокола, приветствуя наступление Собора Всех Святых. Празднично одетые горожане, отстояв раннюю заутреню, спешила на рынок или на площади, женщины хлопотали у печей. Как говорится, «ничего не предвещало», когда в 9 часов 20 минут утра город содрогнулся от первого толчка одного из самых страшных землетрясений в истории Нового Времени. Собственно толчки продолжались по разным расчетам от трех до шести минут, центр столицы оторвало от окраин огромными трещинами пятиметровой ширины. В порту видели как море неожиданно отступило назад, обнажив прибрежную часть своего дна, после чего на город обрушилось многометровое цунами. Разрушения были страшны, счет жертв также шел на тысячи; те, кто сумел выскочить из обрушившихся зданий накрыло гигантской волной, и наконец, дело завершил страшный пожар, довершивший практически полное уничтожение португальской столицы.

В одном из возникших разломов исчез королевский дворец, и вместе с ним навсегда погиб огромнейший португальский морской архив, где хранились, в частности, отчеты Васко да Гамы, а также многочисленные древние карты и лоции. И вместе с тем родилась и упорно не желает уступать свои позиции легенда, что в этом же архиве тщательно прятался от чужих глаз документ, рассказывающий об открытии Америки португальцами за двадцать лет до Колумба. Строго говоря, так называемую гипотезу о «португальской политике секретности» или «политике замалчивания» (порт. politica de mistèrio, politica de sigilo) придал окончательный вид португальский же исследователь Жайме Кортесао, выпустив соответствующую книгу в 1924 году.

Вполне справедливо указывая, что до нашего времени от Эпохи Великих Исторических открытий дошло весьма скромное количество документов (в частности, пропали бесследно записи Христофора Колумба, оставив после себя лишь отрывочную хронику первого путешествия). Так же бесследно сгинули отчеты Джона Кабота о его путешествиях в Северную Америку, в 1497 году и отчет Бартоломеу Диаша об открытии Мыса Доброй Надежды (1487 год). Базируясь на этих — давно известных данных, дон Кортесао, однако, позволил себе пойти еще дальше, доказывая, будто «Гвинейская хроника» Гомеша Азурары, еще одного португальского первопроходца тех времен, якобы несет на себе следы многочисленных подчисток и цензурных ножниц. Кроме того, в качестве дополнительного доказательством своей гипотезы исследователь приводит сетования Жоао де Барруша, ученого-историка, жившего собственно в XVI веке, который уже в те времена жаловался на досадные пробелы и бесследное исчезновение некоторых документов.

Строго говоря, во всех этих сведениях не было ничего нового, однако же Кортесао взглянул на них с достаточно неожиданной точки зрения, полагая, будто речь шла о сознательном сокрытии и фальсификации данных в интересах португальской короны. Как видите, дорогой читатель, известный академик, ратующий за беспамятство целых народов и повальную фальсификацию исторических источников — не более чем жалкий плагиатор. Его куда менее прославленному предшественнику даже виделся в главный «злодей» всей этой истории: собственной персоной личный секретарь короля Жоао II Руй дe Пина. По мнению нашего автора, маниакальная подозрительность королевского секретаря и ничто более выступило причиной подделок, подчисток, а то и вовсе исчезновения в секретных анналах дворца самых ценных и неожиданных документов, которые затем (сколь о том можно судить) уже окончательно были потеряны во время великого землетрясения 1755 года. Фантазия дона Кортесао, надо сказать, была весьма смелой: по его мнению, плаванию Васко да Гама в Индию предшествовала целая плеяда капитанов, чьи имена из-за политики секретности исчезли уже навсегда, что португальцы умели вычислять географическую долготу (официально считается, что хронометр, без применения которого исчисление долготы невозможно, появился на три столетия позднее); кроме того, в первой половине XV века португальцы как минимум трижды успели посетить Американский континент… и т. д.

Семена упали на вполне подготовленную почву, начало ХХ века было настоящим раем для «патриотических теорий» всех родов и видов. Первым вслед за братом гипотезу о «замалчивании» с готовностью подхватил Армандо Кортесао, вслед за ним еще несколько ученых, к примеру, Гаго Куриньо, и что особенно любопытно — англичане Престейдж и Кимбл. Патриотическая лихорадка дошла до того, что на Проспекте Свободы (Avenida de Liberdade) в португальской столице появилась, и благополучно сохраняется до сих пор мозаичная надпись: «Открытие Америки в 1472 году, Жоао Важ Корте-Реал — первооткрыватель Америки». Автора этих строк не покидает мысль, что в скором времени едва ли не в каждой стране Старого Света будет стоять памятник собственному «первооткрывателю» Америки, чьи лавры нагло похитил выскочка Колумб. Увлечение теориями подобного сорта достигло своего апогея в 30-х годах прошлого века, а затем неумолимо пошло на спад, переводя их авторов в разряд фантазеров и маргиналов.

Что говорит на подобную тему современная наука? Для начала, дорогой читатель, стоит вспомнить давно известный тезис, что «не следует пытаться искать злой умысел в том, что может быть объяснено простой глупостью или легкомыслием», так как обратное с неизбежностью порождает «теории заговора» всех родов и видов, и в данном случае мы, судя по всему, имеем удовольствие лицезреть одну из них. Для начала стоит максимально прояснить ситуацию. Итак, в разные эпохи и в разных странах исчезло в никуда великое множество документов. Часть подобных исчезновений произошла по вине пожаров, войн и прочих катастроф, которыми, к сожалению, была весьма богата история Европы. В частности, во время Второй Мировой бомбы и фугасы, попадавшие в архивы, которые по разным причинам не успели эвакуировать, погубили великое множество документов всех эпох и народов, однако, видеть в подобном некий особый умысел вряд ли возможно. Часть подобных исчезновений в самом деле связана с уничтожением или сокрытием документов, могущим представлять опасность, или наоборот — исключительную выгоду для власть предержащих. Что касается Португалии, в самом деле известно, что в 1504 году король Мануэл I официально запретил изображать на картах и глобусах южную оконечность Африки, конечно же для того, чтобы сохранить исключительно за Португалией путь в «страну ароматов» (Индию и Молукки).

Именно в этом, дорогой читатель, и есть камень преткновения — любое «замалчивание» должно иметь ясную и доказуемую выгоду и опираться на строгие документальные свидетельства. В противном случае мы имеем очередное «а может», с образчиками которого мы уже не раз встречались на этих страницах. Противники «теории замалчивания» вполне резонно указывают, что сведения о португальских плаваниях в Индию были прекрасно известны венецианцам, Фердинанду ван Олмену во Фландрии и даже самому Колумбу. Так о каком замалчивании имен первооткрывателей может идти речь? Более того, как мы уже видели, в португальских путешествиях порой принимали участие иностранцы, возвращавшиеся затем к своим дворам, и посему, проконтролировать и навязать им «молчание» было практически невозможно.

Любопытно, что на все доводы, что никаких документальных подтверждений о существовании «политики секретности» не найдено до сих пор, ее адепты отвечают исключительно оригинальным способом, возводя нужду в добродетель, что-де сама секретность не позволяла подобным документам появиться и дойти до наших дней. Однако же, подобное словоблудие опровергается уже тем, что любая «секретность», какой бы она ни была — повторимся — есть не самоцель, но только средство для достижения целей власть предержащих. Но в том виде, в котором ее пытаются преподать нам дон Кортесао и его приверженцы, она превращается в «секретность ради нее самой», в полном противоречии с интересами португальской короны. Посудите сами: если в самом деле предположить, что португальцы знали о существовании Американского континента уже в середине XV века, почему они ни единым словом не попытались помешать папскому разделу планеты, отдавшему большую часть Америки во владение испанской короне? Неужели «секретность» была дороже земель, чье богатство (как мы увидим по следующему разделу) якобы уже была полностью очевидна для Португалии?… Внятного ответа, как вы понимаете, добиться не удалось, и потому соответствующая теория давно и надежно перекочевала на задворки науки, где в настоящее время ее поддерживают буквально единицы. И все же, остановимся на «португальском открытии Америки» несколько подробнее.

Первооткрыватель Тресковой Земли

Надо сказать, что в отличие от полу- или целиком мифического «Сколвуса», в существовании человека по имени Жоао Важ де Корте-Реал сомневаться не приходится. Более того, на карте оставили свои имена двое его сыновей — Гашпар и Мигел, сложившие свои головы в поисках Северо-Западного прохода.

Сколь о том можно судить, это было семейство французского, или точнее — бургундского происхождения. Далекий предок нашего героя, перебравшийся в Португалию, происходил из младшей (или, скорее всего, побочной ветви герцогов Бургундских) и носил вполне французскую фамилию де ла Кост, в Португалии ожидаемо превратившуюся в «да Кошта». Первым, надежно установленным предком Корте-Реалов был, по-видимому, Раймонд де ла Кост, присоединившийся в свое время к Крестовому походу, целью которого было «освобождение Лиссабона от власти мавров». Таким образом, появление в Португалии этого нового дворянского семейства можно с достаточной уверенностью датировать серединой XII века. Несколько позднее свой след в истории оставил Васко Аннеш да Кошта «весьма уважаемый в г. Тавира», и активный сторонник будущего короля Жоао I, в качестве которого он обратил на себя внимание Фернао Лопеша — одного из крупнейших хронистов своего времена.

Как видно, своим верным и долгосрочным служением Васко Аннеш сумел добыть для себя и своего потомства некую придворную должность — пусть не слишком высокую, но составлявшую предмет немалой гордости, так как его старший сын с гордостью присоединил к своей фамилии «де Корте-Реал», то есть «принадлежащий к королевскому двору». В чем состояла в точности услуга, оказанная этим семейством королям Жоао I и Дуарте в точности неизвестна, так как документы времени в достаточной мере расходятся между собой касательно этого вопроса. Так Шавьер Тавареш полагает, будто фамилия эта имела причиной своего появления дружбу и доверие, которое испытывал к старшему сыну Васко Аннеша (тезке своего отца) король Дуарте; и также широкое гостеприимство, которое молодой Васко Аннеш имел привычку оказывать придворным и самому королю. Со своей стороны специалист по генеалогии Антониу де Виллашбоаш полагает, что фамилия эта стала одной из наград, полученной соответствующим персонажем за победу над двенадцатью английскими рыцарями «на турнире, воспетом Камоэнсом». И наконец Гашпар Фрутоуза, автор о котором у нас в скором времени пойдет речь, прославившийся своим буйным воображением и утверждениями, скорее пышными, нежели соответствующими истине, полагает, будто король дал своему любимцу подобное прозвище, чтобы подчеркнуть что «вне его присутствия двор не может быть королевским в полной мере».

Кроме того, молодой Васко Аннеш сумел отличиться при штурме Сеуты, одним из первых ворвавшись в осажденный город, за что получил от короля еще одну в высшей степени почетную награду: право изобразить на своем гербе руку с золоченым копьем, увенчанным серебряным флажком.

Именно этот, без сомнения, выдающийся персонаж, стал отцом Жоао де Корте-Реала, о котором у нас и пойдет речь. К сожалению, об этом персонаже, в отличие от его собственного отца и затем двоих сыновей, мы знаем куда меньше. Генри Гэррис, английский исследователь, пытавшийся по крупицам восстановить биографию нашего героя, характеризует его как человека «жадного, жестокого и несправедливого», руководствуясь в этом материалами судебных приговоров, которые данный персонаж выносил в преклонные годы на данной ему в управление части португальской Терсейры. Впрочем, для своего времени, возможно, характер этого флибустьера и одновременно — обладателя немалых придворных должностей, не представлял собой чего-то из ряда вон выходящего. Известно, что Корте-Реал старший был Великим Кастеляном при особеФернанду, герцога де Визеу, инфанта португальского двора, занимался крупной торговлей и сельским хозяйством, жертвовал немалые суммы на благотворительность, сумел умыкнуть из семьи и увезти прочь из ее родной Галисии прелестную Марию де Албарка, ставшую затем его супругой, как было уже сказано, управлял в качестве вице-короля половиной острова Терсейра, а позднее - островом Сан-Жоржи, и к старости сумел сколотить очень и очень немалое состояние, перешедшее по наследству к его сыновьям, таким же обладателям авантюрного и бесстрашного нрава.

Древние египтяне в Америке

***

Но всех перещеголял некий Харольд Гледвин, додумавшийся до того, что индейские цивилизации начались с посещения Америки без вести пропавшим флотом Неарха, флотоводца Александра Македонского, которому неведомым способом удалось пересечь Тихий океан. Теория звучала настолько нелепо, что даже современники задавались вопросом, не пытается ли достопочтенный Гледвин попросту разыграть научное сообщество, выставив ученых мужей дураками. Ответа на этот вопрос не существует до сих пор[27][28].

http://books.google.ca/books?id=bJouAAAAYAAJ&pg=PP7&lpg=PP7&dq=Historical+researches+on+the+conquest+of+Peru,+Mexico,+Bogota,+Natchez,+and+Talomeco+in+the+thirteenth+century+by+the+Mongols,+accompanied+with+elephants&source=bl&ots=y7MqIrcHHB&sig=8QCC66o2GOQ8wBBlVs89EydSoeU&hl=fr&sa=X&ei=vzpwUrfbNdCuyAGv_YGABA&ved=0CDUQ6AEwAQ#v=onepage&q=Historical%20researches%20on%20the%20conquest%20of%20Peru%2C%20Mexico%2C%20Bogota%2C%20Natchez%2C%20and%20Talomeco%20in%20the%20thirteenth%20century%20by%20the%20Mongols%2C%20accompanied%20with%20elephants&f=false

https://books.google.ca/books?id=VwUVCwAAQBAJ&pg=PA34&dq=%22We+are+sons+of+Canaan+from+Sidon%22&hl=fr&source=gbs_toc_r&cad=4#v=onepage&q&f=false

http://books.google.ca/books?id=9hs7AAAAYAAJ&pg=PA184&dq=indians+from+Atlantis&hl=fr&sa=X&ei=Bz1wUpvCH_PlyAGLpoCwDw&ved=0CG8Q6AEwCA#v=onepage&q=Atlantis%20indians&f=false

http://books.google.ca/books?id=7RGlz9a4wVYC&pg=PA24&dq=basques+discover+america&hl=fr&sa=X&ei=Bk5wUsuFG6SHygHU2YGACA&ved=0CEcQ6AEwAw#v=onepage&q=basques%20discover%20america&f=false

Who first discovered America? : a critique of writings on Pre-Columbian voyages

Pre-Columbian Trans-Oceanic Contact

http://books.google.ca/books?id=vMXH7aV5BXUC&pg=PA345&dq=scythians+discovered+America&hl=fr&sa=X&ei=pmRwUsr5CcviyAGx7YCYBA&ved=0CFEQ6AEwBA#v=onepage&q=scythians&f=false

http://www.obrasraras.museunacional.ufrj.br/o/0040/0040.pdf

https://books.google.ca/books?id=P7tfAAAAcAAJ&pg=PA26&dq=American+indians+%22Trojan+war%22&hl=fr&sa=X&ved=0ahUKEwj8vL-ipeLLAhWMtYMKHXEqAfsQ6AEIJDAB#v=onepage&q=American%20indians%20%22Trojan%20war%22&f=false

https://books.google.ca/books?id=n1xjAAAAMAAJ&pg=PA168&dq=hunns+in+America&hl=en&sa=X&ved=0CCQQ6AEwAWoVChMIyJOuxIyByAIVR3ySCh2nZgmg#v=onepage&q=hunns%20in%20America&f=false

https://books.google.ca/books?id=GhnjmZpSLwAC&pg=PA3&dq=origins+of+indians&hl=fr&sa=X&ved=0ahUKEwjL5ZOduuLLAhUGkIMKHaC-ACoQ6AEIJzAA#v=onepage&q=origins%20of%20indians&f=false

http://supinscr-pedra-gavea.blogspot.ca/2013/08/joaquim-alves-da-costa-freitas-e.html

https://books.google.ca/books?id=Lp6Gbr5kyqYC&pg=PA211&lpg=PA211&dq=piedra+de+parahyba&source=bl&ots=CZ9EjDXI3_&sig=ZSGc_NYgYYp3OQ283eshq2hqQfY&hl=fr&sa=X&ved=0ahUKEwipn6Kvo4jaAhUKIqwKHbfCCssQ6AEITzAN#v=onepage&q=piedra%20de%20parahyba&f=false

The first Americans : race, evolution, and the origin of native Americans

Indians in the Americas : the untold story

Первые ответы и первые находки

Развитие дарвиновской теории, раз и навсегда опровергнув мнение об индейцах как о «животных», неполноценных существах и т. д. со всей строгостью доказала, что они происходят от того же африканского предка, что и население прочих частей Земного шара. Дополнительным подтверждением тому служат генетические исследования Нового времени, о которых мы еще поговорим. Итак, предки индейцев, как и предки европейцев и прочих народов, начали свой путь к новой родине из Северной Африке. Но как и главное, каким образом они оказались на американской земле? Забегая вперед, скажем, что современная наука по-прежнему не может однозначно ответить на этот вопрос. Однако, части головоломки постепенно складываются вместе, и кто знает — быть может, в скором времени в давнем споре будет наконец поставлена окончательная точка?

Великие открытия зачастую обязаны своим происхождением случаю. Так произошло и в этот раз. Все началось в 1908 году, когда в окрестностях городка Фолсом (штат Нью-Мексико) в самом конце лета разразилась жестокая гроза. Потоки воды и града обрушились на плоские базальтовые холмы и каньоны, которыми изобилует местный пейзаж, и размыли давно высохшее русло ручья, у местных фермеров носившего название Wild Horse Arroyo (Ручей Дикой Лошади). На следующий день один из работников ближайшего ранчо, Джордж МакДжанкин, сгоняя в кучу перепуганных овец, неожиданно наткнулся на торчащие прямо из земли огромные кости. Они чем-то напоминали прекрасно ему знакомые скелеты быков, но по размеру превосходили все, виденное им когда-либо!

МакДжанкину даже в голову не пришло молчать о своей находке, наоборот, он готов был рассказать любому, кто желал его слушать, что в русле пересохшего ручья погребен гигантский бизон, а может быть и не один! Неизвестно, как отнеслись к находке местные фермеры, но слухи об огромном бизоне стали распространяться, пока наконец, не дошли до ушей работников Музея Естественной Истории, принадлежащего Колорадскому университету. В 1926 году к бизоньим останкам была организована экспедиция. МакДжанкин к тому времени уже умер, но в живых оставались его друзья, прекрасно помнившие место находки. Искать также не пришлось слишком долго — огромные кости продолжали как и ранее торчать из-под земли. К великому счастью для исследователей, туристов, всегда готовых захватить с собой кусочек «на память» в тех местах еще не было, «черных археологов» столь же к счастью, интересует исключительно золото, искать которое среди бизоньих костей было занятием явно бессмысленным.

Раскопки в русле пересохшего ручья растянулись на три года. Сделанные находки не ограничились окаменелыми костями, в которых археологи без труда узнали останки гигантского бизона, вымершего около 10 тыс. лет назад. В ребрах животного застрял наконечник каменного копья. Более того, наконечник этот имел форму совершенно незнакомую исследователям: боковые оконечности камня были покрыты сетью желобков, в то время как центральная часть оставалась гладкой. Забегая вперед, мы можем сказать, что таким образом, совершенно неожиданно для себя американские археологи открыли первую из культур каменного века. По имени все того же, близлежащего городка она получила имя — Фолсом.

Просвещенная европейская наука, в ответ на заявление коллег из колорадского университета, ответила единодушным хором: Ерунда! В самом деле, тогда, в начале ХХ веке общепринятой была точка зрения, что переселение на американский континент произошло уже достаточно поздно, и достигла его высокоразвитая человеческая общность. Посудите сами. Европейцы смогли добраться до американского континента уже имея в своем распоряжении корабли, компасы и опытных моряков. Да и в момент открытия Америки ее население состояло отнюдь не из примитивных дикарей. У мезоамериканских индейцев были высокоразвитые цивилизации, не уступавшие по своей мощи Древнему Риму или империи Македонского. Более примитивные племена Северной Америки все же строили деревни, выращивали кукурузу и умели плавить металлы. Никто не ходил голым, и не бегал за бизоном с каменным топором.

Однако, с фактами не поспоришь. После небольшой борьбы, споров и несогласий, около 1928 года возобладало мнение, что ископаемый бизон был убит первопроходцами американского континента, около 10 тыс. лет назад. Но судьба, словно не желая, чтобы специалисты по американской археологии вздумали почить на лаврах, подбросила очередную, не менее сенсационную находку. Четырьмя годами позднее, очередная летняя гроза размыла до основания железнодорожную дамбу в районе городка Милликен (Колорадо). Фрэнк Гарнер, бригадир обходчиков, состявший на службе у железнодорожной комании Юнион Пасифик осматривал поврежденную часть полотна, пытаясь составить себе представление о степени размыва, когда наткнулся на очередное кладбище гигантских костей, причем таких, по сравнению с которыми останки фолсомовского бизона казались скромными и маленькими. Это был костяк мамонта, причем, как и в прошлый раз, в груде костей нашлись заточенные с двух сторон наконечники стрел и копий. В отличие от малограмотного МакДжанкина, обходчик немедленно понял, насколько важной для науки может оказаться его находка, и тут же дал о ней знать о. Конраду Билджери, в то время работавшему в Колледже Реджис (Денверский Университет)[29]. Так была открыта культура Кловис, которую также не мудрствуя лукаво, назвали по имени близлежащего городка. Вплоть до настоящего времени принято считать, что именно она сохранила память о первопроходцах американского континента. Культура Кловис датируется временем около 13 тыс. лет назад. Именно с нее мы начнем[30].

https://books.google.ca/books?id=Obgdz8auwkMC&pg=PA7&dq=pre-columbian+travels+to+America&hl=fr&sa=X&ved=0ahUKEwi3jPDRx4TMAhXhnYMKHUVwD64Q6AEINTAB#v=onepage&q=pre-columbian%20travels%20to%20America&f=false

Америка 13 тысяч лет назад

http://www.news.wisc.edu/17396

Примечания

  1. Справедливости ради стоит заметить, что Эррера предлагал еще одну теорию, которая подтверждения себе не нашла. По его мнению, Огненная Земля также могла быть соединена с Великим Южным Континентом, а тот в свою очередь - с Вест-Индией, откуда темнокожие поселенцы на утлых лодках и плотах, а то и просто пешком имели возможность перебраться на новые места обитания.
  2. http://www.newadvent.org/cathen/10185a.htm
  3. http://www.jewishencyclopedia.com/articles/13522-shechem
  4. https://en.wikisource.org/wiki/Catholic_Encyclopedia_(1913)/Sichem
  5. https://ru.wikisource.org/wiki/%D0%AD%D0%A1%D0%91%D0%95/%D0%90%D0%BD%D1%82%D0%B8%D0%BF%D0%B0%D1%82%D1%80,_%D0%BE%D1%82%D0%B5%D1%86_%D0%98%D1%80%D0%BE%D0%B4%D0%B0_%D0%92%D0%B5%D0%BB%D0%B8%D0%BA%D0%BE%D0%B3%D0%BE
  6. http://lib.ru/HRISTIAN/KOSIDOWSKIJ/ewandelisty.txt
  7. http://www.eleven.co.il/article/11881
  8. https://en.wikisource.org/wiki/Catholic_Encyclopedia_(1913)/Enrico_Mart%C3%ADn
  9. https://dic.academic.ru/dic.nsf/brokgauz/11954/11986
  10. https://bifea.revues.org/3729?lang=fr
  11. https://archive.org/details/smithsonianmisce1081948smit
  12. http://kuprienko.info/cronistas-de-america-del-sur-de-16-17-siglos-biografias-bibiografia-documentos/14/
  13. http://www.diccionariobiograficoecuador.com/tomos/tomo14/c1.htm
  14. https://books.google.ca/books?id=kRuTAgAAQBAJ&pg=PA46&dq=Diego+Andres+Rocha&hl=fr&sa=X&ved=0ahUKEwiQn_m558vXAhUEh1QKHR5NCh0Q6AEIXjAJ#v=onepage&q=Diego%20Andres%20Rocha&f=false
  15. http://www.brown.edu/Facilities/John_Carter_Brown_Library/exhibitions/peru/peru/ind_tratado_es.php
  16. https://books.google.ca/books?id=kRuTAgAAQBAJ&pg=PA46&dq=Diego+Andres+Rocha&hl=fr&sa=X&ved=0ahUKEwiQn_m558vXAhUEh1QKHR5NCh0Q6AEIXjAJ#v=onepage&q=Diego%20Andres%20Rocha&f=false
  17. https://www.britannica.com/topic/Basque
  18. https://books.google.ca/books?id=3-OoaRxk3q4C&pg=PA5&dq=arab+conquest+of+spain&hl=fr&sa=X&ved=0ahUKEwidwsTIkoDYAhUS84MKHUqGA2k4ChDoAQhJMAU#v=onepage&q=arab%20conquest%20of%20spain&f=false
  19. http://ec-dejavu.ru/s/Scythian.html
  20. https://www.jstor.org/stable/10.3138/9781442670846
  21. http://dbe.rah.es/biografias/36062/andres-gonzalez-de-barcia
  22. Водрузили (этот камень)… сидонцы и ханаанеяне… из царского города (имя города?) отправились торговать … без… моими (руками?) избрали сухую и гористую землю… боги и богини… в десять-и-девятый (девятнадцатый) год могучего царя нашего Хирама отплыли из Ационгебер в Красном море… люди поднялись… осталось десять кораблей… оставались вместе в море… в течение двух лет вокруг земли Египетской… были разделены… избран командующим (кормщиком?) … удалились прочь от своих товарищей… прибыли сюда десять и двое (двенадцать) мужчин и три женщины которые… на незнакомый берег… я, несчастный Метуастарт (могучий жрец Астарты)… захвачен(а)… Да сжалятся надо мной богини и боги.
  23. https://en.wikisource.org/wiki/American_Medical_Biographies/Barton,_Benjamin_Smith.
  24. https://en.natmus.dk/historical-knowledge/denmark/prehistoric-period-until-1050-ad/the-neolithic-period/the-megalithic-tombs-of-the-stone-age/.
  25. Работа Олафа Магнуса Opera Breve сохранилась лишь в одной итальянской и одной немецкой копии. О компасе говорится только в немецком переводе (ain pley compast)
  26. https://books.google.ca/books?id=iHOxBgAAQBAJ&pg=PT49&lpg=PT49&dq=Joachim+Lelewel+Scolvus&source=bl&ots=1tmWCr0wZH&sig=ACfU3U3D3tWR919PAaTxeQlPXbvuZGLZ1Q&hl=en&sa=X&ved=2ahUKEwip48qr1K_gAhWpq1kKHaeaCCIQ6AEwDXoECAgQAQ#v=onepage&q=Joachim%20Lelewel%20Scolvus&f=false
  27. http://books.google.ca/books?id=l2BrqdFg5AkC&pg=PT88&dq=alexander's+fleet+theory+Gladwin&hl=fr&sa=X&ei=jAprUu3wDeGbygGu_oGYAQ&ved=0CD8Q6AEwAg#v=onepage&q=Solutrean&f=false
  28. http://www.e-reading.biz/chapter.php/126294/52/Kondratov_-_Zagadki_Velikogo_okeana.html
  29. В настоящее время это кладбище мамонтов известно под именем Дент.
  30. http://historylib.org/historybooks/Galina-Gavrilovna-Ershova_Drevnyaya-Amerika-polet-vo-vremeni-i-prostranstve--Severnaya-Amerika--YUzhnaya-Amerika/

197px-Red copyright.svg.png © Konstantin Karepin (text). All rights reserved. / © Константин Карепин (раздел «Татары в Новом Свете»). Все права сохранены.


Личные инструменты